Кац Юрген Дмитриевич. Жемчужная нить; глава двадцать седьмая: Тобиас предпринимает попытку сбежать из сумашедшего дома

ЖЕМЧУЖНАЯ НИТЬ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ТОБИАС ПРЕДПРИНИМАЕТ ПОПЫТКУ СБЕЖАТЬ ИЗ СУМАСШЕДШЕГО ДОМА

   Мы не можем найти в себе силы вынудить читателя задуматься об ужасном состоянии бедного Тобиаса.
     Конечно, никто из всех драматических персонажей нашей повести не страдает так сильно, как он; и, следовательно, мы считаем своего рода долгом рассмотреть его мысли и чувства, в то время как он лежал в той мрачной камере сумасшедшего дома на Пекхэм-Рай.
     Несомненно, Тобиас Рэгг был в здравом уме, каким должен быть любой обычный христианин, когда негодяй Суини Тодд посадил его в карету, чтобы отвезти в заведение мистера Фогга; но если каким-либо хитроумным способом человеческий интеллект можно низвергнуть с трона, то, безусловно, этого можно достичь, заключив здравомыслящего человека в сумасшедший дом.
     Для воображения мальчика, а особенно мальчика с таким живым воображением, как у бедного Тобиаса, сумасшедший дом должен казаться царством кошмара. Тот обширный жизненный опыт, который позволяет людям более зрелого возраста стряхнуть с себя многое из иллюзорного, что, казалось, столь странным образом поселилось в сознании юного Тобиаса, еще не дошел до него; и поэтому неудивительно, что для него его нынешнее положение было сплошным и ужасным страданием и муками.

***

     Он долго лежал в мрачной камере, похожей на темницу, в которую его затолкали, в каком-то ступоре, который мог быть, а мог и не быть настоящим предвестником безумия, хотя, конечно, все шансы располагали к тому. В течение многих часов он не пошевелил ни рукой, ни ногой, и, поскольку, по словам мистера Фогга, в его политику входило оставлять больного в покое, он никогда не нарушал тишины и покоя своих пациентов навязчивыми предложениями подкрепиться.
     Таким образом, Тобиас, пожелай он оставаться неподвижным, как индийский факир, возможно, умер бы в той же позе, не встретив ни чьих возражений.
     Было бы совершенно нереально передать те причудливые фантастические мысли и картины, которые проносились в голове Тобиаса в это время. Казалось, будто его разум был поглощен чародейскими водоворотом, и все разнородные картины и события, которые при обычных обстоятельствах были бы ясными и отчетливыми, смешались вместе в неразрывной путанице.
     среди всего этого, наконец, он начал улавливать некое необычное ощущение, будто кто-то пел низким, мягким голосом, очень близко от него.
     Это чувство, каким бы странным оно ни было в таком месте, на мгновение усилилось, пока, наконец, по своей интенсивности не начало поглощать почти все остальные; и он постепенно очнулся от своего рода оцепенения, охватившего его. Да, действительно, кто-то пел. Это был женский голос, он был уверен в этом; и по мере того, как его разум все больше сосредоточивался на этом единственном предмете размышлений, и его органы восприятия должным образом упражнялись, его разум в целом вернулся в норму.
     Он не мог расслышать слов, но сам голос был очень нежным и мелодичным. Слушая, Тобиас чувствовал, как горячность в его крови спадает, и более здоровые мысли приходят на смену тем беспорядочным фантазиям, царившем в его мозгу.
      - Какие сладкие звуки! - сказал он. - я очень надеюсь, что песня будет продолжаться и впредь. Какая сладкая музыка! О, мама, мама, если бы ты только могла увидеть меня сейчас!'
     Он прижал ладони к глазам, но не мог остановить хлынувшие из них слезы, просачивавшиеся сквозь его пальцы. Тобиас не собирался плакать, но эти слезы, после всех ужасов ночи, пошли ему на пользу, и он почувствовал себя несравненно лучше после того, как они были пролиты. Более того, голос продолжал петь без перерыва.
     - Кто же это может быть, - подумал Тобиас, - кого это так не утомляет?

   Певец все еще продолжала петь; но время от времени Тобиас был уверен, что к обычной мелодии примешивается одна-две очень необузданные ноты; и это зародило в его сознании подозрение, от одной мысли о котором его бросало в дрожь, а именно, что певица сумасшедшая.
      - Должно быть тик и есть - сказал он. - никто в своем уме не захотел и не стал бы петь так долго столь причудливые песни. Увы! Этот кто-то действительно безумен и заточен тут пожизненно. Хотя я и сам верно навечно заточен. О! Помогите!
     Тобиас закричал так громко, что исполнитель сладких мелодий, которые на какое-то время усыпили его самообладание, услышал его, и звуки, до того напоминавшие самую нежную и сладостную мелодию, внезапно сменились самыми ужасающими воплями, какие только можно вообразить..
     Напрасно Тобиас зажимал уши руками, чтобы заглушить ужасные звуки. от них нельзя было отмахнуться, они проникали, так сказать, в каждую щель его мозга, почти сводя его с ума своей неистовостью.
     Но до его слуха донеслись более хриплые звуки, и он услышал громкий, грубый мужской голос, говоривший, -

- Что, тебе так рано утром нужен кнут? Хлыст, ты только это понимаешь?

   За этими словами последовал удар чего-то, что, должно быть, было тяжелым кнутом возницы, а затем вопли сменились глубокими стонами, каждый из которых отдавался в сердце бедного Тобиаса.
     "Я никогда не смогу жить среди всех этих ужасов", - сказал он. - О, почему они не убьют меня сразу? Это было бы намного лучше и милосерднее. Я никогда не смогу прожить здесь долго. Помогите, помогите, помогите!
     Когда он выкрикнул это слово, "помогите", у него, конечно, не было ни малейшей надежды на чью-либо помощь, но это было слово, сразу же сорвавшееся с его уст. И поэтому он выкрикнул его изо всех сил, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, ибо пребывание в одиночестве и почти полная темнота места, в котором он находился, начинали наполнять его новым беспокойством.
     В камере был слабый свет, который позволял ему различать день и ночь; но откуда исходил этот слабый свет, он не мог сказать, потому что не видел ни решетки, ни какого-либо отверстия; но все же это было следствием того, что его глаза не до конца привыкли к полумраку камеры; в противном случае он увидел бы, что близко к крыше было узкое отверстие, в которую разве что можно было просунуть руку, хотя в длину и около четырех или пяти футов; а из прохода за ним исходил тусклый свет, который делал темноту видимой в комнате Тобиаса.
     С каким-то отчаянием, не обращая внимания на возможные последствия, Тобиас продолжал громко звать на помощь, и примерно через четверть часа он услышал звук тяжелых шагов.
     Кто-то приближался; да, несомненно, кто-то приближался, и его не собирались оставлять умирать с голоду. О, как внимательно он теперь прислушивался к каждому звуку, свидетельствующему о приближении того, кто приближался к его дому-тюрьме.
     Теперь он услышал, как щелкнул замок, и тяжелый железный прут с лязгом опустился вниз.

- Помогите, помогите! - снова закричал он. - Помогите, помогите! - потому что боялся, что, кто бы это ни был, он может снова уйти, после того как так далеко продвинулся, чтобы добраться до него.

Дверь камеры распахнулась, и первым признаком того, что бедный Тобиас услышал его крики, был удар кнутом, который, если бы ударил его так сильно, как предполагалось, нанес бы ему серьезную травму.
- Так, что, уже хлыста захотелось? - спросил тот же голос, который он слышал раньше.

- О, нет, милосердия, пощадите, - сказал Тобиас.

- О, теперь угомонился, не так ли? Я скажу тебе вот что, если у нас здесь возникнут еще какие-нибудь беспорядки, это средство убеждения, которое мы всегда используем, чтобы заставить замолчать: как тебе такой аргумент, а?

Говоря это, мужчина громко взмахнул хлыстом в воздухе и подтвердил правоту своих доводов, заставив бедного Тобиаса замолчать; действительно, мальчик так дрожал, что не мог говорить.
- Ну, теперь, дружище, - добавил парень, - я думаю, мы поняли друг друга. Чего ты хочешь?

- О, отпустите меня, - сказал Тобиас, - отпустите меня. Я ничего не скажу. Скажите мистеру Тодду, что я буду делать все, что ему заблагорассудится, и ничего не рассказывайте, только отпустите меня из этого ужасного места. Сжальтесь надо мной - я вовсе не сумасшедший, вовсе нет.

Мужчина закрыл дверь, насвистывая веселую мелодию.

Конец Двадцать Седьмой Главы

Перевод Юргена Каца

Оставить комментарий © Copyright Кац Юрген Дмитриевич (перевод: Юрген Кац) (Jurgen.katz@yandex.ru) Размещен: 01/09/2023, изменен: 06/09/2023. 9k. Статистика. Глава: Детектив, Хоррор, Переводы Жемчужная нить, или Суинни Тодд, дьявольский парикхмахер с Флотской улицы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Как же чувствует себя бедняжка Тобиас? Сможет ли он вынести эти ужасы и что он предпримет? Узнаете в новой главе Жемчужный Нити!

Кац Юрген Дмитриевич : другие произведения.

Жемчужная нить; глава двадцать седьмая: Тобиас предпринимает попытку сбежать из сумашедшего дома