выходит на улицу каждый день ровно в девять утра, чтобы полить розы настолько красные, насколько темны тучи осенним днем. маленькие руки прикасаются к засохшим лепесткам, осторожно проводят по ним, как будто бы перебирая четки и - раз! - одним резким движением срезают сухой бутон. потом она из старой пристройки достает облезлую голубую лейку, наполняет её водой, со скучающим лицом стоя у раковины, и через пару минут потоки воды обрушиваются на розы. потом она опускается и подносит лицо к розам, аккуратно их осматривает, пытается вдохнуть аромат, которого нет.
потом она идет обратно в дом. переставляет книги на полке, а видя соблазнительное название "тур по индии", представляет себя, необременной семьей, путешествующей по миру. танцующей под мерный бой барабанов. пробующей необыкновенные блюда. спящей в траве.
но потом, когда по лестнице торопливо сбегает сорокалетний помятый мужчина с усталыми серыми глазами, которого я когда-то звала отцом, глаза матери приобретают прежний скучающий оттенок. она понимает - не будет сна в траве, равно как и не будет встреч с индийскими мудрецами и африканскими шаманами.
она выходит из дома с отцом, спрашивая: "может быть, мы сходим в кино? а в театр? хочешь съездить в горы, милый?". а тот отмахивается: "остань, дорогая, не видишь, я опаздываю". мама устало вздыхает (а день только начался!) и уходит в дом, утирая нечаянно выступившие слезы.
она садится на диван, закатывает рукава старой рубашки. в доме тишина. мама включает телевизор и комнату заполняет бравада: "вступи в морские войска! на благо нашей родины - сша!".
глаза матери опускаются, руки нерво пробирает дрожь, а в горле стоит комок. америка, я отдала тебе всё, и теперь я ничто. америка, я устаю от твоих безумных требований.
голова откидывается на спинку дивана, дрожь всё еще бежит по рукам. что делать? это ли не пастораль, усиленно описываемая поэтами и писателями? это ли не пастораль, которая так быстро выматывает? это ли не пастораль, которая прячет в сельских пейзажах медузу горгону?
моя мать выходит из дома и осматривает окрестности. один и тот же вид из года в годы, одни и те же кукольные белые домики, одна и та же занимающаяся пробежкой соседка.
америка, я больше не чувствую себя хорошо в твоих объятиях.
хрупкие руки закрывают тонкое огрубевшее от возраста (или от несбывшихся надежд?) лицо. ветер дует в лицо, колышет трепетные красные розы и волосы моей матери.
у неё был миллион шансов, но она их не использовала.
миллион шансов.
миллион несбывшихся мечт.
эх, мама.
она родная, трогательная, тихая, иногда громкая, иногда плачет, часто кричит, руки у нее теплые, а что еще сказать? я ее люблю. а вот любит ли она меня? иногда складывается впечатление, что она устала. состарилась. но я ее люблю, потому что она - мой родной человек.
моя мать - удивительнейший человек. моя мать - америка.