Осень не осень. Время без времени. Ветер не предсказуем.
Разбежался, разлетелся да и упал камнем.
Дрожь пошла по обугленным листьям, прошлась по над крышами, спугнула ворону
одиноко шелестящим голосом: "На што жалюэтес?
Всколыхнулась воробьиная стайка. Застроенная хатами пустошь - домик на домике.
"Алая Жила"
Воздух пахнет хлебом и потом. Который час? А бог его знает.
Пасмурно и безлюдно. Одни коты у ворот. На страже.
Раза три долетало до кошачьих ушей слишком громкое стариковское "Быльлиллять!",
после:
"А вот хрен вам по всей морде!", а когда вдогонку полетело: "Убью, паскуду!",
коты тут же нашли куда себя деть. Рассосались.
И не только коты. Никого не видать.
Да, все, едва услышав хрипящий ор, растворяются во времени и пространстве и
терпеливо ждут счастливой минутки: затишья. И ни одной жалобы, ни до, ни после.
Вывалить кучку мусора на порог соседу, это да, бывает, как за "здрасте".
Потому, что лучшего способа разнообразить кошачий пейзаж так никто на Жиле и не придумал.
Общий двор на три семьи: люди с приличной наружностью, одинокий Михалыч и блаженная Маша.
Михалыч и Маша - друзья. Маша жалеет старика за сухие, как деревенская дорога, глаза.
Старик жалеет Машу за тонкие ноги, тонкие руки и вытянутую, как у сказочного гуся, шею.
- Иди сюда.
Когда старик говорит "иди сюда", и сквозь крошащиеся зубы добавляет "Былилилять", -
лучше немедленно сделать умирающее лицо и подойти.
Ибо за этими словами прячутся очень злые силы.
Невозмутимые, как на лысым утёсе. Но не сегодня. Воображение скачет. По холодку пущенное.
Старик не в духе. Презрение на всё обличье и ко всему, и "выше его сил".
Висело у него под крышей пять бычков. Вялилась рыбка. Нынче глянул, висит три всего.
Жалкие людишки-воришки.
У старика постоянно что-то пропадает. Ведёрко детское, правда, нашлось.
Кто же знал, что он из него чай пьёт?!
Ветеран гладиатор на пенсии. Пожарник бывший. Мизантроп, революционер задрипаный:
"За царя, за народное собрание...".
Уже принял успокоительное, хватаясь за остатки сердца.
Теперь двор метёт. Спрашивается, какого лешего орал?
Не мог сразу принять тех капелек?!
Маша подошла. Сама не знает, за что страдает. Девке двадцать восемь лет. Не повезло.
Уродилась такой, вечно умирающей. И никто не осудит за дружение с "ужасным мужиком".
Они будут беседовать. Глубокое с горько прекрасным. Вернее, говорить будет Михалыч,
а Маша только слушать, каким-то чудом понимая, он ей нужен больше, чем она ему.
"Головёнка твоя безмозглая. Ни черта там нет. Сквозняк. Так что скидывай корону.
Сношать буду"
Маша втягивает голову в плечи. Глаза округлились. Но, скорее, от удивления: "Зачем корону сношать?"
Старик тоже удивлён своей храбрости:
"Как это зачем? Нас всех имеют. Такова правда жизни, детка.
Ты посуду мне помоешь, а полы протрёшь?
Ах, ты ж зайка моя. Что бы я без тебя делал?!
А жизнь у нас с тобой рабоче-крестьянская со следами былого благородства. Один след, что тот слизняк прополз - длинный, другой след - толстый. Как пить дать, из средней полосы, чернозёмной. Оттого и дочки нынче выходят толстокожие, а сынки безродные.
Жизнь - лучше некуда. Вона сколько мусора набросала. Никто не метёт.
Одному мне больше всех надо.
Полудохлый жук в чистом поле уже идёт за милую душу, как мясцо диетическое.
Без слезы не глянешь.
Но есть и плюсик. Ты только вдумайся, Машка.
Коль нас и-бут, значит жизни ещё не конец.
Другое дело, не все мандыки чувствуют. М-да. Такие вот, Буратины. Родственнички
кола осинового. И растут, и прогибаются, но как те поганки и воняют навозно.
Признается не всякий. Стыдно иному вслух сказать, дескать, жизнь затрахала.
Кто мы? Что мы? Волки, овцы... В стойле - тесно. Без стойла - гибнем.
Ради чего?
Кому это надо? Одно утешает - абсолютных ценностей нет, кроме одной...
Ежели где, куда вставить, наставить и надо там одной двум, трём, то я всецело "за".
Категорически поддерживаю эту ценность.
Но как-то это дело делать надо не при всех. Уж больно вещь очевидная.
Ну, пошли в дом, угощу тебя зефиркой.
Вот, давеча весь день слюнявил особей стати царственной. Есть на белом свете такие
создания - стре...козочки. Стреляные, значит, козочки. Прелестны, воздушны.
Залетают, и прямиком за пазуху, и щекочут, стрекочут, стрекочут. Ишь, шалуньи!
Красотки. Хороши и без водки.
Смотри, не наступи. Они там где-то под столом валяются.
Не рассчитал. Заслюнявил.
Об чём это я? Ах, да! Лифчик никогда не надевай. Дрянь это совершеннейшая.
Хорошо, коли тебе не понять.
Кто по смекалистей, тот сам себя живьём в землю закапывает. Понимаешь, сам себе и
садовод и сторож. Сад, видите ли, надо, етитька его матери, возделывать! Видишь,
какие советы даёт урод европейский. А то, что для этого сада надо самому землёй
быть, не додумался?! А ты землю рыть не желаешь. Рыльце боишься испачкать, ножки
свои кащейские натрудить не желаешь.
Ты, скажи мне, дважды угоревшему, ты чем-то лучше других?
Ну, улыбайся, улыбайся. Хочу видеть тебя зарумяненной и потной.
Одарю тебя большой радостью. Излечу от тунеядства.