Аннотация: Верстовский на перепутье. Перед ним открылось столько путей, от чего голова идет кругом. Но судьба рассудила иначе. И строптивого журналиста увозят в неизвестном направлении. Прода от 16/10/2017
Глава 15. Перекресток семи дорог
Открыл глаза и не смог сразу понять, где нахожусь. Вокруг простиралась только тьма, глубокая, пугающая своей бесконечностью. И сколько я не вглядывался, лишь от напряжения очертания ее начали клубиться, словно густой дым.
Запах крашеного дерева, пыли, как бывает в старых деревенских домах. Сквозь серую дымку проступил мутно-белым пятном квадрат окна и стропила на потолке. Повернул голову -- в глаза бросился электронные часы с датой -- 28 июля ... года. Значит, я вернулся в Россию. И теперь в доме Кастильского. Судя по времени, провел я в ином мире всего пару часов, не успев отлежать бока.
Но пока я ощущал себя здесь лишь частично, большая часть моего сознания по-прежнему пребывала в прошлом, в отделении нью-йоркского банка на пятой авеню, в хранилище, где я сцепился с одним из бандитов.
Силищей он обладал неимоверной, и откуда только взялась в таком тщедушном теле? Толчок и стол с грохотом отлетел в сторону, как пушинка. Парень насел на меня сверху, придавил рукой горло. Но теряя сознание, я дотянулся до его лица и просто ткнул пальцами в нос. Не ожидал он, совсем не ожидал такого. Хватка ослабла на миг, и я вцепился ногтями в глаза, начал царапать ему лицо. Бандит взвыл и отпустил меня, а я пружинистым движением спихнул его с себя. Перекатился в сторону и вскочил на ноги. И выбросил вперед не кулак, а ладонь. Ребром нанес удар по шее. Отпрыгнул в сторону. С перекошенным от злости или обиды лицом, он размахнулся. Широко, от души, но я успел поднырнуть под него и вмазал ему ногой по голени. А когда враг согнулся, со всей дури обрушил кулаки ему на голову.
Мотнув башкой, он пошатнулся, согнулся, но тут же выпрямился. Взмах. Яркие вспышки из глаз могли зажечь нехилый стог сена. Резкая боль в скуле ошеломила, оглушила. Заставила потерять контроль буквально на миг. Бандит кинулся ко мне и врезал под дых. Я задохнулся. И через мгновение уже лежал на полу. Пытаясь увернуться от ударов ботинком. В живот, грудь. Отморозок безжалостно молотил меня, как мешок с картошкой. Тьма окружила меня, заклубилась фиолетовым туманом, прошлась волнами. И я решил поначалу, что это померк разум.
Но тут понял, что это не обморок, погасли лампы. В меня будто ударил шквал ветра. И я едва не оглох от оглушительного душераздирающего вопля, смахивающего на вой раненого зверя. Продрал мороз по коже, ноги ослабли и дрогнули в коленях. Не представляю, как мог так кричать человек. Наверно, так вопят грешники в аду, когда их поджаривают на огромных сковородах черти. Или еретики, которых святая Инквизиция сжигала живьем на кострах.
Сердце колотилось как бешеное, металось по грудной клетки, весь я покрылся липким потом, а по спине пробежали горячие струйки.
Отдышавшись, я попытался рассмотреть, что же произошло. Но тут замерцал болезненно-красный аварийный свет, выхватывая ужасающую картину.
Бандит лежал на спине, лицо искажала предсмертная судорога, глаза круглые, выпучены, словно от невыносимой боли. Затаив дыхание, я осторожно приблизился, оглядел его.
Мёртв. Это было понятно не только потому, что лежал он неподвижно, как каменная глыба. В его груди зияла здоровенная дыра. Словно какая-то жуткая тварь вырвала ему сердце.
Три трупа. Банковский служащий, обмякший как ворох тряпья у стены. Амбал с пулей во лбу. И еще этот отморозок с дырой в груди. Картина вырисовывалась замечательная. Я понимал, что нужно уносить ноги, как можно скорее.
Выбросив из мешка барахло из ограбленных ячеек, я засунул туда портфель с материалами Стэнли и вышел в коридор. Шаги. Кто-то, не стесняясь, громко впечатывая шаг, направлялся сюда. Но кто? Полиция? Или один из бандитов?
Я юркнул назад в хранилище. Схватив с пола нейлоновый чулок, натянул на голову. И потащил по коридору мешок.
Из-за поворота показалась фигура. Судя по очертаниям, обрисованным жидким светом аварийных ламп, плечистый, коренастый, роста среднего, но явно не хлюпик. Стараясь делать как можно меньше лишних движений, я вытащил из кобуры револьвер, сжав в руке, завел за полу пиджака.
-- А это ты, Серый? -- бандюган остановился около меня. -- А остальные где?
В голосе звучала подозрительность. Но я надеялся, что в полутьме коридора я смогу ввести бандита в заблуждение.
-- Бориса жаба задушила, -- я постарался ответить глухо и хрипло. -- Он решил взять всё.
Я деланно хохотнул.
Но амбал отшатнулся, его правая рука нырнула в карман пиджака. Но первым сделал ход я. Нажал на спусковой крючок, не вытаскивая револьвера из-за полы. Выстрел. Ещё один.
Мужик взмахнул руками, будто хотел взлететь, тихо ойкнул и осел на пол. А я не таясь, вытащил револьвер. Барабан провернулся со щелчком. Осечка!
Держась за правый бок, бандит потянулся к карману. Кто кого? Ударил в барабанные перепонки резкий хлесткий звук выстрела. Яркая вспышка на миг озарила и запечатлела в памяти, как на фотопленке, длинную узкую кишку коридора, выкрашенные болотного цвета краской ребристые стены, плиты на полу из фальшивого гранита, светло-серого в крапинку. Грязно-белый потолок с прочерченной зигзагом трещины.
Выстрел отбросил бандита на пол, а я мгновенно оказался рядом и вогнал пулю в упор ему в лоб. Контрольный выстрел.
И только после этого позволил себе расслабиться, успокоить сердце.
Прокрутив назад всю сцену, я проанализировал ситуацию. Да, рисковал я здорово. Был на волоске от гибели. И только навыки Стэнли помогли мне выжить: мой бравый ирландец был метким стрелком с отменной реакцией. Если бы у меня дрогнула рука, грабитель успел бы вытащить оружие и просто расстрелял бы меня в упор.
Перед мысленным взором вспыхнули воспоминания, как я снимался в фильме Верхоланцева, играл гангстера, который грабил банк. Чёрт возьми, я стал настоящим отморозком, убийцей. Но только не в вымышленном мире кинематографа, а здесь в реальном мире. Но ни малейших угрызений совести не испытал, лишь азарт, кайф, будто удачно прошёл квест в игре.
Обыскав бандита, я стал обладателем массивного кольта 45-го калибра с рукоятью, отделенной резным деревом. Этот "зверь" славился потрясающей убойной силой и оглушительным звуком выстрела.
Схватив мешок с портфелем, я потащил его по коридору. Выглянул из-за угла. Damn it! В зале оказалось еще двое гангстеров с чулками на голове. Они стояли спиной друг к другу, держа под прицелом перепуганных насмерть посетителей -- девушку в плаще мышиного цвета, седого сутулого мужчины в сером костюме. И замерших за стойками банковских служащих. У дверей я обнаружил смахивающих на кучу синего тряпья охранников -- так что тот парень, у которого вырвали сердце, волновался зря из-за убийства служащего банка. Остальных его подельников не смущало вероятность знакомства с "Old Sparky". Они пришили охрану, не задумываясь.
Заметив меня, один из них, худой, длинноногий парень, опустил пистолет и направился ко мне. Бросил резким фальцетом:
-- Где остальные? Чего возитесь? Уходить надо.
-- Сейчас придут. Добычу тащат, -- сказал глухо, стараясь имитировать голос одного из подельников.
-- А-а, -- протянул он снисходительно и в то же время с удовольствием. -- Много набрали. Понятно.
Он наклонился над мешком, раскрыл горловину. И получил пару пуль в живот.
Оставшийся бандит резко обернулся, в руке блеснул кольт, и дуло с бездонной черной дырой, направленным прямо на меня. Я упал на пол, перекатился в сторону, за длинную конторку у стойки. И пули лишь выбили фонтанчики каменных осколков рядом.
Поднял руку с револьвером. Щелчок барабана. Гангстер выгнулся назад, смешно и неловко взмахнув длинными руками, заплясал тарантеллу под грохот выстрелов, отдававшихся эхом под сводами. Замер на миг и с тихим стоном свалился ничком.
Отдышавшись, я встал на ноги, снял чулок и вытер им мокрое лицо. Оглядел притихших, испуганных людей. Сил сказать что-то, приободрить у меня уже не осталось.
Страшный грохот у входа. Все затряслось, едва не свалились круглые часы с римскими цифрами, висящие над входом. Словно стадо бизонов ворвалось с полдюжины копов. Ощетинились винтовками, как дикобраз иглами. Идиоты. Я стоял перед ними один-одинешенек, беззащитный, безоружный. Разве я представлял хоть какую-то опасность?
-- Эй, ты! Руки за голову. На пол!
Ну, разумеется, бравая полиция сумела прибыть только под занавес. Да еще с такой помпой, что были бы бандиты живы, перестреляли заложников в два счёта.
-- Да это я! Стэнли! Кристофер Стэнли! -- опустив пистолет, я широко улыбнулся и пошёл навстречу копам. -- Это я их всех...
-- Руки вверх, кому говорят! -- истошно завопил подскочивший ко мне поджарый парень.
Лицо белое, глаза выпучены, пухлые, как у девочки губы, тряслись. И руки, держащие массивный кольт, ходили ходуном.
Хлынула в душу злость и обида. Я один положил целую банду, а этот белобрысый щенок обращается со мной, как с дерьмом.
-- Да это я их уничтожил! Я! Стэнли!
Страшный удар приклада в лицо расколол сознание на мириады ослепительных осколков, поплыли перед глазами красные, синие круги. Зашатался пол под ногами. Приступ тошноты скрутил желудок, и я провалился куда-то в глубокий бездонный колодец.
Воспоминания оборвались. Присев на кровати, я тяжело опустил плечи, сунув сложенные ладони между ног. Уставился на узор плохо пригнанных досок пола, в щелях которых забилась многолетняя пыль.
Ну что за эпик фейл?! Оставались минуты до моего триумфа, когда я вышел бы из здания банка с портфелем в руке и тут на тебе. Всё полетело к чертям собачьим! Документы Стэнли могут оказаться в руках кого угодно, полиция может приобщить их к делу об ограблении, они сунут свой нос в них и всё -- пиши пропало. Найдется человечек, который сообщит куда надо и материалы -- тю-тю. И, кроме того, меня могут обвинить в том, что я -- участник банды. В полиции умели развязывать языки. А там ещё осталась несчастная Лиз в руках бандитов и Франко. Но вот за итальянца я волновался меньше всего. Он вывернется из любой ситуации. Или своими силами или благодаря его дяде -- боссу мафии Карло Моретти.
Ну как же мне не повезло! Я добрался до окна, шлепая голыми ногами по приятно холодящим деревянным доскам. Отсюда открывался живописный вид на лес, с шумящими дубами, березами и осинами. Как я отвык от этого в каменных джунглях проклятой Америки.
Одевшись, вышел в коридор, спустился вниз и прошел до кабинета Кастильского. Постучал. Колдуна могло не быть дома, мало ли куда он уехал. Возможно, придётся ждать, когда он сможет перенести меня обратно в прошлое.
Но к моему удивлению из-за двери я услышал знакомый голос:
-- Входите, Олег!
На миг я растерялся, мысль просвистела в голове -- откуда Касьян знал, что за дверью стоял именно я? Да чёрт всех дери! Он же ясновидящий! Настоящий. Столько лет заниматься этими паранормальными штуками и не верить в мистику!
В кабинете Кастильского всё было по-прежнему. Как в музейной усадьбе мебель из красного дерева давила на мозги мрачным видом, но стеклянные дверцы шкафов с книгами радостно ловили солнечных зайчиков.
Кастильский поднял на меня взгляд тёмных глаз и улыбнулся, как другу, с которым давно не виделся.
-- Садитесь. Судя по всему, ситуация осложнилась. Рассказывайте.
Я опустился в продавленное кресло, обитое темно-коричневой кожей, напротив стола колдуна. Помолчал, собираясь с мыслями.
-- Я нашел материалы Стэнли...
-- Это хорошая новость, -- качнул одобрительно головой.
Захлопнул книгу, которую читал до этого. Очки в черной пластиковой оправе, сидевшие у него на кончике носа, снял, аккуратно вложил в футляр. Руки с по-старчески узловатыми пальцами сложил перед собой.
Я рассказал Кастильскому о том, что за мной шпионят, о встрече с детективом, заварушке в банке, о похищении Лиз и оборотне, что напал на меня. Колдун внимательно слушал, но, кажется, совсем не удивлялся. Глаза порой туманились, будто он уходил куда-то в свой далекий и недоступный мне мир, чтобы переварить всё факты.
-- Вот и всё, Касьян. Я -- клинический идиот и законченный неудачник! -- тяжело вздохнув, я откинулся на спинку кресла. -- Фиаско! Полное. Быть в шаге от победы и потерять всё!
-- Вы слишком строги к себе, Олег. Не вижу повода для уныния. Вы вернетесь обратно, и всё поправите.
-- Вы сможете меня туда отправить? Или опять придётся ждать, когда кто-нибудь попытается меня убить. Как всё это осточертело!
Он повертел в руках тяжелый латунный конус на длинной цепочке. Подвесил его в руках и задумчиво понаблюдал за круговыми движениями. Вначале он просто качался, как маятник, но затем начал кружиться вокруг оси, все быстрее, быстрее. Пока не остановился и повис неподвижно.
-- Нет, Олег, пока отправить вас назад не могу. Что-то случилось с вашим сознанием. Какие-то ниточки оборвались. Возможно, ваш герой пребывает сейчас в нестабильном состоянии. И вмешиваться я не могу. Это может убить и вас. Навсегда.
Я тяжело вздохнул, покачался в кресле, не зная, что сказать. Но в душе шевельнулась предательская радость.
-- Может быть, мне вообще не возвращаться? -- вырвалось у меня автоматически.
-- Вы не верите, что сможете распутать это дело? Или чего-то боитесь? -- он пристально сузил глаза, проник внутрь моего сознания, и я ощутил себя неуютно, словно лежал совершенно голым на операционном столе, а маститый хирург изучал мои внутренности.
Я вскочил с места, отошел к окну, отсюда виднелся каменный горбатый мостик через речушку. Обступившие берега осины и березы с белеющими стройными стволами. И тоска сжала сердце. Родина! Так много она начинает означать там, в чужом и чуждом мире.
-- Ну, так что? В чём дело?
-- Дело в том, что материалы, которые собирал Стэнли, записаны секретным кодом, и я не знаю, сколько убью ещё времени, чтобы найти ключ.
-- Кодом? Вы не смогли запомнить хотя бы пару фраз из текста? И написать мне. Ну, хотя бы приблизительно.
-- Запомнить? -- я развернулся и сложил руки на груди. -- Да я в точности могу воспроизвести первую страницу! У меня феноменальная память.
-- Это прекрасно, Олег. Прекрасно. Напишите.
Он со скрипом открыл ящик стола, вытащил пухлую папку и пару листов бумаги.
-- Садитесь за мой стол и пишите. Не буду вам мешать. Постарайтесь вспомнить, как можно точнее символы.
Он тяжело, как-то совсем по-старчески, встал. Запахнув потёртый атласный халат и, чуть прихрамывая, направился к креслу. Присел и, будто со скрытым осуждением, обронил:
-- Звонила ваша жена. Она беспокоится. Вы не отвечаете на звонки. Я не стал ей говорить, что вы здесь.
Эти слова заставили меня испытать укоры совести -- реально совсем забыл о Милане. Но надо признаться, Лиз смогла заслонить её, вытеснить из души.
-- Спасибо, Касьян, -- лишь буркнул я, склонившись над столом.
Напряг все извилины, чтобы вспомнить ту страницу из гроссбуха Стэнли и на удивление быстро она всплыла перед мысленным взором даже с теми же грязными пятнышками и неровностями коричневатой бумаги. И я начал быстро покрывать бумагу символами, один за другим. Рука плохо слушалась -- отвык писать ручкой, всё больше работал на клавиатуре. Хотя в ином мире приходилось записывать много информации в репортерском блокноте, но там я использовал навыки Стэнли, и рука совсем не уставала. А тут я выдохся быстро. Взяв свою писанину, которая выглядела, как детские каракули, с безнадежностью посмотрел на свет. Обмахнулся, как веером. Какой смысл в этой графомании?
-- Вот, Касьян, что смог вспомнить.
Я вышел из-за стола, передал исписанный непонятными закорючками, лист бумаги. И присел на край стола, сложив руки на груди.
-- О, понятно, -- Кастильский поднял одну бровь, губы раздвинула добродушная улыбка, разгладились глубокие морщины у глаз, словно он увидел что-то давно забытое, но знакомое и родное.
-- И что это?
-- Это разновидность наречия утмари.
-- Утмари? Индейцев?
-- Да, но только племени, которое жило на территории Мексики.
-- Но насколько помню, в Мексике говорят по-испански. И все наречия имеют родство с испанским. А здесь почти ничего общего.
-- Вы знаете испанский? Хорошо. Вам это пригодится.
-- Для чего? -- изумился я. -- Придётся ехать в Мексику? Этого еще не хватало! Но зачем Стэнли записывать информацию на языке этих... как их... утмари?
-- Это не совсем их язык. Это тайный код, тайнопись, созданная на основе этого наречия.
-- Почему именно этого?
-- Носителей этого наречия больше не существует. Они всё были уничтожены испанскими конкистадорами. Индейцы утмари не стали на их сторону, как остальные мексиканские племена, которые хотели, чтобы испанцы помогли им победить ацтеков. Хотели собственной свободы. И от испанцев, и от ацтеков. Их свободолюбивый дух жаждал этого. В итоге они предпочли умереть. В бою. Но мы отвлеклись. Так вот, Олег. Используя это наречие, был создан тайный язык. И Стэнли его знал.
-- Тайный язык? Неужели это один из языков, на котором общались масоны?
-- Почти. Действительно эти коды использовало тайное общество. Но не вольных каменщиков. Масоны -- это скорее декоративное общество. Они устраивают парады, таинственные обряды посвящения...
-- И руководят всем миром, -- ухмыльнулся я.
-- Нет-нет, Олег, не слушайте глупые обывательские разговоры. Масоны долго создавали такое впечатление. Но на самом деле...
-- Так что там написано? Вы поняли? -- совсем не вежливо я перебил его.
Ненавижу слушать о тайных заговорах, масонах, мормонах.
-- Разумеется. Точный и подробный перевод я вам сделаю. Там дается список лабораторий, организаций, фамилии ученых и специалистов, которые участвовали в создании некого вещества под кодовым названием YZ-51.
-- Это то, что надо! -- внутри меня всё завибрировало от нетерпения, нахлынуло страстное желание, что греет душу любого мало-мальски амбициозного репортера, создать убойную сенсацию. -- Вы знаете о проекте МК Ультра?
-- Да, разумеется.
-- Это он и есть? Как вы считаете?
-- Да, похоже.
-- Но тогда мне не нужны материалы Стэнли! -- я стукнул кулаком о ладонь. -- Не нужны! Я просто закажу в библиотеке все рассекреченные материалы по этому проекту и опишу их в своей книге. Как вам такая идея?
-- Вряд ли это сработает, -- Касьян охладил мой пыл. -- Насколько я понял, вы находитесь в альтернативном мире. Названия лабораторий, имена ученых, политиков, замешанных в этом деле, могут разниться. Понимаете? Это может быть вообще параллельное течение событий. Материалы вам нужны не для того, чтобы разоблачить этих людей. Здесь, и так уже всё известно. Вы должны расчистить путь наверх, в высшие эшелоны власти. А для этого этот текст нужно расшифровать полностью.
-- Ну, хорошо, -- я слез со стола, пытаясь унять нарастающее в душе раздражение. -- Вы сделаете перевод, я его запомню, вернусь...
-- Здесь только малая толика всей информации. Только пара имен, названий.
Безнадёга. Из моей груди вырвался такой тяжелый вздох, что казалось сердце разорвется от тоски.
-- Я могу перемещаться из одной Вселенной в другую. Запоминать страницу за страницей и давать вам.
-- Олег, ваш разум не выдержит подобных издевательств над собой. Вам необходимо найти переводчика там, в ином мире.
-- Где я его найду? Безнадёжно. Всё безнадёжно.
-- Не впадайте в отчаянье. В середине прошлого века в Мексике жила ясновидящая синьора Адаманта. Она знала этот язык.
-- Но она там, в другой Вселенной, может жить вовсе не в Мексике, или ее вовсе никогда там не существовало. Или могут звать иначе. И даже, если она реально живет в Мексике, и я найду её, как она поверит мне? Если она из вашего этого тайного общества? Приду и скажу -- так, мол, и так. Я от колдуна Касьяна Кастильского из двадцать первого века. Смешно.
-- Понимаю ваши опасения. Но, увы, ничего другого предложить не могу. Кроме того, она реально обладала силой ясновидения, так что сможет понять, кто вы и откуда.
-- Нет бы ей жить где-нибудь поближе, -- проворчал я. -- Например, в Лас-Вегасе.
-- Хотите туда съездить?
С трудом приподняв грузное тело, Кастильский перебрался за стол, и со вздохом опустился в кресло.
-- Да, мечтаю. Хочу сыграть по-крупному. Ну и послушать там Дина Мартина или Синатру.
-- Синатра начнет выступать в Лас-Вегасе лишь в 1953-м. Вам придётся подождать.
-- Да, чёрт возьми, я застрял в этом проклятом 52-м. Так и хочется перепрыгнуть вперед, лет на 5, а то и десять.
-- Сразу в Белый дом? -- усмехнулся, но по-доброму, Кастильский. -- До этого ещё далеко. А "Крысиная стая" в Лас-Вегасе начнет выступать ещё позже.
Какая-то мысль промелькнула в голове и пропала, оставив неприятное чувство, что я забыл о чём-то важном. Что-то связанное с Синатрой? Нет, не с ним. С итальянцами? Мафией? Ах, да!
-- Касьян, у меня есть еще один вопрос. Можно листок бумаги?
Кастильский пододвинул стопку, выложил ручку.
-- Что может означать вот такой рисунок? -- я сделал набросок.
Колдун лишь бросил взгляд и тут же изменился в лице, нахмурился.
-- Где вы видели это?
-- У одного человека я видел кулон на шее. Такой овальный, плоский. Цвета... -- я задумался. -- Скорее темно-серого. Будто черненое серебро. Нет, скорее это похоже на какой-то сплав.
Кастильский решительно встал. Подошел к одному из шкафов, из его недр на свет божий появился фолиант в коже, тисненной потускневшим золотом.
-- Вот это вы видели?
На желтоватой, покоробленной от времени, странице, в стилизованных клубах дыма, в которых угадывалось изображение дракона, художник нарисовал высокого мужчину в плаще до пят. На другой странице был изображен овальный кулон, который я увидел у Франко, пока тот спал.
-- Если это не украшение, а настоящий амулет, то этот человек принадлежит Ордену Чёрного Дракона, -- объяснил Кастильский.
-- Он заключил сделку с силами Тьмы? Как Мельгунов?
От воспоминаний о мегазвезде российского кино передернуло, и тошнота прилила к горлу. Неужели Франко такой же подонок? И собирает души, чтобы получать от Тьмы славу, деньги, власть?
-- Нет. Скорее всего, заключил сделку не Франко, а какой-то его предок. У того, кто заключил этот договор, амулет цвета красного золота. У его потомков цвет кулона серебристый, более тусклый. Сила эта проявляется, когда обладателю исполняется двадцать семь лет. У кого вы видели эту вещь?
-- У Франко Антонелли. И у меня были видения, в которых он превратился в дракона.
-- Он вам угрожал?
-- Нет. Мы просто ехали с ним. Обрушилась тьма и Франко обратился в дракона. Но это был лишь сон. Ночной кошмар. Потом я проснулся и обнаружил, что лежу на кровати.
-- Понятно. Вряд ли реально Антонелли может обращаться в другое существо. Он лишь использует силы Тьмы, а уж ваше воображение дорисовало остальное.
-- Значит, он всё-таки мерзавец. Такой же, как Мельгунов.
-- Не думаю, Олег. Больше того. Скажу, что Франко борется с этими силами, чтобы они не поглотили его душу. Он друг Стэнли, и ваш теперь. И надеюсь, будет вам полезен. Не отталкивайте его.
Горячность, с которой Кастильский защищал Антонелли, удивила меня. Также его защищала Лиз. Но она хорошо знала итальянца, а Касьян понятия не имел, кто такой Франко Антонелли.
Мы договорились с Кастильским, что он займётся переводом текста, который я успел запомнить, и решил прогуляться по Дальноморску. Вспомнить былое, что называется.
Городок не хранил и следа тех странных событий, в эпицентре которых я оказался, когда Верхоланцев снимал здесь свой шедевр. Вернее, не так. Перенести сюда съемки заставил продюсер Розенштейн, "тетя Роза", чтобы занять актёров в смертельном шоу.
Но сейчас всё выглядело мирно и спокойно. Как любой курорт его заполняли толпы отдыхающих. Семейные пары -- мужья, щеголявшие пивными пузами, их расплывшиеся, рано состарившиеся жёны, одетые пестро и безвкусно. И куча измученной жарой ребятни.
Помнится, мои родители так же возили меня совсем еще маленького на Чёрное море. Им приходилось выстаивать громадные очереди в какую-нибудь местную столовку или кафе, чтобы с боем добыть еду. Чаще всего рыбу, жаренную на прогорклом масле, мерзкий запах которого вызывал у меня стойкую тошноту. Или что-то повкусней -- оладьи со сметаной. Пока родители парились в ожидании того счастливого момента, когда их пустят, наконец, в святая святых -- к стойкам раздач, я наслаждался свободой, ловил кузнечиков в тени платанов и кипарисов.
Блуждая по улочкам городка, я вновь ощутил слежку, кто-то неотступно шёл за мной. Демонстративно попадался на глаза с завидной и раздражающей регулярностью. Не пытался подойти ближе и поговорить, но и не прятался. Пару раз я применил известные, но довольно простые приемчики, и сумел разглядеть шпиона. Но мне это ничего не дало -- я не знал этого человека. Неприметная внешность, худощавый, с бритой или лысой, несмотря на молодой возраст, головой. В светлом полотняном костюме.
На ум пришли слова Франко, что подобные "шпионы" отвлекают от настоящих соглядатаев. Неприятно кольнул страх в солнечном сплетении. Заслышав, как постукивая на рельсах, шумно подходит трамвай, я не ускорил шаг, но как только он остановился на другой стороне улицы, ринулся через мостовую и запрыгнул на ступеньку.
Двери с лязгом закрылись, и я со злорадством наблюдал, как мой преследователь проводил меня растерянным взглядом. Стало даже жаль его.
Проехав несколько остановок, я углядел в переулке кафешку в ретростиле, с полотняным полосатым навесом, витрину украшал плакат, стилизованный под 50-е -- улыбчивая девушка указывала на чашечку кофе. Не хватало только цены в пять центов. Выскочив на остановке, отправился туда.
Внутри оказалось даже уютней, чем я предполагал. Звучала негромко музыка, не современная -- тупая и бестолковая, а для души. Пел Макар с оркестром креольского танго, труба виртуозно выводила мелодию, время от времени вступал саксофон.
После жаркого дня было так приятно погрузиться в прохладу, вдохнуть аромат хорошего свежесваренного кофе, ванили и каких-то специй, пряных, щекочущих ноздри.
Публики было немного, видно цены не устраивали отдыхающих, которые стремились всё урвать по дешёвке.
Когда я с комфортом устроился в углу на кожаном красном диванчике, рядом мгновенно нарисовался худенький мальчик-официант в темных брюках, белой рубашке и фирменной жилетке, на которой был изящно вышит золотыми нитками вензель с названием кафе.
Ого! Это я хорошо зашёл. В меню значилось больше дюжины разных видов кофе. И я заказал по-венски, с ромом. Через несколько минут передо мной красовался большой стеклянный бокал, увенчанный белоснежным айсбергом из сливок. И это стоило этих денег. Кофе был обжигающе горячим, а ром, благородно оттенявший его вкус, очень крепким.
Вытащив мобильник, ужаснулся. Семнадцать пропущенных звонков от Миланы! И когда она умудрилась столько сделать?
Нехорошие предчувствия не обманули -- моя женушка пребывала в скверном настроении, голос звенел металлом, как церковный колокол на похоронах.
-- Ну, наконец-то, ты вспомнил, что у тебя есть жена. А то, что она волнуется и переживает, тебе, конечно, плевать.
-- Милана, я говорил тебе, что занимаюсь одним делом...
-- Ты уже им не занимаешься, -- резко перебила она меня. -- Весь Серпухов обсуждает теперь твою деятельность.
-- Какую?
-- Какую?! В детдоме! Где ты работал "под прикрытием". Ты и так нажил себе кучу врагов! А тут ещё и это! Хочешь кончить, как Михаил Бекетов?
Как хлыстом слова ударили резко и болезненно. Бекетов был одним из тех, кто пытался защитить реликтовый лес в Химках от вырубки, когда строили дублёр Ленинградки. Писал статьи в городской газете. Его избили так, что он стал полупарализованным инвалидом и вскоре умер. Я рассказывал об этом Милане, но не думал, что она запомнит это имя.
-- О чём ты? -- я пытался сдержать раздражение, но оно вылезало из меня, как тесто из кастрюльки.
-- А ты не знаешь? О, как это удивительно. Где же ты был, дорогой мой? Полиция расследует смерть твоей подружки Элеоноры Матвеевой...
-- Смерть? -- сердце нехорошо ёкнуло.
-- А ты не знал? -- издевательский смешок Миланы резанул слух. -- Как стра-ран-но, -- протянула она. -- И ты не в курсе сногсшибательных новостей? Которые сделали тебя самым известным репортером в городе, а может и в стране. Как же так? Где же ты был, милый мой? На необитаемом острове? Сообщаю -- твоя тайна раскрыта! Всё знают, что ты работал в детдоме. Теперь туда нагрянули проверяющие. А ты даже не в курсе этого? Удивительно. Просто удивительно. Не понимаю, как тебе это удается?
Почему-то я ощутил облегчение, моё притворство закончилось. Муки совести я испытывал только из-за Норы. Я не смог её защитить.
-- Милана, я был занят другим делом...
-- Другим? О-о-о. И каким же делом ты был занят, интересно?
Она не слушала меня, зудела назойливо и раздражающе, как комар. Насмешки, злые издёвки сыпались одна за другой. Она словно мстила мне за что-то. А я представлял её, стареющую красавицу, всеми силами она старалась оставаться свежей и привлекательной. В кино, на телеэкране, на красных дорожках кинофестивалей и в многочисленных телешоу Милана могла соответствовать образу гламурной дивы. Но я-то знал ее другой, такой, какой она просыпалась со мной по утрам. Без макияжа, без шикарного платья. Уже немолодая женщина, с опухшими веками, исчерченными синими прожилками, скорбными морщинками у рта, поплывшим овалом лица, и далеко не девичьей обвисшей грудью. Время не щадит никого.
-- Милана, давай разведёмся, -- вырвалось у меня.
В трубке повисло молчание, лишь откуда-то издалека шёл звук её дыхания, едва слышный, но в нём ощущалось, что для неё это предложение оказалось неожиданным, и в то же врем ожидаемым.
-- Ты хорошо об этом подумал? -- спросила она строго, и добавила со смешком, скорее горьким, чем злым: -- Семейная лодка разбилась о быт, -- проронила с сожалением и, кажется, еще мгновение и она пойдет на попятную, вспомнит что-то хорошее, что было в наших отношениях. Но одна за другой падали секунды, всё больше и больше отдаляя нас друг от друга.
Брачного контракта мы не заключали, мне не хотелось чувствовать себя на содержании звезды нашего кино с её бешеными гонорарами. И я не жалел об этом. Никогда. Ни тогда, ни сейчас.
-- Хорошо. Я оформлю бумаги.
Я был свободен. Свободен от всех условностей, от своей очередной роли "засланного казачка" в детском доме, от унизительного титула мужа Миланы Рябининой, снедаемой меня ревности к ее фанатами. И досады, что я не дотягиваю до высшего уровня.
Стоило отключить телефон, как поплыл хрипловатый голос Макара:
Если сто раз с утра всё не так
Если пришла пора сделать шаг
Если ты одинок
Значит, настал твой срок
И ждёт за углом
Перекрёсток семи дорог...
И когда вышел из кафе, в голове крутилась эта песня и, казалось, под её сопровождение я всё больше и больше отдаляюсь от прежней жизни в России, рву одну за другой ниточки, связывающие меня с ней. И от этого становилось легко, и то же время неуютно, словно я стоял на палубе теплохода, отходившего от причала куда-то в неведомую, но призывно зовущую меня даль.
И тут я обнаружил на другой стороне улицы моего преследователя. Он разговаривал по телефону, но заметив, что я смотрю на него, ухмыльнулся и спрятал мобильник. Застыл, не сводя с меня пристального взгляда.
Что тут повлияло больше -- нелегкий разговор с уже бывшей женой, изнуряющая жара после умиротворяющей атмосферы кафе, или слишком крепкий ром в кофе, но сдержаться я больше не смог. Демоны, хохоча и кривляясь, выскочили наружу, надавав по мордам моему ангелу-хранителю, который совершенно безуспешно пытался остановить меня. Но не сумел. Ярость или пары крепкого алкоголя ударили в голову -- ходит тут за мной по пятам какой-то засранец! Я не выдержал и ринулся опрометью через улицу. Надвинулся на парня:
-- Ты что следишь за мной, сука?! Говори, сволочь!
Толкнул к стене дома. Навис над ним.
-- Тихо, не двигайся, -- хитро оскалился он, показав мелкие, как у хорька, зубы.
В его руках сверкнул нож, острое лезвие ткнулось мне в грудь. Это взбесило, вывело окончательно из состояния равновесия. Только что я уничтожил целую банду, а этот крысеныш смеет угрожать мне перочинным ножиком! Да еще держит его по-дилетански, выставив руку вперед, словно так и ждёт, чтобы я выдернул его.
Предплечьем я оттолкнул его руку и обрушил удар на запястье. Приём простейший, но эффективный. Парень выронил нож, взвизгнув, как болонка, которой отдавили хвост, закатил глаза. Схватив за ворот, я чуть придушил противника, и от души врезал ему. Отлетев в сторону, тот упал. Встав коленом на его грудь, занес над физиономией кулак.
-- Кто тебя послал, сволочь? Говори! Говори!
-- Да пошёл ты! -- прохрипел он, пытаясь вырваться.
Жахнул его по роже, но ублюдок успел отвернуться. И со всей силы я припечатал костяшки пальцев об асфальт. Руку будто проткнули раскаленной спицей, и на миг я ослабил хватку. И тут же обожгла боль в паху -- мерзавец заехал мне коленом. Сбросил с себя. Я упал навзничь, приложившись затылком об тротуар. Аж брызнули из глаз слёзы. Сука!
Противник навалился на меня сверху, нанося быстрые и беспорядочные удары. Я уперся ему в грудь и как только он зазевался, нанес точный хук в челюсть. Такой мощный, что пацан ослабел, затряс головой. Отшвырнул его и вскочил. Но парень быстро пришел в себя, кинулся ко мне в ноги, сбил. Пыхтя и матерясь, мы начали кататься, колошматя друг друга от души.
Видно рядом собралась толпа, краем уха я слышал, как зрители радостно свистели, улюлюкали, орали, как на стадионе после виртуозно забитого в ворота мяча.
Но долго это красочное зрелище продолжаться не могло.
Нарастающий шум приближающейся машины. Завизжали тормоза. Хлопнула дверь, топот ног. Кто-то схватил меня сзади, заломил руки, потащил. В бессильной ярости я что-то кричал, матерился. Размахивая руками, пытался вырваться. И только когда защелкнулись наручники и меня, мокрого и обозлённого, впихнули на заднее сидение машины с синей полосой и надписью "Полиция", наконец, я замолк. Пытался отдышаться, успокоить сердце.
Твою мать, когда не нужно, менты пребывают как "Сапсан" по расписанию, будто только и ждут, когда я с кем-нибудь сцеплюсь на улице.
И тут я понял, какой я идиот. Полнейший. Это была ловушка. И она захлопнулась. Рядом плюхнулся мой соглядатай. Без наручников. Зло ощерился и ребром ладони с оттяжкой нанёс удар мне по шее. Брызнули искры из глаз. Я свалился вбок, ударившись виском о металлическую окантовку двери.
-- Хватит, Лысый, он нам нужен живой, -- с переднего сиденья пассажира обернулся мужчина. Темно-синий деловой костюм, отлично сшитый, лицо плоское и широкоскулое, восточного типа, выбритый до синевы тощий и кривой, как сабля, подбородок. Взгляд темных узких глаз насмешлив.
-- Сука, он мне зуб выбил! -- проблеял парень. -- Ну, говнюк! -- врезал мне локтем под ребра, аж дыхание перехватило.
-- Хватит, я сказал, -- строго и жестко добавил мужчина, и мой противник сразу скуксился, обмяк. -- Держи, -- протянул устройство, похожее на медицинский пистолет.
Укол в шею, лёгкий, едва ощутимый, будто укусил комар, и сознание стало мутнеть. Обтянутый серой тканью потолок расплылся в клубящийся туман, и я с головой утонул в нём. И последнее, что я запомнил, машина, сжигая шины, рванулась с места, вжав меня в сиденье.