Аннотация: Об английском характере, музыке и счастье-несчастье!
...Была середина лета.
Отгремели весенние грозы, ушли в прошлое, начальные летние жары, давно отцвела сирень и в Лондоне установилась летняя погода, какой она бывает в начале июля: днём, градусов около двадцати и можно ходить в футболке, а вечером и ночью, свежий ветерок, под которым и в куртке бывает не жарко.
Мой знакомый, англичанин, Дэвид, работающий в Сити, в Гилд-холле, пригласил меня на концерт симфонического оркестра из немецкого города Галле, в соборе Святого Павла, или Сент-Полсе, как говорят англичане, где они сыграют вторую симфонию Брукнера.
Мой знакомый - директор библиотеки в Сити, закончил в своё время факультет русской истории и философии в университете Сассекса, говорит по-русски, но со мной общается по-английски - так ему проще.
Библиотека его большая, и входит, как часть, в административный орган управления Сити и потому, ему часто приносят билеты на интересные выставки и концерты, проходящие в этом деловом центре Лондона.
Я же, не упускаю возможности послушать классику, и потому, мы с женой часто бываем на симфонических концертах в Барбикан - центре, в Фестиваль - Холле и других концертных площадках.
Кстати, музыка Брукнера меня всегда привлекала своим религиозным направлением, и я помню, как хотел озвучить его музыкой один из моих неосуществлённых сценариев для документального фильма, в котором рассказывалось о развитии и ходе драматической истории человечества в двадцатом веке, с его страшными войнами, революциями, и контрреволюциями.
Сценарий несбывшегося фильма, назывался "Предварительные итоги" и я хотел использовать фрагменты из "Мотетов" Брукнера.
С той поры я запомнил имя Брукнера и его музыку...
Пришел я к собору, как мы договорились, к половине восьмого, из дома, который находится в пяти минутах ходьбы.
Моросил мелкий дождик и я на всякий случай прихватил зонтик - погода соответствовала и сезону, и Лондону.
Перед широкой высокой лестницей, подле памятника королеве Анне, прохаживаясь, я осматривал скульптурную композицию и недавно вычищенный и реставрированный фасад собора, скользя равнодушным взглядом по лицам людей? поднимающимся по просторной лестнице к дверям, где стояли контролёры в униформе приглашённых, как и я на концерт. Фигурки людей на фоне каменной громады собора, выглядели маленькими и потерянными.
Этот храм был возведён знаменитым английским архитектором Вреном, на месте, старого, сгоревшего, в знаменитом Лондонском пожаре в 1666 году, и служил местом коронации и национальных торжеств, олицетворяя силу и богатство империи.
Громадный купол собора Святого Павла, виден в центральном Лондоне издалека и является, чуть ли не главной достопримечательностью английской столицы.
И снаружи и изнутри, собор выглядит монументально и богато, хотя англиканская церковь, которой принадлежит собор, далека от официоза и помпезности и наверное поэтому, здесь сейчас днём - музей, а по вечерам и по праздникам, проходят службы, на которые собираются окрестные прихожане; время от времени проходят здесь и концерты симфонической и хоровой музыки.
Громадные часы, в верхней части правой башни, показывали ровно половину восьмого, когда, откуда то сбоку появился Дэвид, увидевший меня первым и приветствуя помахал мне рукой.
Я пошел навстречу и мы поздоровавшись, прошли куда то за угол, где были двери и лестница ведущие в крипт - подвальный этаж собора. Спустившись вниз, минуя швейцара в тёмной униформе, попали в большое помещение, нависающее низкими сводами над бетонными полами.
Оказалось, что организаторы концерта, устроили фуршет, для важных персон и Дэвид был среди приглашенных.
К нам тотчас приблизился вежливый официант с подносом, на котором стояли бокалы с белым и красным вином - я взял бокал белого вина и мы отойдя в сторону и начали разговор.
Я задал Дэвиду вопрос, который меня, чем больше я живу в Англии, тем больше интересует - в чём заключаются особенности английского национального характера?
Дэвид отхлебнув вина, подумал и ответил, по-английски - я передаю его слова в переводе.
"Английский характер складывался веками, в стране, которая долгое время была самой сильной и богатой империей мира. Может быть поэтому, англичане обладают некоторой самоуверенностью, порождающей узость взглядов на мир и на человека.
В молодости я не любил англичан и мне нравилась Европа, и конечно Россия, с её трудной историей и блестящей культурой!
- Сегодня, - продолжал он, неспешно попивая вино - я переменился и доволен что я англичанин, что мои родители были англичанами.
Мой отец, например, типичный капиталист и владел сетью мельниц, в Йоркшире. Во времена Французской студенческой революции, в 1968 году, мы стеснялись своей зажиточности, стеснялись своего привилегированного образования, стеснялись того, что наши родители были капиталистами.
Но сегодня всё переменилось - Дэвид засмеялся.
- Ты ведь знаешь эту поговорку: "Только люди без сердца, в молодости не бывают революционерами, и только люди без ума, не становятся к старости обладателями консервативных взглядов"
- Но если серьёзно - продолжил он - то характер англичан обусловлен островным положением, неким замкнутым пространством посреди моря.
Отсюда традиционность и консерватизм поведения и привычек, а наличие хорошо оплачиваемой работы и богатств, которые страна накопила за многие сотни лет, делают многих англичан счастливыми.
По разным опросам, около семидесяти процентов англичан, считают себя счастливыми людьми - он вновь широко улыбнулся.
-Думаю, что в России этот процент будет заметно меньше!
Я кивнул, подтверждая, а про себя подумал, что особенно сегодня, этот процент русских людей будет совсем небольшим.
Дэвид не прерывая надолго нашего разговора, познакомил меня, с несколькими знакомыми дамами - организаторами концерта.
Они сказали мне несколько вежливых фраз и отошли, но от знакомства с пожилыми джентльменами я вежливо уклонился - я плохо знаю разговорный английский и потому, слушать вежливые фразы понимая их содержание только наполовину, кивать в ответ головой и делать вид, что я польщён присутствием здесь, мне не хотелось.
Да и не так уж я был польщён - они были отдельно, а я далеко от них в "стороне". Очевидно, что им до меня не было никакого дела, а мне они может быть были бы интересны, понимай я их мудрёные фразы.
Допив вино, мы поднялись прямо в зал, и найдя свои места в первых рядах перед сценой, сооружённой под высоченным, громадным куполом главного храма в Лондоне, сели продолжая разговор. Заговорили почему то о Кромвеле, и я сболтнул, что начал писать о нём роман, который хочу назвать: "Первый большевик" - Кромвель очень напоминает мне Сталина.
Дэвид вежливо отметил, что многие англичане относятся к Кромвелю прохладно и считают его религиозным экстремистом.
- Что же касается Сталина, то он был просто злодеем - уверенно проговорил он.
Я не согласился и стал говорить о тяжелом бремени ответственности, давившем на Кромвеля и на Сталина, патетически упомянул о злом роке, преследующих порой не только людей но и страны!
Дэвид молчал, и я волнуясь стал доказывать, что двадцать пять миллионов погибших в войну советских людей, страшные потери и разрушения, сделали выбор Сталина во внешней и внутренней политике очень ограниченным, что СССР пожертвовал собой для спасения Европы, и в первую очередь Англии!
Но тут оркестр стал настраивать инструменты и мы замолчали. Наступила тишина и в переполненном слушателями зале, появился дирижёр и раздались сдержанные аплодисменты...
Одетый в специально сконструированный костюм, состоящий из чёрных брюк и хламиды, похожей на толстовку, только без пояса, ухоженный, торжественный дирижёр, прошел к своему пульту, поклонился, тряхнув длинными волосами и повернувшись к оркестру, взмахнул руками...
И полилась плотная, монолитно - спокойная, широкая как река, мелодия. Звук был изумительно чистый и сильный. Трубы звенели как на страшном суде, а скрипки пели грустно и сосредоточенно...
Мне стало вдруг невыразимо жарко, и вытерев пот со лба я вспомнил, что такая же волна внутреннего жара охватывает меня в православных церквях, словно заряд неведомой энергии проникает из церковных пространств внутрь тела.
Это со мной бывает, в русском соборе и иногда в англиканском Темпле, где в своё время в хоре пел наш сын...
И вдруг это же происходит со мной сегодня, в высоких интерьерах главного собора Англии.
А музыка между тем лилась и пела. Громадный зал, крестообразное пространство протянувшееся в длину и в высоту, золотые отблески фресок и мозаик, пятна электрического света, на уходящих в глубину высоких дугах потолка и масштабного купола...
А музыка наплывала, затопляла пространства собора, Лондона, Мира...
Я расслабился и погрузился в воспоминания - размышления, уже не замечая толпу незнакомых людей окружающих меня, жёсткости деревянного, узко - тесного кресла, не чувствуя, не слыша тихие вздохи и выдохи соседей...
Скрипки зазвенели и умолкли и эхо под сводами, несколько мгновения противилось исчезновению их голосов!
Первая часть закончилась, люди вокруг меня зашевелились, задвигались, откашливаясь и вновь затихли - словно порыв ветра пролетел по залу и смолк.
Дирижёр вытер лоб платком, перевернул страницу партитуры и вновь взмахнул дирижёрской палочкой.
Маленький, седой старичок, играющий на контрабасе, двигая челюстью то открывал, то закрывал рот, сохраняя трагическое выражение на лице - казалось, что он своим лицом проигрывал некоторые места симфонии.
- Резонирует нутром - подумал я и тут же, сосредоточившись, забыл обо всём, музыка подхватила меня и мир вокруг перестал существовать.
Я вспомнил, как двадцать лет назад, в Сибири, когда жилось очень непросто, приходил в Филармонию на концерт симфонического оркестр, усаживался посвободнее за спинами всех зрителей, и вот так же погружался в медитацию, концентрируясь на образах пробуждаемых во мне музыкой; думалось обо всём легко и свободно, а после концерта, казалось, что душа получила очищение от наслоений суеты, переживаний и забот, оттаивала, расслаблялась и успокаивалась!
Жить тогда для меня было действительно трудно...
Впрочем, как и сейчас...
Как и всегда...
Слушая переливы звуков я невольно поднимал голову повыше, навстречу мелодии, различая малейшие частички, составляющие богатую звуковую картину, нарисованную, гениальным композитором...
Но хорошее в жизни быстро заканчивается...
Закончилась и симфония, зал зарокотал аплодисментами, и усталый дирижёр уходил и приходил, и каждый раз навстречу ему двигалась растущая волна аплодисментов.
Наконец он ушёл навсегда и зрители, поднимаясь со своих мест, ещё под впечатлением от услышанного, какое-то время молча двигались к выходу.
Дэвид пригласил меня, что-нибудь выпить, в ближайший паб.
Пройдя, по улице в сторону Банка в центр Сити, по ярко освещённым и чистым улицам, оставив за спиной, силуэт молчаливой громады собора, мы свернули в боковую улочку, и ещё раз повернув, вошли в паб, ещё заполненный посетителями.
Мы сели за столик в дальнем углу и Дэвид заказал по половине пинты светлого пива, взял по пакету криспсов - солёных и сушёных пластиков картофеля на закуску.
Усевшись в просторном, светлом зале, мы вновь заговорили об англичанах и я спросил его, как можно стать счастливым, и что для меня, он и есть пример счастливого человека...
Дэвид засмеялся польщённый и подумав ответил:
-Да, я счастлив, потому, что, имею большую, крепкую семью, взрослых детей, которые получили хорошее образование...
- У меня есть дом здесь в Лондоне и в Йорке, мои родители ещё живы, так что нет грусти о потерянных, близких людях. Я имею интересную несложную работу, за которую получаю, приличное жалованье. Я путешествую по всему миру и вижу много нового и интересного для меня.
Он закончил, а я вздохнул и признался, что о себе такого сказать не могу.
- Я ведь уже пять раз начинал свою жизнь на ровном месте - проговаривал я вздыхая. Я был счастлив иногда очень, но иногда и очень несчастен.
Я потерял отца, нестарого ещё, и тоже не очень счастливого в жизни человека; дочь, умную и красивую девушку, погибшую в шестнадцать лет, в нелепой автомобильной катастрофе.
Я был женат несколько раз и каждый раз женитьба заканчивалась унизительными сценами и разводом!
Дэвид улыбнулся: - Я тебя понимаю. У тебя нет ни работы ни денег, ты плохо говоришь на английском и это не твоя родина.
А я, некстати, вспомнил запомнившуюся теорию древнекитайского философа Мо - ди, который говорил, что счастье - это способность жить удовлетворяя потребности всех шести чувств: слуха, зрения, вкуса, и т. д.
У меня почему - то всегда, одно или даже несколько чувств из шести были не удовлетворены и потому, я не мог быть счастливым долгое время. Всегда что-нибудь в меняющейся жизни мешало, как ни старался.
Дэвид допил пиво, подождал пока я закончу со своим признанием и извинившись, сказал что ему сейчас надо встретить дочь - студентку, на станции метро "Банк".
Мы простились и я повернул в противоположную сторону, и не торопясь пошёл по прохладным ночным улицам, думая, что ещё не всё для меня потеряно...
Сегодня я удовлетворил, как минимум три чувства: вкус - в пабе, слух и зрение в концерте и осталось мне навести порядок в душе и тогда я могу сказать, что я счастлив!
Так размышляя я подошёл к своему дому, в котором меня ждала любящая жена - англичанка, и двое взрослых и умненьких детей.
...Назавтра был четверг, седьмое июля и в лондонском метро, при взрыве террористами бомб, погибло около шестидесяти человек и ранено около семисот...
Выйдя утром на улицу, проходя по городу я увидел кругом озабоченные лица, услышал сирены машин скорой помощи и почему-то вспомнил вчерашний разговор с Дэвидом...
23. 02. 2006. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно- историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal