Аннотация: Охота на берлоге чаще всего бывает случайна и почти всегда с собакой. Но в этот раз все было иначе...
Каменистая берлога.
Толя, проснулся рано утром и полежав немного с закрытыми глазами, услышал утренний гул большого города и потянувшись, рывком сбросил с себя одеяло, встал и вышел на кухню. В зашторенные окна пробивался розоватый рассвет и отдёрнув штору, он увидел над крышами большого города синее небо и лёгкие белые облачка, висящие на большой высоте, подсвеченные, встающим над городом, солнцем.
На тонких ветках, висели большие желто-коричневые листья платана и он невольно залюбовался ими. Совсем недавно зелёная листва парила в воздухе обнимая ствол зелёной почти неразличимой массой. А сегодня, листья были наперечёт и казалось, что каждую ночь, они, сорвавшись с дерева улетали в небо и наутро многих из них уже было не досчитаться
Поставив на газ, чайник, Чистов нарезал хлеба, положил в гриль, и стал варить овсяную кашу. Мерной кружкой засыпал в ковш овсянки, потом туда же вылил такую же кружку молока и две емкости воды.
Дожидаясь когда эта смесь закипит, встал у окна, он долго и сосредоточенной смотрел куда-то поверх крыш, на время забыв где он находится...
...Был уже конец ноября и на притихшую тайгу, перед сильными декабрьскими морозами, опускались серые, от низкого облачного неба, сумерки.
Толя шёл по грязной дороге, обходя лужи тёмной холодной воды в колеях, тяжело вздыхая представлял себе, сухую и тёплую зимовейку на пригорке перед болотистой низинкой, по которой протекала небольшая таёжная речка...
Дни в это время года были короткие и он, даже не успел устать, когда день незаметно придвинулся к концу и Чистову, невольно захотелось оказаться где-то под защитой стен и крыши.
Поправив лямки рамочного рюкзака, он ещё раз громко выдохнул, постарался выпрямить затекшую спину, и начал подниматься в пологий подъём, за которым следовал сухой равнинный участок.
Дорога тут, шла строго по прямой, по широкой просеке, по бокам заросшей кустарником и молодыми сосёнками.
Вспомнил, как месяц назад, в конце сентября, подстрелили здесь огненно коричнево-оранжевую капалуху и удивлялся её нарядной расцветке...
Тогда же, только вечером ходил на глухариный ток, на подслух.
Идя по этой же дороге, заметил на песчаной обочине странные пять точек веером, и эти "веера" повторялись на расстоянии полуметра один от другого. Уже чуть позже, Толя догадался, что здесь шёл медведь и концы когтей на передних лапах при ходьбе, чуть протыкали верхний слой супеси...
...Медведь шёл в район, где обычно копали свои берлоги местные медведи. Это был гребень водораздельного хребтика, где среди молодого сосняка стояли невысокие, с мягкими очертаниями скалки, стоящие здесь с незапамятных времён, когда здешние места были покрыты толстыми щитами первобытных ледников.
Отступая ледник заровнял все обрывы и острые выходы камня, но местами, оставил такие вот гребешки высотой от десяти до тридцати метров.
Медведь шёл уже несколько дней, ничего не ел и только пил воду и постепенно приближался к месту своей зимовки...
Придя в зимовье, Чистов со вздохом облегчения скинул рюкзак, осмотрелся и увидел кострище размытое осенними дождями, чернеющее оставшимися угольками.
"Давно никого не было" - отметил он про себя и вошел в избушку.
Внутри было сухо и от бревенчатых стен пахло старым, прокопчённым деревом. Железная печка в правом углу стояла на железных лапах, а под маленьким окошком стоял стол с крошками засохшего хлеба и обрывком газеты, вместо подставки для котелка.
Выйдя на улицу, он, торопясь стал разводить огонь на кострище, изредка поглядывая на другую сторону ручьевой болотины, где темной стеной стояла тайга.
Вернувшись в зимовье достал из рюкзака закопченный котелок, мешочек с крупой и банку тушенки.
Вернувшись к костру, положил продукты на одну из чурок стоящих вкруг кострища, с котелком сходил на ручей за водой и повесил котелок над костром на таган, высыпав туда гречку. Потом распрямляя спину сел рядом и стал греть руки над высоким пламенем... Вскоре вода в котелке закипела и крупа фонтанчиками вместе с бурлящей водой стала подниматься кверху.
Лесным топориком, Чистов привычно и быстро открыл банку тушенки, подождав ещё несколько минут, уже в почти готовую кашу, выложил кривой алюминиевой ложкой содержимое банки.
Потом отставил котелок на край кострища, посидел ещё глядя на затухающий костер о чем то сосредоточенно думая.
Когда каша немного остыла, охотник занес котелок в избушку, Чиркнув в темноте спичкой зажег огарок свечи, стоявшей на пустой консервной банке как на подсвечнике.
Стало немного светлее и он поставил котелок на газету на стол и достав из рюкзака миску и кружку, сел ближе к столу, наложил себе каши, и не торопясь приступил к еде...
Поев, отставил котелок с недоеденной кашей в сторону, достал из рюкзака второй котелок, поменьше. Снова, уже в темноте сходил, осторожно ступая, по узкой тропинке к ручью, набрал воды и возвратился к потухшему костру. Раздув угли подбросил несколько веточек а когда пламя поднялось над костром подложил ветки покрупнее.
Повесил котелок над огням, сел на чурбак и стал смотреть на огонь, чутко прислушиваясь к звукам доносящимся из ночной тайги. Все это, охотник делал автоматически, как давно освоенное телом. А в голове тихим потоком двигались мысли.
Вспомнил дом, раннее утро, когда все ещё спали а он собирался на охоту.
Сонная жена вышла из спальни и сухо спросила: - Когда вернешься?
- Дня через три - ответил он и стал запихивать, в грязный помятый рюкзак котелки и продукты...
Жена тут же ушла досыпать, а Чистов, одевшись в лесную, остро пахнущую костровым дымом одежду, забросив рюкзак за плечи, вышел в рассветную тишину, поеживаясь и поглядывая на небо - как там с погодой...
Вода закипела, и бросив туда щепотку чая, Чистов вернулся в зимовье, и не спеша принялся пить чай, поглядывая на оплывающий огарок свечи с желтым пятном пламени наверху...
Долго пил чай с печеньем из помятой обертки, высыпая крошки на ладонь, а потом аккуратно ссыпая себе в рот...
Спал на новом месте беспокойно - несколько раз просыпался, прислушиваясь к звукам за стенами домика. Но все было тихо и перевернувшись, плотнее накрывшись телогрейкой и поджав под себя ноги, он засыпал...
Проснувшись в последний раз, встал, зажег свечку и раздув угли, растопил печку - в зимовье стало прохладно.
Накинув телогрейку вышел наружу скрипнув дверью.
Ночью шёл снег и засыпал тайгу, тонким белым слоем. Отойдя от зимовья, постоял вглядываясь в тёмное небо и подрагивая плечами вернулся в натопленный домик.
Окончательно проснувшись, ещё в темноте, охотник подогрел кашу, напился сладкого горячего чаю, помыл котелок и алюминиевую чашку...
Вышел на дорогу ещё в темноте, поправляя легкий рюкзак за плечами...
Разминая ноги, неторопливо зашагал по дороге, направился в сторону прибайкальского водораздельного хребта, куда давно хотел сходить и хотя бы осмотреть, узнать немного эти таинственные увалы, мимо которых по дорогам ходил уже несчётное количество раз.
Вчера, в полудрёме, представляя окрестную тайгу в виде карты долин и распадков, ручьев и речек, вдруг подумал, что на этих вершинах увалов, никогда не был, хотя вокруг исходил уже все таежные пади и распадки. Он лежал и думал, что в этой исхоженной и изученной им тайге, есть несколько недалёких мест в которые он ещё никогда не заходил, и которые каким-то таинственным образом, привлекая внимание своей нелюдимостью и глушью, обходил, ни разу не посещая прежде.
"Тут какая-то загадка. Или наоборот можно всё объяснить очень просто. В районе этого хребтика, не было никаких дорог, но и зимовий знакомых там тоже не было.
Летом или тем более весной, благодаря долгому дню, хотелось всегда забраться куда-нибудь подальше, и потому, проходил мимо без сожаления, только поглядывая на неровный таёжный гребень, синеющий сосняками, на грани земли и неба.
А зимой, когда дни коротки и морозны, когда на земле уже лежат глубокие снега, тем более не было никакой возможности дойти туда за день и возвратиться в зимовье. У костра, зимние морозные ночи проводят только уж совсем новички или заблудившиеся.
А Толя, уже и не помнил, когда сбивался с намеченного плана похода, в этих местах..."
...Медведь, обогнув знакомое уже зимовье, в окрестностях которого, в предыдущие годы, по осени, он отъедался брусникой нисколько не боясь ни собак, ни печного дыма, который в эти осенние ночи стлался над долиной речки и щекотал чувствительные медвежьи ноздри.
Люди, после наступления темноты, закрывались в своих лесных избушках, а вместе с ними были собаки - чаще это были беспомощные и трусливые, деревенские полу-дворняжки. Они чуяли страшный запах медведя и забившись под стену зимовья, изредка нервно взлаивали. И люди и собаки боялись темноты, и чувствовали себя много лучше при дневном свете.
Медведь, и в этот раз, подходя к зимовью ещё издали учуял запах дыма, и инстинктивно опасаясь нежелательной встречи, сделал небольшой крюк по болоту и потом выйдя на дорогу, продолжил свой путь...
Толя, выйдя на дорогу, шёл по середине просеки, по небу определяя дорожный прогал.
Он уже подходил к спуску, когда на востоке чуть посинело и на небе растаяли в предрассветных сумерках последние звёзды.
Разогревшись на ходу, охотник ровно и глубоко задышал, распрямил спину и расстегнув куртку на груди, размерено шагал по снежной целине, которая уже с утра, стал местами подтаивать, оставляя нетронутыми белые поляны в северных склонах и в зарослях ельника, сбегающего по крутым распадкам в широкую речную долину...
Когда дорога повернула резко влево и пошла по берегу такого распадка, Толя постоял, послушал утреннюю тишину, и потом медленно вошёл в лес.
Огибая заснеженные кусты, стал медленно подниматься на водораздел, по диагонали, вдоль крутого склона. Ноги в резиновых изношенных сапогах скользили по мокрому снегу и Чистов несколько раз упал на мягкую подстилку их осенних листьев, намочив руки в шерстяных перчатках. Через время, охотник снял и выжал их, а потом положил в карманы куртки.
Вскоре совсем развиднело и ему, с северного слона открылась далёкая панорама низинной тайги.
Он какое-то время постоял вглядываясь в знакомые очертания приречных холмов и долин, а потом свернув левее, стал взбираться на крутой склон водораздела.
Ещё через час, охотник поднялся на самый гребень и к тому времени, ночной снежок местами уже стаял и под ногами зашуршали мокрые листья ольхи и осины, сброшенные недавно с деревьев, растущих на местах бывших больших вырубов.
Идти по гребню было намного интереснее, потому что во все стороны, и особенно справа и слева, открывался вид на длинные пологие склоны.
Гребень, то немного поднимался вверх там, где крутым склоном начинался очередной распадок, удящий в долину, а то чуть спускался, образуя неширокую седловину, куда своими вершинами, снизу приходили пади побольше.
На одной такой седловине Толя увидел свежие следы кабанов и пнув сапогом один из следов, определил, что звери прошли здесь всего несколько часов назад.
Охотник насторожился, осмотрелся, стал внимательнее и словно стал выше ростом, подтянулся.
Сняв с плеча ружьё, перезарядил стволы картечью и только после этого прошёл несколько сотен метров по следам, зорко осматривая окрестности впереди и по боками от гребня.
Впереди, сквозь голый кустарник, в промежутки между высокими, редко растущими берёзами и осинами, увидел вдалеке, каменные останцы и бросив след пошёл в ту сторону. Он знал по предыдущим охотам, что кабаны ложатся дневать под прикрытием этих невысоких скалок, откуда их можно было выпугнуть и потом стрелять - лес на гребне был редким и просматривался на несколько сотен шагов вперёд...
...Медведь пришёл к этим скалкам неделю назад и какое-то время бродил по верхней части склона и пробовал копать берлогу. Наученный инстинктом, он капнув тяжёлой лапой несколько раз у основания деревьев, либо натыкался на мощную корневую систему, либо выворачивал из супеси обломки камней и ещё немного покопавшись, переходил на другое место.
Потом он подошёл к тому месту, где была его прошлогодняя берлога, которая за лето просела и козырёк обвалился внутрь. В такой норе, зимой будет холодно и сыро и потому покрутившись на этом месте, медведь, тронулся дальше...
...Толя шёл медленно, тщательно всматриваясь в подозрительные тёмные пятна на серой поверхности земли. Ближе к обеду, утренний снег растаял и неприглядная серость предзимья, обнажилась во всей скучной сущности.
"А как здесь было хорошо, ещё два месяца назад...
С утра синее небо, яркое ласковое, вычищенное первыми утренними заморозками, солнце. И лёгкий ветерок играющий золотой листвой в березняках, приносящий снизу, из широкой долины, ароматы подогретой осенней листвы и разомлевшей на тёплых югах, засыпанной сухими семенами трав и кустарников.
А здесь на вершине, берёзы шепчутся о чём то печальном. Предчувствуя наступление дождливой погоды и холодов, заканчивающихся внезапным снегом, после жаркого не по срокам, тихого дня..."
С той поры, о которой мечтал охотник прошло уже недели две и природа пережив роскошь очередного осеннего солнцестояния, всё быстрее катилась к зиме.
Морозы постепенно сковали землю, несколько раз уже падал ночной снег и потому, тайга из радостной и просторно-золотой, стала сумрачной и серой, а кое-где, в сиверах, уже лежал неровными пластами снег...
Медведь после нескольких дней поиска подходящего места для берлоги, однажды, уже в сумерках подошёл к скальникам и проходя у подножия серых обглоданных непогодой и дождями, каменных останцев некогда остроконечных и высоких скал, в одном месте заметил небольшое отверстие в каменной кладке и подойдя, заглянул внутрь.
Это была небольшая пещерка-промоина. Медведь стал раскапывать вход в эту пещерку, отваливая в сторону нанесённые ветром опавшие листья и с корнем вырывая сухую траву, почти закрывающую вход в эту природную нору...
Днём, Толя решил обследовать южный склон заканчивающийся невысокими гранитными скалками. Он поднимался к камням зигзагами, и не дойдя до них сотню метров, увидел на снегу отчетливые изюбриные следы, и подумав, решил соследить зверя.
Таким образом, он избежал встречи с тем медведем, который в это время, работая всеми четырмя лапами чистил свою будущую берлогу, выбрасывая из пещерки песок, лиственный сор и остатки мелких камней...
Так часто бывает на охоте, когда зверь проходит мимо человека, а тот и представить себе не может, что по той или иной причине он не встретил оленя, лося, или даже медведя, который на одинокого человека, особенно вблизи своей будущей берлоги, нападает без предупреждения!