"Письма с фронта. Часть
2"
Продолжить эту тему меня, честно
говоря, заставил вот этот отзыв на те письма фронтовика, что я просто
переписал:
"Валерий Юдин
комментирует произведение Письма
с фронта.,
комментарии: 2, 03.06.2004 10:01
Так вот прочтёшь, на каком языке говорили наши деды, и
стыдно за себя станет...
А какие страдания заставили их пережить
политики-государи. И без войны-то была беда одна, а не жизнь...
Да ведь и за свой интерес к теме той войны стыдно -
мальчишеский он по большей-то части... танки, кораблики. А там беда одна...
Спасибо. Всё правильно. Хоть и чужие письма, но теперь
они как всем нам написаны. От дедов наших письма.
С уважением, Валера".
Совсем
недавно был мой день рождения и день рождения младшего сына. У нас разница 1 день.
Что-то
такая жуткая депрессия у меня.
Попали
мне в руки случайно письма из 1942 года одного фронтовика. Почитал я их, и
решил записать. Вывесил на своей страничке.
Плакал,
когда читал их.
До
сих пор не могу в себя прийти.
Просто
ужас какой-то...
Простые слова.
Все ясно вроде бы.
Но столько за всем этим
стоит...
Словами не выразишь.
Ведь - это жизни людские.
Боль страшная.
Смерть от летящего свинца...
За что???
Красивые слова - "Они
сражались за Родину!"
Да. Конечно, все это так...
Но...
На самом-то деле солдаты
сражались, потому, что их ПРИЗВАЛИ на фронт.
И они были мужчины. Поэтому и
воевали, страна сказала: "Надо", они подумали: " А будь оно все трижды
неладно", и пошли на фронт воевать.
И... умирать.
И у этих мужчин были женщины
и семьи, которые боялись за их жизнь, и писали своим солдатам письма.
И умирали мужчины потому, что
в них стреляли другие мужчины.
И ни одним, ни другим
солдатам война не была нужна.
Война не была нужна не
русским, ни немцам.
Политикам, может быть, война
и была нужна, но простым людям, погибающим на фронте, эта мясорубка не нужна.
Все хотели жить.
Все.
И русские, и немцы.
И никто не хотел умирать...
Некоторые знали, что умрут.
Другие чувствовали, что не
вернутся домой никогда...
Но сколько же скрытого мужества
в этих письмах с фронта!
Человек знал, что умрет,
чувствовал...
Но ...
У меня слов нет.
Второй вопрос - ПОЧЕМУ ЭТА
ВОЙНА НАЧАЛАСЬ.
Оставим его историкам.
Постарался я узнать побольше о судьбе того солдата, что писал письма.
Много не узнал, но все равно,
даже та информация, что открылась поразила меня.
Не так все просто тогда было,
как показывают в кино, и пишут в книгах.
Приведу рассказ дочери
солдата, Валентины, которая одна из всех родственников этого человека осталась
в настоящее время в живых.
Рассказ привожу дословно.
" - Отца моего, Федора, забирали
на фронт в сорок первом. Причем, забирали его нехорошо. Неправильно как-то.
Он ведь был путевым рабочим на железной дороге. И у него была "бронь", на
фронт его не должны были брать ни в коем случае. Рядом была крупная узловая
железнодорожная станция, и он там работал.
Но его сосед, пошел в военкомат, дал там взятку, его, соседа
этого, который три раза сидел в тюрьме, на фронт не взяли. А вместо него взяли
моего отца.
Бабушка моя говорила ему:
-
Федя, входи в военкомат, расскажи все. Ты же не должен идти на фронт. У тебя же
"бронь" на работе. Ты же специалист хороший.
А
он ей в ответ:
-
Нет, мама, не пойду я туда. Знать судьба моя такая. У соседа пятеро детей, у
меня двое. Ему тяжелее.
Бабушка
моя опять ему говорит:
-
Федя сходи, ведь война - это смерть почти верная.
А
отец мой помолчал, заплакал, и говорит:
-
Все равно не буду за чужие спины прятаться. Если не вернусь с фронта, то
простите меня за все, что плохого сделал вам.
Я
как закричу в голос, мне тогда четыре года было, а что-то понимала видно, да
как кинусь ему на шею.
-
Папка, - кричу, - папка! Я тебя никуда не пущу!
А
сама реву, просто рыдаю. На шею у него вишу, а сама реву, реву, остановиться
просто не могу. У него уж рубашка мокрая от моих слез. Он пробует меня успокоить,
а я только еще сильнее плачу.
И
кажется мне, что если сейчас он отпустит меня, то больше я его не увижу больше
никогда...
Передал
он меня ревущую на руки матери. А я все успокоиться не могу, плачу, аж захлебываюсь от горя. Что я там понимала кроха, не знаю,
а до сих пор реву как вспомню, как отец уходил на войну".
Эта
пожилая, седая женщина говорила, говорила, говорила, а слезы катились и капали
из её глаз, а она даже не замечала их, и не вытирала.
Иногда
время не снимает боли с сердца. И боль может жить вечно...
Боль
по ушедшим в вечность воевать за свою Родину...
"Наклонился
отец к люльке, где брат спал Станислав и поцеловал его в лоб. Люлька такая
простенькая была, вырубленная из целого ствола дерева. В потолке крюк был вбит,
к крюку веревка была привязана, а к веревке люлька, вот в люльке мой брат и
спал. Ему уж года два было. Я уж не знаю, почему он люльке спал, только помню
все как сейчас. Я реву в голос, бабушка, мать, прабабушка моя, все слезы
утирают платками, а Станислав спит, хоть бы что...
Поцеловал
он его, значит, в лоб, повернулся так, как-то неуклюже, и из избы вышел. Мать
мне потом говорила, что не хотел, наверно, чтобы слезы его видели. А слезы его, и, правда, так никто и не видел. Может,
показалось матери, не знаю.
Пошли
мы на станцию провожать отца. Я все реву. Он на руках меня несет, а я все
успокоиться не могу. Такое у меня чувство, что кусок жизни своей сейчас
потеряю, и не будет у меня чего-то такого нужного, и любимого, что всегда до
сих пор было. Мне четыре года тогда было, а чувства такие были, что и не
передать...
Как
будто весь мир рушился. И не остается ничего. Впереди словно темнота какая-то.
Бездна
страха, горя и одиночества... "
Валентина
уже захлебывалась в слезах, и мне пришлось долго успокаивать её, прежде чем она
смогла все рассказать до конца.
"Идем,
значит, мы все на станцию отца на фронт провожать, а тут соседская собака как
завоет.
Жутко
так выла. Как по покойнику. Село у нас небольшое тогда было. Все друг друга
знали. Ну, и собаки, конечно на своих-то не брехали.
А
тут воет так...
Мне
жутко аж стало, я даже плакать перестала.
Долго
псина выла.
А
бабушка моя отцу и говорит:
-
Не вернешься ты, Федя, домой. Видишь, как последняя собака воет. Как по
покойнику. Не вернешься ты, сынок, домой. Ты прости уж
меня ради Христа за все, Федя. Может быть, не
дала я тебе всего, что могла, но сам видишь, люди мы бедные.
Проводили
мы отца. А в тот же вечер он домой приехал ночевать. На призывном пункте
столько народа было, даже лечь было негде, и некоторых, кто недалеко жил, по
домам отпустили на ночевку.
Ушел
отец рано утром на фронт, и больше я его не видела. Под Москвой он воевал в
сорок первом, сорок втором. Письма писал нам. А в сорок третьем его, куда под
Сталинград перекинули, и письма переставали приходить вообще.
Он
же в десанте был. Выкинули их где-то в тылу врага, и всё. Там он и пропал без
вести".
Женщина
все продолжала плакать не переставая.
Прошло
уже больше шестидесяти лет сет после смерти отца, а рана в душе её все
кровоточила.
"А
сосед наш, который взятку давал в военкомате, чтобы самому на фронт не идти,
потом в бандиты подался. Слышал, может, про банду "Черная кошка"?
Так
вот он в ней и был.
Грабили
они, народ убивали, женщин насиловали, груди им отрезали, животы вспарывали,
звезды на спинах рисовали.
Сосед
бандитом стал вместо того, чтобы на фронт идти, а отец мой вместо него голову
на войне сложил..."
Валентина
уже рыдала в голос, и я счел за разумное её успокоить,
и не тревожить больше прошлое, которое доставляло ей столько боли и страданий.