Кац Юрген Дмитриевич
Жемчужная нить; глава пятая: Встреча в Храмовых садах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Миссис Оукли, несмотря на явное неудовольствие Мистера Оукли, зовёт в гости Преподобного Люпина, но Джоанне совсем не до чаепитий. Она грустит по Марку Ингестри, своему судебному, от которого вчера не получила ни малейшего знака. Но внезапно, странный человек с розой передает ей послание, в котором, возможно, поведает ей о судьбе её любимого, чем это все обернется? Читайте в новой главе Жемчужной нити.

ЖЕМЧУЖНАЯ НИТЬ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ВСТРЕЧА В ХРАМОВЫХ САДАХ

  
   Увы! Бедная Джоанна Оукли - твой день прошел и не принес с собой никаких вестей о том, кого ты любишь. Какой это был утомительный день, полный страшных сомнений и тревог! Мучимый сомнениями, надеждами и страхами, этот день был одним из самых ужасных за всю жизнь бедной Джоанны. Даже два года назад, расставаясь со своим возлюбленным, она не испытывала такой острой боли, как сейчас, когда увидела, что день уходит, а вечер стремительно приближается, а от Марка Ингестри не было ни слова, ни знака. Она сама не знала, пока вся мука разочарования не охватила ее, как сильно она рассчитывала услышать что-нибудь от него в этот раз; и когда вечер превратился в ночь и Надежда стала такой слабой, что она уже не могла рассчитывать на нее ни в малейшей степени, она была вынуждена пойти к себе в комнату и, притворяясь нездоровой, чтобы избежать вопросов матери , - ибо Миссис Оукли была дома и заставляла себя и всех остальных чувствовать себя как можно более неловко, - бросилась на свое скромное ложе и дала волю совершенной страсти слез.
   - О, Марк, Марк!- почему же ты так покинул меня, когда я так полагалась на твою истинную любовь? О, Почему ты не послал мне какой-нибудь знак своего существования и своей вечной любви? Самого простого, самого незначительного слова было бы достаточно, и я была бы счастлива.
   Она плакала тогда такими горькими слезами, какие только может знать такое сердце, как ее, когда оно чувствует глубокую и горькую тоску одиночества и когда скала, на которой, как оно полагало, оно строило свои самые заветные надежды, превращается в зыбучий песок, в который погружается все хорошее, что этот мир может дать справедливым и прекрасным.
   О, как душераздирающе думать, что такая особа, как она, Джоанна Оукли, существо, столь полное всех тех святых и нежных чувств, которые должны были бы составлять истинное счастье, должна была бы чувствовать, что жизнь для нее потеряла свои величайшие прелести и что ничего, кроме отчаяния, не осталось.
   -Я подожду до полуночи, - сказала она, - и даже тогда искать покоя будет просто издевательством, а завтра я сама должна приложить некоторые усилия, чтобы узнать о нем хоть что-нибудь.
   Тогда она стала спрашивать себя, что это за усилие и каким образом такая молодая и неопытная девушка, как она, может надеяться добиться успеха в своих расспросах. И вот, наконец, наступил полночный час, сообщивший ей, что, придавая слову "День" предельную широту, день наконец ушел, и она осталась в отчаянии.
   Она пролежала всю эту ночь, всхлипывая и лишь временами впадая в беспокойный сон, во время которого ей представлялись мучительные образы, но все они имели одну и ту же тенденцию и указывали на предполагаемый факт, что марка Ингестри больше нет.
   Но самая утомительная ночь для самого утомленного просителя пройдет, и наконец мягкий и прекрасный рассвет прокрался в комнату Джоанны Оукли, прогнав некоторые из самых ужасных ночных видений, но не оказав никакого влияния на подавление печали, овладевшей ею.
   Она чувствовала, что для нее было бы лучше появиться внизу, чем рисковать замечаниями и догадками, которые могло бы вызвать ее отсутствие, поэтому, будучи совершенно не готовой к самым обычным отношениям, она прокралась в столовую, выглядя скорее призраком своего прежнего "я", чем тем ярким и прекрасным существом, которое мы представили ее читателю. Ее отец понимал, что лишило ее щеки румянца, и хотя он видел это с большим огорчением, все же он крепил себя тем, что считал некоторыми существенными причинами для будущей надежды.
   Это стало частью его философии - это вообще является частью философии старины - считать, что те душевные ощущения, которые возникают от огорчающих привязанностей, имеют самый мимолетный характер; и что, хотя на какое-то время они проявляются с буйством, они, подобно скорби по умершим, скоро проходят, едва оставляя след своего прежнего существования.
   И, возможно, он был прав в отношении наибольшего числа этих страстей; но он определенно ошибался, когда применял такое житейское знание к своей дочери Джоанне. Она была одним из тех редких существ, чьи сердца не покоряются всяким безвкусным льстецам, которые могут прожужжать в их уши нотки восхищения. Нет, она была способна, в высшей степени способна, любить один раз, но только один; и, подобно цветку страсти, который расцветает в изобилии красоты один раз и никогда впоследствии не расцветает, она позволила своему сердцу раскрыться до мягкого влияния любви, которая, будучи раздавлена несчастьем, исчезла навсегда.
   -Право же, Джоанна, - сказала миссис Оукли, гнусавя, - ты так бледна и выглядишь хворой, что я непременно должна поговорить о тебе с мистером люпином
   - Мистер Люпин, моя дорогая, - сказал оптик, - может быть, и очень хорош в качестве пастора, но я не вижу, что он может сделать с бледной Джоанной.
   - Он благочестивый человек, мистер Оукли, все его касается и он все знает.
   - Тогда он, должно быть, самый невыносимый зануда на свете, и я не удивляюсь, что его вышвыривают из чужих домов, как, я слышал.
   -А если так, Мистер Оукли, то я могу сказать вам, что он в этом преуспевает. Мистер Люпин любит страдать за веру, и если завтра его сделают мучеником, я уверена, что это доставит ему большое удовольствие.
   - Дорогая моя, я совершенно уверен, что это не доставило бы ему и половины того удовольствия, которое доставило бы мне.
   -Я понимаю ваши намеки, Мистер Оукли; вы хотели бы, чтобы его убили из-за Его святости; но, хотя вы говорите подобные вещи за завтраком, вы не скажете так много, когда он придет сегодня к чаю.
   - К чаю, Миссис Оукли! Разве я не говорил тебе снова и снова, что не потерплю этого человека в своем доме!
   -А разве я не говорила вам, мистер Оукли, что он будет приходить к чаю в два раза чаще? И я попросила Его прийти сейчас, и это не может быть отложено.
   -Но, Миссис Оукли..
   -Ваши разговоры ни к чему, Мистер Оукли. Мистер Люпин придет к чаю, и точка; а если вам не нравится, вы можете уйти. Теперь, я уверена, вы не можете жаловаться, теперь вы действительно вольны уходить; но вы похожи на собаку на сене, Мистер Оукли, я знаю это достаточно хорошо, и ничто вам не нравится.
   - Прекрасная свобода, право же, свобода уйти из собственного же дома и впустить в него кого-то другого, кто мне не нравится!
   - Джоанна, дорогая моя, - сказала миссис Оукли, - мне кажется, что мой старый недуг, сердцебиение и истерия все усиливаются. Я знаю, что вызывает это - жестокость твоего отца; и только потому, что доктор Грибокс снова и снова повторял, что меня нужно держать в полной тишине, твой отец ухватился за эту возможность, как дикий зверь или буйный маньяк, чтобы подорвать моё здоровье.
   Мистер Оукли вскочил, затопал ногами по полу и, пробормотав что-то насчет вероятности того, что он очень скоро станет маньяком, бросился в свою лавку и принялся лощить очки с таким усердием, как будто делал это ради пари
   Эта маленькая интрижка между ее отцом и матерью, несомненно, на какое-то время отвлекла внимание Джоанны, и она была в состоянии принять на себя веселость, которой не чувствовала; но в отношении мистера Люпина в ней было что-то от духа Отца, и она решительно возражала против того, чтобы садиться за стол с этим человеком, так что миссис Оукли осталась в меньшинстве, что, ожидаемо, не имело большого значения.
   Джоанна поднялась наверх, в свою комнату, из которой открывался вид на улицу. Это был старомодный дом с балконом перед ним, и когда она вяло выглянула на Фор-стрит, которая тогда была далеко не такой большой улицей, как сейчас, она увидела стоящего в дверном проеме на противоположной стороне улицы незнакомца, который пристально смотрел на дом и, поймав ее взгляд, тотчас же подошел к нему и бросил что-то на балкон первого этажа. Затем он прикоснулся к фуражке и быстро зашагал прочь с улицы.
   Джоанне сразу же пришла в голову мысль, что это, возможно, какой-то посланец от него, о существовании и благополучии которого она так сильно беспокоилась. Поэтому неудивительно, что с именем Марка Ингестри на устах она бросилась на балкон в сильном волнении, чтобы услышать и увидеть, действительно ли это так.
   Когда она добралась до балкона, то обнаружила лежащий там клочок бумаги, в который был завернут камень, чтобы придать ему вес и с уверенностью бросить его на балкон. С трепещущим нетерпением она развернула бумажку и прочла на ней следующие слова: "за новостями о Марке Ингестри приходите в храмовый сад за час до захода солнца и не бойтесь обратиться к человеку, который будет держать в руке белую розу."
   -Он жив! он жив!- воскликнула она. - Он жив, и радость снова поселилась в моей груди! О, теперь уже светло и солнечно по сравнению с черной полночью отчаяния. Марк Ингестри жив, и я еще буду счастлива!
   Она положила клочок бумаги себе за пазуху и, сложив руки, с радостным выражением лица повторила короткие, но выразительные слова, которые в нем были написаны, добавив: "Да, да, я буду там; Белая роза - символ его чистоты и любви, его незапятнанной любви, и вот почему его посланник несет ее. Я буду там. За час до заката, да, за два часа до заката, я буду там. Счастье, счастье! Он живой, он живой! Марк Ингестри жив! Может быть, и он, преуспев в своей цели, возвратится и скажет мне, что он может сделать меня своей женой и что теперь никакие препятствия не могут помешать нашему союзу. Время, время, плыви вперед на своих самых быстрых крыльях!
   Она ушла к себе домой, но не для того, чтобы плакать, как в прошлый раз, а наоборот, чтобы улыбнуться своим прежним страхам и признать философию утверждения, что мы гораздо больше страдаем от страха перед тем, что никогда не случается, чем от действительных бедствий, которые случаются с нами в полную силу.
   -Ах, если бы этот посланец, - сказала она, - пришел бы вчера! Скольких часов мучений я могла бы избежать! Но я не буду жаловаться; не скажу, что я жалуюсь на нынешнюю радость, из-за того что она не пришла раньше. Я буду счастлива, когда должна, и, зная, что скоро услышу благую весть о Марке Ингестри, я прогоню всякий страх.
   Нетерпение, которое она теперь испытывала, принесло с собой боль и наказание, и все же это было совсем другое чувство, чем то, которое она испытывала раньше, и, конечно, гораздо более желанное, чем абсолютная тоска, которая овладела ею, когда она ничего не слышала о Марке Ингестри.
   Странно, очень странно, что ей никогда не приходила в голову мысль о том, что известия, которые она услышит в храмовых садах от незнакомца, могут быть дурными, но, все же, такой мысли у неё не возникало, и она с нетерпением ждала встречи, хотя, и не имела никаких доказательств того, что она не может быть самого ужасного характера.
   Но все же она была не настолько несправедлива, чтобы не чувствовать, что обращается с своим отцом пренебрежительно, бросая ему на плечи все свои горести, а затем скрывая от него все радости, связанные с теми же обстоятельствами.
   Она не могла продолжать это делать, и поэтому она решила облегчить свою совесть от боли, которую она иначе испытала бы, решив рассказать все отцу лишь после свидания в храмовом саду, каков был его результат; но она не могла решиться сделать это заранее; было так приятно и так восхитительно держать эту тайну при себе и чувствовать, что она одна знает, что ее возлюбленный так крепко верил ей, что опоздал всего на один день, послав к ней, и в этот день, быть может, далеко не по своей вине.
   Так рассуждала она про себя и старалась ускользнуть от тревожных часов, иногда забывая, как долго еще до захода солнца, а иногда чувствуя, что каждая минута извращенно растягивается в десять раз по сравнению с обычным временем, чтобы лишь утомить ее.
   Она сказала, что будет в Храмовых садах не за час, а за два часа до заката, и сдержала свое слово, потому что, выглядя счастливее, чем за последние несколько недель, она спустилась по лестнице отцовского дома и уже собиралась покинуть его по частной лестнице, когда ее внимание привлекла странная худощавая фигура.
   Это был не кто иной, как преподобный Мистер Люпин: он был длинный, странного вида человек, и по этому случаю, он прибыл, как он сам говорил, верхом, то есть, сидя верхом на очень маленьком пони, который, казалось, совершенно не выдерживал его веса, и был так низок, что, если бы преподобный джентльмен не держал бы ноги под углом, они неизбежно коснулись бы земли.
   - Хвала Господу!- он сказал - лукавый мя задержалъ. Дева, азъ пришелъ семо по зову матери твоея, а ты тутъ останешься и будешь пити отваръ, оти чаемъ именуютъ.
   Джоанна едва удостоила его взглядом, но, плотнее закутавшись в мантию, за которую он имел наглость ухватиться, пошла дальше, так что преподобному джентльмену оставалось сделать все, что в его силах.
   - Стой!- крикнул он, - стой! Аз храшо вижу, что диаволъ твердо держитъ тебя; аз храшо вижу - Господь помилуй мя! Воистину, сия тварь замышляетъ чаго-то супротив мя, окы пити дати.
   Это последнее восклицание было вызвано тем фактом, что пони самым таинственным образом вскинул копыта назад.
   -Боюсь, сэр, - сказал парень, который был не кто иной, как наш старый знакомый Сэм, - боюсь, сэр, что с пони что-то не так.
   Копыта пони снова поднялись в той же непривычной манере.
   - Благослови мя Боже!- сказал преподобный джентльмен, - он николиже прежде не делалъ ничего подобного. Аз... вотъ он опаки... пакость! Младой человече, иму тя, спомоги ми спуститься; ми кажется, аз тя знаю; ты анепсий благочестивой Миссис Памп. Поистине эта тварь желает ми погибели!
   В этот момент пони так сильно взбрыкнул, что мистер Люпин чуть не разбил голову, и сделал полный кувырок, приземлившись каблуками в проходе дома оптика; и, к несчастью, случилось так, что миссис Оукли в этот момент, услышав перебранку, выбежала наружу и первое, что она сделала, это упала, растянувшись у ног Мистера Люпина.
   Теперь Сэм почувствовал, что пора уходить; и так как мы не любим бесполезных тайн, мы можем также объяснить, что эти чрезвычайные обстоятельства возникли из-за того, что Сэм купил себе у галантерейщика напротив булавок на полпенни и позабавился, использовав как подушечку для булавок заднюю часть пони преподобного Люпина, который, не будучи привычен к такого рода вещам, энергично брыкался, сопротивляясь этому, и произвел описанные нами действия. Джоанна Оукли была уже на некотором расстоянии от дороги, когда преподобный джентльмен оказался в доме ее отца тем способом, который мы описали, так что она ничего не знала об этом, да и это ее не заботило, потому что ее мысли были всецело поглощены экспедицией, в которую она отправилась.
   Когда она шла по той стороне Флотской, где располагались дом и магазин Суини Тодда, чувство любопытства заставило ее на мгновение остановиться и посмотреть на печального вида собаку, которая стояла и смотрела на шляпу у его двери.
   Выражение горя на лице твари не могло быть ошибочным, и, вглядевшись, она увидела, как дверь лавки мягко приоткрылась и оттуда выпал кусок мяса.
   Это добрые люди, - сказала она, - кто бы они ни были; но когда она увидела, что собака с отвращением отворачивается от мяса, и сама заметила на нем белый порошок, мысль о том, что он отравлен и предназначен только для того, чтобы погубить бедное создание, тотчас же пришла ей в голову. И когда она увидела ужасное лицо Суини Тодда, смотревшего на нее из приоткрытой двери, она больше не сомневалась в этом, потому что этого лица было вполне достаточно, чтобы дать ордер на любое злодейство. Она прошла мимо с содроганием, не подозревая, однако, что эта собака имеет какое-то отношение к ее судьбе или к обстоятельствам, которые составляют ее судьбу. До назначенного времени встречи оставался еще целый час, и, отчасти виня себя за то, что она так скоро пришла, но в то же время ни за что на свете не ушла бы, она села на одну из садовых скамеек, чтобы подумать о прошлом и вспомнить со всей яркой свежестью преданности юной любви множество нежных слов, которые время от времени произносил ей два лета назад тот, в чьей вере она никогда не сомневалась и чей образ хранился в глубине ее сердца.
  
  
  
  
  

Конец Пятой Главы

Перевод Юргена Каца

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"