Возле церковной паперти беседуют две женщины. Судя по их благообразному виду: особой скромности платьев, ухоженности и чистоте - они работницы храма.
Разговор, видимо, носил принципиальный характер и протекал довольно эмоционально.
- Я точно знаю, - убеждённо говорила та, что была постарше, - по зрению нужно обращаться к мученику архидиакону Лаврентию.
- Как хочешь, матушка Василиса, - не соглашалась другая, - но все говорят, что по глазным болезням лучше Пресвятой Казанской Богородицы никого нет.
- Господи, прости! Да, кто говорит-то? Тот, кто "Целебник" в глаза не видел! К твоему сведению: Казанскую просят, ежели человек слеп совсем, а мы говорим о плоховидящем. Разницу улавливаешь?
В это время на церковный двор, свежевыложенный серым камнем, въехал джип. Из автомобиля вышел высокий мужчина с блокнотом в руке. Внешний вид его портил несуразно большой, узкий живот. Можно было подумать - под рубашкой у него спрятана подушка.
Небрежным движением мужчина захлопнул дверь машины и направился к беседовавшим женщинам.
- Не подскажите, где найти отца Владимира?
- Зачем он вам? - Строго спросила матушка Василиса.
- Он попросил приехать. - Сказал мужчина и протянул визитную карточку.
Надев очки, матушка Василиса зачитала вслух:
- Левдиков, директор магазина электротоваров "Аладдин". Вы по поводу замены электропроводки в храме?
- Так точно.
- Военный, что ли?
- ВДВ, майор в отставке, а что?
- Нет, ничего, просто спросила. Батюшка давно ждёт вас. Сейчас схожу за ним.
Женщины, поклонившись друг дружке, разошлись в разные стороны, довольные тем, что неприятный разговор окончен.
Довольно скоро из расположенного поодаль одноэтажного, судя по кладке, старинного, кирпичного здания хозяйственного предназначения вышел священнослужитель. Он был невысок, но на вид очень крепок. Ряса, не успевавшая за его быстрыми шагами, парусом топорщилась сзади, волосы на голове, собранные в длинный пучок, мотылялись из стороны в сторону. Он пожал Левдикову руку и представился:
- Отец Владимир.
Пожатие вышло неожиданно крепким. Левдиков едва удержался, чтобы не вскрикнуть.
- Спасибо, что так быстро откликнулись на мою просьбу, - сказал отец Владимир. - Пройдёмте, покажу, что нужно делать.
Священник взлетел на паперть и скрылся внутри церкви. Левдиков последовал за ним, едва поспевая.
Миновав большой зал через боковую дверь Иконостаса, они оказались в небольшом помещении с тремя нишами. Здесь шла подготовка к ремонту. Человек, застилавший пол газетами, поднял загорелое лицо с узкими глазами.
- Работай, Ахмед, не обращай на нас внимания, - сказал отец Владимир и обратился к Левдикову. - Тут нужно установить три светильника: над Престолом и жертвенником главного алтаря и Престолом бокового придела. Желательно, чтобы приборы работали, как раздельно, так и совместно. Это возможно?
- Нет проблем, - ответил Левдиков, отметив что-то в своём блокнотике. - Это всё?
- Нет, конечно. Основные проблемы в среднем храме.
* * *
Выйдя через два часа из здания церкви, Отец Владимир сказал Левдикову:
- Понимаю, работа предстоит большая, однако не хотелось затягивать.
- Само собой. - Ответил Левдиков.
- Когда приступите к работе? - Спросил отец Владимир.
- Прямо сейчас, - ответил Левдиков. - Мне нужно десять минут, чтобы составить смету. Платить будете наличными или по перечислению?
Внимательно посмотрев на предпринимателя, отец Владимир медленно произнёс:
- Всё зависит от цены.
- Понятно.
Присев на корточки, Левдиков стал быстро что-то записывать в блокнот, изредка бросая задумчивые взгляды то на церковь, то на отца Владимира, то на небо.
Через десять минут смета была готова.
- Внизу итоговая сумма, - подсказал предприниматель и, видимо, реагируя на недоумение, выразившееся на лице священнослужителя, добавил, - Не беспокойтесь, я сделаю вам двадцать процентов скидки.
- Вынужден признаться, - произнёс отец Владимир после небольшой паузы, - даже со скидкой это слишком дорого.
- Простите, но работать себе в убыток я не могу.
- То есть, вы не хотите нам помочь?
- Хочу! Но, поймите: провода, светильники и всё остальное стоит денег. Ниже цен просто не бывает. И потом, я даю три года гарантии.
- Верю, - вздохнул отец Владимир, - но понимаете, у церкви таких денег нет, никогда не было и не будет.
Губы Левдикова растянулась в многозначительной улыбке, говорившей о том, что подобные разговоры ему не в новинку и, признавая право заказчика сбивать цену, о собственном интересе он не забудет. При этом в улыбке предпринимателя легко читалось недоверие к словам священнослужителя, поскольку у Левдикова, как у большинства людей, сложилось устойчивое мнение, что русская церковь - одна из богатейших организаций в мире.
- Ну, так что скажите? - Спросил отец Владимир.
- Бесплатно работать не буду, вернее не могу.
- Ну, тогда сделаем так: ваш расчётец покажу местной администрации и попрошу денег. Дадут, сразу позвоню, а нет и суда нет. Договорились?
- С нетерпением буду ждать.
- Ну, и славно. Храни вас Господь! - Сказал отец Владимир.
* * *
Матушка Василиса открыла дверь и радостно всплеснула руками:
- Роман Николаевич, ну, наконец-то! Сколько же можно ждать?
- Пробки везде огроменные. Ещё немного - совсем нельзя будет ездить. Ну, здравствуй, Василиса. - Сказал гость, троекратно целуя хозяйку.
Роман Николаевич - младший брат отца Владимира, удивительно походил на него и фигурой, и лицом. Различие было, пожалуй, только в цвете волос: Володя - брюнет, а у Ромы волосы пегие, больше отдававшие в рыжину.
Проводив дорого гостя в столовую и усадив за стол, матушка Василиса поинтересовалась:
- Чего же ты опять один приехал, без жены? Как она себя чувствует?
- Спасибо, плохо. - Махнул рукой Роман Николаевич.
- Ничего, даст Бог, поправится. Ты когда в церковь последний раз заглядывал?
- Какая тут церковь! О чём ты говоришь? В зеркало некогда посмотреться: в шесть утра встаю, в двенадцать ночи возвращаюсь. Ты не представляешь - сколько у нас сейчас работы и как мне всё это надоело!
- Нечего делать, крепись! Тебе деньги нужны, как никому - лекарства, доктора нынче дороги.
- Да, уж. Кончилась бесплатная медицина! Всё загубили демократы вшивые. - Со злостью сказал Роман Николаевич.
Разговоры на политические темы выводили его из себя.
- Ты, всё ж-таки, найди время сходить в церковь. Молиться не обязательно, а вот постоять перед иконой - дело святое. Глядишь, и жена на поправку пойдёт.
- О чём ты говоришь, Василиса? Когда мне перед иконой стоять, если вот сейчас не успел приехать, а уж уезжать надо, начальство ждёт. Эх-ма, жизнь моя - поганка! Где сам-то? Зачем звал?
В столовую вошёл отец Владимир.
- Рома, приехал? Спасибо, - сказал он, здороваясь с братом за руку. - Перекусишь с дороги?
- Спасибо. Веришь, ни одной минуты свободной нет! Говори, зачем звал? Что за проблема?
Сделав, тем не менее, матушке Василисе знак - принести еду, отец Владимир вздохнул:
- Проза жизни, брат, донимает: электропроводка в храме совсем негодной стала. Три дня тому назад закоротило, думал - пожар случится. Слава Богу! Обошлось.
- Тык, в чём дело? Вызови людей, пусть сделают. Первый раз замужем, что ли?
- Понятно, что не первый...
Возвратившаяся с подносом, матушка Василиса сходу включилась в разговор.
- Да, вызывали мы, вызывали, - сказала она. - Приехал крендель на дорогущей машине, молодой, весь такой важный, а у самого живот висит, как у беременной бабы. - Матушка Василиса показала размер живота Левдикова.
- На себе не показывают! - Напомнил отец Владимир.
- Короче, Ромушка, стыдно смотреть! Я сразу поняла - с этим человеком мы кашу не сварим. Так и вышло.
- Деньги клянчил! - Догадался Роман Николаевич, покосившись на бутылочку перцовки, возвышающуюся на подносе среди прочей снеди.
- Ага, да ещё сколько! Во, глянь. - Сказала матушка Василиса.
Достав из буфета, она передала гостю бумажку с подсчётами Левдикова.
- Ого, совсем оборзел человек! - Покачал головой Роман Николаевич. - Вот, учишь этих предпринимателей, учишь, а толку никакого! Вы намекнули ему, что он не прав.
- Не токмо намекал, а прямо говорил. Человек отказывается понимать, можно сказать, в изощрённой форме, - грустно улыбнулся отец Владимир. - Куда там! Не буду, мол, бесплатно работать и шабаш! Да, что об нём говорить, представь: прошёл в диаконовскую дверь - даже не перекрестился!!!
- Атеист хренов! - Подала голос матушка Василиса. - Учить их всех надо! Наши бизнесмены совсем совесть потеряли. Если им спускать, житья нам не будет.
Роман Николаевич тяжело вздохнул:
- Это верно! Я насмотрелся на этих олигархов выше крыши. Все, как один - сволота, ворюги, думают только о своём кармане. О простых людях заботы у них нет. - С горечью сказал Роман Николаевич, не отрывая глаз от светящейся рубиновым цветом жидкости в бутылке.
- Левдиков, директор... - Прочитал вслух Роман Николаевич. - Вот, ёшкин кот! У нас теперь все директора! С другой стороны - нам неплохо. Как говорится, назвался груздем - полезай в кузов. Ладно, через недельку ждите - прибежит этот Левдиков к вам и, как миленький, всё сделает в лучшем виде.
- Ну, дай-то Бог, - сказал отец Владимир. - А не сорвётся? Вроде президент придумал для них какие-то послабления?
- Фигня, волокиты, конечно, стало больше, а по сути ничего не изменилось. Нет в природе такого директора, которого нельзя было бы зацепить. А у этого парня целый магазин! Так что, никуда не денется.
- Ну, слава Богу! - Сказала матушка Василиса. - Левдикова нужно проучить так, чтобы у других охоту отбить от потребительского отношения к церкви.
- Не переживай, отработаем вашего атеиста по полной программе. Он у нас быстро в Бога уверует. - Пообещал Роман Николаевич.
Прежде чем разойтись, братья обсудили и другие вопросы: отец Владимир пожаловался, что не может добиться назначения во вновь возводимый московский храм в Ясенево, "и всё из-за козней архиерея, который желает поставить туда своего племянника-дебила".
Роман Николаевич, в свою очередь, признался, что обещанное правительством увеличение окладов полицейским на деле обернулось уменьшением реальных доходов, поскольку людей в мундирах лишили всех льгот.
- В моей системе хватает любителей рубить сук, на котором сидят, а в твоей, как я погляжу, их ещё больше. - Подвёл итог отец Владимир.
С этим утверждением Роман Николаевич спорить не стал.
* * *
Как обычно, сотворив на ночь, согласно "Серафимову правилу", трижды молитву "Отче наш", трижды "Богородице Дево, радуйся", единожды "Верую", отец Владимир присовокупил к этому ряду три короткие проходные молитвы: "Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного", "Пресвятая Богородице, спаси мя грешного", а также, что было уже лишним, "Господи, Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя грешного".
Побеседовав, таким образом, с Господом, отец Владимир улёгся в кровать рядом матушкой Василисой.
- Что с тобой сегодня: ты весь какой-то напряжённый? - Спросила она.
- Есть маленько, - признался отец Владимир и вздохнул. - Эх-хе-хе, вот, думаю, совсем народ обленился: раньше о заочном отпевании знать никто не знал, а теперь, почитай, каждого второго покойника заочно отпеваем, а это, всё-таки, приличная потеря в деньгах.
Матушка Василиса зевнула:
- А ты относись к этому спокойно. Всех денег не заработаешь.
- Это верно, но как-то не по себе.
- Как думаешь, твой брат с этим Левдиковым разберётся? - Сменила тему разговора матушка Василиса.
- Даже не сомневайся. Сколько записалось на завтрашнее крещение?
- Шесть человек.
- Это хорошо! Теперь на хлебушек можно будет кусочек маслица положить. Спи, Василиса, с Богом!
- И ты, батюшка, будь с Ним.
* * *
За последние полмесяца директор магазина электротоваров "Алладин" господин Левдиков сильно сдал: животом похудел, лицом почернел, а под глазами образовались, будто нарисованные, синие мешки. Изменения коснулись не только внешности, но и душевного состояния. Левдиков лишился покоя и уверенности в себе.
Всё это стало следствием не столько круглосуточной работы по восстановлению электрохозяйства в храме отца Владимира и не столько результатом вынужденного дарения собственной автомашины серьёзным людям внушительной внешности, нагрянувшим в его магазин среди бела, и даже не тем, что Левдиков так и не вспомнил, кого напоминал ему рыжеватый мужчина, пришедший вместе с бандитами, но державшийся подчёркнуто в стороне, а той неопределённостью, с которой Левдиков вставал и ложился спать. Он чувствовал, что бесплатным ремонтом церкви и отъёмом машины дело для него не закончится.