Аннотация: Все эти десять повестей о людях, не умеющих сидеть дома валяясь на диване у телевизора. Этих героев сделало воспитание и обстоятельства жизни!
Исповедь молодого бойца
Повесть
"Жизнь прожить - не поле перейти"
...Призывался я из Иркутска.
Когда стали приходить повестки, я уже работал на строительстве ЛЭП. Жизнь была нормальная. Я, салага, попал в компанию взрослых мужиков и начал зарабатывать деньги как взрослый!
На работу нас возили в мощном грузовике с брезентовым тентом. Внутри, по бортам, были откидные скамьи, а на полу свежее сено, зарывшись в которое можно было подремать, если за ночь не выспался. От мороза спасались меховыми полушубками, ватными брюками и меховыми рукавицами...
Мы ведь сибиряки и привычны к морозу, снегу, как впрочем, к комарам и к летней жаре.
Собирались все в столовой, где завтракали холостые ребята из бригады, а семейные подходили к восьми утра. После завтрака все садились в машину и ехали за город. Занимались установкой заземлений на столбы связи.
Бригадиром был мой сосед Анатолий Горбунов, крепкий спокойный мужик у которого дети были моими ровесниками. Я его звал дядя Толя, а он меня незаметно опекал, хотя в особой защите я не нуждался.
...Наш пригород отличался особенным хулиганством и славился этим даже в центральной части города. Выяснение отношений на кулаках - давняя русская традиция.
Поколение за поколением выдвигало в лидерство своих бойцов. Но проходило несколько лет, лидеры взрослели, им на смену приходили новые и новые смельчаки. К счастью, дрались по правилам, ни ножей, ни свинчаток в кулаках не практиковали.
Не знаю почему, но у меня удар был очень приличный и потому, я быстро выдвинулся в число лидеров в драках с соседним посёлком. Даже появилась некая недооценка сил "противника". На этом и погорел...
Поехали как-то с другом на танцы в самое логово "неприятелей". После танцев, на остановке, под единственным фонарём, встретили нас тамошние "боевики", среди них были и мои знакомые, которые, как казалось, относились ко мне с уважением.
Начали перекидываться недружелюбными фразами: - Зачем ты Васю обидел? - это кто-то из них...
Я: - А не стоило ему вести себя нахально!
Снова они: - А почему вы здесь себя ведёте как дома?"
Я: - Да нормально ведём. Мы здесь тоже недалеко живём...
Ребята там были в большинстве накачанные, обладали авторитетом и уверенностью. А нас было двое, да и то, Колес не боец. Он студент - книгочей, и в очках с большим минусом...
После словесной перепалки я расслабился и думал, что больше ничего не будет. И тут последовал неожиданный удар...
А потом ещё один, зубодробительный, навстречу, от того кого я считал своим знакомым и почти приятелем! Оказалось ошибался, а за ошибки надо платить. Эту истину я начал понимать уже тогда...
Именно он, этот полу-приятель, нанёс мне памятный удар, уже после первого бокового, на который решился другой - один из лидеров той "команды" и мой откровенный враг.
Я не был готов, не ожидал такого нахальства и думал, что всё закончится разговорами и невнятными угрозами.
После второго удара послышался треск сломанной кости, рот наполнился солоноватой кровью и, когда отскочив я пощупал зубы, то понял - одна половина нижней челюсти торчит во рту, заметно выше второй!
Мой друг, худенький очкарик Колес, хотел кинуться в драку, но врагов было так много, что его просто затоптали бы. Я его отозвал, сказав, что у меня челюсть сломана. "Неприятели", немного испугавшись своей решительности, ушли ворча.
Мы сели на последний автобус и поехали в травм-пункт, где мне почти до рассвета закрепляли медной проволокой с какими-то резинками, вправленную на место челюсть!
Пока меня обрабатывали милые доброжелательные женщины в белых халатах, я негодовал про себя. "И надо же было быть таким доверчивым идиотом?! Ведь мог же первым начать и взять инициативу на себя. Тогда, даже если бы побили, то причина была бы во мне, а не в чьей-то злой воле...".
Нечто подобное я понял уже тогда, а со временем это понимание только утвердилось в моём сознании...
Домой меня привезли на скорой часов около восьми утра и я тихонько залез в постель. Я и прежде, иногда дома не ночевал. Мать что-то спросила, когда ложился, но я промычал в ответ что-то нечленораздельное и тут же заснул - не хотел их пугать... Зато потом, они были ошеломлены, когда я открыл рот и раздвинув губы, показал им вместо зубов переплетение резинок и проволоки...
Месяц питался через соломинку жидким супчиком, похудел, но и это было на пользу.
Про себя я лелеял мечту отомстить, но прежде надо было наказать того знакомого-предателя...
Дома в таком состоянии было невмоготу. Говорить я не мог, а только мычал и потому, сидел читал книжки и лелеял планы мести. Тот, что ударил первым - был враг и с его стороны поведение было естественным. Но предатель - это уже совсем другое дело. Это совсем как оставить друзей в опасности и сказать, что я с ними не знаком. Если не защищать друзей, тогда кто тебя защитит, если на тебя нападут.
Этот случай заставил меня задуматься о чести и ответственности каждого перед всеми.
От тоскливой домашней жизни я уплыл в избушку егеря с другом, отец которого служил в охотничьем хозяйстве на Ангаре. Потом я остался там один, ловил рыбу, путешествовал по окрестной тайге в одиночку. Вот тогда по-настоящему полюбил свободу одиночества, походы по незнакомой, необъятной тайге...
А своему знакомому-предателю, который врезал мне в торец, отомстить не успел. Он оказался трусливым человеком. Когда в кругу друзей, я пообещал голову ему оторвать за подлое предательство, он узнал об этом и уехал из города...
Так эта эпопея и закончилась...
...Мне новая работа нравилась - целый день на свежем воздухе, в лесу. Бродили по снегу среди леса далеко за городом вдоль линий столбов и, найдя нужный столб, останавливались, вешали на болты систему заземления в металлических ящиках.
Первая же получка ошеломила меня. Я заработал за месяц больше своего отца, или почти вровень с ним. Но он был бригадиром на стройке, а мне не было ещё и восемнадцати лет!
Мать, конечно была довольна и стала выделять мне деньги на карманные расходы, когда я приезжал домой на "побывку".
Через два месяца, ближе к весне, нам сообщили что бригаду переводят на Байкал в длительную командировку...
С этого времени я и ездил по командировкам не только по области, но и значительно дальше. И главное, что с моей зарплаты семья стала подниматься. У нас ведь кроме меня было ещё трое детей - два брата и сестра...
В первую командировку, как уже говорил, поехали всей бригадой на Байкал, где вдоль побережья, в сторону Улан-Удэ строили ЛЭП-220. Места красивые, но зимой, а дело было уже ближе к весне, из посёлка в лес было не выйти. Снега навалило более полуметра и по такому больше километра без охотничьих лыж или снегоступов не пройдёшь. Да и некогда было выходить. Работали от света до света.
Я стал жить в доме бывшего танкиста, снимал маленькую комнатку за загородкой со своим приятелем, молодым украинцем, Петей Ляшко. Он был старше меня и уже после армии. Приехал с Украины подзаработать и устроился в нашу мехколонну.
Человек он был закрытый, о себе мало что рассказывал. Внешне выглядел тихим и даже стеснительным, но из коротких реплик я понял, что он в армии попал в переделку и поэтому служил больше положенного срока. И глаза у него были очень неспокойные. Это я тоже подметил.
В отличие от остальных соработников, водку Пётр не пил и потому, с ним было спокойно, хотя и скучно. Надо отметить, что и остальные тоже не очень пьянствовали - времени для этого не было - все хотели побольше заработать. Но, иногда, отрывались по полной и об этом я расскажу позже...
Как-то Петя проговорился, что хочет заработать денег и уехать на Украину, в Киев, где жила его семья. Он был тихим человеком, но в этом молчании чувствовался характер. Как-то мельком он рассказал мне, что в армии попал в военную тюрьму - дисциплинарный батальон и пережил там много непростых дней...
Потом он замолчал, а я, видя, что ему неприятны воспоминания, не стал эту тему развивать!
...Когда в мехколонне получали зарплату, то на следующий день вся наша бригада заезжала на своей машине в магазин, брала ящик водки и уезжала на трассу, где и пьянствовала целый день...
У меня, как непьющего - в этот день был выходной. Вечером, все кое-как добирались до дому, а наутро надо было снова ехать работать.
Однажды, после дня пьянки, утром мы ехали по Байкалу, где бригада вчера в темноте уже ехала пьяная в дым. Рассказывали, что пьяного водителя забросили в кузов, а машину вёл какой-то любитель-бригадник, менее пьяный, чем остальные .
А днём, по свету, оказалось, что по льду ехать было очень опасно. Все столпились у края фургона и с волнением смотрели, как лёд под машиной прогибался и в образовавшихся трещинах, кое-где видна была вода, бегущая вслед тяжёлому грузовику...
Мы стояли, надеялись и ждали, что если машина провалится, успеем выскочить из под тента и спастись! К счастью, всё обошлось...
Иногда, с субботы на воскресенье, в вагончиках-общежитиях на базе мехколонны, возникали пьяные драки и потом, мужики всю неделю ходили с синяками. Но, я уже говорил, что жил в посёлке и потому не видел этих кровавых столкновений, а замечал уже готовые результаты...
Драк я не боялся, потому что в своём районе мне не один раз приходилось участвовать в разборках улица на улицу и говорят, что у меня неплохо получалось. Во всяком случае, друзья меня уважали за боевитость, а недруги побаивались...
В дни после получки, когда все пили, я, можно сказать, отдыхал, не выходил на работу - сидел в доме и читал книжки. У меня было два тома "Жизнеописаний" Плутарха, и я упивался романтическими историями греческих и римских героев и полководцев...
Тогда же, я купил себе одеколон, как взрослый стал следить за внешностью, старался хорошо выглядеть и одеваться.
Купил выходной костюм, несколько рубашек и даже галстук. Волосы у меня на голове отросли и стали чуть виться. Одним словом, я стал "молодым человеком". Сейчас мне смешно, когда я смотрю на свои фотографии того времени. А тогда, некая торжественность и самодовольство во взгляде были для меня вполне естественны...
Там, в командировке, я в первый раз влюбился!
По вечерам, в выходные я ходил ужинать в железнодорожный буфет и однажды, на обратном пути, проходя мимо железнодорожных домов, заметил, что за низкой изгородью палисадника, молодая женщина неумело рубила дрова.
Я перескочил ограду, взял у неё топор и стал колоть дрова быстро и умело. На нас с братом, в детстве, когда дома было ещё печное отопление, ложилась обязанность заготавливать дрова для печек. Потом провели отопление, но навык остался.
Наколол кучу дров и познакомился с женщиной. Её звали Верой. Она была стройной и красивой, с яркими, словно накрашенными, губами и копной длинных, почти чёрных волос. Почему-то каждый раз, когда я ловил на себе её вопросительный взгляд, она улыбалась и прятала глаза - наверное стеснялась...
Только сейчас начинаю понимать, что стеснялась она моей молодости, если не детскости. Действительно, телом я был вполне взрослый мужик, а в душе ещё младенец. Я восхищался и вместе с тем боялся женской красоты. Мне казалось, что женщины - это особая порода людей - настолько я был невинен и наивен...
Через два дня - а это была суббота, - я пригласил Веру погулять. Мы ходили по железнодорожному пути, а вернувшись домой вечером, в коридоре, перед дверью её квартиры, я первый раз в жизни поцеловал женщину!
Я просто чмокнул её в щеку около губ и поспешил повторить поцелуй. Вера стыдливо хихикала, но на второй поцелуй ответила и после, засмущавшись убежала домой. Потом выяснилось, что она жила с матерью и маленькой дочкой, но без мужа. Вера была старше лет на семь и стеснялась моей неумелости и простодушия. Я это понял уже только много позже...
И вот однажды, идя из буфета, я увидел одного мужика из соседней бригады, который заметив меня остановился, прямо напротив окон нашего дома. Он стал вязаться ко мне, матерился и обещал "задницу надрать".
Не понимая причину его ярости я молчал, видя, как из его щербатого рта от раздражения, сквозь золотые коронки, брызжет слюна...
Надо сказать, что в мехколонне работал всякий отчаянный народ и в том числе несколько бывших зэков. Оказалось, что мой "соперник" был одним из них. Поэтому я его побаивался, зная что у таких как он, где-нибудь в укромном месте в одежде, может быть спрятана финка.
Поэтом я отступал, а мужик уже начал хватать меня за грудки!
В это время, калитка в воротах нашего дома отворилась и на улицу выскочил хозяин с топором в руках.
Мужик с фиксами кинулся убегать, но хозяин, среднего роста широкоплечий мужчина, размахивая страшным оружием, матерясь, почти догнал его! И тогда, этот неудачливый "ловелас" заскочил во двор соседнего дома и спрятался под поленницу, а точнее спрятал голову под дрова, когда разъярённый танкист насел на него, угрожая топором.
Я оттаскивал хозяина от фиксатого, тот, чуть ли не визжа от страха просил прощения и всё превратилось в какую-то нестрашную, нелепую комедию...
Позже выяснилось, что хозяин мой в начале чеченской войны служил в армии и попал со своим танком в самое пекло боёв за Чечню. Там он стал психованным, после какой-то тяжёлой контузии и потом, эти приступы неуправляемого гнева периодически с ним случались.
Вечером, уже придя в себя, он рассказал мне, что его жена увидела, как фиксатый ревнивец пристаёт ко мне, то есть к постояльцу и пожаловалась ему. А он, хозяин, видя какой я вежливый и аккуратный, ко мне хорошо относился и потому, вспыхнув мгновенно схватил топор стоявший около печки и поспешил мне на выручку...
Потом всё как-то само собой уладилось, но весь посёлок узнал об этом происшествии и Вера перестала со мной встречаться...
Ещё, из той командировки запомнилось, как однажды, мужики устроили в подпитии бодание грузовиков, во дворе нашего мехучастка!
Машины ревели моторами упираясь одна в другую бамперами, а водилы, тоже пьяные, сидели в кабинах скалили зубы, матерились и газовали по полной. Дело кончилось тем, что одна машина, та, что стояла повыше на колёсах, сорвалась с бампера соперника и раздавила ему радиатор!
Назавтра, протрезвившись, все качали головами, а мастеру нашего участка начальство устроило разнос.
Правда он и стал инициатором этого механического соревнования!
Это было похоже на бой - бодание механических быков и запало мне в голову кажется на всю жизнь. Рёв моторов, лязганье железа, крики болельщиков - всё это произвело на меня сильное впечатление...
Ещё был случай когда я, с разрешения тракториста тяжёлого бульдозера, сел за рычаги и какое-то время рулил им на заснеженной, заледенелой площадке перед столовой. Нажмёшь на правый рычаг и тяжёлая машина на металлических траках, на мёрзлой земле, легко так поворачивает вправо. Нажмёшь на левый и машина послушно на месте поворачивается так долго, как я захочу.
Наверное тогда я впервые подумал, что если пойду в армию, то постараюсь стать танкистом!
...Работа наша заключалась в том, что мы собирали металлические опоры высотой метров в двадцать, состоящих из скреплённых болтами металлических уголков. В начале, раскладывали с помощью ломов тяжёлые и толстые несущие угольники на чурки, чуть повыше над заснеженной землёй, а потом прикручивали уголки потоньше, по диагонали, крест на крест.
Затем, собранные таким манером, первые две стороны опоры ставили одну против другой и закрепляли уголками сверху и снизу, тоже крест на крест. В итоге получалась ажурная структура - опора с тремя, тоже ажурными, перекладинами на самом верху.
А потом, когда опора уже стояла возвышаясь над уровнем земли на двадцать с лишним метров, на эти перекладины подвешивали фарфоровые гирлянды изоляторов, к низу которых, прикрепляли-подвешивали алюминиевые толстые витые провода.
Другая бригада ставила в выкопанные экскаватором котлованы, всего их было четыре - по количеству "ног" опоры, бетонные подножники, из которых торчали толстые металлические штыри с резьбой по верху. Опоры, с помощью металлической стрелы с прикреплёнными к ней металлическими тросами, тракторами ставили на эти подножники и потом, "ноги" опоры крепились к штырям с резьбой большими гайками, тоже с широкой резьбой.
Эти опоры, выкрашенные серебряной краской, стояли среди дремучей тайги как рукотворные гигантские новогодние ёлки, тянувшиеся к синему весеннему небу!
Так мы работали день за днём...
С утра мы с Петром шли на участок мехколонны, где уже прогревали факелами машины и трактора, и где в вагончике была столовая. Там мы завтракали горячим, а потом садились в машину с тентом и ехали в тайгу, на трассу. Машина привозила нас к очередной опоре, мы высаживались, разжигали костёр и начинали работать. А вокруг, стояла дремучая, белая, заснеженная тайга, в которой мы проводили весь рабочий день...
В согласованной работе время проходило незаметно. Ближе к обеду разводили большой костёр, рассаживались вокруг на коротко спиленных чурках и начинали есть. Запомнилось, как мы жарили кусочки колбасы на совковых лопатах для уборки снега, ставя их блестящие поверхности, как импровизированные сковороды, на угли костра. Вкус у такой жареной колбасы был изумительный.
Часов около пяти вечера за нами приходил грузовик-фургон и мы, снова ехали в посёлок, на мех участок в столовую. После ужина расходились по домам, а кто-то оставался в вагончиках-общежитиях...
Эта командировка продолжалась до весны и я успел привыкнуть к таёжной тишине, к красоте необъятных просторов и яркому солнцу на синем небосводе! Наверное тогда, я и полюбил тайгу, её молчание и величие, её красоту и мощь...
Вскоре нас перевели далеко от этого места в бурятские степи.
Эта вторая командировка запомнилась мне кровавыми драками мужиков в общежитии, библиотекой в которой я читал книжки в выходные и первой платонической, но настоящей влюблённостью.
В этот раз мы все жили в общежитии и по воскресеньям ходили в офицерскую столовую - в посёлке стояла воинская часть.
И там, я увидел её в первый раз! Она была в ярком шёлковом платье, покрывающем стройные ноги чуть ниже колен, с ярким цветком в густых волосах. У
Тогда же, услышал её гортанные смешки, чуть похожие на клокотанье хищной, но красивой птицы.
Мне даже показалось, что она тоже обратила на меня внимание. Уже после, каждый раз как мы встречались случайно, она внимательно и долго смотрела на меня, а потом начинала весело улыбаться.
Может быть от надежды на взаимность и разгорелась эта моя невинная влюблённость!
Я, конечно смущался при этих встречах и моё сердечко начинало биться быстро-быстро, когда я видел её даже издали. А когда она проходила близко, то не знал куда от смущения девать свои руки.
Как позже выяснилось, эта женщина жила напротив нашего общежития, через дорогу. Я изредка прогуливался мимо её открытых окон в надежде увидеть хоть краем глаза знакомую фигуру. Я был тогда одинок и чист, как младенец, а влюблённость на расстоянии, никак не тревожила мою девственную чистоту.
Ещё я ходил в библиотеку и читал там разные интересные книжки, в том числе про охоту и охотничьих собак. Я уже мог различать породы собак, знал, как надо скрадывать зверя и стрелять с подхода и на солонцах.
Там, где мы работали, кругом расстилалась степь, в которой по местной легенде, Чингисхан первый раз собрал несметное монгольское войско и отправился завоёвывать мир!
Однажды на речке, куда мы ходили купаться в редкие выходные, я увидал удивительную картину.
Пьяный мужик на красивой лошади, в развевающейся на ветру красной рубахе с расстёгнутым воротом, на всём скаку вылетел на берег Онона - так называлась речка, и вместе с лошадью скакнул с высокого берега в воду. В этом удальстве, первобытной ярости и смелости всадника, было столько дикой удали, что я сразу представил себе, как через речку переправлялись, вот так же на скаку, дикие орды монголов...
Я уже говорил, что в те годы, не брал в рот ни капли спиртного.
Лет в шестнадцать, мы с дружками купили бутылку водки и распили её на троих. Я опьянел и едва дошёл до дома, но главное - мне стало плохо и рвало до какой -то жёлтой горькой жижи из желудка. С той поры, при одном виде как люди пьют, меня начинало тошнить!
А мужики, после приличной получки, напивались в общаге, а потом начинали драться, выясняя, кто самый главный, смелый и сильный в этой компании. Дрались всем, что попадёт под руку.
Однажды, я видел, как вполне смирный, в трезвом виде мужичок, пассатижами бил по затылку своего приятеля и брызги крови разлетались по стенам тесного коридора, в котором столпились дерущиеся!
Назавтра, они похмелялись, мирились, чтобы через две недели снова разодраться почти до смертоубийства...
В очередной приезд домой, я узнал, что на моё имя пришла повестка в военкомат. Нельзя сказать, что я обрадовался, но и не испугался, потому что мне захотелось себя испытать и пожить в армии настоящей мужской жизнью. Но, по рассказам старших приятелей я уже знал, что в армии дедовщина и надо быть отчаянным человеком, чтобы этой дедовщине противостоять...
В очередную поездку в военкомат, я попал в неприятную историю. Пока ждали приёма у военкома, моего соседа, тоже идущего в том году в армию стали задирать местные призывники. Пришлось вмешаться...
Толпой вышли во двор и пока мой визави привычно начал меня материть, я успел удачно нанести боковой справа и грубиян упал на землю без сознания. Остальных так это ошеломило, что мне спокойно дали уйти.
К тому времени я усвоил главный закон всех удачливых драчунов - бей первым и самого главного. А потом, будь что будет!
Уже осенью, я познакомился с симпатичной продавщицей из газетного киоска, стоящего у автобусной остановки. Поболтав с ней пару раз, я осмелился пригласить её в кино. Она была высокая, стройная с черными блестящими волосами и такими же чёрными глазами, весело смотрящими из-под густых, темных бровей. Звали её Катя.
Уже в тёмном зале я положил дрожащую от волнения руку ей на колено и Катя, свою горячую ладонь положила сверху. Так мы и сидели все время, пока кино не кончилось...
Потом я провожал Катю. Мы ехали на автобусе, потом пошли куда-то ближе к окраине посёлка по ночным, ветреным, тёмным улицам...
Я шёл и тихо радовался, что на улице не было фонарей и меня вряд ли узнали бы мои враги - потому что провожал её на враждебную для меня, территорию...
Привела меня Катя куда-то в район частных домов и войдя в дом, мы, не сговариваясь, стали раздеваться. Меня била нервная дрожь, а она, когда мы уже легли в постель, поощрительно улыбалась и целовала меня в обнажённую грудь...
И тут, я первый раз испытал сильное потрясение, ни с чем не сравнимое от соития с женщиной!
И кажется, что в этот момент я думал - неужели она, такая красивая и страстная, может полюбить меня. До этого момента, я как-то не задумывался о своей привлекательности...
Мы целовались и кувыркались в страстных объятиях всю ночь, и только на рассвете, заснули на несколько часов!
Уже днём, придя домой, я лёг спать и проснулся когда мама, смеясь, разбудила меня и стала спрашивать откуда у меня, такие специфические синяки на шее - Катя в ту ночь зацеловала меня!
...Поссорились мы на следующей неделе, когда Катя не захотела со мной оставаться на ночь. Я рассердился и ушёл не попрощавшись и наверное был неправ...
А вскоре и армия подоспела!
За месяц до того, я уже знал, когда меня заберут и потому, на работе стал отлынивать от тяжёлых заданий. После обеда долго лежал у костра, в то время как мои со работники уже собирали очередную опору. Мой бригадир, дядя Толя, даже сделал мне выговор, и я понял свою вину перед остальными ребятами...
Последний вечер я провёл у своей очередной подружки в женском общежитии строителей. Преодолевая стеснительность, я стал знакомится с этими девушками и пользовался определённым успехом. Я мог с ними весело разговаривать, ухаживал вежливо, галантно и многие относились ко мне благосклонно...
Перед вечеринкой, уже с повесткой в кармане - явиться с личными вещами на сборный пункт - я побрил голову, одел чёрную рубаху и с горя, а точнее от тоски и непонятного волнения, пил не в меру. До этого я редко выпивал и потому, чуть больше нормы выпитого хватило чтобы страшно отравиться. Меня рвало, когда я лежал в кровати своей подруги с мокрым полотенцем на голове, а она всю ночь ухаживала за мной...
Рано утром я ушёл домой, хотя по-прежнему меня тошнило и голова кружилась. Уже перед работой, ко мне приехала вся бригада и Толя Горбунов от имени всех, сказал тост:
- Служи хорошо, командиров слушайся и мы верим, что домой ты вернёшься старшиной...
Все весело смеялись, а я благодарил всех, но хотел только одного - чтобы меня оставили в покое...
Со сборного пункта на железнодорожной станции меня провожала мать и я, когда поезд уже уходил, вяло помахал ей рукой...
Везли нас куда-то в степи и говорили, что в Забайкалье.
В вагоне сразу обнаружились какие-то малолетки-урки. Мой сосед по купе отправился в другой конец вагона, где компании этих молодых хулиганов пили водку и играли в карты. Оттуда доносились взрывы визгливого хохота и матерки.
Я сидел и читал Сашу Чёрного: "В книгах гений Соловьёвых, Гейне, Гёте и Золя, а вокруг от Ивановых содрогается земля!".
За этот сарказм я и ценил его, как часто бывает с молодыми идеалистами, а я и был таковым...
И неожиданно, в купе возвратился мой сосед и тихо забрался на свою полку...
Потом, за ним пришла ватага подпитых хулиганов и один из них, схватив соседа за шиворот, сдёрнул с полки. Тут уж и я вступился:
- Какого чёрта! - я возвысил голос - Что вам от него надо?! - и стал вставать с нижней полки. В мою грудь упёрлись несколько рук, но я опершись спиной в стенку преодолел их сопротивление и вместо матерков, начал ругать их словами из ковбойского фильма.
- Ах вы грязные опоссумы. Да я каждого из вас десть раз лёжа выжму!
Я действительно был накаченным юношей и выглядел внушительно, с бритой головой и в чёрной, мрачной рубашке...
Их эти ругательства озадачили и испугали. Вскоре, ворча и уже тише ругаясь, они ушли в своё купе. Я уже говорил, что был одет в чёрную рубашку и обрит наголо. Это подействовало, вкупе с незнакомой для них руганью...
Через сутки, на очередной остановке, купил несколько яблок и съел их натощак. Моё алкогольное отравление прошло, как не бывало. И я был готов к службе...
Выгрузили нас ночью, на каком-то полустанке и держали там до утра. В это время, то тут, то там в большом зале вспыхивали скандалы и драки. После одной из них, ко мне подошёл предводитель картёжников из моего вагона и просительно заявил:
- Земеля! Если заваруха возникнет, помоги нам с правиться с черемховскими...
Я неопределённо покачал головой и проситель отошёл. Вскоре нас посадили в грузовики и отвезли в военный городок, где сводили в баню и выдали форму. Я уже знал, что буду служить в танковых войсках.
Военный городок занимал большую площадь и был обнесён высокой изгородью. После переодевания нам сообщили что мы проведём несколько недель в карантине, а потом нас распределят по месту службы. Поселили в клубе, заставленном по периметру большого зала двухэтажными металлическими кроватями. Служба началась!
Подъём в семь часов, отбой в одиннадцать. Муштровали два молодых сержанта. После команды: "Подъём!!!", мы обязаны были за сорок пять секунд одеться и встать в строй. Кто не успевал, того наказывали работами на кухне и уборкой помещения.
Я успевал...
Кормили неплохо, но я ел и до того мало, а тут и аппетита не было. Зато похудел, вытянулся и стал выше ростом. Мне дисциплина даже нравилась. Но вскоре понял, что в армии дисциплина не для всех.
Однажды, меня назначили дежурить по карантину. И когда все были на строевых учениях, в клуб пришли старослужащие поиграть в биллиард.
С утра нам сделали прививки и один солдатик, здоровый с виду, даже упал в обморок. А старослужащие вытащили стол на середину и играли, смачно при этом матерясь, совсем не обращая внимания на одного из наших сержантов. Я ещё раз убедился, что в армии старослужащий, даже рядовой, больше значит, чем сержант, но молодой...
Когда дембеля закончили, то стали уходить. Я вежливо остановил их и попросил убрать стол на место, объясняя, что всем сегодня сделали прививку и потому...
Что тут началось. Один из "дембелей" побелел лицом и стал подступать ко мне, истерически ругаясь:
- Да как ты смеешь молодой, учить стариков, что им делать! - и добавил несколько непечатных слов.
Тут и на меня нашло настроение, которое до этого бывало в драках на улицах. Пришёл неестественный покой и я изготовился драться до последнего. Чуть ли не зевая, я подошёл к этому дембелю, крепко схватил его за руки и заведя их за спину, надавил чуть на себя.
Он, конечно не ожидал, что я так силён и от боли в кистях стал клониться спиной к полу и если бы я его не держал, то он упал бы, находясь совершенно в беспомощном положении.
И тут, глядя ему в глаза, я заметил, как его зрачки расширились от боли и страха. Он сильно испугался и почувствовав это, подержав его так ещё немного, я отпустил руки!
Тот, что был с ним, более крупный и крепкий, даже не пробовал защитить друга...
Уходя, этот, обиженный мною дембель, орал:
- Ну только попади к нам в автороту! Я из тебя всю дурь выбью!
Но мне было понятно, что он просто старается сохранить лицо...
С той поры молодые стали меня уважать и, как всегда бывает, немного сторониться. А мне их общение не очень было нужно. Я заранее готовил себя к армии, и умение драться и постоять за себя, здесь очень пригодилось. Да и старики, узнав об этом инциденте, смотрели на меня с любопытством.
Я уже говорил, что благодаря тяжёлой работе до армии, я привык к большим нагрузкам. А моя футбольная карьера заставляла держать себя в форме. Я ведь с шести лет играл в футбол, а став постарше, постоянно играл за приличную клубную команду - вначале детскую, а потом юношескую. Перед армией, мы с друзьями постоянно ходили на спортивную площадку и на турнике я чувствовал себя очень уверенно...
В армии это очень пригодилось...
Вскоре, в первый раз попал на кухню, в посудомойку и это было самое неприятное во всей армейской службе.
Как робот, без одной свободной минуты, я мыл чашки, тарелки, бачки и баки, да ещё топил большой титан, нагревая воду для мытья посуды...
Угнетала бессмысленность работы, когда ничего за день не узнаешь и проживаешь его как амёба - крутишься в мокрой и жирной посудомойке, сжав зубы и ожидая смены!
Вечером, иногда заходил старшина, начальник столовой и проверяя качество работы, начинал тереть мытые тарелки пальцем. Если они скрипели под его пальцами, значит вымыты хорошо. Если нет, приходилось перемывать...
Зато, когда возвращался в казарму, то чувствовал себя сильным и свободным. Время до отбоя было ещё достаточно и достав двухпудовую гирю их шкафа для сушки шинелей, начинал тренироваться, поднимая её и так и эдак и чувствуя при этом необычайный прилив сил.
Сослуживцы сначала смотрели с удивлением, а потом, заметив мою силу - с уважением - в любом человеческом коллективе физическая сила многое значит!
...После окончания "карантина" я попал в танковый батальон и стал обучаться военной профессии наводчика...
Служба пошла своим чередом. Я, как и все, получал письма из дома, а один раз получил письмо от черноглазой Кати, которая узнала мой адрес через старшего брата, с подружкой которого она была знакома...
Но мне, честно говоря, было не до неё - служба, учения, дежурства по батальону, караулы, отнимали так много времени и сил, что я всё реже и реже вспоминал дом. Ну и конечно, черноглазую Катю. Я, правда, несколько раз ей ответил, как и она мне, но, со временем переписка прервалась сама собой...
Появились у меня и друзья. Один из них, из числа старослужащих. Интересно, как развивалась наша дружба - сегодня он готов за мной рюкзаки таскать, а тогда...
Шли строем и шедший сзади Плесков, - такой худой и немного косящий ефрейтор, стал вдруг, пинать меня сзади по сапогам. Я оглянулся и увидел на его лице шкодливую улыбку...
Когда построение и строевая подготовка закончилась, я подошёл к нему и ни слова не говоря, схватил левой рукой за шиворот, а правой проверил его по печени. Он согнулся и долго стоял и ныл однообразным воющим голосом.
Когда меня кто-то спросил:
- За что ты его? Я буркнул в ответ: - Спросите у него!
Потом, уже вечером, я встретил Плескова в столовой и спокойно пообещал ему в следующий раз просто голову оторвать!
Плесков промолчал и ещё больше испугался, потому что днём поговорил со своими годками и они посоветовали ему не лезть ко мне. Во всяком случае никто из его годков ко мне по поводу обиженного Плескова не обращался...
Конечно это преувеличение, про оторванную голову, но он похоже понял, что я не шучу...
И постепенно он из недруга стал моим преданным и почтительным "оруженосцем".
К тому времени каждый вечер, когда остальные смотрели телик, я вытаскивал в тамбур казармы пару двухпудовок и начинал тренироваться, поднимая их поочерёдно или вместе, с двух рук. От этих тренировок тело наливалось силой и я чувствовал, как проходящие мимо солдатики опасливо косились на мои накаченные плечи и бицепсы...
Известно, что человека делает система. Незаметно, день за днём, месяц за месяцем, я осваивался в армии душой, а тело становилось все сильнее и ловчее.
Уже по второму году службы, я узнал, что один из молодых, раньше занимался боксом.
До армии я тоже несколько раз пытался пойти в секцию бокса. Но мне не везло. Первый раз, после тренировки у знаменитого в городе тренера, у меня из кармана пальто вытащили деньги и на следующую тренировку я не пришёл - не хотелось мараться общением с крысятничающими субъектами.
Во второй раз, я даже провёл проверочный бой с ещё одним новичком, на настоящем ринге. Но от неумения, а может от смущения, не показал на что способен и ещё получил сильный удар по почкам, со спины. Это охладило мой пыл. Да и тренер не понравился, - он был маленький, злой и издевался над нами, по сути стравливая на ринге незнакомых подростков, на потеху своим ученикам.
Позже узнал, что его зарезал какой-то приятель в тайге, когда они вместе заготавливали кедровый орех. Сразу подумалось, что "бог шельму метит" и поэтому, мне его совсем не было жалко...
Так вот, с этим молодым, мы стали по вечерам уходить на спортплощадку, прихватив перчатки и лапы. И он, советами в постановке и движении рук, стал учить меня наносить техничные прямые - джебы и боковые - крюки. Сила во мне была, а быстро освоенная техника, помогла мне стать почти профессионалом. Я знал, что после армии эти навыки могут пригодиться!
Из годков, моим приятелем стал Витя Анедченко, паренёк из Краснодара, говоривший немножко с украинским мягким акцентом. Витя, смотрел на меня с восхищением и готов был во всем помогать.
Но я дал себе зарок не поддаваться на такой соблазн и делать то, что делали и другие солдатики: ходить на кухню, в караулах стоять самые томительные ночные часы у знамени полка, где нельзя было шевелиться или ходить, даже если очень хотелось спать. Это сознательное поведение - "как у всех", помогало мне не заразиться "дедовщиной", потому что моя служба незаметно перевалила на второй год...
Теперь пришло время рассказать о танках, в которых я служил наводчиком.
Эти могучие машины не могут не вызывать восхищения. Рёв моторов, клацанье траков, пушечные выстрелы, от которых машина, словно дракон, чуть вздрагивая, изрыгает из себя снаряд...
А я был наводчиком и от моего умения зависело, выживет ли наш танк в войне против других, похожих на нашу машину, чудовищ!
... Уже в конце службы, не обошлось без большого скандала.
Я, уже привычно был дежурным по роте и всё шло как обычно. Молодые сидели и смотрели телевизор, а старики занимались своими делами. Но после отбоя заметил, что в кроватях нет двух сержантов - Довнаря и Пулина.
Это мои годки и наверное они ушли к приятелям в соседнюю роту.
Довнарь призывался из Краснодаского края, был каким -то рыхлым и мягким. И лицо у него было круглое и улыбчивое...
А Пулев был ещё тот фрукт. Среднего роста, крепкого сложения, чёрный как грач, на груди и руках имел татуировки. На гражданке он был настоящим хулиганом и если бы не армия, то наверняка угодил бы в тюрьму...
Через полчаса, они появились, хихикая и весело матерясь сели на кровать Довнаря и начали обсуждать встречу с приятелями. По их неспровоцированному весёлому поведению, я понял, что они обкурились анаши. Курение анаши постепенно входило в моду в нашем танковом батальоне. Раньше, это было не так заметно, но кто-то из молодых стал доставлять зелье в соседнюю роту. И постепенно, это стало модой для старослужащих...
Вот и сегодня, мои годки решили отметиться. Я их не осуждал - каждый рано или поздно платит за свои грехи сам. К тому же шёл к концу дембельский год и все уже стали уставать от однообразия службы...
Но в этот раз, эти приятели разошлись не на шутку - вслух рассказывали анекдоты, ржали и матерились. И я стал накаляться...
Молодые, как всегда устали за день суеты и строевых занятий. Да и обслуживание танковой матчасти требует немалой энергии. И вот от шума, некоторые из них стали просыпаться.
Видя это я подошёл к весельчакам и предупредил, чтобы укладывались спать:
- Молодые устали, а вы орёте на всю казарму...
Но ведь они были "старики", да ещё сержанты. А Довнарь вообще был помкомвзвода, но видимо ему анаша сильно в голову ударила!
А Пуля, так звали второго, вообще был из бывших блатных и в армии мало изменился.
И вот он, как бы между разговором, ответил:
- Да пошёл ты Сокол... - и продолжил что-то рассказывать.
И тут, как обычно, на меня снизошла тишина и ярость волной ударила в голову!
Вскочив в пространство между койками, я ударил Довнаря кулаком наотмашь по лицу, но попал по шее. Он, хрюкнул и завалился на кровать. Пуля вскочил и стал со мной бороться - он был опытный боец и его в роте побаивались.
Мы, вцепившись друг в друга, выпростались из прохода и тут я, чуть отжав его от себя, в разрез, в образовавшуюся щель, нанёс правой сверху вниз полу крюк, по диагонали. Он, как раненный бык упал на колени и захлюпал кровью, которая обильно потекла из носа. Видя, что он ещё в сознании и цепляется мне за ноги, я опять, сверху вниз, прямым в лицо повалили его на пол!
Тут подскочили годки, схватили меня за руки:
- Сокол, ты его убьёшь! - кричали они и я, так же мгновенно, пришёл в спокойное состояние...
Пулю подняли и полотенцем с его кровати, стали вытирать кровь на лице. Он постепенно приходил в себя, но драка уже закончилась и ему оставалось только ругаться, матерясь, и обещая меня зарезать.
Постепенно всё успокоилось, но молодые испуганно затихли и ещё долго ворочались в кроватях...
Потом я пообещал бормочущему Пуле позвонить на губу и сдать его патрулю. И он, помня о скором дембеле, испугался и заткнулся...
На завтраке в столовой, Пуля подошёл и не глядя на меня, произнёс, потирая распухшее лицо:
- Я вчера где-то упал и ударился! - на что я ему ответил:
- Да, ударился! - и отправил его за стол завтракать.
А Довнарь вообще испугался, долго извинялся, тоже не глядя в лицо, а потом сел и стал есть кашу, уткнувшись в тарелку. Ему действительно было стыдно!
Об этой драке никто из офицеров не узнал, но годки стали относиться ко мне с неприязнью. Я, своими решительными действиями разрушил перед молодыми миф о их неприкасаемости. Но мне от этой подозрительности было уже ни холодно, ни жарко - я тоже с нетерпением ждал дембеля...
В самом конце службы случился очередной скандал с моим участием.
Был день моего рождения и после строевой, когда наш ротный, поджарый и тренированный капитан Селёдкин, сидел с молодыми в курилке и что-то им рассказывал, я подошёл, козырнул и попросился в увольнение:
- У меня сегодня день рождения...
Капитан, с которым у меня были натянутые отношения, посмотрел на меня и спросил:
- А где ты раньше был?!
И, помолчав, добавил:
- Сегодня увольнительных не даю, - отвернулся и продолжил что-то рассказывать молодым...
Меня взбесило именно его нарочитое равнодушие. И я, внезапно выскочил из армейской "колеи" - со мной это и раньше бывало...
- Да пошёл ты... - довольно громко произнёс я, и стал уходить в сторону казармы, ещё не подумав, что сделаю дальше...
- Соколов, вернись! - рявкнул капитан, зная, что мою реплику слышали и молодые. В ответ я не оборачиваясь махнул рукой и завернул за угол...
Но на этом инцидент не закончился...
Когда Селёдкин, уже ближе к вечеру ушёл домой, я собрался, начистил сапоги и пошёл в самоволку, в поселковый военторг.
Там купил пару бутылей плохого вина и вновь вернулся в роту. Вечером пригласил в бытовую комнату своего дружка, старшего сержанта Свиридова и ещё одного молодого механика, бурята из его взвода, запер дверь изнутри и мы стали праздновать день рождения - двадцать лет бывает один раз в жизни!
Была суббота, командиры все ушли из роты пораньше, нам никто не мог помешать. Пили мы эту красную бурду через соломинки, воображая, что пьём коктейли в баре...
После выпивки собрались и пошли на танцы в посёлок, конечно тоже самовольно. В посёлке у меня жила подружка, Нина - школьница-десятиклассница, дочь одного из офицеров штаба полка. Мы с ней иногда, когда я был в увольнении гуляли, разговаривали и даже целовались.
Познакомился с ней случайно, когда шёл к себе в роту по центральной улице посёлка из полковой библиотеки. Она несла тяжёлую сумку с продуктами и я напросился ей помочь. Тогда же договорились увидеться на танцах в полковом клубе и с той поры изредка встречались. Я умел и любил разговаривать с девушками, рассказывая увлекательные истории из прочитанных книг.
Полковую библиотеку знал уже хорошо и перечитал сотни томов, не только художественной литературы, но и историческо-философской. Ницше не понравился - уж очень он гордый и самодовольный. Но французы - Сартр и Камю - произвели на меня впечатление. Особенно Камю с его теорией светского стоицизма. А его роман "Одинокий", запомнился надолго - с одиночеством приходилось бороться и мне.
Но только в армии, я начал понимать, что не один живу на свете. И это понимание помогало переживать несвободу и произвол командиров...
А в тот вечер, после танцев, когда я отпустил приятеле, мы долго бродили по полутёмным улицам и нежно обнимались - похоже, она в меня влюбилась в первый раз в жизни...
А для меня она была ещё ребёнком и я старался не обижать её своими приставаниями, а всё больше разговаривал. Мне всё время хотелось выговориться о том, что я чувствую и переживаю находясь в армии. Наверное просто хотелось иметь друга, с которым можно было поделиться переживаниями и размышлениями...
Свиридова и бурята Кешу после выхода из клуба, я потерял из виду, пришёл в роту поздно и сразу лёг спать...
Утром дежурный по роте сообщил, что Кешу, ещё с вечера забрал патруль и отправил на гауптвахту, а Свиридов пришёл в казарму вовремя и сразу лёг спать. Ещё, дежурный дневальный сказал, что вечером звонил Селёдкин и требовал меня к телефону.
- Я сказал что тебя не найти и он потребовал, как я появлюсь, чтобы позвонили ему...