7 мая 1985-го вышло знаменитое Постановление ЦК КПСС "О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма", ознаменовавшее начало очередной, уже пятой по счёту, и последней антиалкогольной кампании в СССР. Кампания эта получила название "горбачёвской" - по фамилии воцарившегося незадолго до этого, нового Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва, собственно, и ставшего её инициатором. Как это обычно водится в нашей стране, кампания получилась шумной и бестолковой. Пыли было поднято много, палок перегнуто огромное количество, эффект же оказался минимален...
В самый разгар антиалкогольной кампании, когда в борьбу за трезвость активно включились все, начиная от партийных организаций и заканчивая ЖЭКами, одному нашему лётчику, а именно Грише Шупикову, приспичило жениться. Невеста его тоже была "из наших" - свояченица лётчика нашего выпуска, тоже летающего в Орловке. Собственно, молодые и познакомились, когда будущая невеста приехала в Орловку навестить свою сестру. Гриша оказался в нужное время в нужном месте, взгляды молодых людей встретились, проскочила искра, вспыхнула нешуточная любовь. Через три дня (истребитель есть истребитель!) на стол командиру лёг рапорт по поводу женитьбы.
Командир поначалу воспринял Гришину идею без приязни. Ещё бы! Молодому лётчику надлежит думать о полётах, о том, как побыстрее двигаться по программе, а не об... "этом самом"! Но вскоре чудесным образом сменил гнев на милость. Дело было в том, что орловский полк, в силу ряда объективных и субъективных причин, никогда в морально-политическом отношении не выделялся в лучшую сторону. Скорее, уж наоборот. А тут возник шанс резко поправить положение. С подачи ЦК ВЛКСМ в тот период по стране прокатилась волна так называемых "комсомольских", то есть безалкогольных, свадеб. Об этих свадьбах писала центральная пресса, о них снимало документальные фильмы центральное телевидение, их ставили в пример, как образец нового - перестроечного! - "мы́шленья", их называли первыми ростками будущего - коммунистического! - образа жизни. И наш полковник Бабич загорелся идеей провести в гарнизоне такую свадьбу. Подобное мероприятие, как считал командир, резко повысит морально-политический рейтинг орловского гарнизона, приподнимет его в глазах вышестоящего командования и обеспечит ему, гарнизону, нешуточный прорыв в лидеры социалистического соревнования.
Несмотря на то, что Гриша сразу же сказал: "нет!", командир начал активно действовать. Он "поставил на уши" серышевский райком комсомола и затребовал оттуда специалистов по безалкогольным свадьбам. Он известил благовещенское телевидение и ряд благовещенских газет, а также редакцию окружной хабаровской газеты "Суворовский натиск" о грядущем неординарном событии. Он пригласил на свадьбу от лица жениха всё командование дивизии, армии и ВВС округа. Параллельно командир приступил к обхаживанию Гриши. В ход пошло всё - от всяких "вкусных" посулов до шантажа и откровенных угроз. Гриша был твёрд, как кремень. Играть "сухую" свадьбу ему казалось верхом цинизма и предательством по отношению к своим боевым товарищам. Товарищи, безусловно, его категорически поддерживали.
Не добившись взаимности от жениха, Бабич взялся за обработку невесты, а когда у него и там ничего не выгорело - принялся за родителей молодых, приехавших через всю страну на свадьбу своих повзрослевших детей. Сулил он золотые горы: начиная от красной ковровой дорожки от КПП - по всей "стометровке"! - до здания ГДО, и заканчивая проходом звена истребителей над ЗАГСом в момент окончания церемонии бракосочетания. Родители поначалу на посулы командира клюнули, но столкнувшись с непримиримой позицией молодых, дали задний ход и тоже ответили: "нет!" - мол, мы вас, товарищ командир, конечно, очень сильно уважаем, но... не по-людски всё это, не по-русски!..
"Ах, так!.. - сказал Бабич. - Тогда свадьбы вообще не будет!" И не дал под свадьбу ни одного помещения гарнизона - ни лётной столовой, ни актового зала дома офицеров, ни даже спортзала. Было это в четверг вечером. Бракосочетание было назначено на субботу.
"Подумаешь!.. - сказал Гриша. - Мы и в Серышево в ресторане неплохо погуляем". Однако сказал он это без особой уверенности, ибо понимал, что под подобные мероприятия рестораны, естественно, надо заказывать заранее.
И действительно, назавтра в ресторане Грише ответили, что, во-первых, зал у них уже давно выкуплен под банкет по поводу чьего-то там юбилея, а во-вторых, спиртное под свадьбы по нынешним временам надо заказывать за две-три недели до мероприятия. Молодые приуныли и уже склонялись к тому, чтобы тихо расписаться и посидеть дома у жениха узким кругом приближённых лиц, но тут...
Но тут свою передовую роль сыграл наконец комсомол.
В пятницу после обеда я через коммутатор дозвонился до первого секретаря серышевского райкома комсомола. Звали её Люба. Как секретарь бюро комсомола полка я уже не раз имел с ней дело и знал, что Люба - наш человек.
- Люба! - сказал я. - Выручай! У нас тут свадьба "горит"!
- Слышала я про вашу свадьбу, - вяло ответила на том конце провода Люба. - Ваш командир нам уже все внутренности с этой свадьбой вынул. Только он сегодня с утра отзвонился и сказал, что свадьбы не будет.
- Люба! - сказал я. - Свадьба будет! И я тебе больше скажу - свадьба будет НЕ "комсомольская"! Свадьба будет ЛЁТНАЯ!
- Да ну! - голос Любы сразу же приобрёл живость - она не первый год возглавляла комсомольскую организацию в районе, где было целых два больших военных аэродрома, и потому прекрасно знала, что такое лётная свадьба. - Так это ж - совсем другое дело! А то затеяли, понимаешь!.. Курам на смех! - голос её вновь изменился и стал деловым: - Что требуется от райкома?..
Я ей подробно объяснил, что требуется от райкома.
- Какими ресурсами я могу располагать? - под конец спросила Люба.
- Неограниченными, - веско сказал я и положил трубку.
Я был спокоен. Я знал - комсомол не подведёт.
И комсомол не подвёл!
Организаторам юбилейного банкета было предложено поделить зал пополам, и в качестве моральной компенсации выставлено десять литров авиационного спирта. На что организаторы банкета ответили, что за двадцать литров они согласны зал освободить полностью. Тогда им было передано ещё пять литров и разрешено оставаться в зале, но не мешать.
С дирекцией ресторана необходимый консенсус был также достигнут достаточно быстро. Им было сказано, что алкогольными напитками лётчики обеспечат себя сами, а всё, что положено из спиртного по прейскуранту под свадьбу, ресторан может забрать себе. Дирекция ресторана, с трудом сдерживая радостное повизгивание, заверила, что свадьба будет обслужена по высшему разряду, а со своей стороны она, дирекция, как знак доброй воли, дарит молодым четыре бутылки "Советского шампанского".
Все были рады, все были довольны. Мы засобирались в Серышево и принялись наутюживать костюмы. Роспись молодых была назначена на 15 часов. Наш замполит эскадрильи пошёл к командиру полка, дабы попросить транспорт под молодых и гостей до Серышево и обратно.
"Как в ресторане?!.. - возмутился Бабич. - Кто разрешил?!.. Ах, так!!.."
Короче, ни одной транспортной единицы командир под свадьбу не дал. Более того, он в приказном порядке запретил личному составу покидать пределы гарнизона, а воскресенье объявил рабочим днём...
До ЗАГСа молодых и родителей вёз на своих "Жигулях" - единственной легковой машине в гарнизоне - штатный руководитель полётов подполковник Чеснов. А все гости - в праздничных костюмах и платьях - мчались по пыльно-ухабистой дороге до Серышево в кузове ГАЗ-66 "особиста" гарнизона капитана Пашина, по своему кагэбэшному статусу не подчинявшемуся командиру полка и имевшему с нашим полковником Бабичем свои, очень непростые, взаимоотношения...
После официальной церемонии в ЗАГСе все переместились в ресторан.
Дирекция ресторана своё слово сдержала. Стол ломился. Ресторанные повара превзошли сами себя. Фарфор сиял. Хрусталь звенел. Накрахмаленные официантки хрустели, как свежевыпавший снег.
В полном соответствии с антиалкогольной конспирацией, бутылок на столе (кроме тех самых четырёх бутылок шампанского) не было. Посреди разнообразных аппетитнейших закусок томились графины с чем-то прозрачным, запотевшие кувшины с красным и зелёным и разнокалиберные чайнички со всяким остальным.
Произнесли первый тост. Я набу́хал себе из графина полную рюмку "белой", а на запивку - стакан клюквенного морса из стоявшего рядом кувшина. Чокнулись. Выпили. Спирт приятно обжёг аорту. Я, томимый жаждой, сделал несколько крупных глотков ледяного морса и только на третьем или четвёртом глотке понял, что это вовсе не морс - это был тот же самый спирт, только обильно закрашенный клюквой. Глаза мои полезли из орбит. Чтобы хоть как-то потушить бушевавший в глотке пожар я схватил у своей соседки по столу, комсомолки Любы, фужер с лимонадом (о, спасительные пузырьки!) и одним махом осушил его. Но это тоже оказался не лимонад! Это оказался всё тот же спирт, в который затейница Люба добавила приличную порцию шампанского. Глаза мои продолжили ускоренное путешествие на лоб. Я, как выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух и слепо шарил рукой по столу в поисках спасения. Наконец чья-то гуманная рука засунула мне в рот солёный огурец. Я судорожно зачавкал, проглотил, выдохнул, вытер проступившие на глазах слёзы и с полным на то основанием заорал: "Горько!!!"...
Очнулся я на полу, на расстеленном одеяле. Хотелось пить. Раскалывалась голова. В висках и затылке молоточками пульсировал вопрос: "Кто я?!.."
После недолгой самоидентификации первый вопрос сменился на другой, не менее актуальный: "Где я?!.."
С трудом приподнявшись на локте, я огляделся. Комната поначалу показалась мне незнакомой. Шторы были плотно задёрнуты, отчего в помещении царил густой полумрак. Рядом с собой, на полу, я обнаружил не менее пяти неподвижных тел, в которых не без труда признал своих боевых товарищей, застигнутых сном в разнообразных трудных позах. При взгляде на их суровые, непроницаемые лица в мозгу сама собой всплыла бессмертная строка поэта: "...но спят друзья, и морды - на засов..." "М-да, - подумалось мне, - точнее не скажешь..." Я с трудом поднялся на ноги и, придерживаясь за всё подряд, продолжил обследование комнаты. Возле дальней стены я обнаружил узкую железную кровать, а на ней - двух, спящих в обнимку, одетых в простенькие ночнушки, молодых женщин. Женщины негромко и мелодично - на два голоса - похрапывали. Приглядевшись, я узнал в нимфах комсомолку Любу и второго секретаря райкома комсомола - правую Любину руку - Зою, также присутствовавшую на вчерашней "комсомольской" свадьбе. "Свадьба! - осенило меня - Точно! Мы ж вчера на свадьбе гуляли!.." Тут же я опознал и местность - это была Любина однокомнатная квартира, в которой я в своё время неоднократно и с пользой бывал (разумеется, по сугубо комсомольским делам!). Всё становилось на свои места. Я понял, что это всё - Люба и Зоя! Это именно они, показав себя настоящими боевыми подругами, спасли накануне своих друзей-лётчиков, павших в неравной схватке с коварным вездесущим спиртом. Это именно они, подняв пилотов с холодного кафельного ресторанного пола, вынесли их на своих крепких комсомольских плечах, как выносят раненых бойцов с поля боя, и определили на ночь в Любину "хату". Благо, "хата" эта была от ресторана совсем неподалёку. Ай, да Люба! Ай, да Зоя! Ай, да молодцы!..
Определившись таким образом в пространстве, я приступил к ориентации во времени. Любины ходики с кукушкой показывали без десяти семь. "Господи! - подумалось мне - Хоть бы - утра!.." Спохватившись, я нащупал свою "Электронику". Да, 06:50. Я выдохнул.
Осторожно переступая через недвижные тела, я пробрался на кухню и наконец-таки напился. Горечь во рту уменьшилась. Молоточки в затылке и висках изменили свой ритм и стали стучать мягче и тише. Жизнь начинала налаживаться. В голове калейдоскопом замелькали яркие картинки вчерашнего вечера. "А свадьба-то удалась!.. - с удовлетворением заключил я, вспоминая колоритные подробности разгульного матримониального действа. - Ох, как удалась!.. Блин, сколько ж мы выпили?!.."
Я еще немного посидел на кухне под раскрытой форточкой, с удовольствием глотая свежий, пахнущий росой, утренний воздух. Затем я поднялся, умылся бодрящей холодной водой над гремящей жестяной раковиной и, вернувшись в комнату, занялся непростым и неблагодарным делом побудки своих товарищей. Сон, он, конечно, лечит, но надо было срочно подниматься и бежать на станцию, на автобус - впереди нас ждал тяжёлый рабочий день и непростой, ох, непростой разговор с командиром...