Он был маленький, невзрачный и еле заметно прихрамывал на левую ногу. Одежда топорщилась на нем углами и складками, а на шее болтался синтразговорник. Небольшое, но очень яркое солнце в розоватой дымке висело прямо над головой, Ворота что-то мелодично журчали в режиме ожидания и он встретил меня у них.
- Я надеюсь, уважаемый ...уважаемый ...Идущий в ночи...поющий о Нас...нет...неверно...неверно... - с разговорником явно было что-то не так, и он, безрезультатно подправляя какие-то настройки, наконец, сказал: - Вы что-то хотели?
- Надеюсь, - ответил я, дружелюбно улыбаясь, в то время как он внимательно рассматривал меня блестящими маленькими глазами. Глаза были черными и умными, а щелевидные зрачки время от времени расширялись и сужались.
- Итак? - спросил он. Интонации его речи несколько контрастировали с его внешностью. Разговор пока что явно не складывался.
- Мне бы хотелось воспользоваться Воротами, - сказал я. Выражение его лица не изменилось. - И чем быстрее, тем лучше.
--
Вы спешите? - поинтересовался он.
--
Не знаю, - сказал я, и это было честно. - Очень может быть.
- Но вы не уверены? - уточнил он.
- Нет.
Он несколько оживился.
- Тогда вы должны поговорить со мной, - сказал он. - Обязательно.
- Не имею ничего против, - сказал я. - В пределах, соответствующих имеющемуся у меня времени.
- О, это не должно вас беспокоить! - воскликнул он. - Ни в коем случае! Ни в коем! Если бы вы только знали...
- Я понимаю, - как можно многозначительнее сказал я. - Но потом я все-таки смогу воспользоваться Воротами?
- Открыто...открыто для всех, если нет непреодолимых препятствий к исполнению-неисполнению последнего... - сказал он, а, вернее, разговорник. - Отемпра буз. Тевенкцол. Подтверждаю.
- Я не могу сделать так, чтобы он молчал, - быстро сказал он. - Иногда он говорит одни глупости. Меня несколько раз специально предупреждали об этом. И потом, я уже привык.
- Вода холодна и глубока... - злобно прошипел разговорник. - Когда-то это каменистое дно совершенно занесет илом, и вы вряд ли сможете узнать это прекрасное место.
- Вот видите, - печально сказал он. - С этим ничего нельзя сделать. Постарайтесь не обращать на него внимания.
--
И? - сказал я.
- Скорее всего, он успокоится. Может быть, он заснет.
- ...Я видел Последний День! - выкрикнул разговорник. - Это свершится!
- Это не лишено смысла, - заметил я. - Но чересчур мрачно. Так я могу надеяться?..
- Конечно-конечно! - сказал он, нетерпеливо скребя землю копытцем. - Дело в том, что я не управляю Воротами. Я всего лишь Встречающий.
- Очень приятно, - сказал я. - А потом?
- Что?
- Предположим, вы меня встретили. А дальше?
- Во-первых, я вас еще не встретил, - сказал он. - Но я могу ответить на ваш вопрос.
- Слушая дурака, подумай о том, что ты не становишься умнее, - раздраженно проворчал разговорник.
Встречающий еле заметно поморщился.
- Вы бы не могли подать мне этот...нет, лучше вот этот камень, - попросил он, торопливо стаскивая с шеи что-то невнятно бормочущий о Неотъемлемых Правах и Высшей Справедливости разговорник. - Благодарю вас. И еще вот этот, пожалуйста...да-да..подождите, я сейчас...
Я отвернулся.
Некоторое время до меня доносились глухие удары и радостное блеяние. Потом все стихло и кто-то тронул меня за плечо.
Это был Встречающий.
- Извините меня, - сказал он. Вид у него был явно расстроенный, а с лица медленно сходили красные пятна. - Но я просто не смог удержаться.
- Не стоит говорить об этом, - сказал я. - Но я бы все-таки хотел...
Он меня не слышал.
"Ну что я скажу, если об этом узнают в Сообществе? - озабоченно бормотал он. - Это совершенно, совершенно недопустимо...Но если все-таки это произойдет, я должен буду объяснить все до начала Сезона...нет, даже еще раньше..."
- Раскаяние, друг мой, опять раскаяние, - сказал голос позади меня. Я не обернулся. Я знал к т о это. - Это повсюду. Везде Жизнь непрерывно грешит и непрерывно кается. Иногда мне кажется, что Жизнь и Грех - это одно и то же.
--
Это несколько расширительное толкование Греха, - сказал я.
- Но я не настаиваю на нем, - мягко сказал он. - Это было бы слишком просто.
Он уже стоял рядом и его улыбка словно освещала все вокруг.
- Просто для кого? - спросил я. - Для меня или для вас?
- Для меня. Для вас. Для него. - он кивнул в сторону погрузившегося в тихую бездну страданий Встречающего. - Для всех.
- Вы по-прежнему не боитесь что-то решать з а в с е х ? - спросил я. - К тому же, я не уверен, что это возможно.
- Не судите опрометчиво, друг мой, - сказал он.
- Это предупреждение?
- Это совет, друг мой. Очень жаль, что я не могу сказать вам "сын мой".
- Вы же знаете, что это невозможно, - сказал я.
- Конечно, друг мой, конечно. Но все же...
Когда-то, очень и очень давно, его неколебимое смирение, его всепроникающая мягкость иногда раздражали меня. Сейчас - нет. Это означало одно - я изменился, как рано или поздно неизбежно изменяется все.
Но только не он.
Это была не гордыня - он действительно т а к думал. И везде, где бы он не появлялся, он находил Грех и Раскаяние, но это не было его целью, потому что его целью было Прощение. И он в с е г д а был таким, и он в с е г д а будет таким - даже тогда, когда большая часть того, что существует с е й ч а с станет прахом и тленом, мертвой, отработанной Вечным Движением пылью и целиком, без остатка рассеется в бескрайних просторах Великой Пустоты.
А сейчас он был здесь.
- Жарко, - пожаловался он. - Опять жарко, мой друг. Если бы вы знали, как я устал от жары. - И тут он снова улыбнулся. - Но, однако, мой друг, это не самое худшее из того, что я видел.
- Солнце, - сказал я. - Здесь очень жаркое солнце. Но если вы задержитесь здесь до вечера...
- Вряд ли и вы будете здесь вечером, друг мой, - сказал он. - Здесь не останавливаются надолго. Здесь вообще не останавливаются.
- Вы правы, - сказал я. - Никто не хочет ждать у Ворот. Потому что это неразумно.
- Не только, - возразил он. - Просто у самых Ворот очень легко потерять голову. Вам кажется, что за Воротами вас ждет что-то такое, чего в вашей жизни еще не было. Но это не так, потому что от себя самого вам никуда не уйти.
- Инвариант, - сказал я.
- Совершенно верно, друг мой. Отнюдь не все осознают это, но каждый несет свой мир с собой. Даже в другие миры. И этого не изменить.
- Самообман так сладок, - сказал я. - И это так просто.
- В этом не было бы ничего плохого, если бы каждый имел при себе кое-что еще.
- Веру?
- Да, друг мой. В противном случае это больше похоже на Грех. А Грех подразумевает Раскаяние. А Раскаяние, в свою очередь, не имеет смысла без Прощения.
- То есть, Прощение есть продукт Греха?
- Это с л е д с т в и е Греха, друг мой, и причем это совершенно необязательное следствие. Мы еще поговорим с вами об этом. Позже. И пока вы, как и все, будете мчаться вперед и вперед, иногда вспоминайте то, о чем я вам сказал.
- Я постараюсь, - пообещал я.
- Поймите, друг мой, это нужно не мне, - сказал он. - Это нужно вам.
- В этом вы правы, - сказал я, но его уже не было, и осталась только примятая босыми ногами трава, и на траве была кровь. Его кровь.
Как капли дождя.
Все имело смысл в этом мире, и, наверное, было зачем-то нужно, чтобы я встретил его - или он встретил меня - именно сейчас и именно здесь, и чтобы он сказал то, что сказал, а я услышал то, что услышал. Не ропщите, и утешены будете, сказал он мне когда-то, и воздастся вам то, что имеете, и потеряете вы то, что не ваше, и заплачете вы, и плач ваш будет услышан, и увидите вы свет в ночи, даже если будет день. Хотелось бы, чтобы он оказался прав.
Встречающий по-прежнему ничего не видел и не слышал. Он был в тоске. Я подошел поближе. Глаза его были широко открыты и смотрели куда-то сквозь меня, и он, не останавливаясь, что-то еле слышно говорил и говорил.
- Гм!.. - сказал я как можно громче.
- ...беспрекословное послушание и неукоснительное выполнение... по первому вашему слову готов...Говорите, я слушаю. - последнее, по-моему, сказал валяющийся неподалеку несколько помятый разговорник.
- Если вы помните, я прибыл сюда с определенной целью, - осторожно сказал я.
- Не ходите вокруг да около, - раздраженно сказал разговорник. - Вы же видите, что он совершенно невменяем. Говорите, что вам надо и уходите.
По-видимому, мне нужно было начинать все с начала.
- Я хотел бы воспользоваться Воротами, - сказал я. - И как можно скорее. Это осуществимо?
- А кто..кто ва-а-ам сказал, что н-нет? - нахально переспросил разговорник. Видимо, ему все-таки здорово досталось.
Мы помолчали, и я в это время наблюдал за Встречающим. Встречающий по-прежнему был в тоске, неутомимый разговорник бормотал что-то неразборчивое и время от времени глуповато хихикал, а горячее, очень горячее солнце поднималось все выше и выше. Так продолжалось некоторое время, пока, я, наконец, не понял, что пауза начинает слишком затягиваться.
- Тогда я, наверное, пойду, - решительно сказал я, направляясь в сторону Ворот.
- А вас никто и не держит, - сказал разговорник.
* * *
История возникновения Ворот весьма поучительна - как пример того, что, в принципе, можно реализовать практически л ю б у ю задачу - если задача безусловно корректна и если достаточно последовательно и достаточно долго заниматься ее решением.
Великая Пустота слишком велика для любой из гуманоидных рас - это очевидно. Невероятные расстояния и безжалостный фактор времени делают бессмысленными любые сколько-нибудь масштабные попытки расширения реальной зоны влияния и жизненного пространства - при использовании традиционных ( в смысле наличия п р и н ц и п и а л ь - н ы х ограничений на скорость перемещения и, вследствие этого, к о н е ч н о с т и последней) транспортных средств. Много, много тысяч лет назад люди (и не только они) поняли это, и поколение за поколением причудливо рассеянных по Великой Пустоте огоньков Жизни рождалось, жило и уходило в Никуда, отчетливо сознавая, что их дом и их могила - суть одно и то же, и выхода нет, и другие звезды, и другие миры существуют, да, существуют - но не для них, только не для них, и ничего не остается, кроме того, как когда-нибудь умереть, рассеяться, исчезнуть - так же бессмысленно и бесполезно, как когда-то и родиться - пока, наконец, одна из великих рас Прошлого (никто уже не скажет - какая именно) не предложила первое Р е ш е н и е.
И все изменилось - изменилось, потому что это стало Началом всего - и хорошего, и плохого - того, что мы имеем сейчас. Великая Пустота, конечно, не изменилась и никуда не исчезла, и по-прежнему оставалась Великой и Необъятной Пустотой, но это обстоятельство уже не являлось абсолютно и достоверно непреодолимым.
Все изменилось. В стороне от происходящего остался, пожалуй, только Фейерон, но это совершенно особый предмет для размышлений и анализа, а все остальные...все остальные получили все, что хотели и могли получить, потому что далекие и недоступные когда-то звезды и миры вдруг стали очень, очень близки.
Все изменилось, и, казалось, это уже было нельзя, невозможно остановить. Первое Решение было первым, потому что это было самое простое, самое доступное и очень энергетически целесообразное решение. Все было очень просто - на первый взгляд. Имеются две разнесенные в пространстве точки и материальный объект в одной из них. Условно назовем точку, в которой находится объект, точкой передачи, а вторую точку - точкой приема. Степень удаления не имеет принципиального значения, и, как частный случай, может быть нулевой. Итак: вероятность нахождения объекта в точке с нулевым удалением от исходной близка к единице, но не равна последней. Вероятность нахождения объекта в точке с произвольным удалением от исходной существует и в с е г д а отлична от нуля. Если точка приема известна, то существует возможность обращения величин вероятностей вследствие безусловного наличия локальных разрывов вероятностной функции для любого р е а л ь н о г о объекта. Таким образом, в течение какого-то очень малого интервала времени объект с очень высокой степенью вероятности у ж е находится в точке приема. Если каким-либо способом зафиксировать это состояние, то это будет эквивалентно тому, что объект будет физически перемещен в точку приема. Первое Решение, собственно, и было реализацией одного из таких способов, причем для этого конкретного способа принципиально необходимым условием реализации было уничтожение объекта передачи в точке передачи в строго определенный момент времени. Логически это было вполне объяснимо - уничтожение объекта, как связной системы, делало вероятность нахождения его в данной точке пространства достаточно малой, и если в этот же момент времени вероятность нахождения объекта в точке приема превышала какое-то пороговое значение, то объект перемещался, если же нет - оставался на месте, но уже в виде эквивалентного количества своих отдельно взятых простейших составных частиц. Но в данном случае задача синхронизации была практически решена и, таким образом, при условии некоторых затрат энергии на модификацию структуры перемещаемого объекта, а проще говоря - на его уничтожение, Первое Решение обеспечивало доставку объекта практически в любую точку Великой Пустоты за одно и то же конечное время, и это время было достаточно малым. Некоторые ограничения, естественно, существовали ( было бы довольно странно, если бы н и к а к и х ограничений не было ), но они, в основном, касались предельных размеров объекта, а также числа одновременно перемещаемых объектов.
Фейерон отказался от каких-либо новшеств сразу - из принципиальных соображений. Конечно, это было несколько резко и отчасти выглядело как своеобразный вызов всем, всем и всем, но, во-первых, это было его правом, а, во-вторых, нисколько его не волновало - потому что это был Фейерон, который всегда был таким, каким он хотел быть. Странно, не правда ли - именно Фейерон, который до сих пор всегда и во всем стремился быть и действительно был впереди всех, и огромные корабли которого уже достигли нескольких ближайших звезд, остановился именно на этом достаточно неочевидном варианте. Возможно, в этом и был какой-то скрытый и очень, очень глубинный смысл, но факт оставался фактом - все, кроме Фейерона, принялись энергично осваивать необъятные просторы Великой Пустоты и места в Великой Пустоте хватало всем.
Так продолжалось двести или триста Единых лет, а потом...потом что-то пошло не так. Лично я думаю, что здесь не обошлось без тихого, незаметного участия Эссейра - и в этом своем мнении я отнюдь не одинок, потому что это слишком похоже на правду. Но, как бы там не было, то, что должно было произойти, произошло - и оснований для этого было более, чем достаточно. А произошло, если опустить бесчисленные подробности и детали, следующее: больше никто, никто не пользовался Первым Решением. Кого-то отпугнуло необычайно возросшее (почему?..) число случаев некорректной синхронизации, из-за чего реально, очень реально гибли люди, кто-то ни в коем случае не желал допускать даже возможности искажения структуры объекта при передаче (вероятность этого присутствовала в с е г д а, но она была настолько мала, что, пожалуй, имела значение только для теории. Как назвать то, что существует, но настолько мало, что и существует, и не существует одновременно?..), но главной причиной, как ни странно, стал этико-философский аспект вопроса. "Когда и если?" - говорили в разбросанных по Великой Пустоте мирах, имея в виду момент уничтожения объекта в месте передачи - до, собственно, передачи или после таковой - и ответа на этот вопрос не было и не могло быть, потому что уничтожение п о д т в е р ж д а л о передачу, но передача начиналась еще до него и продолжалась после него, и, в какой-то степени, существовала и без него и, строго говоря, была всегда - просто потому, что такова была Реальность. Да, конечно, уничтожение было убийством - и фактически, и согласно теории - но только о ч е н ь быстрым убийством, и вторая часть вопроса была избыточна и самоочевидна. Не было никакого "если" - потому что такова была цена дороги к звездам. Но внезапно и подозрительно одновременно (Эссейр?..совпадение?.. з а п л а н и р о в а н н о е совпадение?..) все, решительно все, отказались это понимать.
Наступил период упадка - потому что никто больше не хотел рисковать и, наверное, потому что это д о л ж н о было случиться. Все стало по-прежнему - и Великая Пустота снова стала тем, чем она была изначально - огромным и непреодолимым безжизненным пространством - просто холодной, очень холодной пустотой, в которой терялось и рано или поздно угасало все.
И все вернулось к исходной точке, и большинство рас снова оказались запертыми в естественных границах обитания, и только Фейерон по-прежнему невозмутимо продолжал делать то, что делал уже очень давно - как-будто ничего не случилось. С точки зрения Фейерона так оно и было.
Все вернулось к исходной точке, и Великая Пустота снова - и в который раз - победила, и люди - и не люди - смотрели и смотрели на вновь недоступные и бесконечно далекие звезды, и все снова было как и раньше - бесцельно, бесперспективно и безнадежно.
Но, однако, не все было так плохо - потому что теперь в с е м было достоверно известно, что э т о в о з м о ж н о, и это знание само по себе значило очень много. Вероятность наступления достоверно возможного события отлична от нуля и значима в конечном интервале времени независимо от вида обобщенной вероятностной функции. Вероятность наступления достоверно невозможного события имеет смысл при интервале реального времени, величина которого стремится к бесконечности, либо при наличии точек разрыва обобщенной вероятностной функции.И это знание когда-нибудь должно было проявится в чем-то реальном, значимом, и так и случилось, и сейчас я стоял перед Воротами, которые были неразрывно связаны с этим знанием, и которые были следствием этого знания, и сзади, почти неслышно ступая копытцами, подошел и встал рядом Встречающий, и его покрытое еле заметным тонким белым мехом лицо было задумчиво и строго, и воздух вокруг него иногда подергивало знакомой рябью, и я знал и не знал, что это было ( и да, и нет - возможно, возможно... ), и все вокруг снова стало нечетким и неопределенным, и передо мной был любой, любой мир, и я знал только одно - я не ошибусь в своем выборе, потому что выбор уже был сделан.
Ворота существовали, существовали давно - и они очень, очень отличались от Первого Решения. Не было точки приема и точки передачи - были только сами Ворота и остальной мир вокруг них, и мир двигался относительно Ворот, и когда это движение прекращалось, оказывалось, что и Ворота, и вы уже не там, где были прежде - с точки зрения остального мира. Каких-либо существенных ограничений, в отличие от Первого Решения, не было, и непрерывность объекта не нарушалась, и это было доказано и подтверждено, и это было очевидным фактом - но ничего не бывает просто так, и затраты энергии на все эти действия были невообразимо велики и сопоставимы с затратами на создание эквивалентного объекту количества материи. Это могло стать и на какое-то время стало серьезным сдерживающим фактором, но потом был найден и реализован на первый взгляд невозможный, труднообъяснимый в терминах причин и следствий, но успешно р а б о т а ю щ и й вариант, позволяющий использовать для приведения в действие Ворот энергию самих Ворот, но уже п о с л е т о г о, как она была ими получена - с точки зрения стороннего наблюдателя энергия не тратилась вообще, хотя это было не так, и в этом не было никакого чуда, и энергия вовсе не появлялась ниоткуда - просто, вследствие существования неравновесности на фундаментальном уровне, где-то в Великой Пустоте медленно таяли и переставали гореть звезды, восполняя собой образовавшийся энергетический провал. Но Великая Пустота была не просто огромна - она была практически бесконечна, и в ближайшие пять-десять тысяч лет можно было не задумываться о побочных эффектах. И вот, когда Ворота, наконец, стали подтвержденной, и д о с т у п н о й в с е м Реальностью, то тогда, основательно и бесповоротно потревожив саму сущность Великой Пустоты, наступило то, что было принято называть Началом.
- Надеюсь, вы знаете, чего хотите, - еле слышно сказал Встречающий, и он был прав - возле Ворот не хотелось говорить громко. Никогда.
- Конечно, - тоже тихо ответил я. - Иначе я бы не был здесь.
- Это хорошо, - сказал Встречающий. - Это очень хорошо. Не все, кого я видел на этом месте, могли ответить так же.
- Наверное, они узнали это потом, - сказал я. - Так часто бывает. Многим кажется, что главное - это движение. Куда-нибудь. Просто перемена обстановки. В этом они видят смысл, потому что они считают, что покой - это смерть.
- Это несколько спорное утверждение, - сказал Встречающий. - Скорее, верно обратное.
Я вспомнил Стрелка, и тоскливую безнадежность после яркой и, как всегда, неожиданной вспышки в холодной, очень холодной пустоте, и его глаза, когда он смотрел на меня недавно, совсем недавно - и он ЗНАЛ, да, я уверен, он ЗНАЛ, и я ни за что, ни за что не хотел бы оказаться на его месте - и беззвучные крики Теней, и юное, искаженное жестокостью лицо Леди, а еще - потом, потом... - улыбку, эту странную улыбку, которая еще будет и которой не должно и не могло быть.
- Нет, - сказал я. - Не всегда. Иначе все было бы так просто.
- И вы в этом уверены?
- Да, - сказал я. - Именно в этом я совершенно уверен.
- Как я вам завидую, - Встречающий грустно вздохнул. - Вы хоть в чем-то уверены. Разве это не счастье?
Я не стал возражать. Зачем?
- Мне пора, - сказал я.
- Да, конечно, - сказал Встречающий. Он был строг и торжественен, но в глазах его была грусть. Грусть - и что-то еще, и я никак не мог понять - что? А потом что-то появилось в его руках, и это что-то было направлено прямо на меня, и воздух вокруг него плыл от нестерпимой жары, и он сказал - как будто не мне, но все же мне, да, мне, именно мне, странно, неестественно морщась и еле заметно растягивая слова: - А теперь вы должны умереть.
Я не сказал ничего, потому что мне нечего было сказать.
И, наверное, он бы меня не понял.
Потому что он не хотел понимать.
Или не должен.
- Так надо, - торопливо сказал он. По-моему, он явно чего-то боялся. - Но мне жаль. Потому что сейчас вы умрете. Исчезнете. Навсегда. Я знаю, это не может вам нравиться, но так надо. Сейчас я...
Я не смог узнать продолжения. То, что только что было Встречающим, вдруг стало стремительно растущим ревущим и пульсирующим шаром холодного огня, внутри которого нельзя, невозможно было выжить. Я даже не успел испугаться, когда волна неистового пламени домчалась до моих ног и, разойдясь надвое, обогнула меня и унеслась прочь - в никуда. Это был объектный силовой кокон, с опозданием понял я, и если бы не он, то меня бы уже не было ни здесь и нигде. И Встречающий оказался бы совершенно прав - я бы исчез, и исчез навсегда - как только что навсегда исчез он сам.
- Как вы думаете, что это было?
Похоже, я ошибся. Встречающий никуда не исчез и снова стоял рядом со мной, удивленно рассматривая еще дымящийся широкий оплавленный след на серых каменных плитах, обрывающийся у подножия Ворот - там, где не смог пройти огонь.
- Вам это известно лучше, чем мне, - сказал я. Встречающий нервно моргнул, оценивая смысл услышанного, и замер.
Изумление его было искренне и неподдельно. Я присмотрелся и понял, что это н а с т о я щ и й Встречающий или, по крайней мере, н е т о т Встречающий, и что разговор с ним, скорее всего, ничего не даст.
Но попробовать стоило.
- Мне уже пора, - сказал я, испытывая странное ощущение, что все это уже было, было и, может быть, будет еще и будет всегда.
Встречающий промолчал, и это могло означать все, что угодно, но тихая, очень тихая Песня Ворот, кажется, стала немного громче. И еще мне показалось, что иногда я начинаю слышать в этой Песне что-то очень, очень знакомое.
- Чего же вы ждете? - это снова был разговорник, который по-прежнему болтался на шее Встречающего. Сам Встречающий все еще молчал. Он был изумлен. - Идите. Здесь вам больше нечего делать. Все, что вы хотите узнать, вы узнаете не здесь.
- Я ничего не хочу узнать, - возразил я. Это была неправда и, в то же время, очень немного, но все же правда - как и очень многое в этой жизни.
- Идите!
Это был почти приказ, и Песня Ворот стала еще немного громче, и все были против меня, и все было против меня, и мне это очень, очень не нравилось, потому что я достаточно давно привык то, что так или иначе касается меня, решать сам. И, конечно, было достаточно очевидно о т к о г о может исходить этот приказ, и, естественно, и Встречающий, и его разговорник были тут ни при чем.
- Подождите, - вдруг тихо сказал Встречающий. - Ваш друг просил передать вам это. Он сказал, что это вам понадобится, если вы попадете в такое место, где он не сможет вас найти.
Я протянул руку и взял это с его раскрытой ладони. "Это" было маленькой, потемневшей от времени дощечкой с короткой надписью на языке, которого просто не было и не могло быть в этом мире. Но я знал, ч т о означает эта надпись, потому что я, как и Мир, знал этот язык, которому не было места в э т о й Великой Пустоте. И тот, кто оставил мне эту дощечку, знал об этом. И еще он знал, что я не спутаю его послание ни с чьим другим - никогда, никогда, потому что на дощечке было всего два слова, два коротких слова: "Сын Мой".
- Пожалуй, я не буду вам мешать, - сказал Встречающий, - Мне тоже пора.
- Да, - сказал я. - У каждого из нас еще очень много дел. Прощайте. И - спасибо.
- Ну, что вы, - скромно сказал Встречающий. - Просто это то, что я должен делать. Надеюсь, я еще увижу вас. Когда-нибудь.
- Я тоже на это надеюсь, - сказал я.
Мы оба знали, что это не так, потому что входящий в Ворота н и к о г д а не возвращался в т о ж е место - но зачем было говорить о том, что мы и так знали?
И тут мне показалось, что Встречающий на какое-то ничтожное мгновение словно раздвоился, и на его лице проступили очертания какого-то другого, незнакомого мне лица, и те, другие глаза, изучающе и пристально смотрели на меня, прямо на меня, и Ворота опять запели немного громче - тревожно, волнующе и печально, и все, решительно все могло случиться в любой момент, и Встречающий мог снова навсегда исчезнуть в безумной пляске холодного огня, и этот огонь мог быть и м о и м огнем, и этот Встречающий мог быть н а с т о я щ и м Встречающим, а мог им и не быть, а еще могло быть так, что н а с т о я - щ е г о Встречающего я не видел вообще, и тот из них, который стал всего лишь какой-то частью уничтожающего все огня, а потом стал ничем, и тот, который сейчас стоял рядом со мной - они оба могли быть не более, чем одним из бесконечных обликов Вечного или Вечных, но одно, только одно казалось мне более или менее вероятным - мне в очередной раз напомнили, что сейчас я ничего, ничего не могу изменить - даже просто умереть, и Встречающий молча и покорно уходил прочь, и тревожная Песня Ворот становилась все громче и громче, и Он все равно сделал все так, как считал нужным, и я был благодарен ему за это, потому что все, все было непостоянным и зыбким в этом мире - и жизнь, и смерть, и то что, было между ними, и даже то, что было за ними - и только Он был таким, каким был и каким будет всегда.
И это было правильно.
Встречающий ушел, и осталось только горячее солнце, серые обожженные камни и нетерпеливо поющие в ожидании меня Ворота.
Я должен был идти - вперед.
Вперед.
И я хотел, и не хотел этого, потому что впереди была неизвестность, а позади - вся моя прежняя жизнь, и это было нормально и объяснимо, потому что все могло сложиться совсем не так, как хотелось бы мне, и потому что Песня Ворот стала еще громче, и я уже знал, где и когда я слышал что-то очень, очень похожее на то, что я слышу сейчас, потому что я вспомнил то, что не хотел вспоминать именно сейчас.
Песню Скорби.
Мир.
И себя - тогда.
И это стоило вспомнить.
Но не сейчас.
Камни уже совсем остыли, и я, осторожно ступая на гладкую, отблескивающую на солнце, и очень скользкую оплавленную твердь, пошел к Воротам.