Боевое применение

Доставка почты - опасное занятие.

В воскресные дни отделения связи работают по укороченному графику. А многие вообще не работают. Приходится подготовленную за день или накануне почту доставлять не в свое местное через дорогу отделение, а подальше. На так называемый центральный или главный почтамт.

А поскольку вся наша городская жизнь связана с разного рода усилениями, уплотнениями, перехватами, особыми режимами, паспортными зачистками, административными подчистками, гостинично-общежитскими очистками и т. п., то передвигаться по нему, даже днем, даже без оружия довольно опасно.

Так и со мной. (Тут надо заметить, что "излагатель" сего любитель перемещаться из точки "a" (дом) к точке "b" (почта, контора, суд) исключительно бегом. Городские пробки, понимаете ли. Ну, и еще несколько причин. И если вы видите на дымных улицах своего "до гвоздика родного" (В. С. Высоцкий) города долговязую заляпанную разбрасываемой проезжающими авто грязью фигуру, с ускорением передвигающуюся от светофора к светофору с пачкой почтовых конвертов и/или судебных запросов под мышкой - то, возможно, это я.)

Ну вот. Преодолел четыре пятых пути быстрыми перебежками от одного перекрестка к другому и уже в пределах видимости почтамта услышал за спиной строгий, а самое важное, адресный окрик: "Эй, стой!"

Краем глаза до этого я видел разукрашенный милицейский уазик. Сразу догадался, что кричат мне (потому что больше некому), и кричат именно из него.

Но я знал, что если остановиться и начать долгие (да хоть какие) переговоры, я потрачу драгоценные минуты, так необходимые мне до почтамта. На часах, когда я выбегал из дома, оставалось полчаса без немалого гака до оглашения заветного для неумолимо-бесстрастных работников почтового госучреждения финального возгласа: "Почтамт закрывается! Освободите помещение!"

Дальше было так.

Толстый непробиваемый дядька-охранник на дверях почтамта и не отправленные этим днем письма с жалобами, в которых на каждой странице (количеством не менее тридцати) стояла пропечатанная сегодняшняя дата - вот что ожидало меня через пять, максимум, семь минут.

Однако я, как законопослушный гражданин, по первому требованию служителей закона остановился, развел руки в стороны: показать, что у меня нет ничего опасного (для этих самых доблестных служителей) в руках, потом, с разрешения старшего по команде, медленно залез в карман своей спортивной куртки, где у меня наготове были новенький, с иголочки, в аккуратной корочке (прямо В.В.), паспорт, кроме этого, цветные и четкие ксерокопии всех имевшихся у меня когда-то паспортов (а у нас в стране их меняют часто), свежая (исключительно не старше десяти дней) с синими мастичными печатями справка с моего последнего места жительства, ксерокопии справок со всех прежних мест жительства, оригинал характеристики-рекомендации старшего по подъезду с удостоверительной надписью местного ПЖРУ... Все это добро милиционеры уважительно, внимательно, а главное, быстро, исследовали.

Когда же я начал доставать для вручения каждому из стражей запасливо имевшиеся у меня с собой в специальной упаковке красочные визитки, вежливые милиционеры хором предложили довезти меня до почтамта на машине, а потом отвезти домой. От чего я также вежливо и уважительно отказался.

Нет, было не так.

Толстый непробиваемый дядька-охранник на дверях почтамта и не отправленные этим днем письма с жалобами, в которых на каждой странице (количеством не менее тридцати) стояла пропечатанная сегодняшняя дата - вот что ожидало меня через пять, максимум, семь минут.

Поэтому я и продолжал шуровать своими кеглями по городскому игровому полю, опасно не слыша не повторяющегося дважды судейско-милицейского свистка.

За мной гнались до самого почтамта. Когда я отправил письма и выходил из дверей здания, меня поджидали пятеро в масках. Скрутили, надели на голову непроницаемый мешок и бросили в воронок. Тот же самый, от которого я так неудачно не убег. Сутки я провалялся в предвариловке, на вторые сутки меня осудил судья. За сопротивление, хулиганку и попытку ограбления оператора почтамта. Сумму хищения милиционеры сфальсифицировали в почтовых марках номиналом тридцать три рубля тринадцать копеек. Пишу вам, парясь на нарах. В натуре!

Нет, было не так.

Толстый непробиваемый дядька-охранник на дверях почтамта и не отправленные этим днем письма с жалобами, в которых на каждой странице (количеством не менее тридцати) стояла пропечатанная сегодняшняя дата - вот что ожидало меня через пять, максимум, семь минут.

Когда я сворачивал на последнюю улицу перед почтамтом, вместе со мной на эту улицу свернул удивительно юркий древний жигуленок с общительным юношей за ветровым стеклом, который не преминул мне, как товарищу по дорожному движению (бегу-то по дороге, на тротуарах сугробы, похоже, еще с позапрошлой зимы) приветственно пибикнуть.

На что в свою очередь я не преминул выкрутить рукой колесо, проезжай, мол, приветливый. Но на мою беду наш выразительный и понятный только для двоих обмен вербально-невербальными репликами наблюдал бдительный и подозрительный товарищ в виде группы милиционеров в милицейском уазике.

Улица, на которую мы с любителем поклаксонить водителем свернули, была мало проезжей и прохожей, но на ней находились бензозаправка, платная автостоянка, вычурное здание-теремок местной вневедомственной охраны и несколько консульств иностранных государств (в том числе одно консульство очень известной и большой страны, перед которым очень новые коммунисты очень любят проводить свой очень неограниченный досуг).

Мой невербальный жест бдительные и обидчивые милицейские восприняли в свой адрес. Все тем же краем глаза я видел, как уазик начал быстро-быстро выворачивать за мной.

Скорости я прибавил. Но я не машина (да?), поэтому ровно через минуту уазик поравнялся со мной и попытался меня прижать (!) к обочине. На что я, по-прежнему продолжая движение, все в прежнем духе выразительности постучал по запястью, где у обычных граждан (уверен, и у большинства милиционеров) находятся наручные часы: "Опаздываю, мол, господа".

Это жест и пара встречных машин позволили мне сократить расстояние до почтамта еще на пятьсот метров. Свернул на тротуар (сколько живу в городе, всегда удивляюсь: чем ближе к центру, тем меньше снега. Особенно его мало около администраций, тех же милиций, судов и, последние годы, контор крупных банков. Погода тут другая, что-ли?). Еще триста метров. Вплотную за спиной скрип тормозов и топот двух пар крепких милицейских ботинок. Еще скорости. Двести метров до почтамта как не бывало. За спиной уже лишь пара звучной обуви. Сдавленный прерывистый полушепот-полувсхлип: "Я! Тебя! Все равно! Догоню!". "Да, он догонит", - решил я. И остановился.

На свет были извлечены наручники. Хватание за руки. Попытки заламывания.
- Слушай, да некогда мне.
Сопение в ответ и продолжение заламывания рук с трудноисполнимой процедурой применения важного спецсредства. Сначала в одиночку, потом с подоспевшим отставшим было преследователем, а потом и шофером-прижималой. Вывернули руки втроем. Капая потом. Ровно полторы минуты ушло на то, чтобы (это только в кинофильмах быстро делается) твердосплавные браслеты были закреплены мне на запястья.

- Фамилия моя Сидоров, я писатель писем. Мне их надо донести, через три минуты почтамт закроется.
- Почему? Не? Останавливаешься?
- Да ладно, ребята. Я вас не видел. Когда человек бежит, у него поле зрения узкое. Он по бокам плохо видит.

- Сейчас! На! 15 суток! Оформим!
- За что? Я вас засужу.
- А Вы? Кто-кто?
- Я же говорю - писатель писем. Жалобы пишу. Надо написать жалобу вашему начальнику - слабосильный личный состав у него трудится. Руки такой бригадой заломить не можете.

Наручники сдавливали.
- Зачем? Молоток?
- Для хозяйственных надобностей.
- Что? В карманах?

Свернул ладонь лодочкой, выпростал, почти не поцарапав, кисть из кольца наручников, вынул руки из-за спины. Глаза всех троих милиционеров заметно округлились. Йог?
- Что же вы, ребята, и наручники грамотно застегнуть не можете? Нет, определенно надо писать жалобу. Такой необученный состав.

- Документы? Есть? Вы кто?
- Фамилия моя Сидоров. Специальность - писатель писем. Вот, визитки мои, кому надо? - достал пачку визиток.- Вот письма, - разложил на капоте письма.

А дальше все по тексту (см. ниже Памятку)... В машину не посадили, наручники расстегнули, молоток отдали... На почтамт успел... Правда, пару дней после такого ну очень боевого применения мои суставы постанывали (... а пальцы сами тянулись к клавиатуре... настучать... этот текст).

Март 2003 года 

Словарь названий Оренбуржья
http://topsl.narod.ru