Юго Макс : другие произведения.

Истериум. Пролог

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Истериум - это история о мире, пережившем планетарный катаклизм. Люди утратили возможность спать и находиться в одиночестве. За пределами городов - лишь Тишина и смерть. Неизвестная болезнь обращает животных в ходячую падаль. А над головой в ночи сияет Кровавая Звезда... Дополнительная аннотация от автора: жанр "Фентези" я выбрал потому, что на Самиздате нет жанра "Гримдарк". Все же это Темное Фентези, порой касающееся тяжелых тем, таких как самоубийство, насилие над женщинами и детьми. Если вы чувствительны к таким вещам, возможно, вам стоит отложить книгу. Со своей стороны скажу, я сделал все возможное, чтобы коснуться этих тем со всех доступной мне деликатностью и тактом. Спасибо и приятного прочтения!
Обложка Истериума
  

Пролог: Деревня у Животракта

  
  Веснушка издала очередной утробный звук, будто чихая с закрытым ртом, из носа потекла белесая жижа. Альза промакнула ноздри коровы платком. Рука девушки легла на рогатую голову, пальцы поскребли шерстку на лбу.
  - Господь всемогущий, и полугода не прошло, - раздался скрипучий как старая доска голос.
  Альза хмуро посмотрела на отца, прислонившегося бедром к воротам стойла. За неделю она привыкла к адской вони, витающей над Веснушкой подобно рою гнилых насекомых. А вот отец буквально не мог подойти ближе. Морщинистая рука прикрывала нос, будто залезший на подбородок костлявый паук.
  - Белый Ящур, - Альза замочила тряпку, положила на лоб сопящей корове. - Тут без сомнений. Такая же белая дрянь, как у дядьки Калдуса...
  - Это понятно, - оборвал отец. - Я сразу сказал, к чему всё идет. К выходным околеет, скотина паршивая. Зараза. Знал бы, что так выйдет - пустил бы на сукровь неделю тому.
  - Не обязательно. Одна овца у дядьки выжила.
  Отец раздраженно отмахнулся. Сухой, тощий и высокий, будто лишенный соков степной вяз, в полутьме сарая он походил на лешего, нацепившего сапоги и рубашку. Руки отца были тоньше, чем у Альзы - но девушка чувствовала необъяснимую слабость в его присутствии. Слабость и невесомость. Будто ничего, что она говорила и делала, не имело веса в его колючих серых глазах.
  Слабый ветер и тусклый серый свет проникали сквозь щели в стене амбара. В тишине волнами ходили тяжелые вздохи коровы.
  - Мы оба знаем, к чему все идет, - сказал отец.
  Альза не ответила. Пускающая пузыри на полу сарая, Веснушка была их последней живностью. Ветер приносил из Пустоши заразу, от которой не спасали никакие стены. Ни тимьян, ни крапива - ничего не помогало. Что-то в воздухе невидимой косой перерубало жизни скота, оставляя жителей Кривого Рога один на один со старейшим врагом на земле.
  И это было не самое худшее, что приходило в деревню из Пустоши.
  - До брезеня два дня. Наша очередь нести голову, - отец буравил Альзу взглядом. - Голову, которой у нас нет. Без молока ее не достать. А раз корова плоха...
  - Я ее выхожу, - пальцы девушки сжались в кулаки. - Вот увидишь. Если придется - буду прямо тут спать. А пока нет молока... пойду работать... ну, на Дальние поля, - голос дрогнул, но Альза стиснула челюсти и твердо посмотрела на отца.
  Тот усмехнулся, покачал головой. Затем с прищуром взглянул на Альзу. В сумраке амбара его кожа казалась тускло-серой, нездоровой, как оставшийся на месте кострища пепел. Но в глазах углями горело, мерцало то самое, от чего сила в руках Альзы испарялась, превращаясь в пустоту.
  Он помешкал, перемалывая внутри какую-то мысль.
  - Есть одна работенка. Сходи завтра к Фергюсону. Ему нужна помощь с его... архаром.
  - Тоже заболел?
  - Можно и так сказать, - усмехнулся отец. - Увидишь. В любом случае я думаю, что ты...
  Веснушка напомнила о себе, отрыгнув на пол сарая порцию слизи. Отец отшатнулся от ворот и, звучно ругнувшись, заковылял к выходу. Сердце Альзы отозвалось тихой болью при виде левой ноги, которую он волочил за собой подобно бесполезной чугунной трубе.
  Эта боль терзала Альзу, как застрявший внутри осколок.
  
  * * *
  
  Хибара Фергюсона стояла на другом конце деревни. От покосившейся хижины, будто скрученной ревматизмом, дома соседей презрительно держались в сторонке. Единственной чертой, достойной восхищения, была массивная дубовая дверь, сидевшая в проеме, как широкоплечий гном в расщелине скалы. Похожие двери были у всех домов Кривого Рога.
  Альза поднялась на крыльцо и постучала. Прошло не меньше минуты, прежде чем глухое шарканье приблизилось к порогу.
  - Прислал-таки, - проворчал Фергюсон, пятнистый старикашка с редкими, как у лишайного дикобраза, волосиками. В шерстяном халате его тщедушное тельце тонуло без остатка. - Совсем небось плохи дела у буренки.
  - Она выживет, - Альза смотрела на старика сверху вниз, нависая над ним, как скала. - Давай показывай, что там с архаром.
  - А нос-то как задрала! - старик упер руки в бока и приподнялся на цыпочках, чтобы стать вровень с Альзой. - Аж тучи задевает. Соплячка. За языком следи, а то так высеку, что сама заблеешь, как коза сивая!
  - Короче. - Альза пропустила слова деда мимо ушей. Сколько бы старый петух не раздувал грудь, индюком ему не стать.
  Фергюсон сплюнул Альзе под ноги, вытер нос рукавом и уже спокойнее проворчал:
  - "Короче" ей подавай. Держи "короче". Забивчий нужен. Нужен, так сказать, позарез, хе-хе.
  - Не люблю я такое, - Альза помрачнела. - Позови старосту, у него рука набита. Сделает все быстро и без страданий.
  - Не могу я старосту, - старик протиснулся мимо Альзы и как майский жук неспешно полез вниз по крыльцу.
  - Почему?
  - Староста... не поймет всей ситуации.
  Нахмурившись, Альза пошла вслед за стариком по тропинке.
  - Какой ситуации?
  - Сейчас увидишь.
  Они подошли к деревянному загону. Внутри переминались с ноги на ногу архары - земляного цвета бараны с закрученными как кренделя рогами.
  - Должен сказать, он уже немножко забродил, - старикан издал плутоватый смешок.
  Тут Альза увидела. Еще до того, как палец старика уткнулся в фигуру, застывшую у дальней стены загона. Понимание охладило нутро, будто ее подвели к колодцу с ледяной водой и сказали прыгать. Животное стояло в тени под сараем, пока его родичи грелись в угасающих лучах летнего солнышка. Кожа архара подергивалась, хоть мух и не было. Сквозь стиснутые челюсти на землю пузырями капала пена.
  - Поветрие, - Альза выдавила это слово и замолчала, будто не хотела подпускать к нему другие слова.
  - Понимаешь теперь? - старикан смотрел с прищуром.
  - Да что тут понимать, - Альза тоскливо смотрела на архара. - Пошлет тебя староста. А барана твоего закидают камнями и закопают глубоко-глубоко под землю.
  - Вот именно. А пошто мясу пропадать? В первый раз, что ли, эту дрянь жрем?
  - Ты жрешь. Тебе и так небось неделю жить осталось.
  - Сплюнь! А хоть и так - голодным что ли помирать? - старик облокотился на забор. - Да и вам польза. Брезень-то не за горами.
  Альза вспомнила, с каким лицом смотрел на нее отец в сарае. От этих мыслей стало еще тоскливее. Никто в деревне не отправил бы свое чадо к твари Поветрия. Даже на такой ранней стадии. Никто, кроме...
  - Значит, так. Валить его надо сегодня вечером, - старик сплюнул на песок беззубым ртом. Жидкие глаза не отрывались от архара. - Пока полностью не обернулся. Башка вам. Мне - ну, все остальное. Папка твой сказал, ты с ним совладаешь. Говорит, ты сама зверь еще тот. - Он хихикнул. - Будто я и сам не видел, как ты "козлов" крутить умеешь...
  Он обернул руку вокруг головы, зацепил пальцами ноздри и захрюкал, как перепуганная свинка.
  - Пусти, Алза, ну пажаста, ну пусти...
  - Довольно, - скрестив руки, Альза стояла пунцовая, будто вытащенная из земли свекла. Бровь дернулась, как туго натянутая тетива. - Еще слово - запихну в загон с этой тварью.
  - Страшно! - Хрюкнув напоследок, старик вытер нос о рубашку и уже деловым тоном сказал: - Долго не возись, часики-то тикают. Как все уйдут в поля, можешь...
  Челюсть старика отвисла. Глаза уставились за спину Альзы. Наконец-то удар, подумала Альза с благодарностью. Она уже собиралась уложить старика на крыльцо и вернуться к Веснушке, когда крючковатый палец поднялся и уткнулся в горизонт между домами.
  - Ты это видишь?
  Разочарованная, Альза повернулась в направлении кривого пальца. Сердце девушки пропустило удар.
  На горизонте, загребая ногами дорожную пыль, меж столбов Животракта брели люди.
  
  * * *
  
  От дедов и древних старух, кутающихся в овечью шерсть в застенках покосившихся хибар, Альза знала: когда-то мир был большим. Больше, чем вмещают карты. Больше, чем может объять сознание. Она не понимала, как мир мог скукожиться, да и старики, сколько ни тщились, не могли объяснить. Бормотали лишь то, что раньше мир был больше. А города соединяли тысячи дорог.
  Сейчас, стоя у крыльца Фергюсона поодаль от мужчин, вглядываясь в желтую пыль на горизонте, Альза видела лишь Животракт. Последнюю из дорог. До ближайшей клетки с Потерянным было метров триста. До уха доносился скрип ржавого металла.
  - Идут, - сказал Фергюсон тихо. Он стоял в дверном проеме, как перепуганный хорек, прячась за спинами мужчин на лестнице.
  С тяжело бьющимся сердцем Альза наблюдала за Животрактом. Не они одни увидели толпу людей, растянувшихся в цепь, будто ползущие по земле муравьи. Весь Кривой Рог наблюдал за пришельцами сквозь щели непомерных дубовых ставень.
  - Темнополье, - донесся голос отца. - Больше некому.
  Захрипело, будто кто-то попытался высморкать мозги. На землю рядом с Альзой плюхнулся зеленый сгусток. Она стиснула челюсти и скосила глаза туда, где стояла непомерная туша Размы. Толстяк и бровью не повел. Покрытая черной шерстью ручища сжимала столбик крыльца, будто чью-то шею.
  - Пусть только что-нибудь попробуют, - сказал Разма голосом человека, на чью тарелку собирается взобраться муха. - Пусть только рыпнутся, я тебе говорю.
  - Не волнуйся. Они не останутся, - сказал отец тихо.
  - С чего взял?
  - Потому что знают, что с ними сделают, - отец достал трубку и закурил.
  Альза отвернулась, пряча досаду. По ночам стену пристройки сотрясал чудовищный как скрип ржавых петель кашель. Единственный раз, когда она заикнулась с отцом об этой вонючей трубке, он обозлился да так наорал, что впервые за долгие годы Альза не выдержала и разрыдалась.
  Воспоминания об этом жгли, как раскаленный кнут. Альза поспешила вперить взгляд в столбы с Потерянными, уходящими в необъятную пустоту за горизонтом. На столбы слетались птицы жадности, наблюдая за беженцами в поисках легкой наживы.
  - И правильно, что знают, - толстые пальцы Размы пробежались по черенку топорика, подвешенного на необъятной талии. - Пусть только посмотрят в сторону моего стада. Только пальчик протянут. Я сразу всю хренову руку...
  "Своим стадом" Разма называл четыре тощих как смерть козы с выпученными глазами и плешивой шерстью. Во всем этом 'стаде', подумала Альза, жира и мяса меньше, чем в левой ляжке Размы.
  - Что же там случилось... - испуганный голос Фергюсона было едва слышен.
  - То же, что и обычно, - впалые щеки отца тонули в облаке дыма. Рассеиваясь, дым сливался с сизым небом, нависшим над Криворожьем. - Болезни. Смерть. И Падаль. То же, что случится когда-нибудь и с нами.
  - Ерунду говоришь, - лицо Фергюсона сердито мерцало в темноте дверного провала. - Ты ж знаешь, тут всё слушает. Зачем беду кличешь, кто за язык тебя тянет...
  Отец не ответил. Он наклонил голову и нашел взглядом Альзу.
  - Ни с кем не говорить, - в голосе отца звенели железные нотки. - Ничего не давать, в дом не звать, ничего не спрашивать. Никакого содействия, - он выдержал паузу. - Ясно тебе?
  Альза заставила себя кивнуть. Вышло плохо, шея вдруг перестала гнуться, как папино колено.
  - Я тебя предупредил.
  Крыльцо захрипело: туша Размы покатилась вниз по ступенькам.
  - Пойду к своим. Неспокойно мне, - он зашагал прочь, придерживая пояс с топориком. Альза не сдвинулась с места, когда толстяк прошел мимо; лишь пальцы скрещенных рук сильнее впились в кожу на плечах. Отец подошел и стал рядом. Он все еще пытливо высматривал что-то в глазах Альзы.
  - Куда они идут? - Альза прилагала все усилия, чтобы не встречаться взглядом.
  - Да всё туда же. В Заробу, - отец выдохнул, покачал головой. - Думают, там лучше. Кучка одурманенных кретинов.
  - Почему?
  - Да потому что мрут там все, как мухи, - огрызнулся отец. - Особенно девушки. Бросаются со стены прямо вниз, на съедение... сама знаешь чему. Что, зачем - никто знать не знает. Ну а беженцам там точно не выжить, - он зашагал прочь, держась рукой за бедро. - С какой-то стороны оно хорошо, что они этого не знают.
  - Почему? - уже тише повторила Альза.
  Худощавая фигура захромала вниз по улице.
  - Они бы остались здесь с нами.
  
  * * *
  
  Других архаров отец выманил хурмой, вспоров ее кривым ножичком, похожим на медвежий коготь. Провел лезвием вдоль согнутого локтя, передал Альзе.
  - Еще не Падаль, - сказал он, серые глаза немигающе смотрели на последнего архара. - День второй или третий. Худшее время. Будь начеку.
  Альза кивнула. Она тоже не видела следов гниения. Мышцы и суставы были явно целы. Животное не смотрело в их сторону, но ухо дергалось от малейшего шепота.
  - Иной бы пылинки с нее сдувал, - произнес Фергюсон, когда отец вышел из загона. - За что ж ты так с ней.
  - Работа есть работа.
  - Ну да, - фыркнул Фергюсон.
  - Не подходи сама! - крикнул отец. - Пусть идет первым!
  Не оборачиваясь, Альза коротко кивнула. Вставив пальцы между губ, свистнула столь пронзительно, что с крыши амбара с возмущенным карканьем взлетела дюжина птиц жадности. Альза ожидала, что архар вздернет голову и рванет на нее - но животное осталось на месте, глядя куда-то вниз, в основание забора.
  - Не идет, - фыркнул отец. Он набрал воздуха и крикнул: - Так, попробуй тогда-
  Остаток фразы он проглотил, выпустив воздух почти с удовлетворением. Альза уже поднимала с земли камень. Голыш блеснул на солнце белым брюшком, прежде чем врезаться в один из спиральных рогов архара.
  Это подействовало.
  Архар поднял голову, но вместо того, чтобы повернуться и посмотреть на Альзу - его шея как будто надломилась. Словно у пса, охваченного любопытством, голова архара смотрела на девушку под скошенным углом. Выпученные глаза были черными от лопнувших сосудов.
  Все началось и закончилось за секунду. Тело архара подбросило катапультой. Мужчины у забора в панике отшатнулись - но когда глаза открылись, Альза уже стояла позади архара, сжимая свернувшиеся калачиком рога. В летнем солнце ее мышцы казались литыми, будто из железа.
  - Йи-ха! Давай, девчоночка, задай ему! - нарушив молчание, Фергюсон оглушительно свистнул, затопал ногами по пыльной земле. - Ножичком его, ножичком! От-так! От уха и до уха!
  Кривой нож сам оказался в ладони. Альза на секунду задумалась, не стоит ли метнуть лезвие в лоб Фергюсону, чтобы на площадке вновь воцарилась тишина. Тишина, нарушаемая лишь пыхтением архара и человека, сцепившихся насмерть. Глаза барана выпучились так сильно, что казались, выскочат из орбит. Он надсадно блеял, будто проклинал Альзу и всех остальных жителей чертовой деревни.
  - Альза! - крикнул отец, и девушка вздрогнула, будто выпав из сна. - Чего застыла?! Бей его!
  Острие ножа вошло в шею, исчезнув в свалявшейся серой шерсти. Тело архара вздрогнуло, будто пораженное молнией.
  - Не-е... не-е-е...
  Кровь пузырилась из резанной раны, струилась по сведенным от напряжения пальцам, сжимающим глотку архара. Блеяние походило на искаженный шепот. Не мужской, подумала Альза, а... никакой. Бесполый. Как и в другие разы, в голове звучала беспомощная мантра. Скоро все закончится. Пожалуйста, потерпи еще чуть-чуть.
  Сзади торжествующе орал Фергюсона, оглушительно хлопали ладони.
  - Ме-ня, не...
  Пальцы Альзы разжались. Рогатая голова с мягким чавком плюхнулась в лужу крови.
  
  * * *
  
  Крюк повесили под крышей амбара Фергюсона. Под ним - чугунная ванночка для сбора сукрови. Вместе с отцом они воздели тушу архара на крюк. Лицо Альзы ничего не выражало. Оно походило на вырезанную из камня статую, застывшую в линиях спокойного безразличия.
  - Остается только ждать, - сказал отец, вытирая руки о полы пыльных брюк. Альза замедленно кивнула.
  Мужчины отправились в дом Фергюсона, исчезнув в приземистом провале двери. Погода стояла теплая, летняя и сухая. Итого - часа четыре, чтобы сформировалась сукровь. Подхватив окровавленный нож из травы, слушая, как падают в лохань капельки крови, Альза поплелась к колонке по ту сторону амбара.
  Не вся кровь преобразуется в сукровь. Нужно много крови, чтобы добыть немного камушков. Крупиц тридцать на баранью тушу. А учитывая, что она уронила голову на землю-
  Альза вздрогнула. Вода из колонки струйками растекалась по ладоням. Тонкие кровавые шлейфы сбегали по запястьям, оставляя лишь холод и онемевшую кожу. Животное... оно как будто пыталось...
  "От-так! От уха и до уха!!!"
  Хлоп-хлоп-хлоп...
  Она сидела на корточках, уронив голову в колени. Руки застыли над ледяным потоком в жесте беспомощной мольбы. Хлопки невидимых ладоней не прекращались, заполняя голову раскатами грома.
  
  * * *
  
  Беженцы из Темнополья унылой вереницей брели за околицей. Многие еле переставляли ноги. Сгорбленные под весом пожитков родители тянули своих чад, чьи стопы не выдерживали разбитого камня Животракта. Узники в клетках изредка кричали дурными голосами, но люди не обращали внимания. Своя трагедия ближе к сердцу.
  Альза наблюдала за процессией из тени. Душа притихла, страшась навлечь беду еще и на себя. Она видела, как между столбов Животракта деловито перескакивают вороны, присматриваясь к беженцам и их скарбу. Парочка птиц жадности перебралась и на крышу сарая, поглядывая на Альзу с хищной внимательностью.
  - Брысь, - Альза набрала воды в ладонь и плеснула на крышу, вызвав шквал возмущенного карканья. - Я ни писать, ни читать не умею. А меди тут уже тыщу лет как нет.
  Альза опустила голову и увидела пожилую женщину, остановившуюся у ограды. Опираясь сморщенной рукой на деревянный столбик, старушка смотрела на мерцающие бусинки, стекающие по пальцам Альзы. Она ничего не просила, будто знала, что не имеет права.
  Взгляд перемещался то на пальцы, то на глаза Альзы.
  Она пила жадно, почти захлебываясь. Прислонившись к стене амбара и скрестив руки, Альза наблюдала, как донышко ведра поднимается к солнцу. Золотистые лучи скакали в спутанных седых волосах женщины. Вблизи она казалась еще старше, с огромными темными мешками вокруг иссушенных возрастом глаз.
  - Что случилось?
  Женщина передала ведро через ограду.
  - Темнополья больше нет.
  Альза ждала, не шевеля ни мускулом. Старуха оглянулась, нашла булыжник и кряхтя опустилась на него.
  - Это было ночью. А когда ж еще. Их было пару дюжин. Сразу поползли в сараи, в стойла. В дома правда ни одна не забралась. Двери у нас такие, что ваши в сравнении - что простынка...
  - Заметили сразу?
  - Сразу, а как еще. Кузнец, Михаш, по ночам не спит. Как сына забрали Черные, он... ну, перестал спать. Он и забил тревогу.
  - У нас такое тоже было, - кивнула Альза. - Два или три года тому. Мы пересидели.
  - Это Криворожье?
  - Да.
  - Вы меньше нас, - покачала головой старуха. - У нас шестьдесят шесть домов, полторы сотни душ. Было, вчера еще... - пальцы с силой растирали потемневшие веки.
  - Так что случилось? - Тревога Альзы разгоралась все сильнее.
  Бабка отняла руки от глаз. Они были красные, с полопавшимися сосудами, и будто плыли, растворяясь в водяной пленке. Сердце Альзы пропустило удар, когда она увидела, с каким отчаянием старуха смотрит на забор перед собой.
  - Это был демон, - выдавила она сквозь стиснутые десны.
  Над головой дробно заклацали когти. Вороны подобрались поближе к карнизу, но Альза не могла оторвать взгляд от сгорбившейся на камне женщины.
  - Это значит...
  - Не знаешь? - Женщина тряхнула головой, спутанные волосы закрыли налитые кровью глаза. - Это старое словцо. Послушай, что скажу. Это было чудовище. Гигант. Знаешь, что такое гигант?
  - Большой человек, - пробормотала Альза.
  - Вот-вот. Только то был не человек. То было... - она принялась чертить что-то ногтем на земле, но тут же разозлилась и стерла. - Проклятье! Да, это был большой человек. Больше, чем дом, под которым ты стоишь, - видя, как изогнулись брови Альзы, женщина разозлилась еще больше: - Не веришь?! Ничего, вы подождите. Скоро и вы пойдете по Животракту. Если останетесь в живых. Ни двери, ни заборы, ни ставни, ни ямы вас не спасут. Для гиганта все это - что шалаш, построенный ребенком.
  Видя, что Альза не убегает прочь и не спорит, старуха угомонилась и разжала кулаки.
  - Он разнес дом Михаша в щепки, - прошептала она. - В кровавый туман. Одним пинком, вместе с Михашем и его псами. Мы побежали. Многих похватала Падаль. Остальные...
  Она оглянулась на идущих за околицей. Вереница спин становилась все реже.
  - Нам некуда пойти. В деревнях нас не примут. Только в Заробе могут... - она затихла, будто поняла, насколько бредово звучат эти слова. - В городе у меня двоюродный брат. По крайней мере был, лет десять назад. Он писал, как его найти, на бумажке... - лицо старухи стало совсем уж несчастным.
  - И где бумажка?
  Альза и пожилая женщина в унисон подняли головы и посмотрели на крышу сарая. Два клюва резко развернулись, вороны зашагали по карнизу, всем видом показывая: к происходящему отношения не имеем.
  - Понятно, - выдохнула Альза.
  Они помолчали, вслушиваясь в стрекотание кузнечиков в рыжеватой траве. Старуха вздернула подбородок, всмотрелась в золотистое солнце, ползущее по западной половине неба.
  - Надо идти, провались оно всё, - она с кряхтением поднялась. - Если не успеем до заката...
  - Ответь мне на последний вопрос, - Альза сглотнула и оглянулась, проверяя, что никто больше не слышит. И даже убедившись, спросила тихо, словно боясь произносить вслух: - Ты когда-нибудь слышала, чтоб Падаль... - слова застряли, но Альза протолкнула их вперед: - чтоб она... ну, говорила?
  Старуха выпрямилась так резко, что хрустнула спина. Альза отшатнулась: безумие в зрачках старухи сверкнуло как блик луны на водной глади.
  - Откуда ты знаешь?! - зашипела бабка, но тут же глаза опустели, будто укрылись поволокой: - Так это правда... это действительно были...
  В забор рядом с Альзой с грохотом врезалось пустое ведро. Бабка взвизгнула и пустилась наутек к Животракту.
  Альза подняла ведро и обернулась, плечи девушки упали. Отец подошел, сильно припадая на левую ногу. Вместо слов, которые переполняли худощавое нездоровое тело, мужчина с силой влепил ладонью по ведру, выбив его из рук Альзы.
  
  * * *
  
  Пристройка встретила ее тихим, исчерченным полосками света полумраком. Альзе хотелось со всей дури ляпнуть дверью - но старушка не выдержит и рассыпется в труху.
  Воздух вышел сквозь стиснутые зубы. Альза рухнула на изодранный матрас. Заткнув шерстяную накидку между ног, девушка свернулась в калачик, будто раненая гусеница.
  Сукровь из архара будет готова через пару часов, можно проведать Веснушку - но ни сил, ни желания подняться не было. В ушах звенел грохот врезавшегося в забор жестяного ведра.
  Ветхое строение примыкало к дому и было пространством столь узким, столь удушающе малым, что в нем не поместились ни кровать, ни стул. Лишь узкая лежанка на полу - область, отведенная под сон и ничего более. Оставшуюся часть пристройки занимал рабочий инвентарь.
  Один лучик, протиснувшись сквозь щель почерневших от дождей досок, падал на тело Альзы, будто измеряя ее. Она была выше большинства парней в деревне. Выше и сильнее. Здесь в пристройке это было преимуществом: долгое время девушка вытягивала ноги и упиралась в дверь, не давая открыться. Но после той ночи, когда мертвый хорек протиснулся сквозь щелку (и лишился головы в процессе), Альза подпирала дверь на ночь кряжистым брусом.
  В животе возник тревожный зуд, Альза нервно перевернулась на другую сторону. В тот раз ей повезло: она не выпила сукровь. Прими она раствор - проснулась бы в каше из своих же кишок.
  Лишь безумец дерзнет заснуть без сукрови. Даже маленькая крупица, растворенная в стакане, отключит любого, каким бы здоровым и сильным он ни был. Один глоток - и ты летишь во тьму, из которой не вырвет ни взрыв грома, ни сморкание Размы. Тело парализует. Чувства немеют. Ты не совсем спишь, не совсем бодрствуешь. Часы сжимаются в секунды - и вот солнце уже бьет в глаза, а ты находишь путь обратно к пальцам, ногам и щекам. Гадкое, чужеродное чувство. Но ты привыкаешь к нему, как к чувству тяжести собственного тела.
  Особенно если альтернатива - Истерия.
  Впрочем, был еще способ, к которому Альза прибегала, когда становилось совсем уж погано. Не спать вовсе. В эти длинные ночи копошение тварей за околицей холодило кожу, не давая уснуть. Слушая их вопли, окаменевшая от ужаса Альза часами смотрела на луну сквозь щели в досках. Луна висела в небе подобно всплывшему трупу. Один ее бок неизменно утопал во тьме.
  Но были и другие ночи, тихие, бархатно-черные, лишенные и кошмарных визгов, и бледного лунного света. В эти ночи иногда слышались шаги, явно различимые, болезненно знакомые: длинный, волочащийся по уличной пыли, и короткий, слегка бьющий подошвой о землю - пока и тот, и другой не замирали у пристройки. Полоска звезд в дверной щели прерывалась. Прерывалось и дыхание Альзы.
  С тихо бьющимся сердцем она слушала, как легонько дрожит дверь, будто с той стороны проверяют, надежно ли она заперта.
  Потом шаги удалялись, и ночь снова наполнялась журчанием цикад.
  
  * * *
  
  Она вышла из пристройки, когда раскаленный шар солнца погружался в заросли кустарника на горизонте. В сумерках лохань с кровью архара выглядела зловеще. Отца во дворе видно не было.
  Зато был виден Фергюсон. Согнувшись над лоханью, старикан водил сачком с металлической сеткой по чугунному дну. Рядом стояла табуретка.
  - Почти тридцать, - осклабившись беззубым ртом, Фергюсон похлопал по кожаному мешочку на поясе. Изнутри раздался характерный стук, будто мяли горстку мелков в ладошке.
  - Голову мы забираем, - Альза приблизилась к рогатой туше, качающейся на крюке.
  Фергюсон пренебрежительно отмахнулся, будто говоря "Делай, что хочешь". Отложив сачок и отряхнувшись от темно-красных струпьев, он подошел к табуретке и снял с пояса мешочек. Сморщенные пальцы развернули мошну, любовно разгладили края. Из-за плеча Альза рассмотрела несколько десятков маленьких багровых камушков.
  - Хватит на полгода, - произнес Фергюсон довольно.
  В лучах заката грани камушков мерцали, как кошачьи глаза при свете пламени.
  Фергюсон оглянулся, будто оценивая расстояние между Альзой и лоханью. На дне еще могли остаться крупицы сукрови. Даже один камушек порой диктовал разницу между жизнью и Истерией. Альза притворилась, что не заметила этот взгляд. Оселок в руках девушки высекал искры о лезвие ножа. В траву прыгали световые блошки.
  Схватившись за скатанную шерсть, Альза с натугой сняла архара с крюка. Мышцы на руках вздулись. Рядом Фергюсон уважительно присвистнул.
  - Вся в отца. По молодости он и не такие вещи вытворял. Сильный был мужик, пока не подхватил ту желтую дрянь.
  - Он поправится, - выдавила Альза, баранья туша рухнула посреди двора.
  - Ну да, ну да.
  Альза опустилась на истоптанную траву. Мелкие мухи чертили темнеющее небо, садились на руки, тут же взлетали, перебираясь на невидящий глаз архара. Альза вонзила нож у основания черепа. Сдерживая отвращение, она принялась отделять рогатую голову от туловища.
  - Поймал тебя, голимая ты тварь!!!
  Альза вскочила на ноги. Окровавленный нож в руке подрагивал. Крики доносились со стороны их дома.
  
  * * *
  
  Она поняла все с полувзгляда. Задыхаясь от бега, Альза смотрела, как в черном провале их амбара боролись двое: грузный волосатый мужик в нелепом комбинезоне с подтяжками - и хрупкая женщина в сарафане, с забранными под косынку черными волосами.
  Впрочем, назвать это борьбой было сложно. Мясистая лапища Размы сжимала плечо женщины с такой силой, что ниже локтя рука была молочно-белой, как у призрака. В другой лапе Размы подрагивал топорик, как нетерпеливый мелкий пес, заходящийся лаем у ноги хозяина.
  - Так и знал, что один из вас останется, - рычал Разма голосом, переполненным яростью. - Все вы, падлы, одинаковы. Думаешь, раз у вас стряслась беда, вам теперь все обязаны. Все должны вам по гроб жизни, так что ли получается?!
  Рядом с непомерной тушей Размы женщина казалась нашкодившим ребенком. От ужаса ноги не слушались, и лишь яростная хватка Размы удерживала ее от падения в грязь. В синеватых сумерках лицо было не рассмотреть, но было ясно: женщина не из Кривого Рога.
  - Простите... я не хотела... я не знала, что это ваш...
  - Ничего, - Разма рывком прижал неизвестную к двери амбара. Подперев широким как у бегемота боком, Разма вытянул руку женщины в сторону. - Пора показать вам, чернопольцам, как у нас тут разбираются с ворами...
  Та жалобно пискнула, переполненные ужасом причитания стали еще жарче. Волна адреналина переполнила Альзу с головы до пят, будто с неба обрушилась плеть из огня. Подошва сапога изо всех сил впечаталась в грязную землю.
  - Эй!!!
  Больше слов на ум не пришло, да она и сомневалась, что скажет хоть что-то, не разразившись паническими рыданиями. Вместо этого она с яростью смотрела, как голова Размы повернулась на непомерной шее. Левый глаз мелким злым огоньком уставился на Альзу.
  - Чего орешь? - спросил он удивительно спокойно.
  Вместо ответа Альза сделала еще шаг вперед. Пришлось заставить себя. Внутри было желание бежать, спасаться от этого медведя. Но зрелище извивающейся под Размой женщины держало ее на месте.
  Она подняла окровавленный нож, что минуту назад отрезал голову архара, направила прямо в глаз Разме.
  - Отпусти, - сказала Альза, стараясь придать голосу устрашающий оттенок. Руку сотрясала дрожь.
  Разма смотрел с растерянностью, перерастающей в раздражение. Толстяк тоже тщился подобрать слова, но те все никак не шли.
  Так они и стояли друг против друга, как резные статуи, застывшие посреди устланного грязью и куриным пометом двора.
  - Отпусти ее, Разма, - рявкнул хриплый, вибрирующий от раздражения голос.
  Облегчение, которое испытала Альза, было столь всеобъемлющим, что она едва не выронила ножик. Из двери дома вышел отец с небольшим арбалетом, с которым раньше охотился на уток. Держась за перила крыльца, он с натугой спускался по лестнице. Его почти беспомощные движения никак не вязались с громогласным голосом и сверкающими от ярости глазами.
  - Чертовка шарилась у тебя по амбару! - обиженным тоном крикнул Разма.
  - Это мой амбар, - отрезал отец. Металлический болт в желобке арбалета хищно смотрел в живот Разме. - Я сам решу, что делать со своим амбаром. Отпускай.
  - Как же, - Разма хмыкнул. - За хозяйством ты следишь. За женой, например. Или коровой.
  Болт арбалета поднялся и нацелился Разме в правый глаз.
  - Рука устала, - сказал отец буднично. - Или отпускай, или стреляю.
  Разма поиграл желваками, шумно выдохнул. Затем с силой бросил женщину на землю. Платок слетел с волос и приземлился в грязь.
  - Забирай, - он харкнул женщине на спину.
  Верзила прошел мимо Альзы. В ноздри ударил запах кислого пота, дешевой браги и злости. Когда медвежья туша проплыла мимо и скрылась за ближайшей хаткой, Альза наконец выдохнула и согнула спину. Тело ходило ходуном, правая нога выбивала ритмы о пыльную землю.
  Отец приблизился к женщине, но руку не подал. Незнакомка стояла на четвереньках с опущенной головой. Копна черных волос подметала грязь. Рядом виднелся отпечаток ботинка Размы, впечатавший в черную кашицу несколько прядей.
  - Твои люди ушли, - сказал отец. - Ты поступила крайне глупо, что осталась. Никто в этой деревне тебе не рад. И тебя никто не примет. Включая меня.
  - Да. - Женщина наконец присела, подобрала под себя ноги. Красива, отметила про себя Альза. Она не знала, почему, но при виде отточенного лица женщины сердце будто бы кольнула маленькая игла.
  - Если жизнь дорога - беги на юг по Животракту. Догоняй своих, пока не наступила ночь.
  - Да...
  Женщина поднялась и, не отряхивая грязь с белого сарафана, пошла на север, по застланному паутиной проулку вдоль стены сарая.
  Альза и отец переглянулись. Это был долгий взгляд, где беспомощная мольба Альзы встречалась, поглощалась, разбивалась о холодную стену суровых, непоколебимо-серых глаз. Лишь в последний момент в них мелькнуло что-то другое. Что-то, от чего сердце Альзы защемило еще сильнее.
  Борясь с хромотой, отец побрел по тропинке к дому. Альза поплелась обратно к архару.
  
  * * *
  
  Оборвав ножичком последние тугие жилы, Альза подхватила голову за рог и поспешила к северной границе деревни. Небо над крышами стремительно темнело. В нем будто из чернил всплывали первые тусклые звезды. Половинка луны висела над горизонтом, желтая и изъеденная дырами, как ведьмин зуб. В середине неба, как обычно, переливалась багровыми лучами Кровоточина.
  Другие звезды жались от нее по сторонам, образуя на небосводе пустую зону. Будто бездонный пруд, в центре которого застыл кровавый нарыв.
  Добравшись до околицы, Альза остановилась и несколько раз глубоко продышалась. Массивная деревянная калитка открывала путь к Дальним Полям, где и днем находиться было не вполне безопасно. Альза в очередной раз обругала себя за то, что так долго провозилась с головой, и теперь была вынуждена выйти за околицу под сенью немигающего взгляда Кровоточины.
  - Туда и назад, - настраивала себя Альза. - Все будет хорошо. Мы туда и назад. Туда и...
  Взгляд упал на землю, где от калитки протянулась полукругом глубокая борозда. Кто-то прошел совсем недавно. И был лишь один человек помимо Альзы, кому в Криворожье были не рады.
  Альза потянула на себя калитку. Высокие заросли сухой травы и кривые яблони встретили ее, как скрученные артритом кости.
  Никто не знал, откуда взялось Поветрие и как оно распространялось. Горух, одинокий деревенский знахарь, был убежден: все дело в зараженной пыли. Заметить ее несложно: стань в темном сарае солнечном утром, проследи за танцем пылинок в завихрениях воздуха. Если они крупные и желтые, и охотнее взлетают, чем падают - значит, Поветрие. И хлев нужно сжечь дотла.
  Разумеется, хлева в деревне никто не сжигал, а над Горухом не потешался разве что сумасшедший.
  Но потеха кончалась, стоило весельчаку выйти вечером за околицу. Хворь Поветрия превращала обычных полевых мышей, кротов и куропаток в нечто, что видишь лишь в кошмарах, когда сукрови в стакане недостаточно. Животное начинало гнить заживо. Мышцы и сухожилия покрывались язвами, зверь издавал жуткие звуки, ползая по округе в поисках наполненного кровью мяса. Но то были последние стадии. В первые дни заражения твари набрасывались на людей молниеносно, как плотоядная саранча.
  Пучок травы под яблоней зашевелился, и Альза трижды умерла внутри, ожидая прыжка искаженной болезнью туши. Шевеление затихло и не повторилось.
  Ощущая, как в тело пробирается неутихающая дрожь, девушка выползла на заросшую бурьяном поляну. В середине на небольшом пятачке возвышался Жертвенный Столб. По деревенскому обычаю, раз в неделю очередная семья водружала на острие столба подношение - обычно голову овцы, козла или собаки - дабы отвлечь Тварей Поветрия от живущих неподалеку людишек. Голова нужна свежая, ибо запах крови привлекает тварей, затаившихся в траве за пределами деревни. А так как столб весьма высокий - у подножия в первую же ночь собирается рычащий, визжащий, стонущий клубок из тел, окровавленных зубов и разлагающейся плоти.
  Однако как бы высоко столб не вздымался к небу - что-то рано или поздно срывало подношение, вновь оголяя засохшую вершину.
  Альза перехватила голову архара за оба рога и собиралась уже выскочить на поляну, как вдруг из зыбких сумерков вышла фигура в белом сарафане. Незнакомка, еще полчаса назад стоявшая на коленях у амбара Альзы, плыла над хрустящим бурьяном сродни привидению. Альза застыла позади ветвистой яблони, не в силах шевельнуться.
  Незнакомка в сарафане пересекла поляну. Проходя мимо столба, женщина в растерянности коснулась потемневшего от крови древка - и тут же отдернула руку, будто ошпарившись. На Альзу посыпалась мелкая древесная труха. Подняв глаза к исполосованному ветвями небу, она разглядела с десяток птиц жадности, следящих за женщиной в сарафане неподвижным, пугающе-внимательным взглядом черных глаз.
  Так смотрят на человека, который вот-вот бросится вниз с обрыва.
  - Стой, - Альзе показалось, что слово вырвалось из нее оглушительным криком, но это был не более, чем шепот. - Стой! - повторила она громче.
  Женщина в белом остановилась на другой стороне поляны. Руки уже развели заросли бурьяна в стороны.
  - Не ходи дальше. - Альза вышла из-за дерева. Капелька крови с головы архара упала на штанину, но Альза не заметила этого: - Ты ведь знаешь, что там. Пожалуйста. Не ходи.
  Было темно, но Альза могла поклясться - незнакомка смотрела на нее почти с жалостью.
  - Мы не должны быть здесь, - голос женщины был едва различим среди шелеста травы и крон деревьев. - Земля отвергает нас. Лес насылает болезни и падаль. Даже луна отвернулась, лишь бы не смотреть на нас. Ты бы поняла, если бы увидела. Лес приказал нам уходить.
  - Брезень на носу. Падаль голодна, - Альза опустила глаза на рогатую голову, с которой на землю сочились кровавые капли. В лучах Кровоточины капли переливались, подмигивали Альзе. - Это не знак свыше. На Темнолесье напали. Может, вы забыли отнести голову на столб. А может - одной головы было недостаточно.
  - Не падаль пришла за нами в Темнолесье, - покачала головой женщина. Альза с тревогой, близкой к ужасу, заметила, как ворочаются заросли бурьяна у ног незнакомки. - Ты бы поняла, если бы увидела. Это был Хранитель Леса. Падаль шла за ним, как за отцом.
  Диафрагму сковало холодом, будто Альза проглотила кусочек льда. Ей вспомнились безумные глаза старухи. Гигант, бормотала она, рисуя ногтем на земле и тут же затаптывая. Чудовище. Хранитель Леса.
  Демон.
  - Да и черт с ним, - пальцы Альзы со скрипом стиснули витые рога. - Все позади. Вы отстроитесь. Или начнете новую жизнь в Заробе. Паршивую. Но жизнь. Там, куда ты идешь, только смерть.
  - Ты ошибаешься, - женщина сделала первый шаг в темноту. - Там свобода.
  Альзу охватило отчаяние. Незнакомка не в себе. Возможно, приступ Истерии. Она уже хотела бросить голову архара в траву и кинуться за женщиной, скрутить ее и приволочь за собой в сарай, но шипение травы у подола сарафана усиливалось, как нарастающий прибой. Альза ожидала, что жещнина вот-вот закричит, когда зубы гниющей твари вцепятся в лодыжку. Но шипящая волна лишь огибала ноги, двигаясь в сторону Альзы.
  - У тебя должен быть хоть кто-то, - Альза предприняла последнюю попытку. Карканье над головой становилось все громче. Ветви обрамляли Кровоточину, как ресницы - кровавый зрачок. - Родители там. Или муж. Если уйдешь, они останутся одни. Это - дерьмовейший поступок, который ты можешь совершить.
  - Муж остался в Темнолесье, - женщину почти не было слышно. - Родители погибли много лет назад.
  - А дети? - выкрикнула Альза. Она боялась повышать голос, но незнакомка почти скрылась в зарослях иссохшей травы.
  - С ними все хорошо, - черные волосы полупрозрачной занавесью скрыли лицо незнакомки. Альзе показалось, что ее губы исказились и побелели. - Они в надежных руках.
  Альза позабыла о Поветрии и Тварях. Внутри бухало, билось, стучало о ребра парализованное беспомощностью сердце. Это были избитые, бородатые истины. Их вколачивали в голову детям, едва они делали первые шаги.
  И в день, и в час - две пары глаз.
  С тобой вдвоем - мы не умрем.
  Голос отца врезался в память, как вмятина от топора: помни, Альза! Всегда, везде, в любом месте и при любых обстоятельствах - тебе нужен еще один. Всегда нужно как минимум двое. Только так мир остается на месте.
  Только так мы держим Тишину за забором.
  Незнакомка в сарафане поклонилась. В полутьме казалось, ее тело сократилось вдвое. Она сказала что-то, что даже напряженный до предела слух Альзы не смог уловить. Бурьян с тихим шуршанием сомкнулся. Альза осталась на поляне одна.
  Женщина в белом ушла. Дальше ее ждала Тишина.
  Дальше ее ждала Смерть.
  
  * * *
  
  Руки водрузили голову архара на столб, вонзив острие в обрубок шеи. Дорога к калитке была чередой бессвязных вспышек. Ноги не слушались, втыкались в траву как попало. А у самой околицы Альза чуть не лишилась глаза, напоровшись на ветку.
  Лишь захлопнув калитку и подперев ее спиной, Альза наконец выдохнула. Перед глазами, как отпечаток от молнии, маячило белое пятно сарафана.
  Нужно было занять себя, чтобы мысли об уходящей в Тишину женщине выдуло напрочь. Альза пошла к сараю, стараясь не смотреть на следы в центре двора. Дома свет еще горел. Отец наверняка перечитывал одну из книжек, которые прятал от воронья в ящике под кроватью.
  В сарае - очередная лужица пузырящейся слизи. Вонь не от мира сего, но оно и к лучшему: в таком зловонии мысли не выживают. Они бегут из головы как тараканы, учуявшие пижму с полынью.
  - Совсем тебе плохо, бедная моя, - Альза присела рядом с коровой и погладила по черному лбу, среди которого красовался маленький белый крестик. - Продержись еще сутки. Ящур забирает в первые дни. Нужно выдержать. Завтра я тебя помою. А сегодня мы уберем все это безобразие...
  Корова ответила тяжелым вздохом. Из ноздрей протянулись белые струнки, Альза мягко промакнула их тряпкой. Затем, закатав рукава, слушая тяжелое сопение Веснушки, девушка принялась отдраивать блевотину от досок.
  Снаружи тем временем совсем стемнело. Лампы в сарае не было, а луна еще недостаточно поднялась, чтобы пропустить призрачные локоны в потолочные щели. Пора было идти в пристройку. Тело ломило, но Альза решила - эту ночь она проведет без сукрови. Не хватало еще после такого дня провалится в тошнотворную пустоту.
  За спиной захрустело сено. Душа Альзы расправила крылья: у Веснушки проснулся аппетит, а значит - она идет на поправку! Они с отцом не останутся одни! Нужно положить ей побольше сена, пронеслась в голове сияющая мысль. Чтобы и ночью Веснушка могла подкрепиться, когда захочет.
  Подхватив вилы, Альза повернулась к ощетиневшемуся соломинками стогу сена, и медленно - губительно медленно - до нее дошло. Веснушка лежала полутонной неподвижного груза глубоко внутри стойла.
  А стог сена располагался в двух шагах у боковой стены амбара.
  Пальцы сомкнулись на черенке вил так, что затрещала кожа. Внезапно каждый темный угол, тень каждой потолочной балки заполнились ядовитой тишиной. Изнанка сарая обернулась логовом плотоядного зверя. И самое худшее - Альза до сих пор не видела, где он.
  Пучок сена дернулся еще раз.
  Глаза Альзы замкнулись на этой точке. Она мягко и медленно, как кошка, перенесла ногу на шаг ближе к стогу. Вилы поднялись, мышцы на руках Альзы вздулись, словно готовые к прыжку гремучие змеи.
  Она застыла, выбирая момент для удара.
  По лбу поползла капелька пота. Это что-то небольшое. Змея или хорек. Может, зараженная белка. Ничего крупнее сюда не пролезет... и тут ударило второе осознание. Женщина в сарафане. Она была в сарае. И когда Разма ее достал, они оставили дверь практически настежь.
  А это значит, в стоге сена могло прятаться что угодно.
  Сердце вытанцовывало в груди бешенные ритмы. Стараясь дышать как можно тише, Альза опустила вилы и концом металлической иглы отвела в сторону слипшийся пучок сена.
  В первые секунды она не понимала, на что именно смотрит. А когда поняла - едва не выронила вилы из сведенных до боли пальцев.
  В уютном гнездышке из высушенной травы лежали дети.
  Опустив вилы, Альза в немом изумлении таращилась на переплетенную руками и ногами парочку, от которой исходило мирное, едва слышное посапывание. Девочка лет шести, засунув в рот большой палец, тихонько храпела. На ней было белое платьице - почти такое же, какое Альза видела на Жертвенном Холме не более часа назад, только раза в три меньше. Черные волосы закрывали лицо. Были видны лишь сомкнутые губки и вздернутый чумазый носик. Босые ножки были стерты от постоянного бега.
  Рядом с девочкой, прикрывая ее рукой и ногой, лежал мальчик лет семи-восьми с застывшими от ужаса глазами. Крохотная ладошка прикрывала рот сестры, чтобы скрыть ее дыхание. Но все было тщетно. Девочка хрипела едва ли не сильнее, чем Веснушка в глубине загона.
  Мальчуган не смотрел на Альзу. Взгляд был направлен на девочку, будто в последние моменты жизни он хотел впечатать в память ее лицо.
  Альза медленно попятилась, пока спиной вперед не вышла из амбара. Перед внутренним взором стояли не дети. Там застыла спина женщины, исчезающей в бурьяне позади Столба Жертвоприношений.
  
  * * *
  
  Затворив дверцу сарая, Альза застыла как вкопанная. Призывы успокоиться не работали. Паника нарастала. Нужно было что-то делать, решать, но мысли разбегались, как муравьи под градом.
  А затем наступило прозрение. Да нечего тут решать. Дети из сарая никуда не денутся. Не уйдут, не исчезнут, не перенесутся обратно в Чернополье. Не вернутся к матери. Это была простая, безжалостная реальность.
  О том, чтобы отнести их в дом к отцу, не могло быть и речи.
  Она ворвалась в пристройку, пальцы в полутьме зашарили по земле рядом с лежанкой. Где-то валялся сверток с двумя или тремя частицами сукрови. Она помнила, как не глядя бросила его пару дней тому. Таращаясь в темноту выпученными глазами, Альза ощупала каждый сантиметр площади, но под ногтями была лишь земля. Прохладная сырая земля. Она схватила шерстяную накидку и тряхнула в воздухе, но в темноте пристройки не раздалось ни звука.
  Ночь приближается. Сукрови нет. Мать детей ушла, а идти следом - верная смерть. Только Животракт может спасти от того, что находится в Тишине. Да и то - лишь днем.
  Челюсти Альзы сжались. Она уже мысленно проклинала себя за то, что собиралась сделать.
  В этот раз ветвистые яблони походили на чудовищ, тянущих уродливые длинные пальцы во все стороны, будто пытаясь найти тебя на ощупь. Альза пронеслась по тропинке как шальная коза, изо рта рвались облачка пара и сдавленные ругательства. Выпрыгнув на Жертвенный Холм, она чуть не закричала, когда в гущу травы с визгом метнулось что-то волосатое и сгорбленное. Времени переживать об этом не было. Девушка подскочила к столбу и еще до того, как нутро успело воспротивиться, зарылась ногтями в основание шеи архара. Другая рука скользила по коже снаружи, пытаясь нащупать хоть что-то, похожее на камушек.
  Там ничего не будет. Это маленький, жалкий, призрачный шанс. И ты его продуешь.
  Половинка луны повисла над головой, словно кривая усмешка. Кровоточина заливала Жертвенный Холм красноватым мерцанием, в траве по периметру горели багровые искры. Альза рылась в отрубленной шее архара, все отчетливее слыша, как нарастает хриплое истерическое рычание в зарослях бурьяна.
  Указательный палец наткнулся на твердый маленький сгусток. Подцепил его и загнал глубоко под ноготь.
  Путь обратно напомнил Альзе тот единственный кошмар, который она видела ребенком, засыпая одна в пристройке. В нем она бежала в наступающих сумерках посреди лесной чащи. Ног у нее не было. Она будто бы плыла над землей. А из тьмы между деревьями надвигалось нечто, чему не было названия. Одной мысли об этом хватало, чтобы кожа на руках Альзы дыбилась острыми мурашками.
  Калитка захлопнулась за спиной так, что тряхнуло всю околицу. Альза с каменным лицом прошагала мимо пары домов к амбару, впечатывая ноги в грязь, будто шла по болоту.
  Часть ее наивно надеялась, что детей в сарае уже не будет.
  - Сколько вам лет? - она присела на корточки рядом с гнездом из соломы. Девочка развалилась во всю ширь, закинув ногу поперек груди мальчугана. Храп не прекращался.
  - Мне. Почти. Девять, - пацан упорно не смотрел на Альзу. Глаза были стеклянными, будто перед самым носом ползала ядовитая кобра. Отдельные слова вылетали свистящим шепотом: - Прие. Будет. Семь. Весной.
  - Значит, не ошиблась, - Альза кивнула и бросила частичку сукрови в жестяную кружку. Раствор начинали принимать с пяти. Именно с этого возраста разум становился подвержен Истерии.
  Вода хлынула в кружку и тут же вспенилась, превратившись в грязновато-алый кисель.
  - Прие не нужно, - мальчик приподнялся на руках и впервые взглянул на Альзу. - Мама уже дала.
  - Сколько дала?
  Мальчик показал на пальцах и сказал про жопку муравья.
  - Значит, до утра не проснется, - Альза протянула жестяную кружку. На поверхности всколыхнулись кровавые пузыри. - Твой черед. Пей.
  - Не буду.
  Бровь Альзы изогнулась. Она нависла над мальчиком, поставив одну ногу на ящик рядом с его плечом.
  - Что значит 'не буду'?
  - Я должен следить за сестрой, - кулачки мальчика сжались. Он едва не вскрикнул, когда одна из соломинок предательски впилась в ладонь. - Делай со мной что хочешь, я не...
  - Тихо, - шикнула Альза. Мальчик тут же притих. - Ты же взрослый. Знаешь, что бывает с людьми ночью. Пей. Ничего с вами не случится.
  Она почти добавила "Я обещаю", но горло свело от мысли это брякнуть. Белое пятно вновь мелькнуло перед глазами.
  - Я не...
  - Заткнись и пей давай.
  Мальчик воротил губы и упирался, но Альза схватила за волосы и заставила выпить. Глаза ребенка остекленели. Альза поймала голову ребенка в полете, мягко опустила в соломенное гнездо рядом с ногой сестры. Как же ее звали...
  - Прия... - уплывая в сон, немеющими губами прошептал мальчик. - Ее - Прия... а... ме...
  Альза какое-то время посидела на ящике. Дети лежали у ее ног, свернувшись калачиком у подножия стога сена. Мальчик подгреб сестру поближе, подбородком уперся в лоб девочки.
  Прия. Имя, прозвучав в голове, показалось Альзе красивым.
  В раскрытых дверях амбара она видела вершину Жертвенного холма. Голова барана казалась горошинкой, насаженной на прутик. В багровой полутьме этот прутик дергался из стороны в сторону. До сарая доносились обрывки нечеловеческих криков.
  Слушая далекие вопли Тварей Поветрия, Альза посмотрела на свои руки. Во мраке сарая они все еще казались покрытыми кровью.
  Но сейчас она не чувствовала себя мясником.
  
  * * *
  
  Ночь. По крышам домов, по дымоходам и карнизам растекается пепельный свет ополовиненной луны. Внизу, позади заколоченных ставень и забаррикадированных дверей, семьи спят в сукровном бреду, сбившись в кучу в общей комнате, словно котята, жмущиеся к матери. Пол и возраст не имеет значения. Ужас ночи, кошмар Тишины не признает различий.
  Никто не слышит истошных криков заболевших животных, ползущих на гниющих лапах вдоль околицы. Забор из массивных сосновых бревен неприступен для Падали. Но и в нем добровольцы находят все новые дыры. Все новые подкопы. Мир снаружи, словно голодный зверь, не оставляет попыток проглотить деревню и жителей, застрявших во бреду сукровного морока.
  А над всем этим красной стигмой висит в небе Кровоточина.
  Что-то сорвало голову архара со столба. Борьба затихла. Лишь окровавленный деревянный идол высился в лунном свете, словно гвоздь, целящийся в глаз луны.
  Дверь амбара тихонько скрипнула. Казалось, это ветер приоткрыл ее, чтобы запустить больше лунного света. Защелка натянулась, не дала открыться больше. Потоки воздуха гуляли под дверью, вздымая сено на дощатом полу сарая.
  Что-то двигалось под сеном, двигалось пульсирующими, рваными рывками. В темноте невозможно было не разглядеть, что это. Оно не издавало никаких звуков, кроме тихого клекота - будто с каждым выдохом из дыхательной трубки пузырилась жидкость. Кровавый нарост, когда-то служивший носом, раздувался, улавливая сладковатый запах молока и детской кожи.
  Архара, чья голова недавно исчезла со столба, Поветрие лишь мягко коснулось. Это же существо обернулось Падалью полностью, утратив всякое сходство с формой, которой когда-то владело.
  Пробираясь сквозь сено к теплому комочку, чей сладкий запах так звал, так манил к себе существо, оно наткнулось на острую железную спицу. Затем еще на одну. Будто здесь до него прошел железный дикобраз, пораженный лишаем.
  Воздух в сарае был наполнен мирным посапыванием. Было и тяжелое дыхание - будто огромные хриплые меха работали в дальнем углу деревянной коробки. Оттуда шел кислый тошнотворный запах. Совсем не такой, как у комочка.
  Был и еще один запах: старого, чуть подгнившего дерева и ржавого металла. Остановившись, существо подгнившим белесым глазом смотрело на большой прямоугольный ящик, загородивший проход в стойло. Запах шел оттуда. В полуразложившемся мозгу твари мелькнуло что-то, похожее на выцветшее воспоминание. Вот высокая худая фигура, от которой пахнет табаком и домом, открывает ящик и достает длинную палку, увенчанную сплющенной пластиной из металла. Голос обращается к нему - к ней. Звуки непонятны, но они наполняют ее мощной вибрацией.
  Хвост твари, наполовину разложившийся, покрытый черными струпьями гноя, вяло задвигался в соломе из стороны в сторону.
  Последний запах исходил откуда-то сверху. Что-то стояло на деревянном ящике. Во тьме виднелся силуэт, и единственный глаз твари остановился на нем, пытаясь осознать знакомую форму. Эта форма была последним, что увидел этот глаз.
  Острый металлический штык пронзил его, продырявив остатки мозга.
  
  * * *
  
  Первое осеннее утро началось с плохих новостей. На утреннем обходе он нашел покрытый росой труп Лайлы. Она исчезла в полях три недели назад, и как он ни звал ее, как ни бродил по полям до самых сумерек - так и не вернулась. При взгляде на ее свернувшееся калачиком тельце сердце сжалось от горькой ненависти.
  Труп был обезображен и уже успел разложиться. Одного глаза не было уже давно - лишь черная глазница, где свили гнездо опарыши. Что-то странное творилось со вторым глазом. Глазница была мокрой и темной, покрытой свежей кровью. Будто некий червь-паразит выбрался недавно из черепа бывшего друга.
  В ярости отец обыскал траву вокруг сарая, представляя, как давит тварь подошвой ботинка. Но никаких следов паразита найти так и не смог.
  Следующий удар нанесла Альза. Угрюмая, с мешками под глазами, девушка сказала, что Веснушке стало хуже. Сарай вновь был заблеван. Запах стоял столь богохульный, что при мысли войти и проверить корову чуть не вырвало его самого. Что бы там не сидело у него в желудке - при упоминании белесой дряни оно угрожало прожечь пищевод насквозь.
  К тому же треклятая девчонка потеряла вилы и напрочь не могла вспомнить, где именно. Разумеется, он не поверил ей. Рассеянности за ней не наблюдалось, и было ясно - та треклятая воровка вернулась и украла вилы, а Альза увидела и смолчала.
  Он хотел как следует накричать на нее, но перед глазами, разрывая сердце и сжимая горло, стояла разложившаяся мордочка Лайлы.
  - Сделай новый засов, - выдавил он из себя, проковыляв мимо и едва не сбив Альзу плечом. - Не хватало еще, чтобы твари забрались внутрь сарая.
  Развернувшись, он с чувством плюнул в траву и зашагал к дому.
  Нервы стали совсем ни к черту.
  Едва скрипнули половицы прихожей, долговязая фигура застыла в полумраке. Костлявые пальцы легли на дверь, ногти вцепились в дерево, будто пол под ногами вот-вот грозил исчезнуть. Пустота хибары удушала. Сквозь пленку вечно слезящегося глаза он смотрел на кресло, у подножия которого, обернувшись черно-белым хвостом, еще недавно лежала Лайла. Жена вечно спотыкалась о собаку. Заходясь руганью, она грозилась выкинуть и Лайлу, и его самого на улицу - затем лишь, чтобы потом за ужином незаметно подбросить под стол кусочек хлеба или не до конца обглоданную косточку. Он делал вид, что не замечает. Алиса же перемигивалась с матерью, как маленькая заговорщица. Улыбаясь ему так, что было невозможно сдержаться...
  Уголки губ слегка дрогнули. Паршивый глаз слезился все сильнее.
  Жена и собака служили якорем, стальной нитью, держащей его в рассудке с того дня, как Алиса исчезла. Исчезла, растворившись в Тишине за околицей деревни.
  И даже когда жена, поддавшись тяжести горя, сорвалась на поиски дочери - даже тогда нить не порвалась. Лишь натянулась до кошмарного предела.
  Пропав на три дня, жена вернулась. Вернулась не одна, а с тихим, молчаливым младенцем на руках. Альза (он до сих пор не знал, откуда взялось это имя) была абсолютно бесшумным ребенком. Никогда не плакала и не доставляла хлопот. С малых лет она помогала с хозяйством, никогда не перечила - хотя иногда, безо всякого предупреждения, шла наперекор отцовской воле - и в целом, он мог ее терпеть. Мог мириться с ее существованием.
  Но жена проявила несусветную глупость, когда подумала, что он примет ЭТО за свою дочь.
  А потом жена отказалась от сукрови. Просто вот так. Истерия забрала ее, как волна забирает сухую ветку на берегу океана. Стальная нить, за которую он держался окровавленным пальцами, порвалась, и он падал вниз во тьму с тех самых пор.
  Но дно все никак не приближалось.
  
  * * *
  
  На следующий день деревню разбудили вопли Размы. Одну из его драгоценных коз украли. Всем было ясно, кто виноват. Разма с пеной на губах бегал между домами, размахивая топором, и клялся зарубить первого же незнакомца, которого увидит хотя бы в километре от забора.
  Козу позже нашли за околицей. Выпотрошенную и лишенную крови. Когда Разма наконец заперся дома, отец вышел наружу и столкнулся с Альзой. С ножовкой в руках, девушка как ни в чем не бывало строгала засов для амбара.
  А затем начались брезеньские ливни - те самые, которые подобно белой вспенившийся шторе закрывали от тебя улицу так, что не видно было протянутой руки. Проклятая нога горела адским пламенем, будто в нее загнали раскаленный гвоздь. Проводя дни напролет дома, сквозь струящиеся потоки воды он время от времени видел мелькающую снаружи фигуру падчерицы. Как ни старался, лица девочки разглядеть не получалось. Вне зависимости от погоды, Альза выполняла всю работу по дому. Никогда не жалуясь, не подавая вида, что устала. Дьявольской силы в ее руках хватало, чтобы дать фору любому мужику в деревне - за исключением разве что Размы (но то был не мужик, а боров с человеческой мордой). Будто некий дух охранял его дом, пока он сидел внутри, как немощный старик, с горящей ногой, ворочающимися кишками и тяжело бухающим сердцем.
  Иногда он чувствовал, как это сердце наполняется теплотой при виде стройной фигуры на улице. Это чувство пугало его едва не больше, чем крики тварей после заката.
  Веснушка шла на поправку, но из-за проклятых дождей и трижды проклятой ноги он даже не мог проведать коровку. Лишь теплое молоко на столе, которое Альза оставляла, пока он еще спал, было доказательством чудесного выздоровления.
  А потом дожди закончились. Будто кто-то перекрыл небесный кран. Он с ворчанием выбрался на улицу, под холодное, ослепительно-синее осеннее небо. И первым, что он заметил, была Альза.
  Альза изменилась. Девочка исхудала так, что выпирали ребра. Мышцы на руках прорисовались еще сильнее - казалось, кожа едва не лопается, стягивая их, как загоревшая пленка. Щеки дочери впали внутрь, под глазами образовались темные мешки. И хоть Альза всегда отводила взгляд, почти не встречаясь с ним глазами, он заметил: зрачки падчерицы фанатично блестели.
  Эти глаза не давали ему покоя.
  Стараясь не подать виду, он сперва удвоил, а потом утроил ее рацион. Девочка взрослеет не по годам, организм ржет калории быстрее, чем успевают расти кости. На и без того узком лице Альзы с каждым днем все больше проступали скулы. Мешки становились тяжелее, будто кто-то каждую ночь подкладывал в них все новые камни. И лишь глаза девочки мерцали ярче и ярче, будто в каждый из них поместили по крохотному, бесконечно прочному камушку.
  Лежа очередной бессонной ночью, когда он скорее бы умер, чем принял этот отвратительный кисель из бычиной сукрови, осознание обрушилось как ледник. Такой же блеск, такие же мешки под глазами были у Алисы незадолго до того, как дочь сбежала из дома.
  Ни засовы, ни заколоченные окна, ни наглухо забаррикадированная дверь не предотвратили этого. Алиса влезла в печную трубу и убежала. Растворилась в ночи, словно воспоминание.
  Эти мысли причиняли невыносимое страдание - гораздо большее, чем пылающее адским огнем колено. Ночь за ночью он проводил без сукрови, слушая, как болезненно стучит и дергается сердце.
  А затем, когда луна безумной улыбкой заглянула к щель заколоченного окна, он наконец впустил в себя мысль, которую отказывался впускать.
  Альза заболела. Кто-то из тех проклятых беженцев - скорее всего та мерзкая старуха - заразила ее. Более того. Болезнь была та же, что когда-то забрала и Алису. Мысль о том, что все может повториться - что он сделает все, чтобы прогнать Тишину прочь от дочери, но все будет тщетно, и она снова погибнет, погибнет по его вине - резало душу тупым иззубренным ножом. Он не мог потерять еще одну дочь. Если это случится, его сердце расплющит, как жука-паразита под истоптанной подошвой.
  Он даже не заметил, как в мыслях стал называть Альзу дочерью. А может, решил не замечать. О корове он позабыл полностью. Перед внутренним взором была только Альза.
  Решение пришло под утро, когда бледный рассвет забрезжил в прорези меж ставень. Истерия забирает людей по ночам. Там, в каморке Альзы, нет печи. Все, что нужно прямо сейчас - сделать так, чтобы пристройку изнутри открыть было невозможно.
  Солнце еще не успело взойти, но небо уже светлело. Розовые облака расплывались, будто размазанные по стеклу сгустки крови. Волоча за собой больную ногу, чувствуя, как от росы намокают домашние тапки, он оказался у каморки Альзы.
  Впервые зрелище покосившегося строения ужаснуло его. В доме была еще одна комната, пустовавшая уже шестнадцать лет. Возможно, настало время вновь вернуть туда тепло.
  Он толкнул дверь в каморку, ожидая встретить сопротивление, услышать, как внутри отзывается металлическим клацаньем засов. Еще один такой же нужен снаружи. Издав пронзительный скрип, дверь отворилась. Внутри оказались лопаты, молотки, грабли. Мешки с картошкой и пшеницей. Пустой лежак на полу напоминал сброшенную змеиную кожу.
  
  * * *
  
  Снаружи стояло теплое брезеньское утро. Воздух наполняли тепло и безмятежность, повсюду парили клочья паутины. Мальчик сидел на дощатом полу, и, высунув язык, мастерил что-то из листов парусины и бечевок.
  - Никаких походов наружу, - скучающим голосом напомнила Альза.
  - Скажи еще раз сто, - протянул в такт Яго, - и я тебя послушаю.
  За его стараниями наблюдала Прия. Девочка сидела напротив, подпирая ладошками подобродок.
  - А почему-у-у... - протяжно, в двадцатый раз начала Прия. Она тянула последнюю гласную, давая себе время подумать (и доводя Яго до кипения): - А почему коровы дают молоко, а не - кефир?
  - Потому что кефир - это скисшее молоко, - размеренно отвечала Альза. Она сидела все там же на деревянном ящике - ноги вытянуты, руки скрещены на груди, над плечом - черенок самодельного копья, которое еще месяц назад было вилами. От Альзы исходили волны сконцентрированного спокойствия. Это был ее трон, и из-за этого Яго с Прией подшучивали над ней, выделывая реверансы на подходе к ящику.
  Сзади куском красного кирпича на стене было написано "Ее Высочество Мрачная Рожа".
  - А коровы скисшими не бывают?
  - Не-а.
  - А почему-у-у... - Прия снова затянула гласную, роясь в голове в поисках следующего вопроса.
  Альза наблюдала за ней под иронично опущенными веками.
  Яго тем временем готовился к побегу. Идеи подкопа, прорыва боем, бегства верхом на Веснушке и победы в честном бою над Альзой не выдержали полевых испытаний и были отброшены, как абсолютно провальные. Но этим солнечным осенним утром мальчиком овладела новая идея.
  - А почему ворон называют жадными птицами? - задала Прия двадцать второй на сегодня вопрос.
  - Во-первых, не жадными птицами, а птицами жадности, - поправила Альза.
  - А почему так, а не этак?
  - Не знаю, - пожала плечами Альза. - Так говорят. А во-вторых: потому что они крадут все, что не прикручено. Прямо напоминает кого-то. А, Яго?
  - Они были ничейными, - фыркнул Яго, пальцы продели концы бечевки в дырки по периметру парусиновой пластинки. - Нужно было следить за троном, Ваше Высочество.
  - Так, - Прия хлопнула в ладоши перед носом Яго. - Я больше не могу. А ну рассказывай.
  Яго приподнял поделку над полом. Два криво вырезанных из парусины крыла заболтались в воздухе, как безвольно повисшие листья лопуха. Крылья были разных размеров и формы, но суть передавали весьма точно.
  - Полечу в небо, - провозгласил Яго. Где-то позади уважительно присвистнула Альза. - Хватит с меня этой деревушки. Взлечу, разгонюсь как следует - а потом врежусь в того злого карлика на троне. Там, на Кровоточине.
  Прия покатилась по полу от смеха. Она смеялась беззвучно, и выглядело это так, будто она мечется по укрытым соломой доскам в агонии. Альза всегда резко шикала на них, когда они шумели - а один раз прописала тумака Яго, когда тот взвизгнул после того, как Прия его укусила.
  - Очень интересно! - Прия вскочила с пола с той энергией, которая доступна лишь безумцам и маленьким детям. - Расскажи-ка еще! Карлик, да еще на троне! Ой, подожди, не надо - у тебя нос кажется вырос!
  - Это у кого-то мозги не выросли, - парировал Яго. - Я это, между прочим, не сам придумал. Та женщина так говорила.
  Прия перестала смеяться.
  - Прекрати. Не называй ее так.
  Яго в пренебрежении махнул рукой, углубился в возьню с веревками. Надув губы, Прия походила вокруг него - но не добившись внимания, потеряла интерес и устроилась на ящике возле Альзы, прижавшись к ней локоточком.
  - А тебе снятся сны? - спросила девочка, заглядывая огромными любопытными глазами в спокойное лицо Альзы.
  - Мне? - Альза приподняла нос к потолку, и подумав немного, покачала головой. - Не припомню.
  - Это как?! - Прия ужаснулась, будто Альза сказала, что не любит цыплят или крошечных кроликов. - Всем снятся сны! Даже такому дуралею, как Яго.
  - Эй.
  - Вот например когда мы были в Чернополье, ему снилось...
  Гневный топот сотряс деревянные доски, из ноздрей Яго вырвались струйки дыма. Он попытался дотянуться до Прии, но Альза, орудуя древком вил, не давала подобраться, тыкая то в живот, то в бедро, то в колено юноши. Прия рядышком сучила ножками, поглядывая то с улыбкой на Яго, то - с бескрайним обожанием - на Альзу. Скоро Яго выдохся. Показав язык ухмыляющейся Прие, мальчик задрал нос и прошествовал в другой конец амбара.
  - Сны - это супер-здорово. Как будто ныряешь в другой мир, где все яркое, красивое, а тело легкое, как перышко! Вот например прошлой ночью...
  Прия легла головой на колени Альзы. Темные волосы окружили ее лицо, как лепестки - цветок. Одна прядка коснулась руки Альзы. Сама не зная почему, Альза опустила ладонь на макушку девочки. Не прекращая рассказывать, Прия блаженно опустила веки. Это вышло так естественно, что Альза удивилась: как они обе поняли, что именно нужно сделать? И почему это ощущается так...
  Альза коротко кивала в такт голосу Прии, совершенно не улавливая смысла. В сердце трепетал светлячок. В Кривом Роге была традиция - делиться снами. Обсасывать их, перекладывать то так, то этак. В основном этим занимались девушки, но Альзе никогда не нравилось выслушивать эту чепуху от других. Может, поэтому женщины в деревне и не питали к ней симпатий.
  Но сейчас, слушая щебетание Прии, Альза впервые ощутила интерес ко снам. Может, потому, что интерес вызывала сама Прия.
  - Она и правда их видит постоянно, - подал из своего угла голос Яго. - Больше, чем все в нашей деревне. Я слышал, это очень хороший знак.
  Прия гордо выпятила челюсть, щеки девочки осветил румянец.
  - Так и есть, - она подняла руку, пальчиком коснулась носа Альзы. - Думаю, ты тоже их видишь. Просто не помнишь.
  - Я не вижу снов, - Альза слабо улыбнулась Прие. - Но звучит весело. Надеюсь, и мне что-нибудь приснится.
  - Обязательно, - Прия зажмурилась и широко улыбнулась. - Только... - улыбка девочки померкла. Она смотрела мимо Альзы, на потолок, опутанный бородатой паутиной. - Не все сны... такие. Бывают другие. Плохие сны.
  - Это какие?
  Лицо Прии изменилось. Девочка будто бы подобралась к краю обрыва и с беспокойством заглянула вниз. Помолчав, она сказала:
  - Например позавчера мне снилось, что у луны нет другой стороны.
  Взгляд Альзы чуть помрачнел. Позавчера ей пришлось разбавить настой из сукрови. На обоих не хватало. Наблюдая за детьми ночью с деревянного трона, она видела, как Прия со стонами ворочается в хрустящем гнездышке, выдавливая храпящего Яго наружу.
  - Ты имеешь в виду, вторая сторона в тени? Или там... что? Дырка?
  - Нет, - Прия завертела головой. Голос девочки стал тише. - Ее просто нет. У нашей луны нет второй стороны.
  - Ваа!!! - Яго схватился за волосы, вскочил на ноги. - Я больше не могу выносить всю эту глупость. У меня мозги скукожатся от такой компании. С меня довольно. Пора ввысь, подальше от этих простофиль!
  Подняв болтающиеся как рыбьи плавники парусиновые крылья, он просунул руки в шлейки и затянул узелок на груди.
  - Счастливого пути, - Альза помахала ладонью, когда Яго с грозным видом зашагал к двери. - Передавай привет Кровавому Карлику.
  - Всенепременно, - Яго прошагал мимо двери, сделав вид что тянется к ручке. Он часто это делал, чтобы позлить ее, но в последний момент отдергивал пальцы, щелкая ими и тут же плутовато зыркая на Альзу. Духу схватится за ручку у Яго не хватало.
  Альза наблюдала с едва сдерживаемой улыбкой. Все в амбаре будто наполнилось мягким светом. Клочья свисающей с потолка паутины. Хруст сена под ботиночками Яго. Пофыркивание Веснушки. А снизу на коленях - большие глаза Прии, в которых, как в озере, отражались очертания ее собственного лица.
  - А вот если... - начал Яго мечтательно, но голос его утонул в скрежете скользящей по полу двери.
  
  * * *
  
  Альза не помнила, как произошло то, что произошло. Сердце будто бы взорвалось. Едва укутанная рассветным контуром фигура возникла перед Яго, ставшего вдруг маленьким, словно застывший от вспышки молнии щенок, тело девушки среагировало само по себе.
  Левая или правая? Альза отчаянно пыталась вспомнить.
  Яго будто бы примерз к дощатому полу, дыхание прервалось. Он смотрел на отца Альзы как загнанный лисенок на охотника: сжавшись в комок, не в силах решить, бежать или прижаться к полу. В руках мужчины полосой металла блеснул охотничий кинжал. Рука, державшая нож, плетью висела вдоль худого сгорбленного тела.
  Отец не издал ни звука, но выражение гранитно-серых глаз и застывшая в дрожащей неподвижности маска лица сотрясли Альзу как пощечина. Он сделал шаг навстречу Яго. Движения ускорялись. Пальцы, похожие на узловатые паучьи лапы, ухватили мальчика за запястье и резко сжали.
  Яго вскрикнул, ноги ребенка подломились. Рука с ножом сильнее сдавила рукоятку.
  Тогда-то это и случилось.
  Пространство амбара прорезал поток воздуха. Единственная оставшаяся на вилах игла вонзилась в ногу мужчины и вышла насквозь, выплюнув на листья лопуха перед амбаром порцию дымящейся крови. Паучьи лапы разжались, Яго с грохотом плюхнулся задницей на дощатый пол. Через секунду его подхватили и вынесли из амбара.
  Хриплый крик огласил деревню. Он продолжал тянуться, преследуя Альзу, пока та бежала по улицам Кривого Рога, сжимая под мышкой затихшую в ужасе Прию. Другая рука вцепилась в ладошку Яго. Лишь позже она заметила, что это не ладонь, а одно из крыльев; самого Яго она волокла по земле подобно тряпичной кукле.
  Вокруг, будто бы в ответ на затихающий крик, скрипели замки и с треском разрывались заколоченные ставни.
  Перехватив детей под локти, Альза бежала вдоль покосившихся домов. Ее тянуло вниз, воздух раскаленным металлом заливался в легкие. Она бежала и бежала, пока под ногами глухим стуком не отозвался разбитый камень Животракта. Первый столб с Потерянным. Лишь достигнув его, Альза посмела оглянуться.
  Вдалеке, в желтоватой рассветной дымке, в их сторону ковыляла одинокая фигура. Ее походка казалась нелепой, почти комичной: деловой старичок спешит под крышу от внезапного ливня. Альза поставила детей на дорогу. Руки какое-то время отказывались разогнуться.
  - Оно видит, всех видит! - Существо в клетке на столбе Животракта вскочило на ноги и забилось о прутья. Ржавые цепи заскрежетали, из струпьев на локтях и коленях существа заструился по коже желтый гной. - И тебя, мразь, и меня! И кровавого царя! Никто не скроется от мертвого глаза! Твари! Воды! Воды мне!
  Альза прошла мимо Потерянного, вопящего, что он горит заживо. К ее ногам прижималось два мокрых комочка, но Альза не понимала, что это за ощущение и откуда оно взялось. В груди девушки пульсировал адреналин. И еще не наступивший шок от понимания, что только что рухнула вся ее жизнь. Вся ее несовершенная, паршивая, тяжелая, глупая, измазанная пылью, дерьмом, блевотой и кровью жизнь - но все-таки жизнь.
  А там, куда сейчас шла Альза, жизни не было. Была лишь Тишина. Тишина, которая кричала ей в лицо.
  Она вздрогнула и наконец опомнилась: крики шли из ржавых клеток вдоль Животракта, а теплыми комочками у ног были дети. И Прия, и Яго беззвучно ревели, прижимаясь к бедрам, пряча лица от оскаленных зубов и воплей Потерянных. Руки Альзы опустились и легли на головы детям. От прикосновения волны ужаса, бьющие в сердце, чуть ослабли .
  "Все будет хорошо", хотела сказать Альза. Но вырвавшись наружу, слова прозвучали совсем иначе.
  - Нам нужно идти.
  Дети послушно поплелись вперед, но сама Альза не смогла сдвинуться с места. Она смотрела на далекую фигуру, семенящую по дороге, сжимающую пальцами штанину, мокрую от крови.
  Правая.
  Альза посмотрела на свои руки. Руки, лишившие отца последней здоровой ноги.
  Прия подошла, и не переставая плакать, взяла Альзу за палец и потянула за собой. Яго сделал то же самое с другой рукой. Его измочаленные крылья лежали на обочине дороги как раздавленная повозкой птица.
  Какое-то время отец еще следовал за ними.
  Затем он прислонился к столбу с клеткой Потерянного. Издалека Альза видела, как человек в клетке что-то кричит ему, но отец смотрел только перед собой - на дочь, которая убегала по Животракту. В опущенных плечах не было угрозы. От вида этих плеч у Альзы сдавило горло. Фигурка позади становилась все меньше. Когда Альза оглянулась в последний раз - позади виднелось лишь крохотное пятнышко человека, сидящего на краю дороги. И хоть глаз уже не различал деталей, Альза знала: человек неотрывно смотрит в ее сторону.
   

   Читать следующую главу
   

   Обложка Истериума
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"