Была только середина весны, но уже стояла теплая погода, а на пляже знаменитого островного курорта было попросту жарко, и женщины расхаживали в бикини, феминистки в трусиках, а мужчины в плавательных трусах, которые в этот сезон стали предметом первейшей заботы. У кого-то это были узкие блестящие повязочки, подчеркивавшие разнообразные достоинства носителей, а у кого-то они дорастали до колен (то есть трусы, а не достоинства), и обладатели последних особенно любили бегать туда-сюда по щиколотку в воде, высоко задирая колени.

      Мне предстояло провести здесь отпуск вместе с шумной компанией друзей и подруг. После умеренного тепла северных городов мне все казалось здесь странным, да к тому же я первый раз был на курорте весной. В отличие от лета, весеннее солнце не так ласково, и откровенное наслаждение отдыхом, которое составляет любимое занятие европейцев, получается слегка натянутым и натужным.

      Впрочем, мои друзья не делали глубоких выводов и уже через час после утреннего самолета отправились к морю, размахивая махровыми простынями и громко стуча деревянными тапками. Тапки эти были особые, по всей подошве их были просверлены отверстия, якобы для того, чтобы песок высыпался, "и чтобы Вы чувствовали дыхание земли", как говорилось в рекламном буклете, врученном нам сразу по прибытии.

      Изобретены они были каким-то французским дизайнером и составляли собой top-fashion сезона. Добрая половина купальщиков просеивала ими песок пляжа, видимо, в надежде почувствовать дыхание земли.

      Я, кстати, оставался верным патриотом резиновых купальных туфель, но на пляж не пошел, сказав друзьям, что мне нужно акклиматизироваться.

      Я снял пиджак, который казался утром легким. В его кармане я нашел, видимо, случайно сорванную пуховую сережку ольхи. Путешествие во времени года прошло для нее хорошо. Мне захотелось спать. Сегодня я лег в два, а встал в пять утра, поэтому совершенно не выспался. Я сбросил чемоданы с большой овальной кровати (они, что, считают, что такая форма возбуждает?) и стянул покрывало.

      Проснулся я оттого, что мои спутники брызнули мне в лицо струей из сифона. Уж они-то были довольны, купальные принадлежности были мокры. Мы пошли в бар закусывать, а по дороге мне сказали, что я ленивый бегемот и глупый лось.

      Я не буду описывать все развлечения, которыми был богат наш день, каждый довольно знает об этом. Скажу лишь, что почему-то я впервые с удивлением смотрел на бар-тэндера, трясущего в руке коктейльевый снаряд, на подчеркнуто декоративных моряков в детских беретах, на смеющихся людей, уже успевших загореть. Мне почему-то казалось, что я отстал, что я долгое время отсутствовал, и из-за того не в курсе дел, и надо делать усилие, чтобы снова в него войти. Особенно меня угнетало, что я не могу улыбаться, как все, американской улыбкой, обнажая верхние зубы. У меня улыбка была сдержанная, что ли, без демонстрации челюстей. Когда ночью мы входили с моей подругой в номер, я сказал ей об этом. Она зашла, зажгла свет, по-деловому подвела меня к свету и приказала:

      - Ну-ка, улыбнись.

      Я улыбнулся.

      - Да, что это ты ? А теперь открой свои зубы.

      У меня получилась, наверное, ужасная гримаса, потому что она вздохнула:

      - Закрой рот,- и пошла в ванную комнату к зеркалу.

      - Ничего,- продолжала она, рассматривая свою, полноценную улыбку,- ничего, я тебя и так люблю.- Она щелкнула зубами и сказала, чтобы я снимал штаны.

      Когда она вернулась из ванной, от нее пахло лосьоном, настоянным на каких-то полезных травах.

      - От тебя пахнет грибным супом,- шепнул я ей на ушко.

      - Считай, что я твой моховик.

      Потом последовала та сцена, которая так занимает кинематографистов: сложно, по-змеиному, свивающиеся на постели тела, губы и зубы, чья-то соленая мочка, и с большим вкусом снятые капли на коричневых телах, выступившие оттого, что любовникам жарко. Не знаю, как у других, но мне в подобных случаях всегда бывает как-то зябко, и я жалею, что нельзя надеть шерстяные носки.

      Решительный шаг: встать утром с постели, умыться, почистить зубы. Да здравствуют ванны, упражнения, бег. В своем чемодане я нашел эспандер. Все утро я чувствовал себя полноценным. Я кидал мячи в корзины, измерял свой рост, пил сок. Люди улыбались мне, и я ухмылялся в ответ. Потом я увидел русалку. У нее был женственный чешуйчатый хвост, морские раковины в волосах, глаза неописуемой синевы. Русалка сидела на возвышеньи из морских звезд и ежей. Она позировала нескольким фотографам и щедро сверкала чешуей. Чего только не увидишь!

      Мы все пошли, шатаясь, по широкому бульвару. Но после русалки я чувствовал себя ничтожеством. Я не мог отвечать на женские взгляды.

      Мне вдруг пришел на память случай из моей юности, когда я сидел на тротуаре в кафе по соседству с красивой тридцатилетней женщиной и приоткрывал рот, обращался в фас и профиль, не прерывая разговора с собеседником, чуть видимо улыбался, бросал в ее сторону туманные взгляды. Потом она позвала глазеющих на уличного клоуна детей, пятилетнюю девочку и восьмилетнего мальчика, и, взяв девочку за руку, пошла с ними вверх по улице.

      Мы слонялись по городку, потом разбрелись, потому что кто-то отвалил на нудистский пляж, я купил карту острова. Дул ветер, поэтому купаться мне не хотелось. С азартной жестокостью мы добивали вечер за игрой в баккара.

      Посмотрев телевизор, мы пошли спать, на стене волновалась еле видная тень от москитной сетки, в моем сознании вертелись фразы: "едва ли... как будто он хотел..." Утро и ночь слились для меня. Ветер, солнце, небо -- все это так странно!

      Под окном ругались во весь голос на итальянском языке пять мужиков, причем они не составляли враждующих партий, а каждый был сам за себя и против остальных четверых. Меня это так развеселило, что я вставил в их перебранку своё "stronzi", после чего был жестоко обложен всеми пятерыми.

      Но они, видимо, не учли того, что я находился на господствующей высоте, и получили по заслугам из сифона и двумя пачками йогурта. Все пятеро с воплями разбежались, оставив мне торжествовать победу.

      Я и мои друзья, мы все пошли на пляж.

      Солнце светило, дети ликовали - сегодня не было медуз. Медузы, этот бич всех чувствительных купальщиков! Их не было! Я плавал, как лев. Шаловливые спутницы, вооружившись ныряльными очками, пытались стянуть с меня трусики. Мы ныряли, кувыркались в воде, играли во всякого рода топилки, брызгались. Я ужасно устал, я чувствовал, что потерял килограмма два веса. Спутницы же мои, напротив, потяжелели, и одну из них я чуть не уронил, когда пытался бегать с ней туда-сюда по пляжу.

      Мы изрядно устали, напились прохладительных напитков, поиграли в волейбол. Мы уже собирались уходить, когда моя подруга сообщила о еще одном местном аттракционе. В уголке пляжа, там, где он сливался с неочищенным участком побережья, несколько людей вытаскивало на берег большую деревянную лодку. Мы подошли ближе. Это были рыбаки, самые настоящие рыбаки, жилистые мужчины в мокрых рубашках, и бьющие хвостами рыбы, весла. Это было интересно. Это было круче, чем русалка.

      Рыбаки не обращали на нас вниманья, видимо, любознательные туристы попадались им каждый день. Они вытаскивали свой улов из лодки и грузили почему-то в тазы, которые сразу уносили такие же черные, небритые люди, пришедшие сверху к морю. Среди рыбаков были люди разного возраста, здесь были и молодые парни, и даже один старик, и мальчик лет четырнадцати. Я смотрел на его черную от солнца худобу, на острые ключицы, на сухой профиль старика, заросший серой щетиной, и почему-то думал, что поступил неправильно, став гладким, загорелым и сильным. Я взглянул на себя, на свою красивую кожу, на свои руки и вдруг мне сильно захотелось отступить, спрятаться за телами друзей.

      Моя подруга и еще одна девушка потянули меня за локоть и, смеясь, сообщили, указывая на другого парня из нашей компании:

      - Мы с Марией решили вами поменяться. Вы не против?

      Я смотрел на рыбу, которая летала из лодки в тазы, мне было немного стыдно. Особенно перед мальчиком и стариком. Я не сумел сохранить простоту.

      - Да, да... Едва ли...

      Одна рыба выскользнула из рук сортировщиков и упала в песок. Я схватил рыбу, зажал ее в руке и побежал с пляжа. Принеся рыбу в отель, я завернул ее в простыню и уложил в чемодан. Я понял, мне просто нельзя было так сразу уезжать отдыхать. Весной, наверное, надо еще работать. Я свою работу люблю и ею нисколько не тягочусь. А отдыхать я буду летом. Нельзя так просто, по капризу, бросать все дела и заниматься бездельем.