Аннотация: В третьей главе Карло Анчелотти вспоминает свое детство, рассказывает о непростых взаимоотношениях с тифози "Ювентуса", признается в любви к тортеллини и розыгрышам
Люблю набить пузо, и в этом мое счастье. Чемпион Италии, Европы, мира, но пустите меня в тратторию и увидите, что я сразу же выпаду из реальности. Гарниры в расчет не берутся, важно то, с чем их ешь. Короче, я - это то, что я ем. Этакий философ-обжора с идеей, достойной Нобелевской премии: не салями творит зло, а нож.
Как-то вечером на "Сан-Сиро" я не захотел менять Кларенса Зеедорфа, за что подвергся жуткой критике со стороны тифози. Особенно усердствовал один мужик, оравший:
"Возвращайся в Парму жрать тортеллини!"
"Пошел на хрен!"
Он кричал по-итальянски, я же ответил ему по-французски. И сделал это даже не ради Зеедорфа, просто тортеллини неприкосновенны!
Мысленно переношусь в детство. Я родился в крестьянской семье и очень хорошо помню воскресные обеды. Классика жанра. Тортеллини были коронным блюдом того дня, единственным и исключительным, священным временем, проведенным в кругу родных, атмосферой родного дома. Атмосферой уюта. Мы были бедны, но благовоспитанны и даже не знаю, было ли у нас что-то, на что стоит посмотреть. Я и моя сестра Анжела, папа Джузеппе и мама Чечилия, дедушка Эрминьо, которого мы называли Карлино, и бабушка Мария - все усаживались вокруг стола, на котором стояла миска с тортеллини. Церковь и дом, сначала причащаемся гостией (гостия (у католиков) аналог просфоры (у православных) - используется для таинства Святого Причастия - прим. переводчика), потом тортеллини, и всегда только в такой последовательности. Тортеллини, вино и свинина - вот неизменное меню, за которое не нужно было платить. Свинина в то время была самой распространенной крестьянской едой. Брали поросят, откармливали в течение года, затем зимой их забивали и употребляли до последнего кусочка. Мясо было просто отличным, мы ели его все 365 дней в году, и ни у кого никогда не было проблем с холестерином. Напротив, я даже думаю, что холестерин изобрели позже. К чему все это говорю? Да к тому, что, думая о свинье, я представляю нечто прекрасное, почти священное животное, как корова в Индии, или Златан Ибрагимович для тифози "Интера".
Но это совсем не то, что думали тифози "Ювентуса" по данному вопросу. Так, в памяти сохранилось одно яркое воспоминание, которое посещает меня время от времени. В первую неделю моей работы в Турине, куда я вроде как уже переехал, я обратил внимание на обелиск на piazza Crimea (офис "Юве" в то время располагался по адресу: пьяцца Кримеа (Крымская площадь), 7 - прим. переводчика). Величественный, он поразил меня необычной надписью, сделанной аэрозольной краской: "Свинья не может тренировать!" "Сuminciom ben", - как говорят в Пьемонте - хорошенькое начало! В офисе же меня ожидали все лидеры ультрас, приглашенные Лучано Моджи: "Вы должны помириться с Анчелотти, поняли?" Нет, они не поняли. Да и бесполезно им что-либо объяснять, только потратите время и деньги.
Я был футболистом "Ромы" в 1980-е, и нашим противником был "Юве"; я выступал за "Милан", и нашим соперником снова был "Юве"; я тренировал "Парму", и в борьбе за скудетто нам противостоял, конечно же, "Юве": ультрас видят во мне только врага. Все, точка! Прошлое нельзя изменить, да я бы и не отказался от него ни за какие коврижки. Они просто кучка лузеров посреди многочисленного сброда, что само по себе довольно слабое утешение. Им же был предназначен и средний палец, выставленный в один из вечеров в мою бытность тренером "Милана" в направлении curva Scirea (курва Ширеа - южная трибуна на "Стадио делле Альпи", названная так в честь Гаэтано Ширеа - трагически погибшей легенды клуба - прим. переводчика). Только люди со скудной фантазией могут с завидным постоянством твердить одно и то же: "Свинья не может тренировать!" Как серпом по яйцам! И вообще, что за ужасное неуважение к свиньям!
Поскольку свинья может тренировать. Может, без всякого сомнения! Также как и побеждать, несмотря на все эти вопли и плохо скрываемое недоверие со стороны двух моих друзей из Пармы, истинных тифози "Ювентуса", к которым испытываю глубокую симпатию. Именно их я вспомнил первыми после победы над "бьянконери" в финале Лиги Чемпионов на "Олд Траффорд". Благослови Боже последний пенальти Андрея Шевченко в Манчестере! Я купил две салями, красиво их упаковал и передал по назначению, снабдив записками: "Вам - салями, мне - Coppa" (Coppa в итальянском языке имеет несколько значений, одним из которых, в том числе, является кубок (чаша, бокал), а другим - коппа - сорт колбасы. В свете этих событий название книги приобретает несколько двусмысленное значение - прим. переводчика). Они посмеялись, но поняли все правильно, поскольку изучили меня лучше, чем все остальные. Так, они знали, что coppa для меня почти всегда означает еду, но в исключительных случаях - победу, достигнутую благодаря силе духа, унаследованной от моей семьи, и философии жизни, полученной от родного края. Свинина и тортеллини: в конце, как ни крути, я всегда возвращаюсь к истокам.
Если бы не мои мама и папа, их титанический труд, я стал бы заурядным человеком. В те далекие времена обработка земли требовала колоссальных усилий, так как все операции осуществлялись без каких-либо машин, вручную, и огромных затрат времени. То, что посеяно, будет собрано только через год, то есть результат видно не сразу, и требовалось адское терпение, чтобы не пасть духом в трудные моменты.
Родители трудились на обычных полях, я же - на футбольных. В конце сезона они получали урожай, я же - скудетто или какой-нибудь Кубок. Вроде бы такие разные миры, но как они похожи! В общем, меня воспитали два превосходных тренера. Продуктом, приносящим хоть какой-то доход, было молоко, но деньги за него они получали только после того, как сыроварня продавала готовый сыр. А на это мог потребоваться целый год или даже полтора. В течение всего этого периода нужно было проявлять терпение и чудеса самоконтроля. Искусство сохранять спокойствие стало основным, чему я у них научился, и оно сослужило мне хорошую службу как игроку, когда я получил травму, а как тренера вообще выручало несчетное число раз. Оно же помогает мне держать себя в руках, и не дает гневу затуманить мой разум даже тогда, когда я испытываю напряг из-за поведения какого-либо футболиста, критики со стороны тифози или общественности, а также из-за СМИ. Нужно всегда сохранять здравый смысл, в противном случае ты обречен.
Как ты строишь отношения с командой, таков ты и есть. Я предпочитаю разговаривать с футболистами, а не орать на них, хотя после некоторых матчей и приходится. Не возношу себя на недосягаемую высоту, но и не прогибаюсь ни перед кем, ощущаю себя частью команды. Если у кого-то возникают проблемы, он всегда может со мной поделиться. Если чем-то недоволен (или просто-напросто взбешен), может потребовать объяснений, хотя иной раз достаточно трудно аргументировать принятое решение. Так, выбирать между игроком, который тренируется, и тем, который не тренируется, легко. Но все совсем не так просто, когда перед тобой два одинаково хороших футболиста, которые на поле занимают одну и ту же позицию. В подобном случае разумнее будет промолчать. Я им не отец, а друг и безотказный психолог. У меня, слава Богу, никогда не было серьезных конфликтов с игроками, зато могу припомнить множество забавных случаев, когда мы все вместе смеялись.
В Дубае во время зимних сборов с "Миланом" вся команда так и лопалась от смеха кроме, пожалуй, Матье Фламини, который стал жертвой игры "Главарь разбойников". Хоть эти сукины дети и жестоко над ним прикололись, но розыгрыш сам по себе просто потрясающий. Выбирается объект, как правило, кто-то жутко обидчивый (в нашем случае - Фламини), и вокруг него выстраивается целая история. Моя работа заключается в том, чтобы рассказать ее всем и каждому: сначала итальянцам по-итальянски, потом бразильцам по псевдо-итальянски и, наконец, Дэвиду Бекхэму жестами. Сюжет всегда один и тот же. Я - рассказчик истории, а футболисты - ее герои: король, королева, кучер, помощник кучера, королевские гвардейцы, разбойники и, разумеется, их главарь.
Как-то после ужина ко мне походит Дженнаро Гаттузо и просит: "Мистер, а давайте сыграем в "Главаря разбойников". Будет весело, к тому же среди нас есть те, кто еще не знает, что это такое".
Я поднимаю бровь, что выходит очень естественно и отвечаю: "Нет, хватит! Оставьте меня в покое! Я устал и не хочу играть!"
И тут все остальные хором: "Мистер, мистер, мистер!"
Вот оно! Сигнал к действию. "Ладно, сыграем, но только в последний раз".
Начинаю объяснять правила, хотя делаю это только для Фламини, который единственный, кто не знает, о чем идет речь. Также нужно распределить роли - по одной на каждого футболиста. Все идет как по маслу, пока очередь не доходит до выбора главаря разбойников. И вот тут-то начинается веселье.
Снова Гаттузо: "Сегодня вечером главарем разбойников хочу быть я".
Вскакивает Филиппо Индзаги, швыряет на пол салфетку: "Рино, да ты совсем охренел! Ты же уже был им, сегодня я хочу!"
Вмешивается злющий Каха Каладзе: "Конечно, всегда эти любимчики. Дайте и мне хоть разок сыграть!"
Пора и мне вступить в игру. "Ну, все, все, успокойтесь. Пусть главарем разбойников побудет кто-нибудь из новичков".
Каладзе: "Я голосую за Бекхэма".
Какá: "Но Бекхэм не знает итальянского. Ты думаешь, он что-нибудь поймет?"
Теперь моя реплика: "Что ж, пусть будет Бекхэм".
Тут все поворачиваются к Фламини, который, кажется, проникся происходящим и едва не кричит: "Давайте главарем разбойников буду я! Давайте им буду я!"
Вот и все. Он попал.
Розыгрыш начинается с моих слов: "В одном прекрасном замке живет..."
Паоло Мальдини с вилкой в руке: "...король".
"И, естественно, что он женат на..."
Марко Боррьелло тоненьким голоском: "...королеве".
"Из замка эта парочка выезжает в карете, запряженной превосходными лошадьми, которыми правит..."
Желько Калач, сидя на стуле, изображает, что держит в руках вожжи: "...кучер".
Секундная пауза. Все, от Бекхэма до Шевы, поднимаются со своих мест, и весь "Милан" хором оглушительно орет: "...который у всех сосал!"
Всеобщий гогот. Гаттузо загибается от смеха. Матье (прекрасный человек, отличный товарищ) смотрит на меня как-то очень нехорошо. Настолько нехорошо, что я даже догадываюсь, о чем он думает: "Свинья не может тренировать!"