Аннотация: О жизни человека в дикой природе и поисках свободы.
ЛЕТНИЕ ОПАСНОСТИ.
...Но возвратимся в лес.
Важную роль в таёжной жизни играют лесные избушки - зимовья. Они становятся домом и охотнику, и лесному путешественнику, на несколько дней или даже на несколько месяцев. Они бывают разных размеров и стоят в разных местах.
Поэтому обладают разным количеством бытовых удобств. Иногда они уютны, теплы и расположены в красивых местах. Иногда наоборот...
Помню одно, стоящее на краю большой солнечной поляны, недалеко от таёжной речки Курминки. В нём я любил останавливаться, как зимой так и летом.
Однажды, в летние жары, я под грузом рюкзака, одетый в толстую одежду, спасающую от комаров и "кровожадных" паутов, вспотел на десять рядов, измотанный, добрел до этого зимовья и повалился на нары, обезвоженный от потения и обессиленный нервным стрессом от укусов кровососущих. Внешняя сторона моих ладоней от укусов паутов распухла и превратилась в подушечки...
Войдя в сухую прохладу лесной избушки, я, сбросив рюкзак с плеч упал на нары и забылся, в тревожной полудрёме...
Через несколько часов очнувшись, заставил себя выйти, принести воды, вскипятить и попить чаю, и снова повалился спать!
Так я провалялся на нарах почти сутки, и только чуть придя в себя, к следующему полудню, отправился дальше, в намеченное место...
Странно, но иногда летом, жить в тайге, тяжелее чем зимой: из-за жары, комаров, паутов и мошки. Лесная жизнь в это время превращается в пытку!
Даже звери, днём прячутся в прохладные тенистые чащи, выходя кормиться и пастись в конце ночи, в самые тихие часы, когда кровососущих становится меньше. Иногда, по рассказам старых охотников, мошка и пауты, заедают звериных детёнышей до смерти. Каково же человеку?!
ЗЕМНОЙ РАЙ
... Но бывают и замечательные дни и места.
Например, на вершинах обдуваемых ветерком горных скал, или на широких, безлесных болотинах, в ветреный день. ..
Однажды летом, в лесах Ленинградской области, которые мало в чем уступают сибирской тайге, я брёл, отбиваясь от комаров через густой перелесок и вдруг, вышел на край широкого чистого болота.
Пробравшись на его середину, я увидел множество золотистых сладко спелых ягод морошки, растущей среди мягкого и сухого мха.
Дул ровный, ароматный ветерок согнавший всех комаров в пограничные с болотом леса. Над моей головой светило в чистом, синем небе, ярко-золотистое, тёплое солнце.
Озирая это природное великолепие, я счастливо запел какую- то радостную песню, упал на спину, на пружинящий мох и долго лежал бездумно глядя в глубины Космоса, прячущегося за небесной синевой...
"Ради таких мгновений счастья и свободы стоило жить и мучиться поисками смысла, все эти годы" - думал я, ощущая себя властителем этого первозданного Эдема...
Другой такой счастливый случай произошел, в долине Муякана. Был июль и жара - под тридцать градусов. Мошка и комары залезали даже под накомарник...
В одном интересном месте, я решил обследовать горные склоны и свернул в распадок, в сторону от реки и вскоре вышел на нерастаявшую ещё с зимы, наледь.
Температура, на поверхности ровной как стол ледяной "дороги", была оптимальной для человека - в районе пятнадцати - шестнадцати градусов.
Я с облегчением снял накомарник, мокрую от пота энцефалитку и пошёл вверх по наледи, дыша полной грудью и любуясь зарослями кедрового стланника зелено-бархатного цвета и толстым слоем мха на камнях, тоже окрашенного зелёным, разной степени интенсивности.
Стланик покрывал непроходимой "стеной" склоны гор по краям ледяной "реки".
Вскоре, я вышел к небольшому перевальчику, купающемуся в солнечных лучах.
Здесь лёд, прорезанный талой водой, превратился в отдельные ледяные глыбы, высотой в несколько метров и отдалённо по форме напоминающих бело - зеленоватые катера выброшенные на скалы...
Под "днищами" этих "катеров", журчали и плескались потоки прозрачно - зеленоватой, талой воды...
Пройдя чуть вперёд, я увидел в горной котловине изумрудно - стального цвета озерцо, с ледяными островками-айсбергами, плавающими по искрящейся под солнцем поверхности...
Поднявшись ещё выше, я достиг горной вершины, с которой, на многие километры открывался вид на необъятную страну горных вершин и хребтов, громоздящихся чуть внизу, под моими ногами и раскинувшихся вокруг, уходящих вдаль на все стороны света...
Сбросив рюкзак, я разделся до трусов и осторожно ступая босыми ногами по сухой, серо- зелёной травке, насобирал сухих веточек и развёл маленький, почти бесцветный под солнцем, костерок.
Набрав в котелок снега из соседнего снежника, я вскипятил чай, поел, запивая бутерброды ароматным напитком и некоторое время сидел задумавшись, поглядывая на щетинившиеся елово - кедровой тайгой склоны малого хребтика внизу, за которым располагался посёлок строителей БАМа, с загадочным названием - Тоннельный...
Чуть левее, в тайге стоял и мой домик - сейсмостанция, спрятавшийся за горкой, под северным склоном.
Я полной грудью дышал прохладным воздухом и думал о многообразии мира вокруг нас. Ещё два часа назад, в нескольких километрах отсюда, я мучился от жары и не оставляющей в покое, мошкары.
А тут я загораю, как где-нибудь на черноморском побережье и уже забыл о физических мучениях, преследовавших меня внизу...
...Там, на вершине, я был счастлив и горд своей причастностью этому миру красоты и добра, чувствовал себя почти Богом, - ибо полное счастье доступно только божественным созданиям...
Бывают внезапные ощущения счастья жизни и зимой, когда вокруг зимовья воет и стонет яростный морозный ветер несущий облака снежной крупы, а ты, в окружении крепких стен, в тёплом и уютном пространстве, дремлешь, вспоминая увиденное днём и строя планы на завтрашний поход.
Ты сыт, здоров, силён и главное свободен, и можешь завтра увидеть чудо: найти медвежью берлогу, с дремлющим внутри Хозяином тайги, подстеречь стадо коричнево - шоколадных, крупных и сильных изюбрей, или выпугнуть из ельника громадного и нескладно-чёрного, рогатого лося...
В одиночестве, на лоне величавой и равнодушной природы, есть своё непередаваемое очарование. После долгой жизни в тайге, в одиночку, в душе воцаряется спокойствие и осознание общности со всем, что тебя окружает: деревьями, травами, зверями, солнцем, луной и звёздами...
В такие моменты понимаешь, что только свобода может сделать человека счастливым по настоящему...
Конечно, ощущение душевного комфорта и равновесия приходит в теплом, чистом красивом месте, но зимой, это часто бывает в защищённом месте - например в лесном домике, или на солнечной и безветренной поляне!
Плохие зимовья.
Но зимовья бывают и плохие, стоящие на нехорошем месте, а ещё и с мышами...
Одно зимовье, стоящее по другую сторону соснового леска описанного уже мною, мы с братьями называли "ледником".
Его спрятали в сивере, в сосновой чаще и потому, оно круглый год было сырое, с плесенью по углам. Да и воду приходилось брать прямо в болоте...
Хотя надо отметить, что место было глухое, малопосещаемое человеком, что для охотника удобно.
Как -то раз, вечером, мы жгли костёр и пили чай, сидя вокруг огня рядом с "ледником". И вдруг, Валетка - крупная сибирская лайка, - вскочил и бросился в темноту. И мы услышали, как по лесу зашуршали, застучали на бегу копыта. Оказалось, что к зимовью подошли почти вплотную ничего не боящиеся кабаны...
Вскоре Валетка возвратился, но долго ещё взглядывал в темноту, недоумевая и удивляясь наглости кабанов...
Место действительно было потайное. Но один я там останавливаться не любил... Наверное потому, что близко подступающий лес и недостаток солнечного света, невольно пробуждали ощущение опасности...
Помню другое зимовье, в отрогах Хамар-Дабана, в густых кедрачах...
Сделано оно было умело и место видное, на краю горного склона.
Но в нём было много мышей, которые не давали мне спать, а иногда, во сне, я чувствовал, как они бегали по телу.
Поэтому, спал я плохо, не высыпался и когда мы из зимовья уходили, то вздыхал с облегчением...
Согласитесь - если ты человек чувствительный, а по твоему лицу, хоть однажды пробежала мышь, касаясь кожи холодными лапками, то крепко спать в этом месте тебе будет трудно...
Замечательное зимовье - сарайчик стояло в вершине пади Подарвиха, которая впадает в ангарское водохранилище, напротив посёлка Большая Речка. Этот сарай на деревянных полозьях, когда-то завезли трактором, почти на водораздел, к небольшому, заросшему смородиной ручью. Зимой я там не останавливался, но летом - часто. Места кругом звериные и очень много медведей.
Однажды, я пил чай на закате, у костра. Дым тянуло вверх по ручью, и вдруг, метрах в ста, в кустах, я услышал какой - то треск, ворчанье, а потом и мелодичное, раздражённое рыканье - будто кто на гитарных басах, коротко проиграл сердитую тему...
Я принёс из зимовья ружьё и сидел слушал продолжения "концерта". Однако в кустах замолчали...
Ночью, часа в три, в самую темень, проснулся я от ужаса. Мне показалось, что кто-то большой и сильный, схватил дверь снаружи и пытался её отворить - она была изнутри закрыта на крючок. Я лежал не жив не мёртв, и ждал...
Но снаружи было тихо...
Крадучись и подрагивая телом от холода и страха, я взял в руки топор и размахнувшись, изо всех сил ударил по гулкой дощатой стене, обухом. Никакой реакции снаружи! Стрелять наобум я не мог - вдруг это человек. Переждав какое -то время, я растопил печку заново...
И после, долго ворочался, пытаясь заснуть. Стояла напряженная, предутренняя тишина...
Я до сих пор не знаю кто это был. Может это был медведь или кабан?!
Но то, что дверь старались открыть, в это я верю до сих пор...
В тех местах, однажды, я жил несколько недель и постоянно ощущал присутствие косолапых.
Иногда я буквально видел, как поднимается трава впереди, примятая медвежьей лапой. Стрелок я неважный, боялся промазать при резкой встрече "нос к носу" и потому, достав нож из ножен, шёл и стучал обушком лезвия по стволу ружья, стараясь показать медведю где я, что бы нечаянно не столкнуться с ним в чаще...
В этих же местах, я неожиданно вышел на гнездо рябчика, где рябуха сидела на яйцах вмёртвую, и подпустила меня на шаг.
Потом она всё-таки взлетела, села в десяти шагах на ветку и истерически тренькала, "сигналя" тревогу. Я хорошенько рассмотрел её гнездо и яйца, величиной с голубиные и числом штук двенадцать...
Чуть позже, я встретил её, уже с выводком и жёлтые, крошечные рябки, по сигналу "мамки", попискивая как цыплята, рассыпались по кругу, затаились - один, рядом с моим сапогом.
Рябуха же, традиционно изображала из себя раненную, хромая и припадая на крыло побежала по кругу, совсем недалеко от меня...
"Кончайте этот театр",- ворчал я, и осторожно переступив с ноги на ногу, чтобы не задеть птенца-рябка, ушёл дальше, весело посмеиваясь...
Любопытная подробность...
В те давние времена, я возвращался в город не пешком, а через водохранилище: или на пассажирском катере, или на попутных моторных лодках.
Однажды, спустившись по пади к заливу, я застал на берегу крестьян из села на той стороны реки - Большой Речки, которые были на моторной лодке.
Я попросился переправить меня, в Большую Речку и они согласились.
Когда я им рассказал откуда я пришёл, они недоверчиво мотали головами, а один стал вспоминать: - Лет десять, назад, мы с Иваном косили здесь сено, и как то, на лошадях, поднялись на хребет...
Рассказчик помолчал, посмотрел прищурившись на горы и продолжил: - Там, в кедраче, мы медвежонка выпугнули на дерево, стрельнули его и тикать. А то, как бы медведица нас не заела...
Вскоре, мужики, в переполненной лодке, переправили меня на другую сторону водохранилища и я быстро вернулся в город...
...Но первое моё в жизни зимовье, стояло на месте бывшего скипидарного завода, и потому, это место называлось Скипидаркой.
Туда, мы ездили ещё в детстве, на велосипедах и я вспоминаю, как холодно было ночевать у костра. После бессонной ночи, уже ясным, солнечным днём, катаясь по лесным дорогам, мы поймали глухарёнка на водораздельном хребте, в старом сосняке.
Глухарёнка мы потом отпустили и он убежал к глухарке, с тревожным квохтаньем поджидавшей его неподалёку...
...Лет через пятнадцать, именно на этом бугре, в крупно ствольном сосняке, я нашёл большой глухариный ток и добыл своего первого "петуха".
...После армии я ходил в это зимовье, и с друзьями, и в одиночку.
Однако в первый раз, после большого перерыва, я пришёл туда в глухую, морозную ночь и едва нашёл его...
Мой приятель, хорошо знавший дорогу к Скипидарке, внезапно отказался идти вместе со мной в лес. И я, прождав его да темноты, уже почти в полночь, пошёл один в это зимовье толком не помня, по какому отвороту мне к нему добираться.
Опытные лесовики, хорошо знают, как ночью, всё меняет своё местоположение.
Я несколько часов брёл к этой лесной избушке, скользя и падая на утрамбованной снежной поверхности дороги. Уже часа в три ночи, отчаявшись, я решил, что если не найду Скипидарку, то буду ходить по дорогам до утра, чтобы не замёрзнуть...
В тот вечер, я опрометчиво обул на ноги новые кожаные ичиги, которые скользили на твёрдой снежной поверхности, как коньки.
Именно тогда, я понял, что ичиги для ходьбы по снегу, без подшивки войлоком, совершенно не годятся. Уже через несколько лет, я, взбираясь в не подшитых ичигах на снежную крутую гору, поскользнулся, упал и сломал приклад своего ружья...
... Наконец, когда я уже совсем потерял надежду и начал подмерзать, впереди, в темноте, что - то затемнело на белом снежном фоне, и я, подойдя ближе, вздохнул с облегчением - это был домик, который я искал...
Но после этого, пришлось ещё лазить по заснеженной чаще, в поисках сухих дров. Так что заснул я в тот раз только под утро и проспал до десяти часов.
А когда вышел на улицу, то меня на мгновение ослепили яркое, приветливое солнце...
Вспоминая этот случай, мне хотелось бы предупредить начинающих охотников, об опасности зимних походов в малознакомые места и пытаясь найти зимовья, только по неясным описаниям знакомых...
Однажды, уже будучи опытными лесовиками, мы с другом, пошли искать незнакомое зимовье, которое было недавно кем-то выстроено, в знакомых нам местах.
Мой спутник. Володя, был сильным и опытным лесовиком. Но к тому времени, он уже долго жил далеко от тайги и приехал в родные места, ненадолго в отпуск.
Он потерял тренированность и это обернулось для нас тяжёлым испытанием.
Мы бродили по глубокому снегу по округе до темноты, пытаясь отыскать незнакомое зимовье...
Уже под звёздным, морозным небом, видя, как Володя держится за сердце и тяжело дышит от усталости, я решил идти напрямик в знакомую землянку - путь к ней я хорошо знал. Ночевать на снегу у костра в минус двадцать пять, мне показалось ненужной авантюрой...
Кое-как мы добрели до землянки, растопили печку, сварили поесть, вскипятили чаю, и уснули...
Через время, я почувствовал, что мой спутник, сквозь сон дрожит от холода. Я заставил себя встать с нар и вновь растопил печку. На час в землянке стало тепло, но потом жар улетучился через щели между дверью и дверными косяками и мне пришлось вновь подниматься и разводить огонь...
...Не могу не рассказать об коварстве глубоких снегов, которыми засыпана тайга, почти всю зиму. Но особенно вторую её половину...
Человек часто, не рассчитывает своих сил или даже их преувеличивает. Это может стать роковой причиной несчастных случаев в тайге...
Несколько раз, бродя по глубоким таёжным снегам, я сам так далеко уходил от дорог в тайгу, что потом с большим трудом возвращался. Когда идёшь без лыж, по глубокому снегу, то вначале это не кажется таким сложным делом...
Но вот, вы забрели на несколько километров вглубь таёжного бездорожья, а снегу становится всё больше, а сил, соответственно, всё меньше. Возвращаться по своим следам, к дороге, что, кстати, самое умное, не хочется и вот вы, пройдя очередной километр, по рыхлому, глубокому снегу задыхаясь и ловя ртом воздух, останавливаетесь обессиленный...
А уж ночь близка и мороз крепчает с каждой минутой, а усталые ноги начинают мёрзнуть в резиновых сапогах...
Как же, в этом случае, начинаешь клясть себя за опрометчивость и полудетскую безалаберность...
И тут надо решиться и возвращаться к дороге по своим следам. Это единственный нелёгкий конечно, но наименее рискованный выход из ситуации. Если уж вы совсем обессилели, то вскипятите чаю и перекусите. Лучше всего поешьте чего-нибудь сладкого...
Энергия в ваши мышцы возвратиться быстро. Ни в коем случае не пробуйте ночевать в глубоком снегу у костра в морозную погоду и особенно в одиночестве. Это опасно для жизни. Зимние ночи такие длинные, а утром, вы будете ещё более обессилены, чем вечером...
Вообще, зимой в лесу, может быть менее тяжело, но намного опаснее, чем летом... Поэтому и строят сибирские охотники лесные зимовья...
Эти лесные домики спасли много жизней и самим охотникам и особенно людям, случайно попавшим в лес, чаще всего начинающим лесовикам...
Но возвратимся на Скипидарку...
В этом зимовье я видел поразительную сценку. Мышка выбежала откуда-то из угла на середину домика к печке, которая топилась и дверца была приоткрыта. Мышка села на хвостик, и не то грелась, не то зачарованно любовалась на мерцающие угли.
Видимо гипнотические свойства огня действуют не только на человека...
... Природа, настолько многообразна и многолика, что бывая часто в лесах, невольно начинаешь задумываться о том Креаторе, Вдохновителе и Регуляторе, которого люди называют Богом.
Жизнь природы настолько сложна и целесообразна, что невольно возникает уверенность в существовании жизненной цели того мирового движения, частью которого является и человек, олицетворяющий некий отблеск Существа, создавшего и поддерживающего этот Мир...
Одиночество и сосредоточенность жизни в природе, развивают у людей внимательность и наблюдательность. А если это одиночество является сознательным выбором, то рано или поздно приходишь к размышлениям о сути бытия, в центре которого ты появился, вырос и живёшь, приближаясь к загадочной черте, которая называется смерть...
Видя вокруг себя постоянную череду взаимовлияний и взаимопревращений, понимаешь относительность жизни, здесь, на Земле и вместе - вечность и необъятность природы.
И сознавая свою конечность, начинаешь искать своё место в этом громадном мире, искать Покровителя, Учителя, который бы помог тебе реализовать себя как личность, что и составляет на мой взгляд цель и смысл религии, оправдывающей и поддерживающей существование конкретного человека в мире...
Слово, на мой взгляд, представляется тем инструментом, которое создало и продолжает творить мир из неопределённого Хаоса, существовавшего до человека. Вспоминается великая и многозначная аллегорическая картина сотворения мира, нарисованная Евангелистом Иоанном: "...Вначале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог...".
Мир не закончен в своём строительстве - делаю выводы я, и каждый из нас продолжает его творить на свой манер. Но было начало, в котором человек присутствовал как свидетель и ученик, когда некая Сущность через язык, осуществила построение понятий, которые привели мир в порядок и стройность, определив, что есть верх и что низ, правое и левое, добро и зло, тело и дух...
Язык оформил в понятиях, упростил, сделал определённым и приемлемым мир, который в своей конечности не познаваем. И именно осознание непознаваемости мира, было началом веры, мостиком между человеческим знанием, составленным из понятий физики, метафизики и логики оформленных человеческим языком, и необъятной глубиной и сложностью мира, уже за пределами возможностей человеческого языка...
Вот тут наступает место и время Веры...
Вера помогает человеку двигаться вперёд, вопреки чувству бессилия, часто возникающему при столкновении с неразрешимостью очевидной и конечной непознаваемости мира...
Бог для меня, безусловная абстрактная категория, благодаря которой всё стало и всё движется в пространстве и времени, существовавших задолго до появления и сотворения человеческого мира.
Я склоняюсь в конце концов к картине мира, в котором песчинка на берегу моря, простейшая инфузория и человек нераздельно сосуществуют в среде, наполненной божественным присутствием.
Иначе говоря, Бог с нами и среди нас. Но мы в мирской суете не замечаем его...
В лесу, на лоне природы, в одиночестве, мы меньше отвлекаемся несущественными деталями и потому, имея возможность внятно обдумать что - то более сложное, чем цены на хлеб или на бензин, быстрее приходим к Богу.
Природа - это вечный монастырь, в котором нам легче и увидеть Бога в мире и общаться с ним, без помех...
В природе всё гармонизировано и вместе с тем находится в постоянном движении. Изменяются условия существования - появляются нужные навыки и "инструменты" для продолжения жизни. Похолодало на земле и многие животные, как и человек стали строить, копать себе убежища, "дома", для жизни.
Зимовье для человека - это возможность в комфорте проводить время на природе. Для медведя - это берлога, в которой он может "переночевать" зиму. И строит он её мастерски, совсем как человек...
Берлога для медведя - это тоже, что зимовье для человека...
Однажды, осенью, мы с приятелем, спускаясь по лесистому склону, натолкнулись на свежевырытую берлогу.
Медведь, видимо был где-то поблизости и просто на время отвлёкся от работы услышав наши приближающиеся голоса. А потому спрятался где- то неподалёку.
Осматривая свеже выкопанную берлогу и все вокруг, мы нашли несколько лёжек одна рядом с другой и поняли, что косолапый строил для себя зимний "дом" несколько дней.
Я с невольной улыбкой представил себе его озабоченную морду, когда он выгребая вырытую землю подальше от норы, закончив, отряхивал лапы и встав на задние лапы с высоты двухметрового роста, оценивал проделанную работ, вертел головой так и сяк, и оставшись довольным соответствием сделанного, "чертежу", который он держал в "уме", приступал к следующему этапу.
Я представил его сопящего, чмокающего губами, увлечённого, не замечающего, что нос его в песке - и невольно рассмеялся...
Я видел много берлог и уверяю вас, что это настоящие инженерные сооружения. Во первых, он выбирает соответствующий грунт, который бы не осыпался и вместе, его можно было легко копать. Во вторых, чтобы тающий снег и в начале зимы и весной, не попадал внутрь. И в третьих - чтобы берлога простояла бы, как минимум, год...
В одном месте, найденном мною в километре от посёлка лесорубов, в тайге, берлога была выкопана в корнях большой лиственницы, таким образом, что толстые корни, образовали на входе, то есть в "челе", верхнюю и нижнюю перекладины, в "дверном проёме".
Эта берлога прекрасно сохранилась, хотя рыл ее медведь несколько лет назад. Берлога размещалась на северо-восточном склоне, и начинала освещаться прямыми лучами солнца только весной, напоминая медведю, чтобы он не "проспал" нужного времени для "подъёма". И такое расположение берлог, было почти всегда, если они были выкопаны на склонах...
Другой инженерный "фокус", я видел в берлоге, выкопанной километрах в трёх от садоводства, на большой дороге, недалеко от города. Медведь вход в нору, сделал как бы углубляющийся вниз, пандус, а собственно "чело" или "двери" - расположил под прямым углом к пандусу, тоже используя корни, как несущие конструкции. К сожалению в эту берлогу медведь не лёг, и мы приехав его "брать", были разочарованы.
Собака наша, чуя запах хищника вздыбила шерсть, но даже в пустую берлогу лезть отказывалась.
Я вспомнил, что по дороге, на ближней гриве, в начале зимы, лесорубы возили лес на гремящих железом и воющих моторами лесовозах. Это наверное и вспугнуло мишку...
Довольно часто я встречал в лесу норы барсука, поменьше размерами, чем медвежьи и с разветвлённой подземной сетью переходов.
Однажды, с Лапкой я даже загнал "гуляющего" по окрестностям барсука, во временную нору...
Было это так...
Я шёл по незнакомому лесу, за Курмой, когда Лапка вдруг на кого - то яростно залаяла и я подумал, что на медведя!
Осторожно подходя к этому месту, обходя кусты и напряженно вглядываясь, я увидел большой корень - выворотень, под который Лапка лаяла вздыбив шерсть. Подрагивая от волнения, я по дуге обошёл выворотень, с ружьём, заряженного пулями, на изготовку. Я, в какой-то момент, даже подумал, что моя собачка лает на медведя.
Под выворотнем никого не было, но была нора, а вокруг, свежие барсучьи покопки.
Я вырубил длинную палку и стал совать в нору. На конце вынутой из норы палки я увидел мокроту и понял, что барсук, забился в дальний конец кусал палку зубами. Я не стал лишнего беспокоить зверя и отозвав Лапку, ушёл своей дорогой...
Барсучьи норы часто расположены на заросших кустарником закрайках полей или на сухих буграх, недалеко от воды. В земляном убежище, всегда имеется несколько входов и выходов. А от жилой норы, во все стороны леса, расходятся заметные тропки. Туалеты они устраивают "на улице" и туда ведёт торная тропка.
Следы барсука, на подсыхающей грязи, очень напоминают маленькие медвежьи. На них отпечатываются и ступня и точечки коготков. Это наверное потому, что барсук относительно своих размеров и роста, один из самых плотных и сильных животных, как впрочем и сам медведь. Туловище его приземистое, немножко уплощённое. Челюсти сильные и зубки острые. Поэтому не всякая, даже крупная собака, способна совладать с барсуком...
Летом пролежав весь жаркий день в норе, барсук, на закате выходят попить воды и покормиться, добывая жучков - червячков, мышей, лягушек, делая заметные покопки в земле, в поисках съедобных корешков, по которым и можно определить его присутствие в округе.
Они похожи на покопки кабанов, только заметно меньше в размерах...
Ещё одна характерная особенность...
Барсуки большей частью ночные животные и потому, увидеть их днём большая редкость. Но сами они, ночью видят очень хорошо. Может быть, острота его ночного зрения обусловлена темнотой в норе, где он проводит большую часть времени, даже летом...
...Текст книги принимает неупорядоченный характер, но думаю, что главная цель её, в описании случаев, картинок и настроений встретившихся или пережитых мною в лесах. Надеюсь, что читатели, которым неинтересны рассуждения о Боге, или об абстрактных понятиях, будут просто пропускать соответствующие места, и переходить к следующим разделам...
Теперь, несколько слов о свете в физическом смысле слова...
Фонарик иметь необходимо, если вы ходите по лесу ночью...
Живя в городе мы отвыкаем от естественного света, как впрочем и от темноты. Но в лесу, особенно летом, когда нет снега, который даже ночью создает контраст и помогает различать тропинки или дороги, иногда бывает так темно, что своей вытянутой руки не видишь.
Первый раз, я с этим столкнулся в Приморье, во время армейской службы, когда бегал по вечерам в самоволку, на свидание с девушкой, вниз, в посёлок на берегу моря.
В тот вечер, мы замечательно погуляли с моей подружкой и я, попрощавшись, направился наверх, на батарею, где я проходил службу.
Пока шёл по освещённым улицам было терпимо, но стоило углубиться в лес и темнота обступила меня со всех сторон. Я шёл, щупая дорогу ногами и вспоминал рассказы о далёких временах, когда японские диверсанты вырезали целые казармы на Русском острове...
Было это на самом деле или эти рассказы - плод коллективной фантазии, я не знаю. Однако тогда, в лесу, я ощущал свою полную беспомощность. Я шёл, падал споткнувшись, натыкался на ветки деревьев, на которые днём и внимания не обращал... Придя в казарму, облегчённо вздохнул - мог ведь и заблудиться и ночевать в лесу...
Другой случай произошёл в Ленинградской области, в районе деревни Федосово, в глухих, безлюдных местах, расположенных вдоль речки Тосно...
Я приехал по железной дороге, до ближайшего к Федосово полустанка и оттуда, пошёл пешком в деревню, в которой уже несколько лет жил по временам, на даче знакомой...
Поезд припозднился и я, выйдя на полустанке в лесу, поспешил по знакомой тропе вперёд...
В сумерках, я остановился у разрушенного моста через небольшую речку и подумал, что хорошо было бы посидеть на высоком мосту, в наступающих сумерках и послушать лосиный гон. Время было подходящее.
Оставив рюкзак на тропе, я забрался на остатки разрушенного моста через реку, устроился поудобнее и стал ждать. Постепенно наступила ночь. Я слышал, как подо мною, цвиркала норка, плескаясь в реке.
Через время, в дальнем углу прибрежной поляны, что-то тяжело заворочалось и раздался стук кости о дерево. Наверное лось, имитируя схватку с соперником, нападал на беззащитную осинку, "поддевая" её на рога...
А может быть медведь, - фантазировал я - притаившись, подкараулил гонного, беспечного сохатого и борется с ним!
Услужливая фантазия, воспользовавшись темнотой, подсказывала самые причудливые сюжеты.
Было так темно, что я уже не мог бы воспользоваться ружьём, даже если лось подошёл, на мое опасливое подражание гонному быку "У-У-О-Х", на десять шагов...
Часу в двенадцатом ночи, справившись наконец с охватившим меня насторожённым оцепенением, я слез с бревна, и с трудом отыскал свой рюкзак...
На небе сияли неяркие звёзды, которые совсем не давали света...
Идти дальше я не мог - тропа была "вертлявая" и пройдя в полной тьме десять шагов, я упёрся в невидимый куст, росший уже, по-видимому, на обочине. Сделав ещё попытку двигаться по тропе, я вновь быстро сбился.
"Придётся ночевать здесь - разочарованно вздыхал я, сожалея, что не взял с собой фонарика. До деревни оставалось не более трёх километров лесом, но пройти их в ночи не было никакой возможности. Я мог выколоть себе глаза о придорожные ветки, либо увязнуть в болоте, которое надо было ещё переходить впереди...
На ощупь, взяв чуть влево, наткнулся на пень, достал топор, отщепил смолистых щепок...Развёл костерок и уже потом, кое - как устроился рядом с пнём, который служил мне "дровяным складом", до рассвета...
Утром, по первому свету, наскоро попив чаю, я бодро зашагал к деревне, и вдруг, где-то в стороне от тропы, справа, услышал далёкие удары топора...
"Ого! - подумал я. - Кто-то зимовье с утра пораньше строит. Надо будет запомнить место..."
Однако стук топора вдруг стал передвигаться по лесу и смещаться влево...
"Что за чертовщина? - недоумевал я.
И вдруг понял, что это, не стук топора, а рёв гонного лося, короткое "У-У-О-Х-Х" - раз за разом мерно неслось над лесом, а так как это было достаточно далеко, то мне и показалось, что это удары топора...
... Ещё забавное происшествие...
Я, какое-то время, ещё в начале своих таёжных походов, останавливался и даже жил в зимовье, спрятанном на мысу, образованном глубокой падью приходящей слева, от водораздельного хребта, и широкой долиной речки Олы, впадающей в Курминку.
Зимовье было небольшое, но удобное, тёплое и приходя туда, я отсыпался, уютно укрывшись толстым ватным одеялом, оставленном там, строителями зимовья. Времена в моей жизни тогда были тяжёлыми...
Из этого зимовья, удобно было уходить вверх по Оле, влево и вправо, на многие километры...
Там, я нашёл свою первую берлогу с медведем внутри.
Там же, рядом с зимовьем, на другой стороне болота, нашёл глухариный ток и добыл "играющего" глухаря.
...И вот, как то осенью, перед снегом я чуть припозднился с выходом из тайги в сторону зимовья и в пути, меня застала тёмная ночь. Со мною была собака, чёрная лайка по кличке Уголёк. Он устал за день беготни, и рысил впереди меня в пределах видимости, изредка оглядываясь, словно призывая прибавить ходу...
Я тоже устал, шёл медленно и поэтому, к берегу болота пришёл в полной тьме. Где-то на противоположной стороне стояло наше зимовье, но найти его, в этой чёрной ночи, представлялось трудной задачей. Уголёк не дожидаясь меня, наверное уже перешёл болото и ждал, под стенами лесного домика. Тропы через болото тогда не было и я наугад двинулся в темноту...
Переправился удачно, не набрав воды в сапоги, хотя и упал несколько раз, споткнувшись о корни в густых кустах...
Почувствовав под ногами твёрдую землю, я стал думать, как мне теперь найти зимовье...
Я даже не знал с какой от меня стороны, оно находится...
Ночевать холодную ночь, в кустарниковой чаще, без дров и полиэтилена на случай дождя, не представлялось мне весёлым приключением...
И тут меня осенило. Я посвистел несколько раз и через какое-то время из тьмы явился послушный Уголёк. Он лизнул меня в ладонь и я, придерживая его одной рукой, надел на него ремень, который снял с ружья.
Потом попросил его ласково: "Домой Уголёк! Домой!". Смышлёная собака, казалось всё поняла и потянула меня за собой...
Метров через сто я почти наткнулся на угол зимовья...
На радостях, я сварил Угольку двойную норму каши...
... В том же зимовье и тоже связанная с собаками, произошла другая история...
В это зимовье, летом, я добирался из города в начале на теплоходе до Турбазы, а оттуда уже пешком, вдоль берега длинного залива ангарского водохранилища. Залив назывался Курма - по названию одноимённой речки. Слово это или бурятское, или скорее всего эвенкийское, оставшееся здесь с незапамятных времён...
В тот раз, проходя через турбазу, я встретил двух собак, которые подбежав ко мне, по приятельски обнюхали мои штаны, мой закопчённый, грязный, заштопанный алюминиевой проволокой рюкзак и признав за своего, пошли со мною в тайгу. Одна собачка, странного тигрового цвета, по которому ещё при рождении в собачьих питомниках отбраковывают щенков, показалась мне занятной.
Она бежала впереди, по тропе идущей по высокому берегу залива и, увидев на воде уток, не раздумывая спустилась вниз и поплыла к островам, плавающим почти посередине залива.
Вода была ледяная - лед на заливе совсем недавно растаял и нормальная собака лапы бы побоялась замочить, а эта не раздумывала не секунды...
Я подивился смелости и азарту собачки и смекнул, что это не простая лайка. Вторая собака, тоже лайка, чёрная с белыми пятнышками, на шее и лапах, была повыше ростом и попрогонистей, но признавала за лидера, Тигровую...
Переходя через быструю речку Курминку, собаки не могли за мной следовать по узкому бревну и переплыли реку, хотя Тигровую мне пришлось вытаскивать на противоположный берег за шиворот - берега так заросли, что кусты стояли пружинящей стеной, мешая ей выбраться на берег...
До зимовья мы добрались без приключений.
Когда я пил чай у костра, уже по приходу, собаки лежали и дремали неподалёку.
Вдруг, они всполошились, вскочили и гулко загавкали, уставившись на болото. Я тоже встал и долго вглядывался и прислушивался к той части болота, куда с напряжением смотрели с бугра собаки. Оттуда раздалось какое-то шлёпанье по болоту, взвизгивание и невнятное порыкивание...
И вдруг, я догадался, что с противоположной стороны на ручей, текущий в кустах посередине болота, пришла попить и искупаться медведица с медвежатами.
Собаки лаяли зло и отчётливо, но связываться с свирепой мамашей не отваживались и стояли на бугре, не решаясь нападать.
Я забеспокоился, отнёс в крепко срубленное зимовье рюкзак, взял на всякий случай ружьё за плечи, и попивая горячий чай, пытался среди густых болотных кустов, разглядеть мать - медведицу. Но тщетно...
Лезть в кочковатую мокрую болотину я тоже не желал. Да и не зачем было это делать. Стрелять мамашу медведицу я никак не хотел...
Собаки лаяли ещё какое-то время, а потом успокоившись, легли как ни в чем не бывало, рядом с костром...
А медвежья семейка, тихо и незаметно ушла после купания на противоположную сторону пади...
Назавтра, с опаской переправившись через болото, я увидел несколько разворошённых медведицей муравейников, и обходя стороной чащи, ушёл на водораздельный хребет.
Там, я искал камедь, а собачки, то появляясь, то исчезая обследовали тайгу вокруг меня.
В какой-то момент, они оказались рядом со мной.
Вдруг оживившись, они с шумом втягивая воздух влажными чёрно-блестящими ноздрями, обнюхивали заметную звериную тропку в кустарнике, а потом разобравшись в следах, деловито, след в след ушли на рысях, куда-то вправо по хребту...
Тигровая, как всегда была впереди...
Больше я их не видел...
Переночевав ещё ночь в зимовье, я стал возвращаться в город, и на турбазе ко мне подошёл озабоченный директор, я его немного знал ещё по прежним встречам.
Он без околичностей спросил: "Собаки наши с тобой убегали?".
"Со мной" - подтвердил я и объяснил все обстоятельства. Тяжело вздыхая и держась за сердце, директор рассказал, что собачки эти "охотницкие", и принадлежат декану охотоведческого факультета.
И что они жили тут, на природе, пережидая лето.
Я извинился, объяснил, что в тайге они наверное погнали зверя и потому убежали от меня, ещё вчера...
Позже, я узнал, что обе путешественницы благополучно вернулись на базу...