Юлий К. : другие произведения.

1. Бес Смертный. Аутодафе мистера Грея

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В жизни довольно часто случается дерьмо. Это такая же неотъемлемая ее часть как, например, апельсин и кожура, кредит и проценты, жена и теща. Аналогий приводить можно еще довольно много, но, так или иначе, суть в том, что ко всему этому дерьму человек оказывается готов. Расставания, увольнения с работы, отказ в кредите на дом - это то, что можно предугадать и, как следствие, пережить. Откровенно говоря, существует лишь одна вещь, к которой человек всегда оказывается не готов. Да-да, это она, Великая и Ужасная смерть. И вот, совершенно для вас внезапно, часики перестают тикать и стрелки их замирают. Ну и что теперь делать с этим дерьмом?..
  Аутодафе мистера Грея
  
  В жизни довольно часто случается дерьмо. Это такая же неотъемлемая ее часть как, например, апельсин и кожура, кредит и проценты, жена и теща. Аналогий приводить можно еще довольно много, но, так или иначе, суть в том, что ко всему этому дерьму человек оказывается готов. Расставания, увольнения с работы, отказ в кредите на дом - это то, что можно предугадать и, как следствие, пережить.
  Откровенно говоря, существует лишь одна вещь, к которой человек всегда оказывается не готов. Да-да, это она, Великая и Ужасная смерть. И вот, совершенно для вас внезапно, часики перестают тикать и стрелки их замирают.
  Ну и что теперь делать с этим дерьмом?..
  
  ***
  
  Чарльз Уильям Грей - старший партнер адвокатской компании "Ли, Грей и Чейз", уважаемый человек, примерный муж и отец троих детей, известный своей любовью к благотворительности, был чрезвычайно занят. В собственном кабинете, на кожаном черном диванчике для посетителей, он трахал секретаршу Линду Брайан. Девицу, по его мнению, довольно сносную и не без достоинств: третий размер груди, наивные голубые глаза и белокурые волосы она компенсировала не совсем уж полной тупостью. Из чего следовало, что секретаршей она являлась прекрасной. С сексом, увы, все получалось далеко не столь радужно. Если обычно Линда хотя бы пыталась имитировать страсть, то сегодня даже не давала себе труда скрывать отвращение. Не в силах больше видеть гримасу, исказившую невинное личико цвета сливок, мистер Грей резко повернул свою любовницу, перекинул ее через подлокотник и снова приступил к делу.
  Он даже не собирался ее сегодня трогать, но недолгая беседа с судьей Вудом буквально вывела его из себя. Этот вонючий ублюдок заявил, что отказывается отпускать под залог Стефана Мейерса! А ведь все не раз уже обговаривалось, все детали уточнялись и старой макаке оставалось всего лишь поставить свою подпись! Конечно, ничего фатального в этом не было, но Чарли Грей терпеть не мог, когда его планы срывались. Он это не-мать-его-навидел! Эти мысли, неповиновение Линды, да еще и утренняя размолвка с женой за завтраком, вызвали в нем дикую волну гнева.
  Лицо мистера Грея побагровело, дыхание вырывалось из открытого рта с угрожающими хрипами, на кончике мясистого носа повисла мутная капля пота, скрюченные пальцы до красных пятен впивались в бедра Линды, а вколачивался он в нее так, что девчонка могла лишь безвольно мотать головой и попискивать от боли.
  Конечно, при иных условиях, Линде он предпочел бы Джейми Коллинз - младшего партнера фирмы и дьявольски сексуальную суку. О да, джентльмены, до чего же сладкая бабенка эта Джейми Коллинз! Высший сорт, как говаривал его покойный папаша, когда рассматривал полуголых девиц в календаре. Эта женщина любила секс и власть, которую он давал, настолько самозабвенно, что готова была трахаться даже с необструганной дубовой веткой, если бы знала, что это принесет ей в будущем пользу.
  Но, как назло, Джейми, вместе со своим умелым ротиком и шаловливыми пальчиками, сегодня присутствовала на крайне важном для фирмы слушании, а значит, удовлетворить его похоть никак не могла. В это время в кабинет зашла Линда. Вид ее черной юбки до колен и белого бюстгальтера, просвечивающего сквозь блузу, показался настолько вызывающим и возбуждающим одновременно, что его солдат мгновенно встал по стойке "смирно". И было еще одно чувство. Чувство, которое завладело всем существом Чарли Грея наравне с похотью. Имя этому чувству - злость. Эта лживая сучка смела бросать ему вызов! Вызов чудился ему во всем: в этом нарочито белоснежном лифчике, в чрезмерно чопорной юбке, в волосах, собранных в слишком строгий пучок, наконец, в этом выражении вечной невинности, застывшем на нежном лице. Она словно бы говорила ему: "Посмотри, какая я чистая, какая добрая, я почти ангел. А теперь взгляни на себя, мерзкое, потное, похотливое чудовище с намечающимися животом и лысиной!". Этот ее молчаливый вызов настолько взбесил Чарльза Грея, что он почувствовал невероятное, зудящее в кончиках пальцев желание ударить Линду, жестоко, наотмашь, разбить ей нос и губы, стереть это раздражающее выражение с ее физиономии. Он представил, как она вскрикивает от его удара, падает на пол, закрываясь руками, а между пальцев ее струйками сбегает горячая кровь. Видение было настолько ярким и неожиданно приятным, что от одного его Грей едва не кончил. Сучка сама напрашивалась на наказание. Хорошая трепка, вот, что она заслужила.
  Это чувство, первобытное и дикое, но неожиданно сладкое, овладевало Чарльзом уже не в первый раз. Первый раз, раз, когда демоны, живущие в нем, вырвались на свободу, состоялся еще тогда, когда Чарли Грей учился в третьем классе младшей школы. Энтони Гудини учился вместе с ним. Задавака, умник и вечный любимчик всех вокруг, - он вызывал в Чарли просто дикую ярость. Отчасти потому, что он сам стремился быть лучшим во всем, а отчасти потому, что Энтони отнюдь не казался хорошим парнем, он им являлся. Тогда, в детстве, на заднем дворе школы после окончания занятий, он преподал умнику отличный урок. Прыгнул на него со спины, сбил с ног, завернул руки в болевом приеме, а потом заставил его нажраться жирной черной грязи. О, это чувство, это прекрасное, пьянящее чувство, когда жертва повержена, полностью в твоей власти, еще пытается сопротивляться, но уже дрожит от страха, потому что понимает: победитель -ты! Тогда, когда он сидел на спине трепыхающегося Энтони и макал его лицом в черную жижу, у него встало впервые в жизни.
  Эти воспоминания привели его, мистера Грея, в неистовство. Он увидел кровь Линды, проступающую из-под его ногтей, и почувствовал, как закаменел член. Со сдавленным рыком Чарльз намотал ее волосы на левую руку, заставляя девушку изогнуться, запрокинув голову, а другой - вывернул ее руку, чтобы даже не посмела сопротивляться... и начал вколачиваться в Линду со скоростью и силой отбойного молотка. Секретарша уже не пищала, она рыдала, страшно и беззвучно, содрогаясь всем телом, широко открывая рот, словно рыба, которую прибоем вынесло на сушу. Глаза ее, широко раскрытые от боли, казались шарами мутного стекла, что вот-вот выскочат из орбит. Она даже не пыталась кричать, поскольку какая-то рациональная часть ее сознания помнила, что звукоизоляция в кабинете отличная и все ее призывы останутся никем не услышанными. Ей казалось, что она застыла в шоке, что боль эта никогда уже не прекратится... слова, похожие на шершавую наждачную бумагу, с трудом вырывались из перехваченного судорогой горла:
  - Чтоб ты... сдох... мразь!
  Мистер Грей услышал их, хотя и походили они скорее на шипение умирающей змеи. Именно их ему не хватало, чтобы вознестись на пик возбуждения. Именно их не хватало кому-то, возможно даже Провидению. Он победно зарычал, с силой входя в Линду последний раз, задрожал, от наслаждения потемнело в глазах...
  В 17:59 в офисе компании "Ли, Грей и Чейз", на черном кожаном диване для посетителей, Чарльз Грей кончил после изнасилования своей секретарши Линды Брайан, излил в нее свое семя и умер в тот же миг от разрыва сердца, повалившись на девушку бесформенным куском мяса, обыкновенным мешком с костями.
  Ну и что теперь делать с этим дерьмом?..
  
  ***
  
  Говорят, после смерти мозг живет еще четырнадцать секунд. То есть, пока вы умираете, вы еще вполне можете проклясть своего убийцу, вспомнить, что не выключили дома утюг и пожалеть золотую рыбку, которую наверняка сожрет с голодухи кот. Но это все предположения, а кто может знать наверняка, какие процессы происходят в мозгу, который скоро пойдет на корм земляным червям? Кто может знать наверняка, когда сознание покидает тело?
  А что насчет души?
  
  ***
  
  - Ублюдочный мешок с дерьмом...
  - Приятель из полиции... девчонка вся в синяках...
  - А ведь будут говорить, каким хорошим был...
  - Лживые жополизы...
  Чарльз Грей приходил в себя рывками. Сознание то наплывало на него, то удалялось, два голоса, словно морские волны, накатывали на него, оставляя в мозгу обломки слов, которых он даже не понимал.
  - О мертвых или хорошо...
  - Я тебе так скажу, при жизни этот говнюк заслужил, чтобы с ним поступили так же, как он с той девчонкой. А сейчас... Это же просто кусок мяса, который скоро начнет гнить. Какие могут быть претензии к несвежей отбивной?
  "О чем это, черт побери, они треплются?" - сознание вернулось к мистеру Грею настолько, что он начал прислушиваться к происходящему вокруг. Это окружающее заинтересовало его настолько, что он попробовал пошевелиться. Попробовал, но не смог.
  - Эй, я что парализован?! - он в ужасе попытался дернуться, попытался произнести это вслух, но безуспешно. Да что там, он даже веки поднять не сумел.
  Двое, между тем, совершенно не замечая его попыток, продолжали болтать о своем.
  - Кукла. Просто кукла, которую нам нужно привести в товарный вид.
  - Такую рожу?
  - Привыкай, парень, это наша работа. Родственники хотят видеть их после смерти лучше, чем они были при жизни.
  - Ну не глупость ли?
  - Эй, откуда столько цинизма? В конце концов, это я проработал в морге столько лет...
  "Морг". Это слово, будто пила с зазубренными краями, вонзилось в мозг Чарльза. Что он может здесь делать? Он же жив, черт бы всех побрал! Вот он, Чарльз Уильям Грей, он прекрасно все слышит, понимает, осознает. Это должно быть просто кошмар, возможно, после обморока в который он упал после секса с Линдой. Вполне обычное дело для мужчины его лет и комплекции. Перегрелся, перенапрягся - и вот вам, пожалуйста, обморок!
  "Но людей, потерявших сознание, не увозят в морг", - этот мерзкий голосок родился где-то глубоко внутри него, и произнес ту правду, осознавать которую он не желал. В течение всей своей жизни Чарльз Грей понятия не имел, что такое ужас и шок. Вся ирония в том, что он узнал это после смерти. Внутри себя он бился, орал, богохульствовал и молился одновременно, но абсолютно никакого внешнего эффекта это не производило. Он оставался все тем же неподвижным куском мяса, трупом, наподобие того оленя, которого он сбил, проезжая шоссе 49, не более подвижным, чем кусок бревна.
  - Ну, а теперь, сынок, занимай лучшие места в зрительном зале, - продолжал голос, пугавший Грея до чертиков. - Будешь смотреть и запоминать.
  Внезапная волна прошла по телу Грея, исказив на мгновение черты его лица. Тот голос, что помоложе, вскрикнул, когда глаза трупа вдруг открылись. Человек постарше коротко хохотнул.
  - Запоминай, парень, трупы, они такие. То моргают, то дергаются, а то и кровью на тебя харкают. С характером они, жмурики-то.
  - Е-естественные процессы организма, да, - жалобно проблеял молоденький парень лет двадцати, словно щитом стараясь оградиться цитатой из учебника.
  Для самого мистера Грея тот факт, что он смог открыть глаза, стал чем-то вроде соломинки для утопающего. Как-будто внезапно отдернули шторы, и он увидел слепяще-белый мир после долгого, долгого сна. Он ожидал, что сейчас, вот-вот, сможет пошевелиться, наорать на этих недотеп, собирающихся хоронить живого человека. Но эта трупная конвульсия, позволившая ему открыть глаза, стала единственной милостью небес. Или их насмешкой. Потому что теперь он мог не только слышать, но и видеть: холодные стены, выложенные белой плиткой, свет люминесцентных ламп, белый потолок с сеткой трещин, похожих на морщины, и два лица, два живых лица, склонившихся над ним. Заговорил тот, что постарше: седой, с дважды сломанным носом и колючими черными глазами.
  - Ну, как думаешь, что надо делать сперва?
  Молодой старался держаться так же спокойно, но выходило у него не слишком хорошо.
  - Закрыть глаза?
  - Чем тебе мешают гляделки жмура? Ими мы попозже займемся, пара стежков, вот здесь, под ресницами, и готово. Нет, сынок, первым делом мертвякам ломают член. Если заметил, их всех к нам привозят с вечной эрекцией. Как по мне, так что в этом страшного, чтобы похоронить как есть? Но большинство людей, особенно бабы, страшные зануды и моралисты. Так что, парнишка, если рай или ад существуют, то заполнены они мужиками со сломанными причиндалами. Такая вот история.
  Они...что?! Как будто мало того, что он не может двигаться и шевелиться, они сейчас сотворят с ним эту мерзость? Нет, уйдите, уберите руки, это все кошмар, страшный сон, пусть он проснется, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... пусть он проснется!!!
  - Смотри, берешь вот здесь, у самого основания, и ломаешь его, как сосульку...
  Треск, такой страшный, что будь мистер Грей еще жив, то непременно заполучил бы второй инфаркт, разнесся по моргу. Вопль, который одновременно с этим издал Чарльз, эхом гудел в его черепе, будто огромный злой шмель. Нет, он не чувствовал боли, он вообще ничего не чувствовал, но от этого становилось только страшнее. Как можно осознать, что ты мертв и не сойти с ума? В какой-то степени именно этот треск, звук его сломанного члена, во многом нарисованный и усиленный воображением Чарльза, стал отправной точкой. Он понял. Это не кошмар, не страшный сон, не галлюцинация. Он действительно умер. Но, ради всего святого, почему не окончательно?! Почему он должен видеть и слышать этот ужас?
  - Ну вот, а теперь подкрасим нашего жмура...
  - Мистер Эрл, а можно все-таки глаза?
  Парню, Джиму МакМилану, было совершенно не стыдно признать свою слабость. Он впервые видел, как труп готовят к похоронам, но взгляд этого конкретного мертвеца казался слишком уж... пристальным. Будто он понимал, что с ним делают, и очень, очень этого не одобрял. Его наставник, мистер Эрл, прекрасно понимал чувства своего ученика. В конце концов, сам когда-то таким же молодым впервые пришел в морг и трясся точно так же. Все пройдет со временем. Привыкнет, зачерствеет, главное, жилка нужная в нем имеется. Цинизм здоровый, опять же, что для их работы очень важно. И никому, ни единой живой, да и мертвой душе на свете, он ни за какие коврижки не признался бы, что до сих пор опасается своих неподвижных "клиентов". Казалось ему, что они за ним наблюдают.
  - Ладно, будут тебе сначала глаза, - проворчал он, скрывая облегчение.
  Когда иголка с ниткой скрепили его первый глаз, мистер Грей еще продолжал кричать и бороться. Когда потух второй, он воспринял это со значительной долей облегчения.
  Ведь мертвые не должны видеть, не так ли?..
  
  ***
  
  Говорят, что в момент смерти перед глазами человека проносится вся его жизнь. Говорят, что умирающие видят тоннель и свет в его конце. Говорят, что за душами мертвецов приходят ангелы или черти. Если бы мистер Грей мог говорить, он уверенно заявил бы, что это все чушь собачья. Очередное дерьмо, которое льется на человечество с зомбоящиков и вкладывается в головы вместо мозгов. Штампованное поколение потребителей, привыкшее жить по навязанным шаблонам, мы и от смерти ждем того же самого. Она, смерть, должна оправдывать наши ожидания, как же иначе? Соль в том, что забывается главное: уж Смерть-то нам точно ничего не должна. Это она однажды придет и спросит с нас за все: подуманное, вдвойне за сделанное, сторицей за несделанное. Если бы мистер Грей раньше мог знать о том, что его представления о жизни и ее обратной стороне не имеют ничего общего с реальностью, он бы очень удивился и послал вас в задницу. Сейчас, когда он познал это на собственном опыте, посылать в задницу некого. В заднице, причем, глубиной с Марианскую впадину, теперь он сам.
  Только что ему теперь с этим делать?
  
  ***
  
  Он вспоминал. Устроился внутри собственной головы, словно зритель в пустом кинотеатре, а воспоминания приходили одно за другим так, будто кто-то прокручивал перед ним ленту с фильмом.
  Вот он еще совсем кроха, а отец под испуганные возгласы матери, подбрасывает его под самый потолок. Он хохочет, заливисто, взахлеб, так, что даже начинает икать.
  Вот он значительно старше и родители, сочтя, что он уже может нести ответственность за живое существо, дарят ему смешного, лопоухого, неуклюжего щенка лабрадора. Через неделю его собьет красный пикап соседа.
  Случай с Энтони Гудини мелькает словно на быстрой перемотке, и вперед, разметав все остальное, вырывается день четырнадцатилетия Чарли Грея.
  Вечером, уже после того, как был съеден последний кусочек праздничного лимонного пирога, испеченного матерью, отец взял Чарльза за плечо и отвел в сторонку.
  - У меня для тебя есть особый сюрприз, - хитрый прищур его глаз и какая-то масляная улыбка буквально кричали о том, что он знает "тайну". Ощущение чего-то большого, грандиозного, того, что сегодня случится нечто переломное и как раньше уже не будет, захлестнуло Чарли.
  - Какой? - почему-то шепотом спросил он.
  - Увидишь, - улыбка стала еще шире. - Я покажу тебе, что значит быть мужчиной.
  - Что ты имеешь в виду?
  Вопрос остался без ответа, отец уже заспешил к матери, сообщить, что увозит сына на ночную рыбалку.
  Но поехали они отнюдь не на Тин Лейк.
  - Куда мы едем? - спросил Чарльз, когда они миновали указатель, сообщающий, что до Бриджтауна осталось две мили. На подъезде к городу раскинулось большое обшарпанное здание, похожее на барак, украшенное дешевыми неоновыми гирляндами, складывающимися в силуэт обнаженной женщины. Из-за закрытых дверей гремела музыка. "Ночной волк" - Чарли прочел название. Вокруг стояли байки, большие фуры и грузовики, небольшие седаны.
  Отец и сын Греи выбрались из их канареечно-желтого "Шевроле" 85 года во влажное терпкое тепло июльской ночи. Чувство, которое испытал Чарли, походило на ощущения новорожденного ребенка. Перед ним громыхала и светилась какая-то совершенно иная форма жизни и на один мучительный миг ему захотелось обратно, в уютную скорлупу дома, под защиту собственной комнаты, к маминому поцелую на ночь и стакану с водой на тумбочке. Но миг прошел, и теперь Чарли почувствовал жгучий стыд, словно бы отец мог прочесть его мысли и теперь жестоко их высмеет.
  - Ну как, сынок, готов забросить свою удочку? - Уильям Грей коротко хохотнул и потрепал сына по плечу. - Не сдрейфишь?
  Чарли совершенно не понимал, что он хочет сказать, он вообще плохо понимал, зачем они здесь. "Наверное, чтобы напиться", - пришла спасительная мысль и парень ухватился за нее с облегчением. Уж одну-то ночь в компании отца и виски он переживет, все будет нормально. Он еще не знал, зачем мужчины ездят в заведения, подобные "Ночному волку".
  Визг музыки и рев посетителей оглушил его. Полумрак резал глаза яркими вспышками разноцветных огней. В ноздри немедленно проник спертый запах алкоголя, дешевых сигарет, пота и мочи. Мимо прошла, виляя тощими бедрами, девица в сером фартуке на голое тело, в руках она держала поднос с бутылками и стаканами. Мужчины, мимо которых она шла, похоже, считали своим долгом шлепнуть ее по худой, в мелких ямочках, заднице, отчего та мелко дрожала, будто желе. Девица отвечала жеманными смешками и повизгиванием. Уильям тоже поддержал местный ритуал и приложился к ней ладонью. Шлепок вышел звучный, и официантка взвизгнула особенно громко.
  - Давай, Чарли, - довольный отец повернулся к нему, в глазах его горело возбуждение, сквозь которое пробивался какой-то особенный, стеклянный огонек безумия. - Будь мужиком!
  Официантка остановилась, приглашающе выпятив зад. Губы ее, накрашенные дешевой и вульгарной алой помадой, растягивались в улыбке, а во влажном коровьем взгляде застыло выражение полной покорности.
  У Чарли был выбор. Да, давайте уж говорить начистоту и не врать хотя бы самому себе. Он мог лишь сделать вид, что ударил ее. Мог повернуть ладонь так, чтобы шлепок вышел звонким, но абсолютно безболезненным, что удовлетворило бы абсолютно всех. Но демоны внутри него уже просыпались, разбуженные шумом и вседозволенностью. Его разозлила и возбудила эта особенная, животная покорность, когда женщине уже все равно, что произойдет с ее телом дальше. Он, Чарли, хотел чем-то выделиться, запомниться этой потаскушке среди цепочки рук и членов, через которые она прошла. Он хотел сделать ей больно. И он сделал. След от его удара ожогом остался на быстро краснеющей дрожащей плоти. Из горла девицы вырвался настоящий крик, не имеющий ничего общего с тем игривым повизгиванием, что она издавала до этого. Тупое, сонное выражение ее глаз сменилось почти детским удивлением и обидой.
  - Это мой пацан, - сказал отец, кладя руку ему на плечо и подводя к свободному столику. Несмотря на высказанное одобрение, на его лице мелькнула и пропала неуверенность. Вероятно, он решил, что мальчик просто перевозбудился и не рассчитал сил. Все в порядке, беспокоиться не о чем.
  Выпивку к их столику поднесли две другие женщины. Одна из них, пухлая брюнетка, чей возраст не поддавался определению из-за толстого слоя уже слегка потекшей косметики, чмокнула Уильяма в щеку и запросто уселась ему на колени.
  - Глядите, кто к нам пришел! Большой Билли с сынишкой, - голос ее, хриплый и прокуренный, вполне мог бы принадлежать дальнобойщику лет тридцати пяти. - Эй, Билли, твоя штуковина все еще с тобой?
  - Я припас ее специально для тебя, Черри.
  Это высказывание отца, которое Чарли понял не вполне, а, скорее, интуитивно почувствовал, что речь шла о чем-то скабрезном, возможно, даже сексе, вызвало веселый смех и целую волну подобных шуточек.
  Вторая, худощавая блондинка с очень полными губами, кажется, увеличенными искусственным путем, выглядела моложе своей подруги. Впрочем, это впечатление быстро проходило, стоило лишь заглянуть ей в глаза - царившая там скука вряд ли могла принадлежать молоденькой девчонке. Холодные и неподвижные, они показались Чарли похожими на тухлую, скользкую рыбину.
  - Выпьешь со мной, красавчик? - она тоже попыталась примоститься к нему на колени, но он, в каком-то мгновенном, отрицающем порыве не позволил ей этого сделать. Отчего-то ему стало очень мерзко.
  И снова он понимал, что у него есть выбор. "У тебя нет выбора", - шептал мерзкий, мрачный внутренний голос, который самому парню казался чем-то вроде уродливого багрового червяка. - "Ты, конечно, можешь уйти, но куда? Прав у тебя нет, машину вести не можешь, денег тоже немного. Куда ты денешься? Ты же хочешь быть папочкиной гордостью, не так ли? Так сделай это. Сделай с блондинкой это".
  - Эй, Марла, сбавь оборjты, - девица с мужским голосом собственническим жестом ерошила волосы Билла. Чарли не видел рук отца, но по движению предплечий и по томным вздохам Черри, понял, что его старик не сидит без дела. - Не видишь, парнишке нужно расслабиться.
  - О'кей, Чарли, выпей со мной.
  Он взял предложенный ею стакан, стараясь не касаться тонких бледных пальцев, и залпом проглотил содержимое. Раскаленным огненным ежом дешевый виски прокатился по горлу, а затем пищеводу, и первым порывом после этого было опрометью кинуться к толчку и как следует проблеваться. Но он, под внимательным, оценивающим взглядом Билла, сдержался и даже не закашлялся. Только хватанул широко раскрытым ртом горячий воздух, а на ресницах повисли слезинки.
  - Мужик, - довольно сказал отец и обе шлюхи довольно завизжали и заулюлюкали. - Давай по второй!
  И Чарли дал. Все, что случилось после, он помнил словно в дымке, в коричневатом, цвета виски, тумане. Вот он чувствует, как рука Марлы поднимается по его штанине вверх, она прохладная и слегка и влажная, но, - о чудо! - ее прикосновения больше не вызывают в нем отторжения. Наоборот, это приятно, так приятно, что жар из горла перемещается ниже, значительно ниже. И пальцы Марлы находят этот жар, крепко его сжимают, ничуть не остужая, а, наоборот, распаляя еще сильнее.
  Он помнил, как одним змеиным движением скользнула под стол Черри, а Уильям откинулся на спинку стула, и все лицо его, в бисеринках пота, подёрнулось масляной пленкой наслаждения.
  Он не помнил, как оказался в какой-то комнате, наедине с Марлой. Помнил только ее слова:
  - Твой старик хочет сделать из тебя мужчину, не подведи его, малыш.
  Она сама вложила свою грудь, довольно небольшую, как он может теперь судить, но приятно упругую ему в руки. Острые, словно камушки, соски терлись о его ладони. Он начал исследовать их, сжимать, мять, потирать, пощипывать. Ему уже все равно, испытывает ли Марла наслаждение, или же искусно его имитирует. Наслаждение теперь испытывал он, и это правильно, чертовски правильно. Она создана, чтобы давать, а он - чтобы брать то, что она отдает. Только теперь он полностью смог понять смысл слов, которые часто любил повторять отец.
  Руки женщины уже давно спустили с него джинсы, и, да поможет ему Бог, она действительно знала, как можно доставить мужчине наслаждение. Она широко расставила ноги, словно бы приглашая его исследовать ее и там тоже. Куцая юбка задралась, выставляя на обозрение черные кружевные трусики. И этот факт почему-то, совершенно внезапно, невзирая на весь выпитый алкоголь и всю похоть, отбросил его назад.
  Ровно три недели тому назад, в школе, на уроке биологии, Чарли уронил на пол учебник. Нагнувшись за ним, парень случайно поднял взгляд и увидел нечто такое, что взбудоражило его еще полудетское и уже полумужское сознание. Эми Миллз, блондинка, отличница и тайная мечта всех парней класса, полуобернувшись непринужденно болтала с рыжей Деборой Джонсон. Разговор полностью поглотил их обеих и Эми совершенно не заметил, как развела ноги. В этом не было, да и не могло быть ничего крамольного, никто и не замечал ничего такого, кроме, естественно, Чарли. С замиранием сердца он следил, как слегка приподнялась клетчатая плиссированная юбка, открывая его взгляду треугольник белых хлопковых трусиков. Именно таких, какие и положено носить хорошим девочкам, а сомневаться в том, что Эми именно такая, не приходилось. Эти трусики, а особенно маленькое, темное пятнышко пота, проступившее на них, почти что заворожили Чарльза. Они буквально молили сорвать их, и в то же время смеялись над ним, бросали ему вызов, зная, что он никогда этого не сделает...
  И вот теперь черные кружевные стринги Марлы, такие, которые разве что только мечтают надеть хорошие девочки. Они кричали, что с их хозяйкой можно сделать абсолютно все и даже больше. Ощущение гадливости снова вернулось к Чарли и оказалось даже сильнее алкогольного дурмана, замешанного на похоти. Марла была бы плохой шлюхой, если бы не почувствовала это.
  - Нет малыш, сегодня твоя ночь, - она быстро опустилась перед ним на колени и дохнула жаром на его поникший член, лизнула его несколько раз, взяла полностью...
  То, что произошло дальше, показалось ему очень быстрым (как девственник он совершенно еще не умел себя контролировать) и довольно грязным. Юношеские мечты о сексе, как правило, имеют крайне мало общего с реальностью. То, что кажется волшебным и чудесным пока неизведано и запретно, оказывается довольно обычным и прозаичным в действительности. Нет, конечно, удовольствие он получил, даже не один раз, Марла возбудила его снова и он наконец-то смог исследовать, что скрывается за черными трусиками. Но штука в том, что в полудетских фантазиях нет места поту и едкому мускусному запаху возбуждения, партнерша в них вызывает только желание и никогда - отвращение, ты сам можешь иметь ее часами, а не сползаешь спустя пять минут, пытаясь смущенно и неловко надеть болтающиеся на лодыжках трусы.
  То, что Билл Грей оказал своему сыну поистине медвежью услугу, они оба так никогда и не узнают. Отец сделал худшее, что только мог - лишил сына волшебства самостоятельного познания сексуальной стороны жизни. Вместо этого, он столкнул его с грубой реальность лоб в лоб, считая, что действует во благо.
  Спустя несколько месяцев после этого события, Чарльз Уильям Грей напоит, а затем быстро и жестко трахнет Эми Миллз в грязном туалете какой-то придорожной забегаловки. Испачканные в крови, когда-то белые, трусики будут лежать на заплеванном, потрескавшемся кафельном полу. Но ему уже будет все равно. Чарльз Грей развернется, вытрет обмякший член носовым платком, бросит его рядом с обессиленной Эми и уйдет. И забудет об этом. До самой смерти.
  
  ***
  
  Люди издавна придают слишком много значения разнообразным датам. В конце концов, это становится смешным: день рождения, день первой зарплаты, первого поцелуя на первом свидании, первой ипотеки... так или иначе, но во всех этих важных датах, составляющих основу быта современного человека, встречается слово первый. Это слово обязательно подразумевает под собой неизбежность повторений. В каком-то смысле, это как лишиться девственности: первый раз необычный и уникальный, но кто запоминает все последующие?
  Таким образом, мы приходим к неутешительному выводу: наша жизнь состоит из унылой череды повторяющихся событий. Поистине уникальных, вещей, которые бы случались лишь однажды, крайне мало. По сути, лишь одна: смерть.
  К какому бы религиозному течению вы не принадлежали, все они сходятся в одном: только смерть является единственным неповторимым, а значит, действительно важным событием. Мистер Грей, вздумай кто поинтересоваться его мнением, с этим утверждением согласился бы.
  Но кого интересует мнение мертвеца?..
  
  ***
  
  Когда-то мистер Грей не то от кого-то услышал, не то где-то прочитал, не то вообще увидел в "Большом куше", что цыгане празднуют похороны с песнями и плясками. Тогда он лишь посмеялся над варварскими обычаями глупого народа. Будучи человеком, прагматичным до мозга костей, похороны он воспринимал как некое обязательное светское мероприятие, с собственным дресс-кодом и правилами поведения. Размышлять о собственных похоронах ему не приходилось, хотя подписанный конверт с завещанием и хранился у семейного адвоката.
  Наверное, каждый человек рано или поздно задумывался о том, что сказали бы о нем в торжественной прощальной речи, сколько бы случилось с присутствующими истерик и как бы его вдруг все начали ценить. И гаденькое, мерзенькое чувство удовлетворения, собственной значимости, словно осьминог, немедленно начинало шевелиться в груди такого фантазера. Однако это всего лишь мечты, по большей части, весьма далекие от реальности, не так ли? Бесчувственному телу, обреченному на медленное разложение и поедание червями, все равно, сколько над ним прольется слез и произнесется пафосных фраз. Это при условии, что оно действительно бесчувственное, конечно.
  Теперь, будучи главным виновником торжества, но непосредственного участия в нем не принимая, мистер Грей думал. Он думал о том, как в сущности, дико и несправедливо то, что с ним произошло. Ведь что он сделал не так? Он жил нормально, так, как жили все вокруг него: соседи, родственники, приятели. Двухэтажный дом с белым заборчиком и газоном, который надлежало стричь по субботам, престижная работа, на которой он добился высот, приличная, образцовая семья. Он был обычным, и черт его подери, если это плохо.
  Конечно, случалось всякое, святым его отнюдь не назовешь, но разве это тоже не нормально? Почему подобное дерьмо произошло именно с ним? Как и любой человек, мистер Грей считал себя центром собственной Вселенной и не верил, что иное возможно. Мысли об уникальности случившегося несчастья буквально выводили его из себя. Ему даже в голову не приходило, что подобные эмоции ровно в этот же момент времени испытывают сотни тысяч других мертвецов во всех уголках мира. Да и что ему за дело до них? Он, единственный и неповторимый, он сейчас страдает, а кому-то там наверху все равно?
  Он, мистер Грей, старший партнер "Ли, Грей и Чейз" сейчас лежит в лакированном дубовом гробу в зале методистской церкви, и люди уже собираются, заполняют ряды, готовятся к прощанию. Перед этим ему сломали член, зашили глаза, поставили специальную подпорку, удерживавшую челюсть, и сотворили с ним еще дьявол знает что! И? И все? Теперь, после поминальной службы, его просто зароют в землю, и кроты, насекомые, черви будут пожирать его плоть? А он, в своей вечной темноте, в темнице-теле, даже не в состоянии ничего сделать?
  Ну и где здесь, вашу мать, справедливость?
  Судя по оживленному людскому гудению, народа на его поминки заявилось немало, вот только не сказать, чтобы они так уж скорбели или горевали. С чуткостью, доступной только слепым, Чарли мог выделять интонации, отдельные предложения или даже слова. Все, что он услышал, сводилось к одному: похороны - мероприятие формальное, и хотя всем полагается скорбеть, но не могли бы мы закончить со всем этим дерьмом пораньше?
  Чарльз вспомнил, как хоронили отца. Точнее, вспомнил, свои ощущения. Уильям Грей закончил свои дни в номере очередной грошовой гостиницы, надравшись как свинья и отымев очередную шлюху. Он захлебнулся в луже собственной блевотины и, хотя официальной версией смерти, по просьбе матери, поставили "инфаркт", весь город знал, что это не так. Даже на церемонии прощания, на особо душещипательных моментах проповеди отца Джереми, то и дело раздавались смешки. После них мать начинала всхлипывать еще громче и выразительнее, и Чарли гроша ломанного не поставил бы на то, что знает, почему. То ли от стыда, то ли потому, что отец позволил себе умереть неприлично, то ли оттого, что стала главной героиней местных сплетен на год вперед.
  - "Эй, вы слышали, что сталось со вдовой Билла Грея?".
  - "Какого Грея? Не того ли, что постоянно ее поколачивал и подох в собственной блевоте в постели со шлюхой? Бедняжка, все ее обсуждают..."
  Это норма жизни во всех маленьких городках, подобных тому, где Чарльз провел свое детство и юность. Но миссис Грей неспроста столь нарочито выказывала свое горе. Она работала с тем, что есть, пытаясь спасти остатки своего имиджа. Вот она - примерная жена и заботливая мать. Да, ее муж небезгрешен, но, Бог свидетель, она делала для него и сына все, что в ее силах. Теперь она, сильная женщина, готовая бороться со своим горем, так мать же вашу, почтенные господа, удостоившие своим визитом методистскую церковь Святого Иеремии, не могли бы любезно заткнуться и вести себя прилично?! Ради всего святого, ей тоже хочется как следует отпинать труп мужа и даже, возможно, сплясать на нем польку, но давайте не забывать, где мы все находимся!
  Чарли мог поклясться, что слышал, как в ее голове мелькают подобные мысли. Сам он не мог сказать, что испытывает какое-то особенное горе. Скорее, тупое недоумение, какое, наверняка, испытывает собака, когда ей купируют хвост. Вроде бы и нужная часть тела, и жизнь с ее потерей должна бы измениться, но вот поди ж ты, не меняется. И не больно, и не грустно от этого, а как-то... никак. Быстрее бы все закончилось, выкинуть все из ума и мыслей, вернуться к прежней, налаженной жизни. Примерно так думал Чарли, когда Дебора Джонсон, ставшая настоящей красавицей, делала ему сверхбыстрый и в какой-то степени даже яростный минет в ванной комнате на втором этаже. Его мать тем временем, этажом ниже, принимала соболезнования.
  Теперь, лежа в собственном гробу (силы небесные, до чего же дико это звучит!), мистер Грей размышлял, будет ли его жена, стоя коленками на холодном кафеле, кому-то быстро отсасывать, когда их дети останутся в доме принимать соболезнования? Если да, то кому? А может, у нее давно уже имелся любовник? Признаться, Чарльз никогда не думал о ней в подобном ключе. Она являлась для него чем-то вроде нужной вещи, атрибутом, столь же необходимым человеку его статуса, как мерседес класса "В" и таунхауз с бассейном. То, что Нора Грей еще и привлекательная женщина, значения, как правило, не имело. Ведь это главное предназначение аксессуара, не так ли?
  Тем временем, настоятель методистской церкви Святой Елены, отец Вуд, читал проникновенную проповедь о рае и аде, как нельзя более актуальную, учитывая, кого сегодня все собрались хоронить.
  - Глупец! - хотелось крикнуть Чарльзу. - Какой рай, какой ад? Вот он я, здесь и сейчас, и знаешь что, приятель, это куда как похуже твоих вечных тьмы и скрежета зубовного! Знать, что ты - просто кусок мяса, который зароют, и о котором забудут - вот что, мать твою, настоящий ад!
  Он казался самому себе большим и великим в собственном страдании. Чудилось, что душа его стала такой огромной что вот-вот разорвет оковы тела... но горе его - горе законченного эгоиста, - представлялось великим лишь ему самому. Он не переживал о том, как много не сделал и не сказал, но страдал потому, что оказался пленником мертвой плоти. Он снова бился и кричал, посылал неизвестно кому молитвы, больше похожие на протесты и заявления, которые он писал тысячами, и сыпал проклятиями, похожими на крики подсудимых, в одночасье превратившихся в осужденных пожизненно.
  Мистер Грей очнулся лишь тогда, когда отец Вуд объявил, что все желающие могут попрощаться с покойным лично. Естественно, первой к нему подошла жена. Если бы он мог видеть, то поразился бы, как Норе Грей шел образ состоятельной вдовы. Она буквально цвела в своем отчаянии, и кокетливая черная вуаль лишь подчеркивала нежный румянец скул.
  - О, Чарли, - прошептала она прямо ему на ухо. - Ты не представляешь, каково мне сейчас, - всхлипнула. - Все случившееся... это... это...
  Она страдает, - с каким-то внезапным удовлетворением подумал мертвец. Но что такое ее ничтожное несчастье по сравнению с тем, что ждет его впереди?
  - Прекрасно, - между тем, продолжала миссис Грей. - О, как же я хотела бы, чтобы ты это услышал. Я счастлива, что ты сдох, мерзкий, самовлюбленный, напыщенный говнюк! Надеюсь, в аду припасена для тебя самая большая сковородка. Видит Бог, я мечтала бы своими руками подкладывать под нее дрова! Ты будешь гореть в аду, мерзавец, пока я буду трахаться с Эдвардом Чейзом. Поверь, твой партнер делает это куда лучше, чем ты. Адьос, ничтожество.
  Поцелуй в лоб, которым она его наградила, больше походил на пущенную туда же пулю. Чарли Грей был смят, ошеломлен, раздавлен, растоптан, унижен. Как?! Как эта лживая сука смела его не любить?! Она раздвигала ноги перед его партнером, а потом приносила ему яичницу с беконом? А сукин сын Чейз? Имел его жену, а потом ему же за ленчем рассказывал о своей интрижке с одной замужней красоткой? А он, тот самый рогатый муж, Чарльз Грей, лишь хохотал, слушая об их проделках? Как такое вообще возможно?
  - Прощай, па, - пока мистер Грей безуспешно пытался осознать предательство жены и лучшего друга, к нему подошел старший сын - Ричард. - Хочу, чтобы ты знал - отец из тебя вышел хреновый. Я никогда не забуду твоего равнодушия к нам с мамой, а особенно - твоих попыток сделать из меня мужика. Пожалуй, лучшее, что после тебя осталось и единственное, из-за чего я не пришил тебя раньше - это наследство. Жаль, что я не сказал этого раньше, но зато скажу сейчас: я тебя ненавижу.
  Поцелуй, оставленный им, походил на первое прикосновение тернового венца ко лбу Христа.
  - Мелкий, трусливый щенок! - мистер Грей буквально визжал от ярости. - Безвольный сосунок, цепляющийся за мамочкину юбку! Кто ты без меня? Ты никто, ничтожество, пыль! Я, я, только я дал вам, предателям, все! А вы, вонючие куски дерьма, смели кусать кормящую вас руку!
  - Папочка, - это средняя дочь, Мелоди. - Я до сих пор не могу поверить, что это случилось.
  - Ну хоть ты! - мысленно закричал Чарли. - Я всегда любил тебя больше других, ты так много взяла от меня!
  - Ты думаешь, я не видела, какими глазами ты смотрел на меня, когда я выходила из душа? Ты думаешь, я не видела, как ты шарил глазами у меня под юбкой, когда она задиралась? Ты, мерзкий извращенец, думаешь, этого не замечала мама? Если ты меня слышишь, папочка, знай, этот день для нас всех - праздник.
  Прикосновение ее губ стало для него первым гвоздем в крышке гроба. Если бы он мог дышать, то задыхался бы от ярости. Его череп гудел, словно огромный колокол, они все, все против него!
  - Папочка, - серьезный голосок шестилетней Марси. - Прощай папочка. Ты был плохим человеком, я знаю.
  Ее слова и последующий поцелуй стали для него ядом, влитым Клавдием в ухо отцу Гамлета.
  "Ты плохой человек"... как, откуда, почему они все ополчились против него? Он был обычным, нормальным человеком! Или же всю жизнь он считал нормой что-то другое?
  - Чарли, - вкрадчивый шепот Джейми Коллинз. Шипение этой сучки он не перепутает ни с каким другим. - Чарли, Чарли, Чарли... до чего же радостно видеть тебя таким. Линда шлет тебя привет, кстати, и просила убедиться, точно ли тебе сломали член. Бедная девочка... впрочем, ее страдания окупились сполна. Таблеточка возбудителя и еще один волшебный порошок в утренний кофе - и вот, тебя больше нет. Ну не чудо ли? И ведь все счастливы! Эдвард теперь, не скрываясь, может трахать Нору. Возможно, они даже поженятся. Твой старший сын получит наследство и сможет выучиться на ветеринара. Линда получила неплохое вознаграждение и повышение. А я - теперь новый старший партнер фирмы. Мы все, кто придумал и осуществил этот изящный план, остались в выигрыше. Кто бы мог подумать, что смерть одного мерзавца осчастливит столько людей сразу? Думаю, если ты еще где-то здесь, именно это взбесит тебя сильнее чего-либо. Прощай, Чарли.
  Ее слова и лживый поцелуй стали для него вратами в Ад. "Оставь надежду всяк сюда входящий". Тогда, очнувшись в морге, он считал, что худшее с ним уже случилось. Но разве мог он предугадать то, что услышит сегодня? Ложь! Его окружала сплошная ложь! Разве это он заслужил ад? Нет, черт подери, это они, все они, шакалы, радующиеся его смерти, они заслуживают вечных мук!
  - ... и будет предан огню, в соответствии с волей его родных.
  Кремация? Это невозможно, они не имеют права! Будто бы мало ему услышанного, но нет, они пытаются изжить даже саму память о нем, сжечь ее, превратить его в пепел и пыль! Мистер Грей мог не признаваться в этом даже самому себе, но в глубине души у него теплилась надежда, что он еще жив. Мало ли на свете врачебных ошибок и медицинских казусов? Кома, летаргический сон... Если сознание при нем, значит, еще не все потеряно, ведь так?
  Он слышал, как подняли заслонку огромной печи. Слышал последние слова отца Вуда: "Пройдя долиною смертной тени, да не убоюсь я зла...". Казалось, что его мертвое холодное тело даже чувствует жар, и Чарльз ждал, что в самый последний момент он сможет выйти из этого ужасного состояния, он оживет, и тогда, тогда он покажет этим лжецам всю силу своего гнева! Дайте только срок, он все им припомнит!
  Даже тогда, когда его тело скользило по гладкой трубе вниз, в самое пекло, наверное, отдаленно похожее на геенну огненную, он продолжал бороться, надеясь, что сила злости сможет его воскресить.
  И когда жар, невероятный, нестерпимый даже для мертвого мешка с костями, окружил его, забрался внутрь...
  ...мистер Грей закричал.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"