На пляже, залитом солнцем, вот уже несколько часов лежал молодой человек с книгой. Его пляжная экипировка была спартанской: полотенце, постеленное на гальку, рядом - шлёпанцы, футболка и шорты. Книгу он читал неторопливо, иногда откладывая её в сторону, то ли думая о написанном, то ли отдыхая от оного. Иногда, ложась на спину, он закрывал книгой лицо от знойного солнца.
Когда жара становилась невыносимой, он вставал, подходил к морю, медленно входил в воду и вдруг, стремительно прыгнув вперёд, легко, как бы порхая, плыл. Движения его были отточены. Проплыв метров тридцать-сорок "дельфином", он переворачивался на спину, затем плыл брассом и возвращался к берегу кролем. Даже неподготовленному наблюдателю в его движениях было видно мастерство пловца-профессионала.
Друзья должны были подъехать на отдых после соревнований из другого города и ждать его в Симферополе, но встреча не состоялась. Теперь наслаждение ласковым морем и неповторимыми скалами стало главной целью его пребывания в Крыму.
Вадим, а парня звали именно так, распластанный на гальке в полной расслабленности, вдруг почувствовал рядом со своим лежбищем лёгкую поступь. Он невольно приподнял закрывающую лицо книгу и увидел нечто. Оно прошло рядом, нет, пролетело, как комета, как искра, от блеска которой тайно или явно проснулось всё мужское население пляжа. Это была прелестная девушка, если сказать одним словом - амазонка. Всё в ней, от распущенных волос, лишь чуть прихваченных плетёным обручем, воздушного платья, подчёркивающего стройную спортивную фигурку, до сандалий с блестящими тесёмочками, перехватывающими нижнюю часть загорелых голеней, - было гармонично.
Он присел и зачарованно посмотрел ей вслед. Девушка подошла к берегу, скинула платье и, поднявшись на небольшой голыш, артистично прыгнула в воду. Она плыла правильным, "поставленным" кролем. Вадим встал, загипнотизировано подошёл к морю и поплыл вслед.
Он плыл, не зная зачем, не зная о чём он будет говорить. Когда она остановилась, он был рядом. Девушка была очаровательна, но неблагосклонна.
- В каком городе готовят таких великолепных пловчих? Почему-то я вас на всесоюзных соревнованиях не встречал, - прерывисто дыша, спросил Вадим.
- А не в каком. Я местная, - ответила она, повернув в сторону берега.
- Да быть такого не может, я же тренер по плаванию и знаю, что такой кроль можно поставить только в бассейне.
Она взглянула на него с некоторым интересом.
Дальше плыли молча. На берегу он вызвался проводить её. Она вежливо отказалась и гордой походкой направилась в сторону посёлка. Вадим, растерянно глядя ей вслед, осознал, что даже не спросил её имя.
Трёх дней валяния на пляже и трёхсот страниц книги Горького "Жизнь Матвея Кожемякина" хватило молодому человеку, чтобы понять нудность книги и вновь почувствовать себя москвичом, сыном большого людского муравейника.
-Пора идти на танцы! - отчеканил себе план действий Вадим.
На символическом помосте санаторной танцплощадки, около колонок и стола с магнитофоном, деловито хозяйничала группа ребят. Среди них единственной девушкой была она. Наблюдая за ними, за их простым и привычным общением, Вадим понял, что девушка действительно местная. У них был свой постоянный круг, устоявшийся и закалённый в калейдоскопическом потоке отдыхающих.
Вадим, улучив момент, пригласил её на танец. Она не возражала. Выяснилось, что зовут её Галя и что она ждала этого приглашения. Это был удивительный танец, вокруг них образовалась как бы двуединая аура. Он чувствовал её необъяснимое влияние на себя, изучающее внимание, будто она идентифицировала его, как пришельца с другой планеты. Молча улыбаясь, на него поглядывала девчонка, кажущаяся мудрой богиней.
- Чему вы улыбаетесь? - спросил он.
- Вам не кажется, что мы странная пара? - ответила она вопросом.
Вадим попытался взглянуть на происходящее со стороны. Действительно, они были очень разными. Он высокий, она миниатюрная, несмотря на пышную грудь, кажущаяся хрупкой. Во время танца её лоб был на уровне его груди. Но это был именно тот случай, когда в маленькой женщине - женского больше, чем в иной большой...
- И всё же, если я попробую за вами ухаживать? - спросил он.
- Попробуйте, - улыбнулась она.
Музыка прекратилась, и она упорхнула к своим. Вадим чувствовал её юность, органичность её натуры, кажущуюся зрелостью, чувствовал её индивидуальность и загадочность. Он испытывал сильное влечение... Но ясно стало и другое: настоящей любви не будет, а лёгкой - не склеится. После танцев, уходя, он помахал ей рукой, она отзывчиво, будто извиняясь, помахала в ответ ...
За день до отъезда Вадим столкнулся с ней нос к носу.
- Здравствуй, Галя. Как говорится, хорошего понемножку... Я завтра уезжаю.
- Уже.... Как время летит, но ты, кажется, его зря не терял ... - лукаво улыбнулась она.
- Но с тобой мы были бы странной парой, - парировал он.
- Это уж точно.... - Она протянула ему руку, он с готовностью её принял. - Как точно ты сказал: "хорошего понемножку". Ты не представляешь, как сложно оставаться собой, когда вокруг постоянно праздник,... праздник чужих жизней....
- Ты завидуешь?
- Нет, нисколько, просто всё это расслабляет... Ребята у нас становятся безвольными, как студни.... Тебе это не грозит - это зараза для местных.... Приезжай ещё.
- Обязательно, если обеспечишь размещение. Нет, серьезно, оставь координаты...
Она продиктовала свой адрес, а он свой телефон:
- Будешь в Москве, звони.
***
И она позвонила. Нежданно-негаданно, почти через полгода, когда за окном стоял стылый московский ноябрь.
- Галя? Из Крыма? Ты здесь, в Москве? Привет, вот так неожиданность.... Давай встретимся, где ты?
Он не знал зачем, вернее, знал, что совершенно ни к чему эта встреча. Подумал о той, другой, с которой встречался уже несколько месяцев, которая была живой и настоящей. И всё же, магия неизжитого впечатления и молодцовский пыл толкали его на встречу с Галей.
Он увидел её первым. В лёгкой шубке, тёмном капроне и модных сапожках на ногах она была шикарна.
- Зачем я ей понадобился, она же примадонна? - подумал Вадим.
Галя приветливо поздоровалась. На улице было гадостно, и Вадим повёл её в бар гостиницы "Москва". Они уселись за уютным маленьким столиком. Пили коктейль под жареные орешки. Завязался светский разговор ни о чем. Потом говорили о смысле жизни, о роли женщины и мужчины в семье, о том, кто голова, кто шея.... Общались легко, но всё-таки в этой встрече было какое-то напряжение, что-то необычное. Вадим не чувствовал познавательного интереса к своей персоне, у неё была какая-то прагматическая цель, направленная в себя.
Он встал, подошёл к барной стойке, чтобы заказать что-нибудь. Галя смотрела на него и думала: "Да, он вполне приятен, симпатичный, нормальный парень, не зверёк ... С ним хорошо здесь,... а лучше бы с Серёжкой..."
Сизый сигаретный дым напоминал ей такой же бар, только в Ялте, тот трепетный поцелуй руки, то замечательное состояние счастливой дурашливости...
"Интересно, что сейчас делает Сергей, думает ли обо мне? Ах, зачем я здесь с этим парнем?" - вздрогнула Галя и рассеянно посмотрела на подошедшего с коктейлем в руках Вадима.
- А почему мы такие грустные? - спросил он как бы у ребенка.
Она ответила. Вадим сделал скептическую гримасу, выражая мнимую удаленность названного места.
- Ты знаешь, это очень далеко, - серьёзно сказал он. - Есть другой вариант. Мои знакомые уехали на неделю и оставили мне ключи от квартиры. Это недалеко, ты можешь переночевать там, а я тебя провожу...
А это удобно? - нерешительно спросила Галя.
- Без проблем, - ответил он.
Как почуявший добычу охотник, Вадим проявлял сильное рвение. Всю дорогу он развлекал её дежурными анекдотами, с готовностью подхватывал интересующие её темы. Гале его незатейливая болтовня даже нравилась. Однако, войдя в квартиру, она почувствовала растерянность и сомнение.
Оставив её у зеркала в прихожей, Вадим занялся приготовлением чая. Войдя в комнату и осматриваясь, она скрестила руки, обняв себя за плечи и втянув в них голову, то ли ещё ощущая уличную сырость, то ли от внутреннего неудобства. После чая они сидели на диване, чай немного согрел и расслабил их. Она была совсем близко, но бесконечно далеко. Привлекательная и неприступно-надменная
... Вадим нерешительно обнял её.
- Галь, ты мне очень нравишься, - шепотом сказал он, придвинувшись лицом почти к её щеке.
Она молча смотрела перед собой. Он чувствовал сковывающую неловкость. Она была воплощением живой загадки: сначала позвонила ему, теперь - здесь, у него, но странно замкнутая в себе...
- Ну, кто же так ухаживает? - вдруг сказала она, разорвав возникшую паузу.
Вадим растерялся, почти размяк: "Что она подразумевает: мою застенчивость или наглость?.." После мучительной заминки Вадим придвинулся к ней плотнее.
- Хорошо, я исправлюсь, - прошептал он, поцеловав её в щёчку и мысленно призвав себя к решительности.
Найдя правой рукой пуговицу на поясе юбки, он расстегнул её.
- Я не знала, что ты такой... - сказала она, вцепившись пальцами в его руку.
Вадим внезапно и резко потянул юбку вниз.
- Осторожно, порвёшь! - вскрикнула она.
После пятиминутного потешного сражения юбка оказалась на полу. Галя была взволнованна, это было заметно даже в полумраке. Но прислонившись к ней, к её щекам, он не чувствовал ответности. ...Но она была так хороша, как никто и никогда. Он потянул вниз колготки, они затрещали...
- Что ты делаешь, идиот, ты же рвёшь их!
Она приподнялась, помогая ему снять колготки. Её тело, её женственность, соединенная с задиристым мальчишеством, сводили его с ума. Он с силой потянул блузку... Она, боясь, что он порвёт блузку, сняла её сама.
- Ну, что дальше? - с вызовом спросила она.
- А дальше то, что я от тебя без ума, - сказал он и повалил её на диван.
Она вдруг испугалась. Он чувствовал это, но остановиться уже не мог.
- Что ты делаешь, мне нет ещё восемнадцати лет, - с надеждой на спасение выдохнула она.
Вот она, близкая, изумительно красивая, ещё вчера обитавшая русалкой в тёплых воспоминаниях о морских волнах.... Она в его объятиях - осознавал он, понимая, последним лучиком мысли, невозможность изменения, предрешенного желанием, хода событий.
- Подлец, негодяй, я же не хочу, отпусти меня, - запаниковала она, скованная его силой.
"Зачем же ты приехала сюда?" - думал он, отмахиваясь от оскорблений.
Она отчаянно сопротивлялась, но он ловко схватил её за руки, завёл их за спину и навалился. Она безрезультатно пыталась отстраниться.... Вдруг он почувствовал её. Почувствовал всю, неожиданно трепетную и пылкую. Она хотела его, хотела плотью, без притворства, скорее всего, изнемогая, зачем-то сопротивляясь при этом до последней возможности.... Всё сошлось разом, как прерванный взмах к совершенству, восторг смешался с отчаянием.... Напряжение стремительно достигало своей высшей, иссякающей точки...
Она вздрогнула, и вдруг расхохоталась.... Он недоуменно приподнялся над ней.
- И ты считаешь себя мужчиной? Да ты в подмётки не годишься Сергею, - влепила она ему словесную пощёчину.
Вадима охватило бешенство. Будто затыкая рот, он опустил ей на лицо раскрытую ладонь, машинально стиснул его, поворачивая и сминая.
- Замолчи, дрянь, чего же ты припёрлась сюда? - обида так и жгла его.
- Ничтожество, подлец, - тихо причитала Галя, униженная его силой.
Вадим поднялся с дивана с ощущением внутренней мерзости. Замерев в растерянности, он не знал, как поступить.
- Прости, я не хотел так ... - сдавленно сказал он. - Я тебя совсем не понимаю.
Она встала, подошла к окну, взяла сигарету и закурила. Даже после происшедшего, на фоне проникающего в комнату света уличных фонарей, бросалась в глаза её потрясающая красота. Исчезнувшее время вернулось, напоминая о себе ходом будильника и выдохами сигаретного дыма. Оно услужливой, универсальной промокашкой, впитывало в себя выплеснутое беспамятство и неизбывную, кровяную сущность жизни.
- Ты извини, - сказала она спокойно, - я во всём виновата, просто хотела себя проверить, испытать себя.
Вадим, ожидая объяснений, истуканом сидел на кровати. Она неторопливо подошла к своим вещам и стала одеваться.
- Видишь ли, я безумно люблю одного человека, люблю больше самой себя. Зовут его Сергей. В Москву я, собственно, к нему приехала. Здесь, в Москве, с ним я стала женщиной...
Вадим чувствовал ужасный дискомфорт, эти подробности раздражали его.
- Ты же хотел понять меня, - продолжала Галя, не глядя в его сторону. - Так вот, помимо того, что я люблю его, я поняла, что мне очень нравится быть женщиной, любить мужчину вообще, чисто физически...
За окном продребезжал запоздалый трамвай. Всё было будто вне реальности, как во сне. Несмотря на озлобление, он с удивлением понимал, что она ему интересна. Ничего подобного он не испытывал, и не предполагал испытать.
- Я пообещала ему вчера, что буду верна ему и никогда не изменю...
- Понятно,.. а в кролики ты выбрала меня. Молодец, замечательно, - с напускной казённостью перебил её Вадим.
- Да, я хотела пройти всё до конца... Почти до конца. Я хотела проверить себя. Раздеться, быть с тобой рядом, хотеть тебя, но вовремя остановиться...
- А обо мне ты подумала, да ты...
- Замолчи, ты сам животное, ты меня просто раздавил, смял, изнасиловал.
Вадим насторожился, вспомнив её слова, что ей нет ещё восемнадцати лет, и затих.
А она вновь удивила его своей проницательностью:
- Нужен ты мне... Спи спокойно, - бросила она, направляясь в прихожую.
Когда она уже надевала шубу, он подошел к ней:
- Куда ты пойдёшь в два часа ночи? Останься, приставать не буду...
Она стояла у окна и смотрела в хмурую московскую ночь.
"Такая маленькая и гордая пичуга", - подумал Вадим.
Его не покидало ощущение, что всё это было у неё по-настоящему... И рассказанное, почти легенда, - не розыгрыш.
- Чай будешь? - спросил он.
- Буду...
После чая пришла тихая усталость, Вадим разделся и лёг в постель.
- Извини, завтра на работу.
Она упорно стояла у окна: спать можно было только в одной постели.
- Галь, ложись, приставать не буду, честное слово, - сказал он, пытаясь верить своим словам.
Он лежал и думал о ней. Он не мог не думать об этом привлекательном существе, лежащем с ним под одним одеялом. О чём думала она, лёжа на боку спиной к нему, ему было неведомо.
- Галь, я весь измучился... - наконец жалобно пропел он.
Она молчала. Он чуть придвинулся к ней. Опять тишина... Ощущая тепло её тела, он осмелел, осторожно обнял её и придвинулся ближе. Она не шелохнулась...
Всё было молча, деловито, без эмоций, словно их души вышли из тел для того, чтобы стеснённо и скорбно наблюдать за животной страстью со стороны. Затем, в дремотном забытьи каждый думал лишь о себе... Пока ночную тишину не разорвал звук первого трамвая и нового, ещё не истраченного, дня.