Аннотация: О том, как экономика реального социализма влияла и влияет на образ коммунизма в литературных произведениях
О "неестественности" коммунизмана примере коммунистических утопий советского и постсоветского периода
Коммунистические утопии пишутся уже несколько веков, если не тысячелетий. Вряд ли книга Мора, давшая название жанру, была первой. Писались они во времена самого дикого капитализма, писались в "стране победившего социализма", по официально навязываемому мнению, идущей к этому самому коммунизму. Писались и на западе во времена противостояния двух систем.
Пишутся "как ни странно", и сейчас, когда СССР уже стал историей, пусть и недавней, до сих пор вызывающей споры, переходящие в холивары. Разве что нынешние описания коммунистического будущего зачастую лишены прежнего оптимизма и упований на всеобщее счастье. Впрочем, сколько авторов, столько и коммунистических утопий. У каждого - своя.
Однако при всей разнице в видении коммунистического "завтра", бросается в глаза, однако, одна общая черта присущая всем подобным "проектам будущего". Которая парадоксальным образом сближает подобного рода "мечтателей" с их антагонистами-антикоммунистами.
А именно - постоянно прорывающаяся, вопреки всем стараниям творцов "утопий", подспудная мысль о какой-то неестественности коммунизма, его несоответствии человеческой природе.
Но если для антикоммунистов и буржуазно мыслящих представление о противности коммунизма человеческой природе является одним из важных элементов их мировоззрения, то для пишущих коммунистические "утопии" дело обстоит наоборот - подспудно прорывающаяся сия "крамольная" мысль нарушает целостность мировоззрения, приводя к многочисленным дефектам "дворцов из стекла и алюминия". Разумеется, подобное наблюдается, если автор хотя бы немного думает о том, что он пишет, и честен хотя бы перед самим собой.
Отсюда и получаются то ефремовские биороботы проекта "Коммунар", то "Высокая теория воспитания" "Мира Полдня", где каждый десятый занимается воспитанием детей в интернатах.
Вторая идея, присутствующая во многих коммунистических "утопиях" - это противопоставление "низменного" потребления материальных благ и "высоких" целей всестороннего развития человека, совершенствования морали, познания мира и прочего. И если производству внимание уделяется хотя бы "постольку, поскольку", то потребление или полностью оставлено без внимания, или упоминается глухо и вскользь, или же читателя пичкают проповедями о "разумных потребностях" и т.д.
Разумеется, речь в этой статье идёт именно о коммунистических утопиях, а не об имперских мечтаниях в сталинистской обёртке. Всевозможные писания о спасённом и всех "ногебающем" СССР - за скобками данной статьи. Вместе с прочими фантазиями на тему того, как Россия занимает место главного империалистического хищника вместо США или Англии.
Откуда же прорываются на страницы литературных произведений эти два неизменных атрибута коммунистических "утопий"? Вряд ли из мира "чистых идей" или каких-нибудь иных оторванных от нашего грубого материального мира эмпирий.
Если тщательно покопаться, то у любого продукта человеческой мысленной деятельности, сколь бы на первый взгляд он ни был оторван от реальности, можно найти вполне земные и материальные корни. Так что и характерные для изображений коммунизма "неестественность", и пренебрежение прозой потребления следует искать в тех наличных условиях, в которых творцы находятся или кои, как минимум, могут или могли наблюдать.
Многие века реальная основа, от которой отталкивались авторы всевозможных "систем справедливого общественного устройства", носила, так сказать, отрицательный характер: главным побудительным мотивом, порождающим одну за другой утопии разного плана, выступало постоянное и неисчезающее противоречие между человеческим стремлением к счастью и гармоничному развитию личности с одной стороны и "нечеловеческими", скотскими условиями в каковых пребывало подавляющее большинство людей на протяжении всей истории классовых обществ. А "идеальные и справедливые" системы устройства общества были способом преодоления, хотя бы "в головах", реально существующего противоречия. И, соответственно, утопии менялись от эпохи к эпохе: от "трёх рабов каждому" до освобождения человека от труда с помощью техники.
В 1917 году же произошло эпохальное событие: "проект" справедливого и гармоничного общества начал претворятся в жизнь на 1/6 поверхности земной суши. В предыдущие времена мечтания угнетённых масс о мире всеобщего равенства и братства то и дело находили практическое выражение в разного рода экспериментах по организации уравнительно-коммунистических общин. Но, как правило, точку в подобных попытках ставило внешнее окружение, либотопя реализаторов "царств божьих на Земле" и "утопий" в их собственной крови, либо же разлагая коммуны чисто экономически. В этот же раз подобного рода общество устояло перед всеми попытками разрушить его извне.
Таким образом, у описывающих коммунистическое "завтра", перед глазами появился реальный пример - Советский Союз. Но в отличие от литературных утопий, в которых святым авторским произволом устранены все недостатки, реально существующее социалистическое общество было полно противоречий и конфликтов.
Опыт СССР с одной стороны породил вал "антикоммунистических" антиутопий, а с другой - новых утопий, в которых "преодолевался" не только капитализм, но и "отдельные недостатки" реального социализма.
Причём, несмотря на абсолютную противоположность взглядов Оруэлла с Замятиным и Ефремова со Стругацкими на будущее реально существовавшего в тот момент социалистического общества есть у них одно общее. А именно односторонность - первые берут и экстраполируют в будущее отрицательные стороны СССР, а вторые, наоборот, положительные.
Грубо говоря, значительная часть коммунистических утопий советской и пост-советской эпох - это попытки моделирования идеального общества на основе реального СССР. Причём, как правило, коммунистическое будущее лишено его минусов, но обладает всеми плюсами, зачастую в превосходной степени.
Каковы же те минусы социализма советского образца, которые создатели новых утопий хотели отбросить? Если попробовать суммировать, то, пожалуй, выделяются следующие моменты, в которых приземлённая реальность СССР существенно расходилась с радужными картинами светлого будущего.
Во-первых, формирование нового человека, творца и универсального работника затягивалось. Равно как не складывалось что-то с новой моралью и всеобщим братством.
Во-вторых, не претворён в жизнь принцип "от каждого по способностям - каждому по потребностям" (или хотя бы - "по труду"). Да и вообще, по части удовлетворения материальных потребностей "реальный социализм" не шёл ни в какое сравнение не то что с обещаемым коммунизмом, но даже и с проклятым капитализмом.
В-третьих, не преодолено отчуждение труда, его бессмысленность и тягостность для рядового трудящегося.
В-четвёртых, никуда в "реальном социализме" не делось разделение общества на "высших" и "низших". Уделом последних как раз и оставался труд в производстве материальных ценностей.
Это как раз то, обо что спотыкается глаз, всякого, кто смотрит на социализм образца СССР - хоть "изнутри", хоть "снаружи". Ну и, разумеется, порождает либо неприятие коммунизма "вообще", либо желание "подфотошопить картинку". С соответствующими мировоззренческими обоснованиями.
Казалось бы, Маркс с Энгельсом, более чем полтора века назад дали вполне себе научное обоснование коммунизма, выводя его наступление из потребностей развития производительных сил. И соответственно, если советское общество отклоняется от "идеального коммунизма", то нужно просто-напросто искать в советской экономике ту основу, которая делает "реальный советский социализм" "некоммунизмом". Причем "некоммунизмом" даже не в смысле высшей стадии, где "каждому по потребностям", а "некоммунизмом" и в смысле "каждому по труду".
Политэкономический анализ общества (т.е. рассмотрение того, как взаимодействуют производительные силы и производственные отношения) в принципе вполне себе доступен любому, кто готов на некоторое напряжение своего межушного нервного узла. Однако кроме обычных при понимании чужого текста затрат умственных усилий марксистская интерпретация окружающей экономической действительности подразумевает также определённый переворот в сознании: когда на смену расхожим представлениям в категориях товарно-денежных отношений приходит понимание того, чем на самом деле являются деньги, стоимость, товар, труд. Что большинству людей сделать несколько затруднительно. Причём не из-за какой-то их врождённой неспособности увидеть "сущность" за "видимостью явлений", а в силу того, что сознание определяется общественными отношениями, в которые человек включен.
Законы развития общества точно так же объективны и независимы от сознания отдельных людей, как и законы природы. Но если тот факт, например, что Земля вращается вокруг своей оси, а не, наоборот, Солнце движется по небосклону, не подвергается сомнению ни учёными, ни, по большему счёту, обывателями, то относительно закономерностей, по которым развивается общество, такого единства не существует. Скорее наоборот - когда дело касается отношений между людьми, только незначительное меньшинство осознаёт, что и в обществе точно так же не "Солнце плывёт по небу", а "Земля движется вокруг своей оси".
Причин подобного положения дел несколько.
В первую очередь, разумеется - это то, что действие законов социального развития проявляется через определённую деятельность людей, которые "творят историю". При этом зачастую забывается, что творят свою историю человеки, во-первых, в определённых исторических условиях, которые ставят их в узкие рамки объективных возможностей, задаваемые уровнем развития материального производства, а, во-вторых, люди сами являются продуктами тех общественных отношений, в которых формируется их мировоззрение. В результате и без того узкие пределы, в которые свободу воли человека загоняют материальные условия, ещё более суживаются под воздействием уз, налагаемых уровнем образования и усвоенными предрассудками и неверными представлениями об обществе и своей собственной природе.
Однако зачастую, когда люди начинают рассуждать об историческом процесса, они исходят из того, что Хомо Сапиенсы действуют в историческом процессе безо всякой связи с материальными условиями, свободно осуществляя на практике те или иные идеи (например - коммунистическую).
Но к добросовестным заблуждениям, вытекающим из специфического характера общественных законов, присоединяются преднамеренное искажение со стороны "служителей социальных наук" в угоду господствующему классу. Впрочем, трудно провести грань между циничным враньём и наивным заблуждением: ради психологического комфорта и успокоения собственной совести человек зачастую лжёт самому себе, не желая признавать очевидного.
В этом плане буржуазные экономисты, провозглашающие, ради успокоения совести современных буржуа разного калибра, что стоимость создаётся не только трудом, но и капиталом и предпринимательской энергией, ничем не отличаются от советских "политэкономов", писавших в учебниках по "политэкономии социализма", что сохранение товарно-денежных отношений в социалистической (читай - образца СССР) экономике обусловлено необходимостью распределения по труду. Где здесь добросовестное и бездумное перепевание усвоенных догм; где нежелание отступаться от привычной картины, вдалбливание которой в головы граждан к тому же ещё кусок хлеба насущного с маслом и икрой обеспечивает; а где же откровенный цинизм, когда "впариваешь" окружающим то, во что сам не веришь - по большому счёту, с точки зрения формирования тех самых предрассудков, выглядящих наукообразно, особого значения не имеет.
Что же мы получим, если всё сказанное выше применить к советскому "реальному социализму"? С одной стороны, он являлся результатом попытки построить коммунистическое общество. Но, с другой - попытка эта была предпринята в конкретных исторических и экономических условиях. Главным экономическим моментом было сосуществование крупного производства в промышленности и мелкого крестьянского производства в сельском хозяйстве.*
Первое создавало предпосылки для организации планомерного производства, объединяющего крупные промышленные предприятия. А второе потребовало сохранения товарно-денежных отношений, поскольку для мелкого собственника, каким является крестьянин, главная форма экономической связи с другими собственниками - это купля-продажа.
Результатом планомерной организации огосударствлённой крупной промышленности в условиях сохранения товарно-денежных отношений стала специфическая форма этих самых товарно-денежных отношений - система товарного планирования. Которая в считанные годы развилась, укрепилась в государственном секторе настолько, что мелкое крестьянское хозяйство пришло в противоречие с дальнейшим существованием крупного производства, основанного на товарном плане.
Сами по себе товарно-денежные отношения и планомерность противоречат друг другу. В своё время Маркс с Энгельсом одну из предпосылок для построения коммунизма как общества, в котором производство будет вестись без "услуг прославленной стоимости", выводили именно из планомерности, господствующей внутри крупного капиталистического производства. А планомерность в свою очередь является дальнейшим развитием целесообразности, которая присуща человеческому труду "вообще" - человек, приступая к той или иной деятельности, заранее предполагает, каков будет её результат. Можно сказать, что планомерность - это та форма, какую целесообразность принимает уже при коллективном процессе труда, и, тем более, тогда, когда этот коллективный труд выступает в своей непосредственно общественной форме. Однако эта планомерность, существующая внутри отдельного предприятия, постоянно подрывается рыночной стихией, царящей в отношениях между отдельными частными предприятиями. При этом стихийность рынка возрастает по мере развития планомерности в рамках крупного производства. И с точки зрения основоположников марксизма единственный выход из противоречия между планомерностью внутри отдельного предприятия и рыночным хаосом, заполняющим "промежутки" между ними, - это объединение производства в масштабах всего общества в единую "фабрику", между отдельными "цехами" которой не будет никакой купли-продажи. Её заменит технологическая связанность и распределение рабочей силы между различными сферами деятельности в пропорциях, обусловленных структурой производства и потребностями людей.
В "советском" же производстве между отдельными "цехами-предприятими" единой "общественной фабрики" сохранились товарно-денежные отношения. Что само по себе нелепо.
За считанные годы мелкое крестьянское хозяйство, которое и породило систему товарного планирования, пришло в противоречие со своим порождением, что выразилось в ряде кризисов периодов НЭПа. И, в конечном счёте, стал вопрос подчинения миллионов крестьянских хозяйств крупной промышленности.
В принципе крестьянское производство, частично натуральное, частично мелкотоварное, несовместимо с крупным промышленным производством, и в любом случае вставал вопрос о его включении в единый производственный комплекс СССР, безотносительно тех форм, которые это крупное промпроизводство приобрело.
Однако сформировавшаяся в Советском Союзе форма индустриального производства, а именно товарное планирование, обусловила специфические обстоятельства изживания мелкого производства. Результатом стала коллективизация со всеми её негативными сторонами - уничтожением производительных сил, репрессиями против крестьянства, гибелью сотен тысяч людей от голода и превращением вчерашних мелких собственников в полубатраков-полукрепостных.
По злой иронии истории тот класс, чей экономический интерес породил систему товарного планирования, сам же от неё и пострадал в первую очередь.... Впрочем, это не ново - на протяжении тысячелетий крестьянская община была экономической основой для азиатского деспотизма, сама же и страдая от эксплуатации, а также войн и прочих социальных бедствий, этим деспотизмом порождаемых.
Уничтожение крестьянства как класса мелких собственников и объединение десятков миллионов индивидуальных хозяйств в несколько сот тысяч колхозов уничтожило "первопричину" товарного планирования. Чисто теоретически ничто теперь не мешало организовывать бестоварное производство в рамках единой "фабрики" под названием "экономика СССР". Ничто, кроме самой малости...
Товарное планирование, как и любое экономическое отношение, олицетворялось в определённом экономическом классе. В данном случае это был слой партийно-хозяйственной номенклатуры, этакая двухголовая гидра: одна голова директорский корпус, вторая - государственно-партийное чиновничество. И у этого класса появился свой собственный экономический интерес, обособленный от интересов остальных слоёв общества. Причём данный интерес государственного чиновничества толкал его на сохранение и укрепление системы товарного планирования. Именно экономические отношения обуславливали формирование "тоталитарного режима", "административно-командной системы", вели к репрессиям и гонениям в отношении тех или иных групп населения.
Данное состояние экономики и общества сложилось стихийным, "естественным" путём, помимо чьей-то сознательной воли. И уже этим кардинально отличалось от строительства коммунизма как сознательной деятельности по преобразованию общества. Точно так же стихийно происходило политическое укрепление власти государственного чиновничества и возникновение соответствующего идеологического обоснования этого господства "номенклатуры".
А поскольку исходным пунктом, который породил СССР, была попытка построения коммунизма в соответствии с принципами марксизма, то столь же стихийным путём, каким возникла система товарного планирования и соответствующий этой системе господствующий класс, происходила "корректировка" марксизма: постепенно на смену учению об освобождения пролетариата от оков наёмного рабства пришёл набор идеологических догм и постулатов, обосновывающих экономическое господство и политическую власть госчиновничества.
К числу таких "корректировок" относилась и идея о том, что товарно-денежные отношения сохраняются из-за необходимости распределения по труду (несмотря на то, что с помощью денег осуществить это самое распределение по труду невозможно в принципе!). Также постулировалось, что, в общем и целом, советский "реальный социализм" - есть низшая стадия коммунизма. И отдельные недостатки - это издержки молодости общества. А уж на высшей его стадии будет всё как у классиков - от каждого по способностям, каждому по потребностям. Ну и прочее: гармоничное развитие личности, всеобщее братство, искоренение негативных проявлений вроде преступности, эгоизма и т.д. Но а пока, до окончательного наступления коммунизма, извольте потерпеть все эти недостатки, а заодно и наличие чиновников, которые заботятся о народе.
Изменения в идеологии были на первый взгляд очень незначительны - декларируемой целью оставался коммунизм в отдалённой перспективе и забота государственных мужей о благосостоянии трудящихся в настоящем. Причём слово пока ещё не сильно расходилось с делом: при всех "небольших перегибах" и "отдельных недостатках", которые оборачивались трагедиями миллионов "маленьких людей", подавляющая доля изымаемого "прибавочного" продукта шла не на потребление советской "элиты", а на строительство заводов, школ, больниц и т.д.
Все - и государственные чиновники, и директора предприятий, и наёмные рабочие - старались честно выполнять свои функции. Первые - наилучшим образом планировать производство с учётом потребностей трудящихся и возможностей экономики, а затем контролировать выполнение планов. Вторые - наилучшим образом организовывать работу предприятий для выполнения спущенных сверху планов. Третьи - наилучшим образом производить указанную начальством продукцию.
Однако при любой форме товарно-денежных отношений у них существует своя собственная логика. И товарное планирование потихоньку начинает подчинять себе деятельность людей точно так же, как подчиняет себе человека "свободный" капиталистический товар.
Поскольку планирование осуществлялось в денежной форме, в которой стирается индивидуальная полезность производимых товаров, то есть их качественная сторона, то единственным мерилом становится только количественная сторона планируемой стоимости. И в глазах советского чиновничества критерием "качества" работы государства по управлению экономикой становится "количество", то есть возрастание стоимости совокупного общественного продукта.
Точно так же критерием качества работы директора отдельно взятого предприятия становится выполнение спущенных сверху планов по производству "валовой стоимости". А критерием качества работы советского пролетария - соответственно, такая его работа, которая позволит руководству завода выполнить или перевыполнить план.
Сколько бы не декларировалось, что целью производства в СССР является удовлетворение потребностей людей - для директора любого предприятия непосредственной целью было выполнение в первую очередь плана по валовой стоимости. И только во вторую - производство вещей, полезных для населения.
В итоге советская экономика оказывалась в принципе неспособной удовлетворять потребности людей. Практически вся экономическая история СССР - это напряжённая борьба за полезность производства.
Одним из проявлений этой неспособности производить нужное людям был перманентный дефицит то одних, то других товаров при нередко забитых "неликвидами" магазинах. Те же самые причины, что вызывали дефицит товаров, вели к нехватке рабочей силы и следующему из этого отсутствию в СССР безработицы и определённой стабильности положения советских трудящихся, которой могли позавидовать их коллеги в капиталистическом мире. Но подобная "малость", воспринимавшаяся как данность, казалась слабым утешением на фоне очередей, в которых большинство населения проводило часы.
В сравнении с капитализмом, где изобилие товаров достигается как бы "само собой", советское общество, в котором дефицит с трудом удавалось смягчать постоянным напряжением "государственной воли", начинало выглядеть каким-то "неестественным". Несмотря на то, что социализм советского образца столь же естественное общественное образование, как и капитализм, если под "естественностью" понимать то, что он сформировался стихийным, не зависящим от воли людей, путём.
С другой стороны неспособность советского производства в полной мере удовлетворять материальные потребности населения порождало ответную реакцию со стороны как государства, так и части общества: забота о материальном потреблении начинает клеймиться как что-то недостойное настоящего строителя коммунизма, низменному вещизму противопоставляются "нематериальные" интересы - от созидательного труда до творчества и личного самосовершенствования.
Впрочем, декларируемая борьба с "вещизмом" не мешала создавать систему "спецраспределения", призванную решить проблему дефицита для привилегированных слоёв советского общества. Что выглядело просто вопиющим нарушением принципов социальной справедливости и всеобщего равенства, являющихся частью официальной идеологии. При капитализме, по крайней мере, неравенство открыто признаётся, а разные формы буржуазной идеологии только лишь по-разному подходят к этой проблеме: от защиты самого крайнего расслоения до попыток уменьшить (но не уничтожить вовсе!) разрыв в доходах самых бедных и самых богатых.
А среди рядовых советских граждан недостаток товаров породил "блат" и прочие формы "добывания" дефицита, которые зачастую шли вразрез с моральными нормами и официально провозглашаемыми установками на формирование "новой коммунистической личности".
С другой стороны, труд в общественном производстве, сохранивший наёмную форму (подобную капиталистическому наёмному труду), оставался для трудящихся всего лишь тягостной необходимостью.
При капитализме труд рабочего точно так же теряет собственный смысл как целесообразная деятельность по созданию полезных вещей. Для "капиталистического" наёмного работника истинный смысл его трудовой деятельности, то, ради чего он работает - это получение денежной суммы, в которой выражаются материальные (и не только материальные) блага, потребляемые им за пределами завода. При "реальном социализме" наблюдалось практически то же самое. Правда, с двумя "небольшими" поправками.
Во-первых, при капитализме, чтобы собственник-капиталист получил прибыль, продукт принадлежащего ему предприятия должен быть продан, то есть, в конечном счёте, удовлетворять какую-либо потребность. Для советского же директора товар, выходящий из ворот управляемого им завода - в первую очередь часть совокупной стоимости, простой "сгусток труда", овеществлённая затрата рабочего времени. Удовлетворяет ли данный товар потребности людей - дело второе или даже десятое.
Соответственно, "реально-социалистические" наёмные рабочие, поскольку они являются наёмными рабочими, поставленными в определённые условия советского производства, вынуждены были участвовать в производстве не полезных вещей, которые нужны таким же точно наёмным рабочим, в том числе и им самим, а таких товаров, которые позволяли бы администрации предприятия выполнить план по "валу" - а это "две большие разницы". Что в глазах советского пролетария лишало собственный труд даже тех остатков смысла, которыми обладает наёмный труд при капитализме.
Во-вторых, перманентный дефицит (порождаемый, в том числе, и тем, что производилось совсем не то, что нужно людям) вёл к тому, что деньги, полученные за лишающийся смысла труд, было проблематично превратить в предметы потребления. Таким образом, советские рабочие сталкивались с последствиями своей собственной трудовой деятельности уже как потребители.
Что обесценивало труд в общественном производстве не только со стороны его внутреннего содержания, но и с "внешней" - как источника материальных благ.
В итоге постепенно у разных слоёв советского общества формировались свои собственные нормы поведения, можно сказать, варианты неофициальной морали, которая находилась в разительном противоречии с моралью официально провозглашаемой (зато соответствующей экономическим отношениям "реального социализма").
Нарастающее несоответствие между тем, что официально провозглашалось и постоянно озвучивалось на митингах и собраниях, и тем, что граждане думали на самом деле и что говорили "в курилках" и "на кухне", а тем более, как люди поступали - отличительная черта советского реального социализма. До оруэлловского "двоемыслия", конечно, было ещё далеко, но некоторую шизофреничность существованию каждого человека в СССР это придавало. В итоге, само собой складывалось представление о некоей "неестественности", искусственности советского общества.
В принципе, буржуазное общество тоже "неестественное", с точки зрения удовлетворения потребностей людей. Потому как при капитализме производство и потребление, мало того, что разрываются многочисленными и запутанными актами обмена, так ещё и целью капиталистического производства для всех действующих в нём лиц является отнюдь не производство полезных предметов. Для собственника-капиталиста цель, ради которой он вкладывает свои капиталы и руководит предприятием - это получение прибыли. Наёмный работник трудится на капиталиста для того, чтобы получить зарплату, которую он превращает в товары в основном других капиталистов, а не "своего собственного".
А в общем целью производства при капитализме является получение прибавочной стоимости. Причём не просто, какой угодно по размеру, прибавочной стоимости, а такой, которая обеспечит норму прибыли не ниже средней: если вложение капитала в производство не принесёт достаточный процент, то он не найдёт там применения. Капиталисту тогда выгоднее заняться финансовыми спекуляциями, чем организацией реального производства товаров. Как итог - по мере развития капитализма, всё большая доля прибавочной стоимости не находит производительного применения, крутясь в виде разнообразных "ценных бумаг".
С точки зрения развития производительных сил и удовлетворения потребностей членов общества в материальных благах подобная "стерилизация" капитала мало чем отличается от того, что было при советском "реальном социализме". Просто при капитализме часть имеющейся в обществе рабочей силы не находит применения в производстве, пребывая в "праздности нищеты". А в СССР немалая часть труда тратилась на производство либо ненужного, либо того, что входило в производство новых средств производства: грубо говоря, с каждым годом добывалось всё больше угля и нефти, плавилось всё больше металла, чтобы сделать машины, с помощью которых в следующем году добыть ещё больше нефти с углём и выплавить ещё больше стали.
В результате при капитализме становится возможной как парадоксальная "нищета от изобилия", не наблюдавшаяся в прежних, "традиционных" обществах, так и положение, когда благосостояние отдельного человека в очень малой степени зависит от его способностей и трудолюбия, а в большей мере - от случайностей рыночной стихии и умения воспользоваться этим хаосом в своих целях.
Но советское общество, чья экономика удовлетворяла потребности людей ещё хуже, чем капиталистическая, продемонстрировало несколько большую степень "неестественности", чем противник. А разительное несоответствие между идеологией и экономической практикой, моралью официальной и моралью неофициальной только подчёркивало эту "неестественность".
Для обывателей и господ, вставших на чёткие буржуазные позиции, в общем и целом, тема советского "реального социализма" и коммунизма потеряла актуальность с гибелью СССР, а особенно после ухода в прошлое "переходного периода" 90-х годов, когда экономический кризис многих побуждал ностальгировать о временах "застоя".
Тем же, кто по-прежнему полагает, что коммунизм рано или поздно всё же наступит, намного труднее: с одной стороны - реалии СССР и его гибель, с другой - установка на то, что социализм советского образца есть (или был - в зависимости от времени творчества) первая ступень коммунистического общества, с третьей - оптимизм в отношении "высшего", "полного" или "правильного" коммунизма.
И многие находят выход из этого противоречия, постулируя в явной или неявной форме, что современный человек просто ещё "не дозрел" до коммунизма. А дальше уже каждый решает индивидуально, как быть с этой "недозрелостью".
Большинство писателей-фантастов советской поры просто не задумывались об этом, и у них в коммунистическом будущем человечество каким-то образом уже "дозрело".
И.А. Ефремов, смотревший глубже многих, пришёл к выводу, что человеческая природа требует серьёзного изменения. В итоге у него получились, какие-то неестественные, с позиций современного человека, существа. Не зря же героев Ефремова иной раз называют биороботами. По всей видимости, именно понимание того, что подобная эволюция психики не происходит быстро, Иван Антонович отнёс действие "Туманности Андромеды" на целых 2000 лет он нашего времени.
Хотя даже в далёком коммунистическом будущем внимательный читатель может найти некоторые отличительные черты реального советского социализма. Причём не на Тормансе, а на Земле. http://amagnum.livejournal.com/385278.html
Стругацкие (особенно в своих ранних произведениях), в общем, пошли по ефремовскому пути. Не зря же в их книгах постоянно упоминается Высокая теория воспитания и интернаты, через которые проходит подавляющее большинство детей. Правда, Мир Полдня отстоит от нашего времени менее чем на два столетия. Потому люди Полдня более "живые" с точки зрения, как современного человека буржуазного общества, так и жителей СССР. Вдобавок ко всему, авторов интересовали несколько иные вопросы, нежели Ивана Антоновича. Ну и, плюс эволюция взглядов братьев Стругацких, на примере которой можно неплохо изучить развитие кризиса позднего СССР глазами советского интеллигента. Подобного рода исследование само по себе было бы интересно, но изменение мировоззрения Аркадия и Бориса Натановичей в итоге дошло до такой стадии, что их творчество после какого-то момента трудно отнести к "коммунистической" фантастике.
Что до современных коммунистических утопий.... Не претендую на охват всего написанного. Ограничусь только тем, что прочитано лично мной.
Дмитрук http://samlib.ru/d/dmitrjuk_s_b/ упор делает на длительную переделку человеческого материала, видимо подразумевая в качестве дальней цели получение тех же ефремовских "биороботов". Правда, имея перед глазами печальный итог Советского Союза, данный автор более пессимистичен, чем Иван Антонович.
Подход Рубера http://samlib.ru/r/ruber_a/ заставляет вспомнить старый анекдот про два способа решить все проблемы России - первый, фантастический - россияне сами их решат; и второй, реалистический - прилетят инопланетяне и всё сделают за нас. Правда, вместо инопланетян у него ИИ, который после запуска и осознания себя как индивидуальности, проанализировав доступную информацию, принимает сторону "людей труда", помогая устроить новую коммунистическую революцию, а после неё - организовать и развивать производство, всё полнее удовлетворяющее потребности людей.
Наконец, самый оригинальный проект выдвигает Назгул (в миру П.Кучер) http://samlib.ru/k/kucher_p_a/ Сей автор (в отличие от иных прочих творцов утопий, кои мысль о противности коммунизма человеческой природе, выгоняя через парадный вход, украдкой пропускают через чёрный) открыто заявляет, что к коммунизму "способны" от 5 до 15% людей. Типа - такова природа человеков. Логичным (в рамках назгулового взгляда на общество) следствием подобного деления на коммунистических "Агнцов" и некоммунистических "козлищ" становится перманентная война "коммунаров" с внешним окружением.
Все выше рассмотренные авторы исходят в большей или меньшей степени, осознанно или неосознанно, из того же самого пункта официальной советской идеологии - что "реальный социализм" советского образца являлся низшей стадией коммунистического общества. Как бы они от этого не открещивались (например, по мнению Назгула "коммунистический проект" был свёрнут почти сразу же после Октябрьской революции).
Разумеется, в этом случае невозможна и постановка вопроса: "Какие именно моменты в производстве и соответствующем этому производству распределении продукта между членами общества СССР мешали формированию человеческой личности коммунистического общества?"
Вместо этого вопрос ставится в следующей форме: "Что в человеческой природе помешало строительству коммунизма в СССР?"
Таким образом, всё сводится к некоей абстрактной "человеческой природе", которая "пока ещё" или "вообще" не позволяет построить коммунизм. И тогда естественно, что во главу угла ставят кто воспитание нового человека, кто способы деления людей на коммунаров и некоммунаров, кто перекладывает на искусственный интеллект опасные функции управления, которые могут развратить пока ещё несовершенного человека.
Забывая о том, что человек существо по своей природе весьма пластичное и способное очень быстро менять формы общественной организации и нормы поведения.
*Всё ниже изложенное, касающееся экономической природы СССР, основывается на следующих материалах: