Tomson Jonny : другие произведения.

10 дней генерала Старыгина. (5 дней)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
Оценка: 8.51*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Генерал-майор Старыгин (из ДОН-16), со своей дивизией встает на пути вермахта. Окрестности Могилева, июль 1941... Обновление от 29 12 2014. Еще три дня добавлено. Блитц-кригом по блитц-кригу! Наш ответ Моделю.

Десять дней генерала Старыгина.

День первый, 28 июля 1941.

   После того как Старыгин прибыл в распоряжение генштаба РККА, он был направлен на продолжение службы в N-ский механизированный корпус. Предыдущий командир 18-ой моторизированной дивизии генерал Елистратов пошел на повышение, и на его место назначение получил наш новоиспеченный генерал.
  
   Три дня Старыгин провел с семьей в далекой деревушке в Приморье, жена генерала Мария Антоновна, родом из этой деревушки. Познакомились они в Москве в 1932 году. Генерал (тогда еще просто капитан РККА) в столице был делегатом на армейском совещании, и решил прогуляться ночью, подышать воздухом. Когда Старыгин пересекал перекресток у гостиницы, его слух встревожили крики о помощи. Мария Антоновна (Тогда еще просто Маша Караваева) возвращалась от однокурсницы, все-таки лето, и студентки педагогического института, готовились к сессии. Тут и поймали ее трое хулиганов, чего же они хотели от девушки, уже никто не помнит, потому что поспешивший на помощь бравый капитан разделал хулиганов как бог черепаху. Хулиганы сбежали скорость противопоставив решительности и напору красного командира, а Маша... А Маша познакомилась Ваней, с ее Ваняткой.
  
   И тут, как всегда нежданно, но ожидаемо, нагрянула любовь, молодые люди провели два дня вместе, бравый красный командир повсюду сопровождал Машеньку. И в университет и в общежитие, короче везде Машеньке сопутствовал успех в обличьи бравого капитана РККА, и только поздним вечером, Иван Анисимович уходил в гостиницу, нравы тогда были строгие, да и Машенька воспитана в строгих правилах, так что ребята расстались (временно) нецелованными. Капитана, после совещания перевели служить на Дальний Восток, а Машу после окончания института так же направили по распределению в ее родной район. А какие-то сто-двести километров разве расстояние для любящих сердец? Вот и Старыгин улучив время, летел на крыльях любви к Маше (временами признаем, банальнейше самовольно), а Маша в свою очередь с началом каникул так же летела к своему Ване-Ванятке. Прошло два года романтических свиданий и ровно два десятка страстных целомудренных поцелуев, и Иван Анисимович, в ЗАГСе сочетался законным браком с Машей. Началась жизнь командирской жены, то есть разъезды по стране за своим командиром РККА, женитьба направила карьеру Ивана, в нужное русло и капитан скоро стал майором, затем подполковником, ну и полковником. За прошедшие годы у Ивана да Марьи родилось трое деток: первенец, спокойный и рассудительный Иосиф (в честь товарища Сталина), затем хохотушка и резвушка Вера (в честь Веры Засулич), ну и напоследок Мария Антоновна подарила уже подполковнику Старыгину непоседу Игната. Первенец родился еще на Дальнем Востоке, а два последующих ребенка осчастливили чету Старыгиных уже в Белоруссии (тогда еще только левобережной). Полковник во главе своего подразделения отправился освобождать украинцев и белорусов от тяжелого польского гнета, и первое письмо, отправленное Старыгиным Маше было датировано 18 сентября 1939 года.
  
   После окончания освободительного похода полковник Старыгин получил назначение в Брест, в новый пункт географии Советского Союза. Иван Анисимович честно служил Родине на данном месте, повышая боевой дух и выучку своих красноармейцев. И действительно бойцы полковника Старыгина впоследствии, прославили свое имя, вместе с другими воинами Брестской крепости, своей беззаветной борьбой против гитлеровских захватчиков.
  
   Десятого июня 1941 года, Мария Антоновна выйдя в отпуск (учебный год закончился) отправилась с восьмилетним Оськой, пятилетней Верой и годовалым Игнатиком в Приморье, к своим родителям. Марья Антоновна не хотела расставаться со своим Ваняткой, но Иван Анисимович настоял, мотивируя это тем, что дед Антон и баба Нюра соскучились по внукам. Родители Марии Антоновны на самом деле, почти два года не видели Оську и Веру, а о существовании Игната знали только из писем и телеграмм.
   Конечно, кроме Машеньки у Антона Никифоровича и Анны Станиславовны были и другие дети, и внуки, но те были рядом. Старший брат Марьи Антоновны Сергей Антонович вместе с женой и тремя сыновьями жили в районном центре, в ста километрах от родительского дома, а младший брат Василий Антонович со своей женой Ниночкой и дочкой Шурочкой и вообще жили с родителями. То есть родители Маши не были одинокими и брошенными, но все равно все внуки сладки.
  
   Только успела телеграммой Марья Антоновна сообщить, что часть Старыгинской семьи достигла пятистенка деда Антона, как началась война, двадцать первого июня Иван Анисимович получил телеграмму, а на утро получил войну. И сразу разрушилась в одночасье построенная годами тяжелого труда народа жизнь. В первый же день войны Иван Анисимович увидел кровь, смерть, потерю друзей, но на душе у него была лишь тихая предательская радость, успел, успел он Машу с ребятами отправить. А на второй день Старыгину было уже не до воспоминаний, гитлеровцы нажимали и нажимали на крепость, бросая в бой тысячи своих остервенелых от нацистской пропаганды солдат. Бойцам полка, которым командовал Старыгин, стало сразу не хватать боеприпасов, оружия, провианта и даже воды. Склады с оружием и боеприпасами, провиантом, горючим и обмундированием погибли от налетов авиации, обстрела артиллерии и даже действий диверсантов. На седьмой день войны, Старыгин да и все вокруг, поняли, что надежды на скорый приход РККА нет, и всем суждено или погибнуть, или попасть в позорный плен. Отчаянье придало сил бойцам, и сопротивление врагу только усиливалось. Всех удивил батальонный комиссар Берштейн, будучи раненым, тщедушный очкарик Иосиф Берштейн своим наганом и саперной лопаткой убил пятерых австрийских гитлеровцев из 45 пехотной дивизии, и сам пал смертью храбрых на поле боя.
  
   И когда, казалось бы, защитники крепости потеряли все надежды, неожиданно 2 июля, на десятый день героической обороны, пришла помощь. Уже не оставалось ни одного человек, кто не был хотя бы легко ранен, уже патроны давно кончились, и когда стала кончаться надежда пришла полупартизанская часть РККА.
   Данная часть была стихийно организована из окруженцев и освобожденных из плена красноармейцев. И объединившись бойцы из крепости и бойцы полупартизанского соединения, начали крошить и кромсать попадавшиеся на пути гитлеровские части. Затем соединение, командование над которым принял Иван Анисимович, установило связь с Москвой и получило добро, на диверсионные действия в тылу противника. Буквально через две недели успешных действий центр внезапно отозвал Ивана Анисимовича, и так Старыгин оказался в Москве. В центре на тот момент нужны были командиры, показавшие себя в самый трудный период, имеющие опыт победной борьбы с гитлеровцами. Ровно три дня Ивана Анисимовича проверяли, и он писал пространные отчеты, обо всем, что происходило с ним и с доверенной ему частью с утра 22 июня и до 17 июля. Затем приказом командования Старыгин получил отпуск (а на тот момент легче было получить звезду Героя, чем отпуск), и на самолете ГВФ отправился в Приморье, к семье. А при возвращении его ждало назначение в N-скую моторизированную дивизию Западного фронта.
  
   Знакомство с дивизией Старыгина не вдохновило, согласно, штатного расписания в дивизии должно было быть более одиннадцати тысячи человек. В реальности в дивизии Старыгина оказалось почти десять тысяч человек.
   По штатному расписанию в моторизированной дивизии Старыгина должно было быть:
   258 танков, 51 БА, 12 152мм гаубиц, 16 122мм гаубиц, 16 76 мм пушек, 30 45мм ПТО, 8 37мм зенитных пушек, 12 ДШК, 12 82мм минометов, 60 50мм минометов, 80 станковых пулеметов, 367 ручных пулеметов 1587 автомашин 128 тракторов и 159 мотоциклов. То есть целая армада техники, которой можно и нужно было бить врага.
  
   Из всего этого блеска и великолепия у Старыгина в наличии было:
   164 танка, причем это были БТ-7 23 штуки, БТ-5 38 штук, БТ-2 39 штук, плавающие Т-38 18 штук, и 46 Т-26 (12 штук двухбашенный пулеметный вариант).
   Бронеавтомобили в наличии имелись лишь наполовину, 20 БА-10 и 5 БА-20.
   Гаубиц так же досталось ровно в два раза меньше, чем полагалось, да и 76мм пушек тоже оказалось всего 8, зато сорокопятки были все в наличии.
   Зенитных пушек не оказалось вовсе, но ДШК оказалось на удивление, как и полагалось 12 шт. Зато видимо отсутствие 37мм зениток компенсировалось четырьмя полуторками с сдвоенными пулеметами "максим" в кузове. И этому больше всего радовался Старыгин, все таки двадцать зенитных стволов, хоть чуть, но прикроют дивизию с неба (от неба). Ибо оно, когда то такое родное, теперь превратилось в вотчину гитлеровских стервятников.
  
   Батальонных минометов оказалось так же меньше, всего 8, да и ротных тоже был недостаток вместо полагавшихся 60 в дивизии их было всего 38. Зато максимов станковых оказалось как положено, но ДП всего 217.
  
   Из положенной полторы тысячи грузовиков, в наличии было лишь четыреста с чем-то мобилизованных из народного хозяйства полуторок, зисов и других друзей колхозника, причем в каком году и какой страной выпущены те или иные раритеты, не знал никто. Может еще в тихом 1913 году, на этих механических одрах перевозили грузы, по Руси...
   Трактора имелись только у орудийных расчетов, ну и мотоциклов было 54 штуки.
  
   Но не это было самым больным ощущением, что получил Иван Анисимович от знакомства с дивизией, только 30% командиров были кадровыми, а остальные были учителя, агрономы, землемеры, даже секретарь горкома партии (капитан Старовойтов, доброволец). Если бы до первого боя у Старыгина было бы недели две, то он успел бы подготовить командиров, но не дано было это. Да и красноармейцы на 40% были новички, ребята добровольцы, которые еще не постигли азы воинской службы.
   Вот такая 18-ая моторизированная дивизия получилась.
   Сколько же из них погибнет, в этот злой для нашей Родины год, - думал Иван Анисимович.
  
   Уже 28 июля бойцам пришлось занять позиции чуть западней Могилева, механизированный корпус генерал-лейтенанта Лебеденко (в составе которого была дивизия Старыгина) заняла оборону в 40 км восточнее Могилева. То есть не весь корпус, а только дивизия Старыгина, обе танковые дивизии корпуса, погибли, пытаясь пробиться к блокированным в котле бойцам и командирам 61 корпуса, остатки корпуса вывели в тыл на переформирование, и только дивизия Старыгина осталась на фронте. В это время в окружении изнемогали бойцы и командиры 61-го стрелкового корпуса, теряя личный состав в тщетных попытках пробиться к нашим.
  
   Старыгин совместно с начальником штаба полковником Антоновым Виталием Александровичем, изучив результаты разведки, решили на опасном направлении подготовить эшелонированную оборону. С одной стороны зоны ответственности дивизии было болото, с другой лес, а между этими естественными преградами восемь километров смерти. На которую и нацелены гитлеровцы, потому разработали следующую систему обороны:
   Четыре линии окопов, вторая линия запасная, если невозможно станет удерживать первую линию, то бойцы должны будут организованно отходить во вторую линию. Третья и вторая линии это уже получается линии обороны второго эшелона. Причем Старыгин настоял, чтобы были отрыты именно окопы полного профиля, а не стрелковые ячейки, по Брестскому опыту Старыгин знал, что бойцы должны иметь чувство локтя. Ведь в ячейке боец одинок, и остается наедине со своими страхами, как при бомбежке так и при артналете. Позиции гаубиц вынесены за 6 км от передовой линии, пушки и ПТО находятся на положенном им уставами расстоянии. Танки и бронеавтомобили притаились с лесу. В случае прорыва немцами позиций пехотинцев, бронемашины должны ударить во фланг. То есть перемолоть наступающего противника, и потом ударить танковыми клиньями во фланги, побежит немец, на его плечах прорваться на помощь 61-му корпусу.
  
   Над позициями дивизии Старыгина (да и соседей) утюжила рама, высматривал соглядатай фашистский, но его не достать, и потому полетав немецкий самолет, убирался восвояси. Наверно торопился доложить своему командованию результаты разведки. Комдив надеялся, что предпринятые меры по маскировке, да и ложные брустверы-окопы введут в заблуждение фашистов.
  
   Справа от МД Старыгина оборону заняла СД полковника Завьялова, из стрелкового корпуса генерала Георгадзе. Слева вгрызлись в родную землю бойцы СД генерала Толоконцева, из того же корпуса. Завьялова Иван Анисимович помнил еще старшим лейтенантом, давным-давно в тридцатые годы служили они в одном полку. Толконцев же из царских офицеров, то есть человек опытный, при царе поручика не всем давали, да и Георгиевский крест, да еще какой-то орден Российской империи у Толоконцева были. То есть служака Толоконцев опытный.
  
   Так как оборону необходимо держать вместе, поэтому надо было съездить посовещаться с соседями. Можно конечно послать делегата связи, но Старыгин с давних времен предпочитал личное общение. Генерал поставил задачу роте разведки, по сбору информации, необходимо знать точно, кто противостоит дивизии, да с какими силами, потому необходим был язык званием не ниже обер-лейтенанта. Озадачив разведчиков, Старыгин направился в расположение стрелковой дивизии генерала Толоконцева, и три бронеавтомобиля фыркая двигателями, отправились в путь.
  
   После долгого и обстоятельного разговора с бывшим поручиком царской армии, а ныне генерал-майором РККА Николаем Леонидовичем Толоконцевым, Старыгин отказался от ужина, и тепло попрощавшись с командиром СД, отправился к уже бывшему сослуживцу Димке Завьялову. Полковник Завьялов внешне точь-в-точь былинный Илья Муромец, такой же степенный и огромный, да и голос маршальский. Когда охрана, посмотрев документы все таки допустила Ивана Онисимовича к штабу стрелковой дивизии, из избы исполняющую военно-полевую роль штаба вылетел расталкивая всех Дмитрий Севостьянович:
   - Ванька, чертяка, я слыхал, что ты сосед, но не думал, что ты придешь первым. Все-таки генералом стал, обогнал по звездочкам старого однополчанина. Думал возгордился генералишко, так нет ты так и остался прежним Ваней. Как Маша, как детки?
   И Старыгин почувствовал как его ребра, позвоночник и остальные кости трещат, от медвежьих объятий своего старинного сослуживца.
   - Димка-Тиски (прозвище Завьялова с тех еще пор), ты сейчас дивизию без командира оставишь, отпусти экий ты чертяка однако.
  
   И Завьялов отпустил Ивана Анисимовича, затем комдивы вошли в хату, где был накрыт стол, видимо Завьялов с штабом собирались ужинать (а может и специально для Старыгина накрыли). Во время ужина командиры вспоминали 1930 и 1931 года, когда они служили вместе, Завьялов рассказывает как он жил и служил с тех пор, а из угла комнаты на красных командиров с одобрением смотрел святой Николай Мирликейский, со старинной иконы. Затем Старыгин рассказал, что пережил сам, а после они обсудили взаимодействие, и договорились установить телефонную связь между дивизиями. Точно такой же договор был заключен и между Старыгином и Толоконцевым, и о том, что телефонная линия протянута и проверенна, сообщил капитан Идрис Гарифулин, командир роты связи дивизии, прибыв в расположение соседей. Гарифулин с двумя автоматчиками прибыли на мотоцикле, и тут же получили задание установить связь так же и с дивизией Завьялова.
  
   Затем связисты остались у коллег из завьяловской дивизии, а броневики с охраной из комендантской роты, увезли генерал-майора РККА Старыгина, обратно на НП дивизии. По дороге перед глазами Ивана Анисимовича стояли дети и жена майора Ахундова, погибшие в первый же час войны, под бомбежкой. Что-то пытался сказать ему ординарец казах Канбаев, но генерал не расслышал слова Канбаева, да и тот не решился переспросить.
  
   Когда Старыгин вошел в штаб навстречу ему выскочил командир второго полка подполковник Саркисянц, и доложил ему о готовности полка и вообще обстановку.
   - Товарищ Саркисянц, как вы собираетесь воевать?
   - До последней капли крови, товарищ генерал.
   - Я не о том, вы и на передовой будете таким же красивым?
   - Не понял товарищ генерал?
   - У вас форма издалека кричит врагу "мой хозяин командир", и противник будет снайперски выбивать в первую очередь командиров...
   - Товарищ Антонов, - позвал начальника штаба Старыгин.
   - Начальник штаба дивизии по вашему приказанию прибыл, товарищ комдив, - доложил, мгновенно материализовавшись пред очами командира Антонов.
  
   - Слушай Виталий Александрович, распорядись, что бы с сего момента, каждый командир ходил в форме рядового красноармейца. Петлицы перешить на простую форму, а то попрут на нас немцы, и начнут в первую очередь выбивать командиров. А мы все наряжены как гусары-уланы на балу у этого, как его там графа Растопчина.
   - Хорошо товарищ комдив, передам приказ начальнику службы тыла, о замене обмундирования командиров, разрешите выполнять?
   - Да, Виталий Александрович, а я пойду спать, утро вечера мудреней.
   И Антонов, тем же макаром, каким мгновенно материализовался, дематериализуется, исчезнув с целью выполнить задание комдива.
  
   Иван Анисимович прошел в избу, там его ждала классическая купеческая кровать (с блестящими металлическими шишечками), ее красноармейцы комендантской роты раздобыли в этой же деревне, других приспособлений для сна в избе в комнате не было, и Старыгин раздевшись, лег на эту мещанскую кровать. В это время Канбаев зашел за распоряжениями, и комдив попросил разбудить его в 5 утра. Правда не сказал, что может и сам проснется, Канбаев тихо пытаясь не скрипеть половицами, вышел из светлицы, и Старыгин мгновенно провалился в царство Морфея, единственную монархическую территорию, оставшуюся на территории СССР.
  
  

День второй, 29 июля 1941.

  
   Утро началось с петушиной тревоги, ну или скажем с петушиной побудки, и направлявшийся будить генерала Канбаев столкнулся с Старыгином в дверях. Генерал успел, оказывается уже встать и одеться, во дворе хаты генерала ждал рядовой из комендантской роты с роскошным рушником и кувшином колодезной воды. Умывшись Старыгин, решил пройтись по позициям, осмотреть готовность бойцов, вначале генерал прошелся по окопам второй линии обороны, для маскировки их рыли ночью, и в двадцати - тридцати метрах от окопов разбили ложные позиции пехоты. То есть неглубокие окопы, но с огромными вычурными брустверами, пусть хоть как то это обезопасит бойцов. Артиллерия противника, возможно примет брустверы за позиции и нанесет удар по ним, а там никого-то и нет, у истинных окопов второй линии как раз брустверов-насыпей нет.
  
   Ну вроде все готово, к первой линии соваться нет резона, убьют еще немцы, причем это не трусость генерала не пустила его на позиции первого эшелона. Нет, генерал просто хорошо знал, что происходит с подразделением, если в критический момент убивает командира. Тем более, больше в дивизии ни одного обстрелянного человека, ни одного ветерана боев на Халхин-голе или на Хасане, и ни одного участника советско-финской, даже участников Освободительного похода в дивизии нет. Потому генерал, решил ограничится вторым эшелоном, и пошел в сопровождении верного ординарца Канбаева, обратно в штабную избу, завтракать.
  
   Через полчаса завтрак был окончен, и у всех на лице читалось напряжение, потому как кроме самого Старыгина, никто еще в бою не был. И конечно каждый переживал за себя, как он поведет себя в бою, не подведет ли социалистическую родину, тем более гитлеровцы напирают и напирают, громя наши войска. Потому ответственность, только возрастает, и напряжение в каждом бойце и командире тоже.
  
   Тут генерал решил чуть разрядить обстановку, и немного рассказать, о успешных боях его предыдущего подразделения в тылу врага. Сперва Иван Анисимович рассказал как боевая группа дивизии особого назначения, сражалась в одном из ДОТов УР-62, затем о том, как умело спланировав засаду, боевая группа дивизии 15 июля (всего две недели назад) расколошматила гитлеровский полк. Гитлеровцы так и не думали нападать, видимо, больше озабочены были добиванием 61-го корпуса, и Старыгин ровно час рассказывал своему штабу, о боевых действиях ДОН.
  
   Затем разогнав штабистов по делам, Иван Анисимович позвонил Толоконцеву, и узнал, что и там подозрительно тихо. Да и не было слышно ни выстрелов, ни рокота моторов, скоро осень и наверно потому, чтобы успеть до осени, птицы и насекомые щебетали, скрежетали, пели и всячески нарушали тишину. Старыгин позвонил Завьялову, и узнал что и с этой стороны покой и благодать, прямо не война, а курорт какой-то подумал Иван Анисимович.
  
   Дивизия, тоже не дремала, командиры полков напрягали, комбатов, комбаты в свою очередь комрот, и вплоть до командиров отделений доходило напряжение из штаба. Артиллеристы готовили свои пушки и снаряды, пулеметчики набивали ленты или диски, танкисты и броневики осматривали свои броневые машины, а простые пехотинцы разбирали и собирали винтовки и карабины.
  
   Тут прямо напротив дивизии Старыгина началась сильнейшая перестрелка, видимо, какая-то часть из 61 корпуса пошла на прорыв, и Старыгин отправил вперед разведку, на пяти танках, четырех броневиках и с пехотинцами. Через полчаса, командир разведгруппы старший лейтенант Черемисин, уже докладывал, о происходящем: красноармейцы численностью до полка, пытаются пробить окружение, и почти вышли из котла, но тут их накрыли гитлеровцы. Старлей молоденький блондин с истинно рязанским лицом горячился, чуть ли не требуя у генерала, отправится помочь нашим окруженцам. Старыгин и сам понимал прекрасно, что своим необходимо помочь, поэтому уже через 10-15 минут мотострелковый полк Саркисянца, при поддержке двух танкового батальона ушел на помощь товарищам.
  
   И сразу же, как спасательная группа достигла территории занятой противником, стрельба усилилась, связь с Саркисянцем поддерживалась по рации радийного БТ. Танк как бы стал передвижным штабом спасгруппы, и Вазген постоянно докладывал происходящее. Гитлеровцы не ожидали нападения с тыла, и были опрокинуты, скоро спасгруппа достигла передовой части выходящих из окружения красноармейцев. Спасатели и спасаемые объединились, и отбиваясь от напиравшего врага, двинулись в расположение дивизии, гитлеровцы понимая, что обреченные на смерть уходят, и потому открыли ожесточенный огонь по спасгруппе и окруженцам. Но красноармейцы бегом ушли вперед, тут Саркисянц доложил координаты фашистских батарей и попросил подавить их гаубичным огнем.
  
   Диварт полковник Смекалов, сразу получив распоряжение, побежал исполнять, прошло немного времени, и гаубицы дивизии завыли смертельным для врага воем. Для поддержки группы Саркисянца, Старыгин отправил вперед еще один батальон танков. И в течение получаса, сперва к дивизии вышли окруженцы, затем и танковый батальон с саркисянцовцами.
  
   - Разрешите доложить товарищ комдив, - докладывал скоро подполковник Саркисянц, - в ходе боя обеспечен проход сводного полка под командованием майора Николаева, из бойцов 172 стрелковой дивизии 61-го стрелкового корпуса. В ходе боя рассеян противник численностью до двух батальонов, захвачено четыре бронетранспортера, восемь минометов и много боеприпасов к минометам. Так же захвачено около двух сотен единиц стрелкового оружия, два станковых и пять ручных пулеметов. Две батареи противника разбиты гаубичным огнем, и орудия негодны к употреблению. Остальные успели эвакуироваться. Наши потери тридцать три человека погибло, двадцать восемь ранены.
  
   - Благодарю за службу товарищ подполковник.
   - Служу Советскому Союзу, товарищ генерал.
   - Ну Вазген Вартанович, идите отдыхать.
  
   "Ну вот, теперь обстрелянных у нас стало больше" подумал генерал, и позвав Канбаева, приказал ему срочно вызвать майора Науменко, зампотыла дивизии. Пока Старыгин неспешно пил стакан горячего чая, Канбаев разыскал начальника службы тыла, и вот в комнате появился майор Науменко.
   - Здравия желаю, товарищ генерал, дивинтендант Науменко прибыл.
   - Послушай Тарас, как у нас обстоят дела с провиантом?
   - С собой у нас есть пятидневный запас, кроме того скоро должны возвратится двадцать грузовиков, со склада армии.
   - Тогда временно берешь на довольствие ребят Николаева, ребята и повоевали, оттянув на себя, пять немецких дивизий, и помучались в окружении. Потому обеспечишь их провиантом, когда их выведут в тыл, мы не знаем, не голодать же ребятам?
   Майор, сделал недовольное лицо, как и любой другой из материально-ответственных лиц он очень не любил передавать материальные ценности, тем более людям не из их дивизии.
   Есть такая профессиональная черта, у интендантов, бухгалтеров, кассиров, завскладов и т.д. Но разве против приказа самого командира дивизии может, выступить дивинтендант, конечно нет, и скрипя сердцем и печенками вперемешку с почками, майор согласился.
  
   - Так точно товарищ генерал, разрешите выполнять?
   - Да, и смотрите у меня товарищ Науменко, не смейте экономить на этих парнях, вам ясно.
   - Так точно.
   - Все свободны, идите.
  
   И недовольный Науменко ушел "разбазаривать народное добро", так ворчливо окрестил, операцию по наделению продуктами окруженцев, тыловик. Скоро все вышедшие из окружения красноармейцы 172-ой стрелковой дивизии получили провиант, правда сухим пайком, ибо горячее пока не было готово, до обеда еще полчаса, зато кипятка вволю, как говорится от пуза.
  
   Старыгин решил переговорить с соседями, что же у них там происходит, тишина-то уже настораживает, неужели фашисты решили остановиться на достигнутом? Да вроде нет, не такая сущность у этих кровожадных неозверей, у них планы, орднунг, и к зиме по плану они желают захватить Москву. Оказывается и у Толоконцева и у Завьялова, на территории тишина, немцы видимо решили пока не замечать изготовившиеся к обороне дивизии.
  
   Скоро поспел обед, и к генералу, Канбаев принес котелок с суп-пюре гороховым, чаем и положенным по генеральскому пайку провиантом. Старыгин уже давно отвык, есть в одиночестве, и потому пригласил Канбаева разделить трапезу, а генералам не отказывают. Так же Старыгин попросил Канбаева вызвать диварта Смекалова и начтштаба Антонова, что бы превратить обед в небольшое совещание, и в более близкое знакомство с подчиненными. Скоро в комнатку вошли оба краскома, и на всех принес провианту расторопный старлей казах.
  
   - Виталий Александрович, а ты откуда будешь? - спросил начштаба генерал.
   - Да из Костромы я, после школы решил пойти в летчики, но комиссия меня не пропустила, видимо в летчики я не подхожу, зато подошел в пехоту, вот и после окончания училища получил взвод. В 1938 оклеветали меня и ежовцы арестовали, долго вели следствие, все хотели, что бы я признался в том, что я японский шпион. А как я могу быть японским шпионом, если японцев только на картинках и видел. Пришлось даже отсидеть, десять лет дали по пятьдесят восьмой, но тут им и самим хана пришла, товарищ Сталин во главе НКВД поставил Лаврентия Павловича. Ну, меня и выпустили, восстановили в звании и отправили по иронии судьбы на Дальний восток поближе к моим "хозяевам" японцам. Следователя который вел мое дело арестовали, троцкист оказался, выполнял приказы своего заокеанского клинобородого Бернштейна. Тут началась война, и я затерроризировал командира дивизии Налбандяна своими рапортами. Тот видимо не выдержал и меня направили в эту дивизию, и вот ваш покорный слуга с вами, в одной лодке.
  
   - Да, жаль поздно раскусили мы всяких троцкистов, ежовцев и других истинных врагом нашего строя. Ты уж не обижайся Виталий Александрович на страну, партию и правительство.
  
   - Да я и не обижаюсь, тем более на суде у того следователя Рубинштейна я свидетелем выступал, следователю дали высшую меру социальной защиты. По-моему даже как-то слишком за мои четыре зуба и два ребра, но не одного меня он "разматывал" на статью.
   Там еще и генералы были, вот как враги размахнулись.
  
   - А ты Африкан Перепетуевич из каких краев? Кстати ну и имечко с отчеством у тебя?
   - Я из Смоленска, из интеллигенции, тамошней, и в их среде были популярны такие имена, отца назвали Перепетуем, но все звали и зовут просто Петром. Так что можете и вы меня Африканом Петровичем звать, не обижусь.
  
   - Каким образом в дивизии оказался Африкан Петрович?
   - А я дивартом в N-ской дивизии КОВО был, наш корпус был окружен, вот и пришлось вырываться из окружения. Тяги для орудий не осталось, а пушки не пулеметы, их на себе не попрешь товарищ генерал. Вот постепенно мы и оставили всю артиллерию в тылу врага, правда попортили ее насколько успели, а после выхода к своим, меня отправили в распоряжение наркомата обороны и вот я тут.
  
   - А я Жасын Абишевич Канбаев, родился в Чимкенте, после школы, закончил Ташкентское, пехотное училище, затем служил в САВО, после начала войны неоднократно писал рапорты об отправке на фронт, вот и отправили, ординарцем комдива, а я хотел на роту. Просто в САВО я на роте был. Но приказы не обсуждаются, и вот я ординарец генерала Старыгина.
  
   За беседой командиры не заметили, как приятная минутка обеда закончилась, и диварт ушел к своим пушкарям-корректировщикам, Антонов к своей работе, а Жасын побежал к телефонистам, узнавать новости, потому что со стороны дивизии Завьялова, стала раздаваться канонада. Связисты Завьялова сказали, что на их позиции, гитлеровцы обрушили мощный авиаудар, и до сих пор бомбардировщики гитлеровцев утюжат позиции и даже КП дивизии. Дальнобойными гаубицами гитлеровцы добавляют огня, не дают поднять головы. У Толоконцева все было тихо, и связисты толоконцевской дивизии сообщили, что генерал собрал комполков и штабистов, для совещания, о подготовке обороны дивизии.
  
   Как только Канбаев передал полученную информацию Старыгину, тот отправил самого же Канбаева, что бы Жасын объявил тревогу зенитчикам. Раз бомбят Завьялова, то сейчас очередь дойдет и до Толоконцева и до Старыгина. Прошло полчаса напряженного ожидания, на завьяловском участке разгорался бой, но у Старыгина и Толоконцева была тишь гладь. И если бы не перестрелка-канонада на позициях дивизии Завьялова, то казалось, что красноармейцы на каких-то довоенных учениях. Скоро вернулись разведчики, привели с собой полузадушенного лейтенанта вермахта, тот оказался из 258-ой пехотной дивизии. Напротив трех дивизий РККА, находились согласно информации от лейтенанта Отто Балька следующие соединения вермахта:
   258 -я пехотная дивизия;
   23 -я пехотная дивизия;
   4-я танковая дивизия 24-го мотокорпуса.
   А за ними еще и 30-я танковая дивизия и еще какие то неизвестные лейтенанту войска.
  
   Затем разведчики увели пленного, потому что тот чуть придя в себя, завел популярную среди немецких пленных песню, сдавайтесь мо, я вам обеспечу достойный плен. Пока разведчики вели немца в сарай, ему обеспечили несколько раз систематически достойный плен, надавали тумаков бойцы. Правильно, нечего было каркать о плене Старыгину, бойцы-то знали, через, что Ивану Анисимовичу уже пришлось пройтись, ведь пугать после Бреста генерала пленом или окружением, все равно, что пугать гусара борделем.
  
   Старыгин позвонил в штаб армии, с инициативной помочь соседям (Завьялову) своим танковым резервом, за что получил нагоняй от члена военного совета армии. Просто у телефона больше никого из начальствующего состава не оказалось, а генерал-лейтенант Козлевич, объяснил Старыгину, что не тот самый умный в мире, начальству видней, кому и как воевать. Пусть, мол, Иван Анисимович не лезет в авантюры, а занимается своими делами и своим участком.
  
   Бой у Завьялова продолжался, причем с каждой минутой разгораясь, и Старыгин позвонил другу:
   - Дмитрий Сергеевич, как у тебя дела? Может подсобить чем, у меня все тихо?
   - Да нет Вань, не надо мы пока держимся, тем более, вдруг гитлеровцы и добиваются того, раз ты ослабишь свои позиции, подкинешь два три подразделения на мой участок, а они и вдарят. Потому не надо, сиди и гляди в оба Иван Анисимович, пока справляемся, а будет невмоготу, я сам тебе позвоню, за предложение спасибо.
   - Ну Дима сам знаешь, мое дело предложить, твое отказать. - и Старыгин положил трубку, тревожась за старого друга, потому что и по телефону была слышна канонада. Немцы били в стык дивизии Завьялова, и стрелковой дивизии генерал-майора Касатонова, то есть бой шел в километрах 10-15 от КП Старыгина.
  
   Скоро с запада, налетела туча немецких бомбардировщиков, и дав круг над КП нашего генерала, часть полетела бомбить хозяйство Толоконцева, а часть ушла на восток, видимо на штаб армии. Старыгин с бойцами своей дивизии, опять остались безучастными наблюдателями. Приказ, есть приказ, и ничего не оставалось, как терпеливо ждать противника. У Ивана Анисимовича возникло чувство, что гитлеровцы то ли брезгуют 18-ой моторизированной дивизией, то ли бойкотируют его соединение.
  
   Около получаса утюжили гитлеровские стервятники позиции дивизии Толоконцева (и в глубоком тылу), у Завьялова так же продолжался бой, а у Старыгина все так же было тихо. Скоро к телефону вызвали Ивана Анисимовича из дивизии Толоконцева, и генерал-майор узнал удручающие новости. Под прикрытием бомбардировки, на КП дивизии Толоконцева ворвалось около двух рот гитлеровских диверсантов в форме РККА, пока охрана штаба дивизии разобралась, штаб был окружен диверсантами. Так получилось, что там еще не закончилось совещание, и все командиры полков, вместе со всем командованием дивизии оказалось в кольце. Через полчаса перестрелки немцы взяли штаб, и в ходе боя погибло все начальство дивизии, гитлеровцы хотели взять Толоконцева в плен, но старый вояка покончил с собой и пятью диверсантами гранатой Ф-1. Никого живого после взрыва в комнате не осталось, так кончил свою жизнь бывший поручик царской армии Николай Сергеевич Толоконцев, он предпочел смерть позорному плену.
  
   Начальник штаба первого полка капитан Гончаренко, которому связисты успели сообщить (перед смертью) о происходящем, поднял первый батальон и полностью истребил диверсантов, но дивизия осталась без командования. И теперь связисты просили помочь с командирами генерала Старыгина. Ни одна линия связи не работала, и связисты смогли связаться только с комдивом 18-ой моторизированной, ни с ни с корпусом, ни с армией связи не было. Как ни странно связь с корпусом и армией, у Старыгина тоже пропала. Генерал сразу по телефону назначил капитана Гончаренко временно исполняющим обязанности командира дивизии, и дал указание тому самому назначить на освободившиеся должности командиров из дивизии. Затем приказал Гончаренко приготовить все соединения дивизии к отражению врага, а так же повысить уровень бдительности.
  
   К тому времени в свои права вступила ночь, и Канбаев принес ужин, наскоро Старыгин поужинал, и отправил Канбаева на поиски подполковника Гинзбурга, начальника особого отдела дивизии, и Антонова. Связисты непрерывно вызывали штаб корпуса и армии, но телефон безмолвствовал, или обрывы на линии, или корпус с армией отступили, причем без предупреждения. А старший на все три дивизии теперь получается Иван Анисимович. Скоро оба командира, вошли в покой генерала и тот сразу начал разговор:
  
   - Товарищи командиры, у соседей беда, прорвавшиеся диверсанты в форме РККА, обезглавили дивизию, штаб армии и корпуса не отвечает, немцы наступают, необходимо назначить временно комдива, я поставил пока командовать капитана Гончаренко. Вот думаю Виталий Александрович отправить тебя комдивом, а тебя Соломон Рувимович, помочь повысить бдительность, и найти и назначить начальника особого отдела. Видишь прохлопали особисты толоконцевские врага, тем более я думаю у них есть агент противника. А то как бы они угадали момент совещания? Если бы не решительность Гончаренки, поднявшего первый батальон и рванувшего на помощь к штабу, то что бы было? Надо связистов послать в штаб корпуса, ну что бы понять, что со связью, просто разрыв, или чего бы очень не хотелось, штаб корпуса или отступил или разбит. Да со связистами надо отправить взвод охраны, вдруг враг прорвался, они обожают так охватывать наши войска в кольцо.
  
   Сразу же Антонов (новоявленный комдив) и подполковник Гинзбург уехали в сопровождении четырех БА-20 в дивизию покойного Толоконцева, разведчики со связистами уехали на восток, а Старыгин лег спать.

День третий, 30 июля 1941.

  
   Наступило тревожное утро, и опять генерал проснулся в пять утра, обстановка угнетающе действовала на Старыгина, и он чуть ли не прыжком соскочил с купеческой кровати. Затем Иван Анисимович вышел во двор, и оголившись по пояс помылся, рядовой из комендантской роты полил генералу. Затем до завтрака, генерал решил связаться с Завьяловым, в разговоре выяснилось, что противник вчера вечером так же внезапно как атаковал его дивизию, так же отступил. И на данный момент на позициях дивизии пока тишина, много раненых, ибо люди не привыкли к бомбежке, так же много и погибших. Павших, вчера же вечером похоронили в братских могилах, раненные получили медицинскую помощь, но пятнадцать человек все равно ночью умерли. Да, не веселое начало боевых действий, и у Завялова и у Толоконцева, а у Старыгина все хорошо. И окруженцев выручили, и немцев (правда небольшую часть) побили, да и трофеями разжились.
  
   В это время к генералу прибыл командир разведроты капитан Афанасьев:
   - Товарищ командир дивизии, разрешите обратиться?
   - Ну, товарищ капитан, какие новости в тылу?
   - Невеселые новости, у нас вы тылу немцы, мы в окружении, по дороге на штаб корпуса, нарвались на немецких мотоциклистов. Хорошо сержант Голощекин, сразу в темноте опознал немцев, и начал стрелять из пулемета. И мы все с мотоциклов на землю попрыгали, да бронеавтомобили открыли огонь. Там немцев до взвода было, на пяти мотоциклах и трех бронетранспортерах, разгромили мы их, спасибо Голощекину. Если бы они первыми нас опознали, то наверно они бы нас уничтожили, силы то были равные, да у нас на БА-10 пушки.
  
   - То есть мы все три дивизии получается в окружении? А у нас и приказа на отступление нет, может попробовать связаться по рации? Канбаев срочно начальника связи ко мне. А вы капитан можете идти.
   Скоро прибыл майор Никишин, начальник связи дивизии:
   -Товарищ командир дивизии, майор Никишин по вашему приказанию прибыл.
   - Товарищ майор, почему нет связи с корпусом?
   - Не могу знать товарищ генерал-майор, телефонной связи нет, думаю обрыв, группа сержанта Вязигина, отправлена для восстановления связи. Рация у нас на тридцать километров, у нас никак не получается связаться с штабом корпуса, может они вышли из радиуса действии рации. Наши бойцы постоянно вызывают "Ромашку" (позывной штаба корпуса), но "Ромашка" упорно молчит.
   - Постоянно вызвать штаб, нам необходима связь с штабом.
   - Так точно, будем вызывать круглосуточно.
   - Все товарищ Никишин, идите.
  
   Тут Канбаев, терпеливо дожидавшийся у двери, позвал генерал на завтрак, сразу после завтрака, к генералу пришел снова начальник разведроты с незнакомым лейтенантом. У лейтенанта была перебинтована голова, и левая рука висела на перевязи, видно в горячем деле побывал лейтенант.
  
   - Товарищ генерал-майор, тут курьер из штаба корпуса, - доложил главный разведчик.
  
   - Здравия желаю, товарищ генерал-майор, я от командующего корпусом генерал-лейтенанта Запрудина, должен передать вам пакет. Мы должны были его передать еще вчера, связи с вами не было, и послали нас, но мы нарвались на немцев. Я ушел, а мотоциклист Абдуллаев убит, уходил от немцев, но все же дошел до вас.
   И лейтенант фельдъегерской службы упал в обморок, видимо много крови потерял лейтенант.
  
   Генерал, вскрыл пакет, и прочитав понял, что это был приказ на отступление, но приказ запоздал на тринадцать часов, и вообще уже опоздал, дивизии уже в окружении, в котле.
   Сколько еще дивизий РККА до самой Сталинградской битвы попали или попадут в разные котлы, вот настала очередь генерала Старыгина и трех дивизий РККА.
   Ближе к обеду, противник подогнал громкоговорители, и какая-то немецкая сволочь стала обещать бойцам молочные реки и кисельные берега:
   - Русский зольдатен, здавайтес, сопротивлений бесполезен. Германское командование гарантирует достойный жизнь, храбрым русским зольдатам.
  
   Повторив как заклинание эти два предложения, немцы сменили пластинку, и видимо к микрофону подошел русский холуй Гитлера:
   - Генерал Старыгин, германское командование уважает вас как храброго солдата, вы показали свою храбрость и доблесть в Бресте, вы показали свой ум и опыт на польско-белорусской границе. И несмотря на все, опять жидо-большевистская власть вас бросила, на произвол судьбы.
   Переходите к нам, вы у нас получите достойное отношение, как того заслуживает настоящий воин вроде вас.
  
   - Вот сволочи, уже все про меня знают, значит абвер хорошо работает, - прокомментировал услышанное генерал.
   - Ваши товарищи бандиты, блокированы в лесах Белорутении, и скоро их хорошо прижмут, и дивизии особого назначения перестанет существовать, - продолжает хорошо информированный диктор, - зачем кровопролитие? Неужели и вы, как жидо-большевистские комиссары, поведете своих солдат на смерть ради тирана Сталина?
  
   - Да пошел ты, - подумал генерал, и пошел в штаб позвонить и узнать обстановку Завьялову и Антонову. Из телефонного разговора Старыгин понял, что и у Завьялова и у Антонова тихо, и фашисты пытаются так же "охмурять" через громкоговорители. То есть фрицы решили поберечь свои войска и все-таки уговорить сдаться красноармейцев.
  
   А там незаметно подкрался и вечер, и весь вечер и всю ночь, Старыгин не спал, думал и прикидывал, что и как необходимо предпринять. К утру у него был готов план, и в 4 часа утра, план, был передан Канбаеву, для размножения, и передачи в дивизию Завьялова, и нового комдива Антонова.
   Новый начштаба дивизии, майор Малых, получил приказ, переместить полк подполковника Саркисянца, и сводный полк майора Николаева (из 172 дивизии), в тыл позиций своей дивизии. По опыту Старыгин, знал, что окружив, немцы стараются ударами, разделить окруженных красноармейцев. А самое удобное место для удара с тыла окруженной группы, был как раз тыл дивизии Старыгина. Место ровное, идеальное для нападения, не высот, ни оврагов, а генерал уже знал тактику немцев, они любили воевать на ровном месте. Вот пускай с тыла и прикроют спаситель (Саркисянц) и спасенный (Николаев), ребятам придется трудно, но их поддержит первый танковый батальон капитана Соловьева, и две батареи истребительно-противотанкового дивизиона, с двумя батареями артиллерийского паркового дивизиона. Сил должно хватить, ибо от полноты душевной, Старыгин добавил группе Малых разведывательный батальон дивизии, все-таки от стойкости этих подразделений, зависит успех.
  
   Переброшенные, на новые позиции, бойцы Вазгена Вартановича, и удальцы-окруженцы из 61-го корпуса, под командованием майора Николаева, со всеми приданными частями начали спешно вгрызаться в землю.
  
   Осуждать, план операции по телефону с Антоновым и Завьяловым, Старыгин не стал, как показали обстоятельства начального периода войны, у немцев очень развита разведка и диверсионные силы. Потому телефону доверия нет, да и рации тоже, если немцы расшифруют переговоры (а они их обязательно уловят) то тут всем и будет крышка.
  

День четвертый, 31 июля 1941.

   Немцы накапливали силы, усиливая крепость кольца окружения, и готовя удар, с целью разделения сил красноармейцев. А генерал-майор, тоже не сидел, ожидая разгрома и опустив руки, мало того, он готовился к своему разгрому, а почему блитц-криг, это разве прерогатива только немцев, чем РККА хуже? Тем более первый победный бой, у бойца часто формирует комплекс победителя, тем более для немцев, будет неожиданным сюрприз Старыгина.
  
   Они ведь ожидают, что оказавшись в окружении, наши бойцы, начнут паниковать, разбегаться, а командование, постарается ударами изнутри кольца в восточном направлении вырваться из окружения. И потому немцы постараются скопить сильную группировку, на восток от окруженных, зато остальные части кольца будут заметно слабее.
   Противник, ожидает удара в восточном направлении, что бы перемолоть наступающие из кольца части РККА, и потом контрударом, разделить окруженных на две или больше частей.
  
   Значит исходя из этого, противник не ждет удара в западном направлении, хотя и там держит войска, но все-таки немцы удара не ждут. И тем более немцы не ждут ударов в основание фасов дуги, ни в северном, ни в южном.
  
   А проблему паники, ведь именно она гнала части РККА от наступающих войск противника на восток, будут решать особые отделы. Соответствующее распоряжение, уже получили особисты 18-ой мотодивизии, о том же написано и в письмах Завьялову и Антонову.
   Мало того особисты получили чрезвычайные полномочия: расстреливать, даже за сплетни, только так можно удержать дивизии как воинские формирования, в противном случае побегут все.
  
   В это время, согласно плану Старыгина, шла перегруппировка всех войск находящихся в окружении. Два полка (мотополк из дивизии Старыгина, стрелковый полк из дивизии Завьялова) передвинулись к тому месту, где вчера прорвались бойцы из 172 дивизии 61-корпуса. Общее командование группой возложено на военного комиссара СД, полкового комиссара Исаака Трубинера.
  
   Туда же были направлен танковый батальон капитана Гражулиса, батарея истребительно-противотанкового дивизиона, и батарея артиллерийского паркового дивизиона. Эта группа, согласно плану Старыгина, должна нанести удар, навстречу 61 корпусу (и оставшейся части войск 20 танкового корпуса), и обеспечить вывод из окружения частей этого многострадального соединения.
  
   На северный фас дуги, был отправлен второй полк из дивизии Завьялова, при поддержке всех танков и броневиков его же дивизии, данная группа должна пробить окружение, и обойдя немцев, начать контр-окружение 235-ой пехотной и 4-ой танковой дивизии противника. Именно они отделяли части Завьялова, Старыгина и Антонова от остальных частей РККА, именно они стремительным маневром окружили 18-ую моторизированную и другие дивизии РККА. Командовать группой, назначен командир полка подполковник Нахаленко.
  
   Второй стрелковый полк дивизии Антонова, должен в то же время, то есть в 5 00 утра, ударить на южном фасе дуги, повторяя зеркально действия группы прорыва, они будут поддержаны танками своей дивизии, командовать группой будет комполка подполковник Карпенко. Половина артиллерии антоновской дивизии, всемерно поддержит прорыв полка Карпенко, такая же поддержка будет со стороны части артиллерии Завьяловской дивизии. Все остальные служители бога войны, будут поддерживать полосу обороны, по периметру группировки. Жиденькая получается артподдержка, но немцы и не должны наступать по всей протяженности. Нет у них такой силы, для этого немцам необходимо не менее семи - восьми свободных дивизий, тот же 61-ый корпус может немцам устроить Содом и Гоморру. Ведь если немцы бросят целых девять дивизий на дивизии Старыгина со товарищи, то 61 корпус, да и остатки 20-го корпуса, запросто выйдут из окружения, некому будет их сдерживать. Ведь военная наука говорит, что для нападения-прорыва необходимо трехкратное превосходства.
   0x01 graphic
   Получившийся после долгих раздумий, план наверно раскритиковал бы любой учащийся в пехотном училище курсант, ну какой полководец, наносит удар по трем направлениям одновременно? Причем войско полководца, находится в окружении...
  
   Но Старыгин исходил из своего опыта, из своих знаний, из сложившейся обстановки, из знаний о блиц-криге, и народной мудрости, которая гласит; "Победителей не судят".
   Немцы, не подозревая о нелогичном, и непривычном ходе Старыгина, вовсю крутили "Катюшу", "Синий платочек", "Трех танкистов", перемежая музыку "прелестными" речами.
   Сдавайтесь, мол, русские (и нерусские) вас ждет каша да горячий хлеб. Штык в землю Иваны!
   Часам к десяти дня, вернулись делегаты от Антонова, и от Завьялова. Оба командиры подтвердили получение плана Старыгина, одобрили его, и в письмах подтвердили перегруппировку войск.
   Затем прибыли представители от Малых, и сразу капитан Улюкаев посетил Старыгина.
  
   - Товарищ генерал майор, как и было, запланировано, нами готовится эшелонированная оборона, второй ряд укреплений делаем с упором на ДОТы, но мало строительного леса, других материалов, и главное времени. Исходя из этого, майор Малых просит дать нам побольше пустых мешков, списанных или ненужных комплектов обмундирования, нитки и иголки. Из обмундирования, пошьем мешки, набьем их песком или землей, и из этого стройматериала понаделаем ДОТов. От прямого попадания авиабомбы или крупного снаряда этот песочный ДОТ не спасет, зато от осколков, и стрелкового оружия - оборонит.
   - Молодцы, проявили смекалку, сейчас. Канбаев, пойдешь сейчас вместе с капитаном, к дивинтенданту к майору Науменко, и пусть он выдаст все, что запросит капитан. Объяснять подробно не буду, но от этих парней будет зависеть все, если они выстоят, то мы победим, понятно?
   - Так точно товарищ генерал, разрешите выполнять?
   - Да товарищ Канбаев, выполняйте, иди Улюкаев, и помните ребята, выстоите вы, мы победим, не выстоите. То все, пропадем и мы все, еще и 61-ый корпус немцы расколошматят.
  
   Немцы снова начали "прелестные" речи, ну и как у них у геббельсовых учеников принято, лгали нагло. По их утверждениям получалось, что 61-ый стрелковый корпус, во главе с генерал- майором Бакуниным, сдался в плен. Старыгин Бакунина лично не знал, но его знал диварт Смекалов.
   - Брешет гитлерово отродье, не мог Федор Алексеевич сдаться немчуре, не мог и все! - с таким речитативом к Старыгину явился Петр Николаевич Смекалов, начальник дивизионной артиллерии, - я с ним еще в 11-ой стрелковой дивизии вместе служил, я же сюда оттуда пришел. Так вот Бакунин прекрасный командир, и честнейший человек. Он в Красной Армии, с 19 года служит.
   - Слышь товарищ Смекалов, ты чего тут панихиду разводишь? Немцы нас на пушку берут, Бакунин не в плену, а вполне себе свободен, и бьется с оккупантами. Ты лучше озаботься подготовкой артиллерии. Помни дивизионный бог войны, то что твои пушкари должны сделать по плану, и исполняй.. И мин, что бы у минометчиков было хоть залейся, понял? А остальное все по плану, иди отсюда, не разводи панику и антимонии, расстреляю лично! Озаботься, что бы связисты обеспечили связью корректировщиков, и как только у Малых немцы пойдут в атаку, что бы перемолол мне фашистов.
  
   Слова генерала, подействовали на Смекалова отрезвляюще, и он, придя в себя, ушел распоряжаться по своей части, по части бога войны - артиллерии.
  
   Канбаев вернувшись, доложил, что свел начтыла с посланцем от Малых, ну и что объяснил прижимистому дивинтенданту, важность поручения. Тот пообещал сделать все возможное, даже отпустить Улюкаеву, честно нажитую материю Х/Б, целый рулон.
   - Хорошо Канбаев, ты можешь поинтересоваться у главного связиста, если сообщения от 61-го корпуса, не по рации?
   - Слушаюсь, товарищ генерал, - и казах снова убежал.
  
   Для успешного управления войсками, необходимо постоянно держать руку на пульсе каждого подразделения. У немцев это достигалось повсеместным использованием радио, в нашей армии все-таки больше использовали полевую телефонию. И находясь в Бресте, во время обороны крепости, и затем в ходе недолгого командования дивизией особого назначения, Старыгин осознал необходимость насыщения войск радиосвязью. Но, увы, раций пока в РККА было очень мало, и на долю восемнадцатой моторизированной, их досталось мало, то есть почти не досталось.
   Видимо, те, кто обделили (не наделили) рациями дивизию Старыгина, считали достаточным наличие раций в танках, или были врагами народа, и может правильно стреляло НКВД Тухачевских с Блюхерами? Придется обойтись завтра ими.
  
   - Товарищ генерал, командование 61-го корпуса, хочет с вами поговорить, просят сеанс связи через 15 минут. Вы не против?
   - Конечно я за, Канбаев, что за вопросы? Пошли связистам. - Старыгин и ординарец, направились в избу, где расположились дивизионные связисты.
  
   В назначенное, время радист передал трубку Старыгину:
   - Алло, у аппарата Старыгин.
   - Ну, здравствуй Иван Анисимович, как там ребятки Николаева из 172-ой?
   - И тебе не хворать Федор Алексеевич, ребята отдыхают. Слушай товарищ генерал-майор, у тебя рядом есть казахи? Найди, пожалуйста.
   - Казахи? Ну, есть, а зачем тебе казах?
   - Федор Алексеевич, передай трубку казаху, неважно кто он, важно, что бы это был казах, поверь мне.
   - Удивляешь ты меня Иван Анисимович. Но ладно, сейчас пошли искать казаха, пять минут.
  
   - Канбаев, иди сюда, будешь моим шифровальщиком, я не думаю, что немцы додумаются, ну или найдут так быстро казаха.
   - Не понял, товарищ генерал-майор?
   - Будешь переводить мои слова генералу Бакунину, на казахский, и наши переговоры, пока останутся в тайне от немцев, понял? Пока они найдут казаха, пока тот согласится работать на рейх, пройдет время, понимаешь? Да пока он переведет им нашу речь на немецкий, для немцев будет поздно. И то если тот найденный среди пленных казах согласится работать на немцев.
  
   Канбаев встал к аппарату, и Старыгин приготовился использовать потенциал многонациональной страны, в целях конфиденциальности беседы с командиром 61-го стрелкового корпуса. Наконец люди Бакунина нашли младшего сержанта Кажгельдина, и подвели его к аппарату с другой стороны, начались секретные переговоры окруженных и очень окруженных.
  
   Оба казаха, напрягаясь, обеспечивали синхронный перевод, заимствованные из русского языка слова, приходилось заменять синонимами, а для хорошего понимания, даже не одним синонимом. Даже имена для повышения секретности заменили братцы казахи, Иван Анисимович стал Эмином, а Федор Алексеевич, Фатхуллой, добавили, однако забот немецким дешифровальщикам бойцы и командиры РККА.
  
   Старыгин: Федор Алексеевич, так вот, послезавтра ровно в 5 00 утра, мы готовим деблокирующий удар, силами двух полков, при поддержке танков и артиллерии. Удар будет нанесен чуть левее деревни Бялополье.
   Бакунин: Хорошо товарищ Старыгин, что предпринять нам? Как вас поддержать, с тяжелым вооружением у нас уже трудности, мало горючего, мало снарядов и мин.
   Старыгин: От вас требуется в то же время ударить немцам в тыл, с снарядами помочь не могу, но помогу горючим, на каждом танке деблокирующей группы, и на каждом артиллерийском тягаче к вам поедет по бочке-две горючего. До момента прорыва, прошу вас сосредоточить все ваши войска, на месте прорыва. Прорыв начинать наиболее сильными частями, более слабые затем введем в прорыв. Как понял меня Федор Алексеевич?
   Бакунин: Понял тебя отлично Иван Анисимович. Не заподозрят ли немцы, если мы оставим позиции?
   Старыгин: Федор Алексеевич, на позициях оставлять заслоны, из наиболее проверенных бойцов, они обязаны держать позиции часов до двух дня, затем рассеявшись, мелкими группами выходить из окружения.
   Бакунин: Жаль ребят, не все дойдут... Но это даст нам возможность вывести раненных и гражданских, согласен с тобой товарищ Старыгин. Слышал я о тебе, не зря говорят, что ты мастер воевать в тылу врага. Все, сделаем, как договорились, не забудь про горючее, тут танкисты из 20-го механизированного корпуса, с горючим их танки будут хорошим подспорьем.
   Старыгин: Построже с личным составом, Федор Алексеевич, не допускайте фактов паники, и предлагаю, перегруппировывать части в тайне, ваше расположение кишит агентами абвера и СД.
   Бакунин: И с этим согласен товарищ Старыгин, сегодня особисты перед строем расстреляли шесть паникеров и пораженцев, надеюсь, этого будет достаточно. Ну, все спасибо, и удачи нам.
   Старыгин: Ни пуха ни пера товарищ генерал-майор!
   Бакунин: Шайтанга - то есть к черту, - заканчивает перевод Канбаев.
  
   - Ну спасибо Канбаев, надеюсь немцы хотя бы сутки, будут стараться перевести нашу беседу, а нам больше и не надо. Сейчас необходимо вывести штаб дивизии из деревни, немцы долго уговаривать не будут, теперь в дело войдет крупнокалиберная артиллерия и бомбовая авиация. Они привыкли так ломать сопротивление и боевой дух окруженных войск, так было под Белостоком, так было под Минском.
   - А куда вывести штаб товарищ генерал-майор?
   - В лес конечно, к остаткам танков подполковника Россохина, там и связь, и от любопытных глаз подалее, замаскированы танкисты хорошо.
   - Есть, разрешите выполнять?
   - Беги Канбаев, беги, первым делом пришли ко мне комиссара дивизии, Елатомцева, я с автоматчиками охраны, буду за деревней, в малиннике. Лейтенант Заварзин, ну что пошли в малинник?
   И в сопровождении отделения автоматчиков под командованием лейтенанта Заварзина, Старыгин ушел в малинник, смерти он не особо боялся. Иван Анисимович боялся, что без него, оригинально задуманный план может пойти насмарку.
  
   Минут через пять, в малинник, импровизированный штабной пункт прибыл Елатомцев, старый большевик, с дореволюционным партийным стажем.
  
   - Как ты товарищ старший батальонный комиссар?
   - Здравия желаю, товарищ комдив, вызывали?
   - Да Валерий Георгиевич, от тебя требуется поручение, одно партийное выполнить, необходимо устроить беседы, во всех подразделениях, и не только нашей дивизии, но и у Завьялова и у Антонова.
   - Конечно, проведем, а тема беседы, товарищ генерал-майор?
   - Я тебе Валерий Георгиевич накидаю тезисы, а ты уж сам напиши, на то ты и военный комиссар.
   - Хорошо Иван Анисимович.
  
   Елатомцев, достал блокнот, химический карандаш, и приготовился писать.
   - Пиши Валерий Георгиевич:
   Первое. Мы в окружении, но это не страшно и не опасно. Например, бойцы Дивизии Особого Назначения, с самого 22 июня воюют в окружении, и ничего. Скажи им, что и я воевал почти месяц в окружении, наше подразделение намолотило там стахановскими методами, кучу фрицев, полсотни танков, десятки автомашин, пушек и даже самолеты с железнодорожными составами.
   Второе: Немцы ничем не лучше нас, они такие же солдаты как мы, и умирают так же как мы, и так же как мы боятся смерти. Я лично видел сдающихся в плен немцев, и обделывавшихся немцев тоже видел. Мало того, в составе ДОН, уже действует рота немецких антифашистов, под командованием бывшего гауптмана Бернхардта Шлюпке, правда теперь он майор РККА.
   Третье: Мы не имеем права отступать, за нами мирные жители. Колхозники, рабочие годами работали, что бы обеспечить нас винтовками, пулеметами, пушками, танками. На их же деньги нас одели, обули, накормили. Наши танки, автомобили, трактора ездят на горючем, которое куплено на деньги наших отцов, матерей, жен сестер и братьев. В наших винтовках и пулеметах патроны, приобретенные на народные деньги, в наших пушках снаряды купленные на те же деньги. А мы часть народа, но вооруженная часть, наши родные отрядили нас на защиту нашей Родины. А что такое Родина, это мы с вами, наши родители, братья и сестры, наши дети.
   И мы обязаны их защитить, стоять, если надо, до последней капли крови. Не то гитлеровцы убьют их, и не просто убьют, а замучают, изнасилуют и ограбят. Видел я в Белоруссии вырезанные под корень деревни, где убиты даже младенцы. Боец, защити свою жену, мать, отца и братьев с сестрами, ибо больше некому!
   Записал Валерий Георгиевич?
   И Старыгин взглянул на Елатомцева, тот смотрел на генерала с неподдельным удивлением, и с искренним уважением.
   - Товарищ Елатомцев, что с вами?
   - Да вы товарищ генерал-майор, прямо отнимаете хлеб у комиссаров, как говаривали в старину "жгете глаголом сердца людей". Я имею не малый опыт в данной ипостаси, но не смог бы сказать и половину, так хорошо как вы. Не буду вас задерживать, немедленно займусь подготовкой конспектов, по этим тезисам, и постараюсь доставить эту информацию, до каждого бойца.
   - Все товарищ старший батальонный комиссар, прекратите меня хвалить и идите.
  
   Тут же у Старыгина материализовался Канбаев.
   - Ну Канбаев, ты чем почувствовал, свою необходимость?
   - Как чем, должность у меня такая, товарищ генерал-майор!
   - Ладно, спишем "повышенную чувствительность" на должность, знаешь. Вызови ко мне ты, командира зенитно-артиллерийского дивизиона, командира легко-инженерного батальона, командира автотранспортного батальона, командира медсанбата, ремонтно-восстановительного батальона. Давай, беги Жасын, хотя нет, сюда же пусть прибудут командиры всех остальных небоевых подразделений: пекарня, рота регулирования, эти казначеи из полевой кассы Госбанка и кто там остался, эти почтальоны. Все, теперь беги Канбаев, беги.
  
   - Товарищ генерал-майор, полевой командный пункт готов, может, перейдете туда?
   Спросил внезапно появившийся начальник охраны Заварзин.
   - Добре Заварзин, идем покажи как там и чего.
  
   Заварзин пошел вперед показывая дорогу, и ту начался артналет, видимо немцы или отчаялись в капитуляции частей РККА, либо решили ускорить сдачу в плен окруженных. На место положения окруженных войск, откуда-то издалека полетели снаряды крупнокалиберных гаубиц. Деревня Вязевичи, в которой еще два часа назад располагался штаб 18-ой МД, попала под удар первой.
  
   Но к тому времени, в деревне почти не осталось никого, даже жители ушли на восток. На перекрестке, у деревни взрывом накрыло регулировщика Мовсесяна, на том месте, где секунду назад стоял Мовсесян, дымилась большая воронка.
  
   В шагах ста от Старыгина, в колхозном саду, стоял танк Т-26 лейтенанта Савельева, экипаж отдыхал у танка. Шальной снаряд ударил рядом с танком, мгновенно танк превратился кучу железа, а на том месте где лежал экипаж танка, зияла воронка. Вокруг стояли и другие танки, но снаряд почему-то выбрал именно этот танк. Под ноги генерала, упала рука, кого-то из танкистов, рука сжимала книгу "Как закалялась сталь" Николая Островского.
   Иван Анисимович, сел рядом с находкой, и взял ее в руки, никаких татуировок или шрамов, на руке не было, зато книжка была как новенькая. Генерал осмотрев, руку положил ее на место, это все, что осталось от трех танкистов, и никто уже не узнает, чья это была рука.
  
   Канонада продолжалась, снаряды падали, но немцы перевели стену огня западнее, как раз там отдыхали бойцы майора Николаева из 172-ой дивизии, но они давно были вместе с полком Саркисянца переведены в тыл дивизии (группа Малых). Несколько десятков снарядом, а может и сотня, вспахали заросли кустарника, затем противник перенес огонь южнее. А там расположились тыловики, полевая почтовая станция и полевая касса Госбанка, после падения первых снарядов, в 18-ой мотодивизии, не осталось ни кассы Госбанка, ни почтовой станции, погибли все служащие этих частей.
  
   Решив, что воспитательная часть закончена, немцы прекратили огонь, и снова зазвучал "Синий платочек", и в происходящем процент дьявольщины, был не менее 90%. Красивая музыка, венчала артналет, унесший жизни людей.
   Заварзин, как и генерал, перенес артналет стоя, и сразу он повел генерала, к новому месту дислокации комдива. Все вокруг было изрыто воронками, но Заварзин уже через минуту, показал генералу его новое рабочее место. Под деревьями были установлены стол и скамьи, сверху натянута маскировочная сетка. Тут же, на столе стоял полевой телефон и пачка бумаг. Пока звучала песня, к Старыгину стали прибывать оповещенные Канбаевым командиры тыловых подразделений. Они и принесли погибшего Жасына, осколок немецкого снаряда, вошел ему точно в висок, прекратив этим жизнь парня, уроженца широких степей Казахской ССР. А в остальном, Канбаев был как живой, чистая гимнастерка, тщательно отутюженные галифе, непокорные ёжиком волосы, ни капли крови...
  
   Командир зенитно-артиллерийского дивизиона капитан Григолава и командир медсанбата военврач Гриценко, молча положили на землю старшего лейтенанта Канбаева. И Гриценко, обратился к Старыгину:
   - Товарищ генерал-майор, разрешите мне идти, необходимо организовать помощь раненным в ходе артналета, так же личному составу медсанбата, надо похоронить погибших.
   - Да товарищ военврач, идите, можете привлечь к помощи личный состав любых других подразделений, кто свободен отнесения службы.
  
   Рюсски зольдатен, ви убедились, что это конец. Армия Великой Германии, победоносна, и вас ждет смерть. Вибирайте жизнь, щтык в землю таварисчи, добро пожаловать в плен, горячая каша и вкусный хлеб ждут тебя Иван. Гони жидо-большевистских комиссаров, ты нужен жене и детьями живым. Генерал Старыгин, доблестные войска Великой Германии разгромили твою Дивизию Особого Назначения. Сотни бандитов сдались в плен, остальные уничтожены. Не оставляй своих детей сиротами, слагай оружие, штык в землю, сопротивление бесполезно.
  
   - Товарищ генерал, - не вытерпел горячий Григолава, - позвольте мне в взводом лейтенанта Сибиркина, пройти в тыл к немцам, и заткнуть рот этим фашистам.
   - Капитан Григолава, не мешайте немцам, помогать нам.
   - Не понял товарищ генерал-майор?
   - А что тут непонятного, немцы своими воплями маскируют перегруппировку наших частей, пусть верещат. И вообще товарищи командиры, я вызвал вас вот по какому поводу. Мы в окружении, и у нас каждый красноармеец на счету. А у нас столько людей получается без дела, и в твоем подразделении Григолава, и в твоем автобате воентехник Ярузельский, и у всех остальных. Предлагаю, сформировать из всех тыловиков, два сводных батальона. Этими батальонами мы пусть и жидко, но прикроем наши позиции. Вы в курсе, что основная часть и первого и второго мотополков направлены, в другие места. И если не дай бог, даже небольшие части немцев ударят по нашим позициям на западе, то это будет конец, там траншеи почти свободны, две трети войск сняты.
   Автобату отправить в сводный батальон всех механиков заправщиков и т.д., всех кроме шоферов. Остальные подразделения, так же постараться освободить максимальное количество личного состава.
   Помните ребята, или мы завтра победим, или умрем. Третьего не дано, видел я что творят с пленными фашисты, лучше сразу умереть, чем в плен. Все, если у кого есть вопросы, то я готов к ним.
   Руку поднял главный "пекарь" интендант второго ранга Гуссейнов, и поправив очки сказал:
   - Товарищ генерал-майор, но мы должны печь хлеб, для людей, для красноармейцев, как нам быть?
   - Прямо сейчас идете товарищ Гуссейнов, и в авральном порядке до ночи или полуночи, выпекаете двухсуточную норму хлеба, а потом в траншеи. Понятно товарищ военнинтендант второго ранга?
   - Так точно товарищ комдив.
   - Командиром первого сводного батальона назначаю капитана Григолаву, командиром второго сводного батальона назначаю командира легко-инженерного батальона воентехника второго ранга Коротина. Максимум в одиннадцать ночи, оба сводных батальона должны быть на месте. Можете идти, свободны товарищи.
  
   Почти полчаса шумели, комплектуя свои батальоны Коротин и Григолава, затем оба подошли, и доложив, что сводные батальоны номер один (Григолавы) и номер два (Коротина), готовы для выполнения поставленной задачи.
   - Хорошо, товарищи, пора в путь, траншеи и Родина вас ждет, не подведите сынки, - сказал Старыгин. Командиры сводных батальонов, были лет на десять младше генерала. Грузин, мобилизованный учитель, а русский так же мобилизованный, но инженер. И новоиспеченные комбаты, ушли вместе со своим разношерстным воинством, пекари должны были влиться в первый сводный, уже ночью, после выпечки хлеба. И поведет их Заварзин, не до охраны Старыгину, и все бойцы Заварзина пойдут в траншеи, за адъютанта останется красноармеец Кривич.
   Кривич, солдат бывалый, еще у Брусилова, в ту большую войну служил, как началась война, сам добровольцем пошел в армию. Жена и дети во время голодных тридцатых умерли от голода, и терять ему было нечего.
  
   Тут у немцев видимо закончилось терпение, или просто наконец-то гитлеровцам выделили авиацию. Просто налетели немецкие бомбардировщики, и стали бомбить траншеи (а они почти пустые были), да группу Малых. Видимо решили и на психику подействовать, и ослабить место для завтрашнего удара. Небесные немцы сделали три захода на ребят Малых, и два захода на траншеи, сбросив весь свой, постреляв все патроны, стервятники удалились.
  
   Зенитчики по немцам не стреляли по приказу Старыгина, ведь какой-то генерал прошлого, то ли Клаузевиц, то ли Наполеон (а может и Чингисхан), говаривал: "Покажи себя противнику слабым". Много вреда нанести немцы не могли, траншеи пусты, а Малых обязан был хорошо замаскировать своих бойцов, и укрыть и от артиллерии и от авиации.
  
   А наличие ДШК, да зенитных пар "максимов", завтра, должны стать немцам сногсшибательным сюрпризом. Потому, и решил Старыгин пока придержать "туза" в рукаве.
   Но потери все-таки были, от бомбежки погибло пятнадцать человек в траншеях, и тридцать один боец погибли у Малых. И все погибли от неопытности, ведь 18-ую мотодивизию впервые бомбили, ранее бомбили завьяловцев и толоконцевских.
  
   Больше до ночи, ничего и не случилось, все отдыхали и готовились к завтрашнему бою, Старыгин уснул сидя на своем КП, и Кривич, с набредшим санитаром Ковалем, отнесли генерала в палатку.
  

День пятый, 1 августа 1941.

   Утром Кривич пошел будить генерала, но не нашел его на месте, за палаткой слышалось довольное фыркание, и журчание воды. И старый солдат выйдя, обошел палатку, там Маруся, тоненькая черноволосая санитарка из под Чернигова, поливала Старыгину, а тот умывался.
   - Ну что старый пират, как выспался? - спросил у Кривича Старыгин.
   - Хорошо выспался, товарищ генерал.
   - Спасибо товарищ Левченко, - поблагодарил Марусю Старыгин, и обтираясь вафельным полотенцем спросил у Кривича, - Зовут тебя как боец?
   - Станислав я, Станислав Никифорович товарищ комдив.
   - Можно Иван Анисимович, сыны твои, небось в армии, Станислав Никифорович?
   - Нет у меня сынов, и дочерей нет, в голодный год умерли, и жена тоже. Я сам в Минске на заработках был, вернулся, а в хате никто не живет...
   - Прости солдат, прости, не знал.
   - Да нет Иван Анисимович, пообвыкся я уж, первое время невмоготу было, все Василинку свою вспоминал, жену, стало быть. Да деток, двое сыновей у меня было Егор, да Василий. Егорка сейчас бы в армии был, а Васятка годами не вышел.
   - Придется нам с тобой Станислав Никифорович, сегодня повоевать и за Егорушку и за Васеньку, ты не против?
   - Не против я, да и умереть не боюсь, меня в этом мире ничего не держит.
   - Не говори глупостей солдат, как ничего не держит, а вон Маруська? Заварзин, Малых, комиссар наш, и многие другие, ведь мы все, весь СССР это одна семья.
   - Я брякнул не подумавши, простите товарищ генерал-майор.
   - Мы с тобой сегодня должны отомстить немцам, за Канбаева, за танкистов вчерашних, за банкиров из полевой кассы, за Брест, за Минск, за все...
  
   - Ладно, не журись, правду мне Заварзин сказал, что ты у Брусилова служил?
   - Да Иван Анисимович, служил. Но то давно уж было, я тогда юнцом еще был.
   - Что съездим к Малых, проведаем, заодно там и позавтракаем. С лошадями дружишь? Эмка у меня давно в автобате стоит, что-то в ней болеет, не везет и все.
   - Конечно, дружу, без лошадки крестьянину никак.
  
   В это время пропылил по дороге грузовик, увидев генерала с Кривичем, машина остановилась.
   - Разрешите доложить, товарищ генерал-майор, - подбежал к Старыгину командир полевой пекарни, - как и было приказано, двухдневная норма хлеба испечена. Сразу же я, с командиром автобата, организовали доставку хлеба в полки и батальоны.
   - И как обстановка в частях товарищ интендант второго ранга?
   - Да в норме, товарищ комдив, в основном ребятки конечно отдыхают, но к бою готовы. Так замаскировались стервецы у Саркисянца, что мы чуть к немцам с хлебом не уехали. Хорошо боевое охранение остановило.
   - А теперь куда путь держите товарищ интендант второго ранга?
   - Да на отдых, всю ночь работали, с полуночи начали уж развозить, шофер Касимов тоже носом клюет, пришлось ему поколесить с хлебушком.
   - Понятно, конечно отдыхайте товарищи, у тебя интендант, в пекарне лошади были, можешь нам двоих одров одолжить, съездить до Малых?
  
   - Так точно товарищ комдив, мы как раз в расположение едем, давайте отвезем вас туда, - Кривич полез в кузов ЗИСа, туда же полез было главный "пекарь" Мациевич.
   - Товарищ интендант, а ну дуй в кабинку, ты всю ночь работал, а мы спали, дай нам на свежем воздухе развеется. Ступай в кабину, ступай, ступай. - Генерал отправив Мациевича в кабину, сам молодецки взобрался в кузов, и сел на кучу пустых мешков, хранящих еще запах хлеба, тут же примостился Кривич.
   - Что скажешь, Станислав, выстоим, не дадим на поругание немцам Родину?
   - Выстоим, товарищ генерал-майор, в империалистическую выстояли, в гражданскую выстояли, и теперь выстоим. Вот скажи мне товарищ генерал, может я, чего-то не понимаю, но почему Тухаческого с Якиром, да с Блюхерами расстреляли, так? Почему тогда же не расстреляли Павлова, Мерецковых всяких да Жукова?
   - Не понял тебя боец, чем же тебе Жуков со товарищи, не угодили?
  
   - Вот то, что Тухачевского сказнили, я одобряю. Знаешь генерал, нас трое братьев, и жили мы под Брестом. Два старших, я да Кастусь в царской армии были, и оба сразу пошли в Красную, тогда еще гвардию. В двадцатом году, Тухачевский повел Кастуся, да сотни тысяч Иванов, Опанасов, Равилей, да Резо всяких с Магометами, на взятие Варшавы. Варшаву не взял этот Аника-воин, да всех парней там положил. Что сил у него было мало, да нет, много было ребят наших крестьянских, и где они теперь? Всех этот маршал положил, еще и пришлось отдать полякам, западную Белоруссию с Украиной, и я разом лишился семьи. Думаешь, генерал, у всех этих Иванов, Сидоров, Опанасов, Резо да Магометов, матерей не было?
   Кастусь сгинул под Варшавой, Миндауг, ну младший брат, оказался в чужой стране, и я это все должен был прощать этому Тухачевскому?
   - С Тухачевским, все понятно Станислав, а чем тебе Павлов да Мерецков не угодили?
   - Да я тебе расскажу генерал, в 39 освободили западную Белоруссию, и я поехал в родные места, тем более меня ничего не держало, бобыль бобылем. Знаешь как там паны польские мордовали моих братов белорусов? Так вот, я еще и в 40-ом, у Миндауга гостил, и видел сколько там войска было. Этих всяких пушек, танков, самолетов, до чертовой бабушки. И что, напал немец, и все, прет как пал в степи, и все эти Жуковы, ничего сделать не могут. Куда Павлов смотрел 22 июня?
   - Ну, так Гитлер напал внезапно, товарищ Кривич.
  
   - Генерал, оставь эти свои слова другим, внезапность, не оправдание. Когда колчака били, да Деникиных всяких, разве не было внезапности? И не имея всяких еропланов да гаубицев, в потрепанных шинельках выданных еще царем, мы победили белую сволочь. Да дружков их иностранных, японцев англичан да немцев этих же. А тут этому Павлову, гори он в аду, родина давала все, бери мол, воюй только, защищай народ. Внезапность. А на черта нужен такой генерал, если его можно побить внезапностью? Чего к войне не готовился, чего отступаем мы, бросая сотни тыщ в окружении, а генералы небось бегут бросая войска? Ты Анисимыч не обижайся, не о тебе я, знаю, как ты справно воевал, не к тебе мои укоры.
   - Да... Старик, а ты прав, и не могу спорить с тобой, по всем сторонам ты прав.
   - Теперь о Жукове с Мерецковым, разве не Жуков начальник генштаба, а до него не Мерецков был? Вот они и виноваты больше всего, что не готова армия была к нападению этих швабов. Кто должен был армию готовить к войне, Луначарский, или Маяковский? Нет, эти два беса Жуков с Мерецковым, да Павлов, бесенок поменьше.
  
   До чего бы еще договорились генерал с красноармейцем, неизвестно, но грузовик доехал до места назначения, и скользкий разговор, к вящему удовольствию Старыгина пришлось окончить. Так ведь если по Тухачевскому, к старику претензий не было, зато за Жукова или Мерецкова, могли и посадить.
  
   У пекарей, генерал с солдатом, получили двух коняшек, генералу достался гнедой мерин по кличке Немец, а Кривичу вороная кобыла с незатейливым именем Чернуха. И необычная пара выехала к Малых.
  
   Когда Старыгин доехал с белорусом, к тыловым позициям группы Малых, время на часах показывало ровно шесть утра. Зато бойцы под чутким руководством Саркисянца, доделывали очередной ДОТ с укреплениями из скородельных мешков набитых землей-матушкой.
  
   - Смирно, здравия желаю, товарищ комдив, бойцы второй роты делают укрепления для второго эшелона обороны.
   - А чем вооружен будет твой ДОТ для бедных, Вазген Вартанович?
   - Пока ничем Иван Анисимович, но бойцы, отходя должны нести с собой свои пулеметы.
   - Вазген Вартанович, ты в своем уме, ребятам придется и пушки под огнем противника тащить?
   - Нет, конечно, пушки отсюда будут стрелять, они заранее, установлены в этой полосе, гаубицы будут стрелять вообще из тыла.
   - А "максимы", тоже придется ребятам на своем загривке нести?
   - Нет их, все-таки придется оставить, но не навсегда, потом взяв этих фрицев-гансов в кольцо, попросим пулеметы обратно.
   Услышав это вопиющее разглашение секрета операции, Старыгин вспыхнул:
   - Вазген, ну-ка отойдем в сторону.
  
   Отведя в сторону болтливого комполка, Старыгин взорвался.
   - Какого черта, ты перед бойцами, развязываешь язык, а если кто-нибудь из них попав ив плен развяжет язык?
   - Простите товарищ комдив, но даже если, немцы дойдут до этого ДОТа, даже если возьмут этих ребят в плен, даже если смогут развязать им языки, и что? Разве я сказал направление наших ударов? Разве рассказал, товарищ генерал-майор, про то какими силами и где будем атаковать? Даже если все это узнают немцы, разве успеют отреагировать, даже сейчас до нашего наступления осталось 6-7 часов. Уже они не успеют отреагировать, а тем более немцам необходимо, дойти до сюда. И опять же взять в плен именно этих бойцов, да и то бабушка надвое сказала, где и какими силами, собирается ударить генерал Старыгин.
   - Прости Вазген, нервы, ты прав, ты конечно прав, но все равно прекрати болтать.
   - Товарищ комдив, вы завтракали? Если нет, то приглашаю в ДОТ номер 36, там у нас готовят завтрак.
   - У тебя ДОТы еще и по номерам разбиты, ну веди, - Старыгин с Саркисянцем подошли к группе бойцов, с которым беседовал Кривич. И всей толпой, бойцы и командиры прошли к дальнему ДОТу, от которого вкусно пахло подогретыми консервами.
  
   Позавтракав, Старыгин с Кривичем, осмотрели несколько скородельных ДОТов. Конечно с дотами УР-62, эти поделки фортификации не шли ни в какое сравнение, но это было лучше чем оборонятся в чистом поле. Сектор обстрела из ДОТов был не плохим, затем они осмотрели две артиллерийские позиции, сперва 76мм пушки, затем противотанковой сорокопятки. Толково вырытые капониры, были еще обложены мешками с землей, для увеличения безопасности пушкарей, от осколков. Короче Саркисянц и его ребята, должны были встретить врага во всеоружии, артиллеристы читали листовку, подготовленную и распечатанную под руководством военкома дивизии. Ту самую, тезисы к которой комиссару Елатомцеву дал сам генерал. Молоденький лейтенант-противотанкист, попросил Старыгина рассказать, о том как воевали красноармейцы в Брестской крепости, и как потом, в составе ДОН-16. А тут еще прослышав о визите генерала, стали собираться еще бойцы, тем более вторая полоса обороны была готова, и можно было отдохнуть.
   Быстренько перед Старыгиным разверзлась по мановению лейтенанта скатерть самобранка, и поедая деликатесы и прихлебывая горячий чай, генерал стал рассказывать:
  
   - Как вам сказать, начало войны застало нас врасплох, мы еще спали, когда на Брест стали падать снаряды и бомбы, ну и побило очень много наших. Встаем, бежим, а оружейка разгромлена, связи нет, кругом абзац. Кое-как организовали личный состав, отрыли оружейку, достали оружие, патроны, тут и немцы полезли. Нас там в крепости было много, но немцы сразу разрезали, и пришлось нам воевать врознь.
   Патронов в обрез, склады с боеприпасами взорваны, нет пищи и даже воды нет. Но мы держались, хоть и слабей винтовки, против пушки, но мы держались. Раненые тут же рядом с нами, погибшие товарищи тоже. Воюем день, воюем два, и ждем что Красная армия придет к нам на помощь, связи-то нет. Немцы оказывается уже Минск взяли, а мы и не знали, держались из последних сил. Каждый день ждем подмоги, дни летят, 23, 24, 25 июня, а подмоги нет, неделя прошла, и тишина. А немец садит, из чего только может, тут вам и гаубицы, и самолеты и даже какую-то очень большую штуку подтащили, какое-то морское орудие, и снаряд как танк.
  
   И когда уже надежды у нас осталось на самом донышке, капли две-три, тут и подошла на помощь Красная армия. Это было второго или третьего июля, точно третьего это было, я как раз тогда с майором Ахундовым к смерти готовились. Не в плен же идти, лучше самим с собой покончить, и тут эти ДОНцы подоспели. Ох и горячая битва была, этот Ахундов, в одной руке автомат, ну ППД, во второй лопатка саперная, такую кучу немцев накрошил.
   Потом отдыхали мы, лечились и отъедались, за последние три дня, я только крошки из кармана пожевал, а тут стали кормить консервами, да овощами. Консервы ДОНцы отбили у немцев, а овощами местные, земляки вот этого бойца, Кривича снабжали.
  
   А эти ДОНцы отчаянные ребята, даже на три дня Город, от немцев освободили, а уж сколько немцев положили, тут уж и я ничего не скажу, одно слово много.
   - Товарищ генерал, а ДОН, это ребята из осназа, что ли? Небось, все из НКГБ, да обученные что твои казаки Крючковы?
  
   - Нет, лейтенант, такие же как вы парни, там и пушкари есть, и пехота, и танкисты и пограничники, и кого только нет. Ребята попали в плен к немцам, поели там немецкой каши, и решили отблагодарить господ немцев за гостеприимство. Представляете, их двое суток не кормили, и ребятки с голодухи рванули прочь из немецкой неволи, а там и окруженцы стали приставать к ребяткам, и гражданские мужички, и даже немцы. Там никого старше старлея не было, один лейтенант госбезопасности, и то в отказе, руководить войском. Ну не учили его бои вести, его другому, учили, очищать народ от заразы контрреволюции.
  
   А ребята, не махновцы какие, это бойцы Красной армии, пограничники, энкаведешники, вот и попросили меня командовать. А что бы немцев пугать, обозвались они Дивизией Особого Назначения, и стали шороху наводить. Разыскали поначалу брошенные при отступлении наши танки, потом у немцев отбили, стали по всей округи шерстить, в поисках брошенных танков, пушек, броневиков. Сейчас у них танковый полк, и другие части, да и НКВД приняло их под свое крыло, снабжают оружием, боеприпасами, а те воюют.
  
   - Товарищ генерал-майор, а расскажите какую-нибудь операцию ДОНцев, уж дюже завлекательная получается у вас, Дивизия Особого Назначения, - просит Старыгина молоденький красноармеец, с лицом, тотально покрытым веснушками.
  
   - Девятого июля, две группы были отправлены по двум направлениям, первая в совхоз "Заветы Ильича", вторая в немецкий лагерь, где фашисты пленных наших держали. Представьте себе такую колонну: четыре немецких мотоцикла, два немецких бронетранспортера, потом четыре грузовика и у каждого немецкая же военная повозка на буксире. И все полны бойцов, причем одеты красноармейцы в немецкую форму, и катит спокойно такая колонна по немецкому тылу.
   Впереди, в форме офицера едет Артур, это латыш, он хорошо немецкий знает, и не раз немцы верили ему, в том, что он немец.
   Проехали они таким хитрым макаром, до совхоза, а там немецкая интендантская рота стоит, ну стояла, помножили немцев на ноль, собрали продовольствие немецкое, погрузили в машины, и еще в три-четыре трофейных грузовика, и ушли обратно. В результате у немцев недостача целой роты, да продовольствия на целую дивизию. Лепо сработали, думаете у тех ребят семь пядей во лбу, да нет, такие же как вы, просто они перестали бояться, немцев и все.
   - Товарищ генерал, а правда, что ДОНцы, захватив наш брошенный ДОТ, уничтожили из пушек и пулеметов дивизию немцев?
  
   - Почти, красноармеец, но это я вам расскажу завтра, после боя, хорошо? Напомните мне, а мне пора ехать, надо мне поговорить с Николаевым, ну что Станислав едем? Ты Саркисянц, что так и останешься во втором эшелоне?
   - Нет товарищ комдив, капе у нас чуть дальше, оттуда руководить боем буду.
  
   И снова мерин Немец и кобыла Чернуха, понесли своих седоков на восток, теперь на встречу с Николаевым, майором из 172-ой дивизии.
   - Старый, а чего ты в армию попросился? Какая тебе разница, где подсоблять стране?
   - А если чего, кто же как не старый поможет молодым-то, они необстрелянные, пороха не нюхали. А еще в империалистическую куляметам немцев и австрияк бессчетное количество раз поклонился, да от чемоданов немецких, червем в землю вонзался. То есть навык имеется, еще и Колчака гонял, пока на тот свет этого сухопутного горе-адмирала не загнал. Короче генерал, старый конь, борозды не испортит, не сумлевайся.
   - Думаешь подпереть дивизию в трудный момент?
   - Конечно, кому как не нам старикам, это делать, у молодежи-то ветер в головах, да штанах гуляет.
   - Ну не прав ты, о молодежи-то, молодежь наша золотая, просто мы выросли в другое время, а они в другое. Я в крепости повидал, из нашей молодежи будет толк, старый. Так что не клевещи.
   - Генерал, ты чего это приписываешь мне? Я не сказал, что молодежь наша никчемная, орлы они, но пример старшего поколения, им всегда нужен. Они про колчаков, да врангелей, только в книжках читали, а я и люди моего поколения, били этих генералов и в хвост и в гриву.
   - Ах вот ты о чем, понятно, ну вот мы и приехали, смотри как брустверы насыпали ребятки, а траншей за ними нет, ложные позиции что ли?
   - Да точно, ложные товарищ генерал, смотри ребятки и чучел понаставили, думаю и без примера старого, прорвутся эти.
  
   В траншеях, там и сям торчали соломенные бойцы, с аккуратно одетой формой. И Старыгин вспомнил о комплектах обмундирования, что отпустил дивинтендант, вот и тут пригодилась щедрость начтыла. Из траншеи выбежал боец с винтовкой:
   - Стой, кто такие?
   - Успокойся, боец и отведи ружье в сторону, я комдив Старыгин.
   - Здравия желаю, товарищ генерал-майор, красноармеец Нечитайло, 172-ая дивизия, готовим ложные позиции.
   - Да, продолжай боец, где тут обретается Николаев?
   - Вам дальше надо проехать, там они товарищ генерал-майор
  
   - Слышь, генерал, ты бы от греха подальше, плащ-палаткой прикрыл свою красивую форму, да пилотку бы одел, все-таки к передку приближаемся, - заботится о безопасности Старыгина Кривич.
   - И где я тебе в чистом поле, пилотку найду, а Стась?
   - Так я тебе дам, у меня в сидоре есть, - Кривич останавливает свою клячу, спрыгивает с нее, и передав повод генералу, скидывает с себя плащ-палатку, затем снимает сидор. Порывшись в сидоре, передает Старыгину новенькую пилотку с блескучей звездочкой, - на генерал, носи на здоровье. А фуражку свою фасонистую, дай сюда, когда к Калинину за орденом поедешь, я тебе ее выдам обратно.
   Кривич перехватывает повод своей лошадки и генеральского Немца. Старыгин соскакивает с коня, и сняв фуражку передает ее белорусу, а сам надевает на себя пилотку. И потом плащ-палатка Кривича, ложится на плечи генерала. И они трогаются снова в путь, со стороны кажется, что едут, по своим делам, два немолодых красноармейца.
  
   Из придорожных кустов, выходит красноармеец, и направив на Старыгина с Кривичем винтовку, с примкнутым штыком, говорит:
   - Стой, кто идет?
   - Генерал-майор Старыгин и красноармеец Кривич. Где у вас тут Малых обретается, ну или майор Николаев?
   - Ой простите, товарищ комдив, не узнал вас. Сейчас позову майора Николаева, - и боец снова скрывается в кустах. Генерал со своим оруженосцем (фуражконосцем) спешиваются с коней, и привязав лошадок к одиноко стоящей березке, садятся на травку.
  
   - Стась, как ты думаешь, выстоим мы тут, добьемся запланированных результатов, или опять немец сильней будет?
   - Если честно, то думаю выстоим, и немцу всыпем, ребята сам видишь какие, и командует хороший генерал. Говорят же, стало львов ведомое бараном слабее стада баранов ведомого львом.
   - Это, я что ли лев?
   - Да знамо не Тухачевский, эх был бы на месте Тухачевского Чапаев, и была бы Польша советской, да и братец мой не сгинул бы в плену белопольском.
   Тут шуршат кусты, и появляется старлей в сопровождении давешнего красноармейца, и отдав честь обращается к Старыгину:
   - Здравия желаю, товарищ генерал-майор, старший лейтенант Дерюгин, комроты два. Мне поручено сопроводить вас на КП майора Николаева, товарищ Малых там же. Просто тут вокруг все заминировано, и потому необходимо, что бы знающий вас человек провел вас безопасным путем. Вот тут осторожней, пожалуйста, идите за мной след в след, - и Харон-старлей, показывая путь, проводил генерала со спутником, до траншеи. И уже в траншее, передвигаясь спокойнее продолжил.
   - Саперы заминировали наиболее удобные проходы, противопехотками, а танкоопасные направления еще и противотанковыми минами. Теперь ждем противника, по вашим предположениям максимум через час-два, они должны напасть, у нас все готово. А вот и КаПе, - и старший лейтенант, указал на блиндаж.
  
   - Смирно, здравия желаю товарищ генерал-майор.
   - Ну, здравствуй Николаев, мы тут вас маленько напрягли, вы наверно ожидали отдых, после выхода из окружения?
   - После взятия Берлина отдохнем товарищ генерал-майор!
   - Можно просто Иван Анисимович, ну Малых, как тебе майор из 172-ой, как тебе его ребята?
   - Мировой парень этот майор, и ребятки его, как на подбор. Как добрались.
   Малых, согласно приказу Старыгина, был одет как простой красноармеец, и только по блестящим командирским сапогам, можно было признать в нем командира.
  
   - Как у тебя подготовка к вражескому натиску, Епифан Афиногенович?
   - Не знаю, товарищ комдив, шапкозакидательство в нас излечено 22-ым июнем, но сделали все возможное. Сперва две линии окопов первого эшелона обороны, затем вы видели, в тылу одну траншею второго эшелона, с ложной траншеей. В первом эшелоне лишь сорокопятки, и Саркисянцевские, и те что вывезли Николаев со своими. На правом фланге, вон там, в лесу, сосредоточены и замаскированы танки. Они должны ударить строго по команде, в момент когда вражеские танки прорвутся через первые траншеи. Ночью ребята Николаева ходили в поиск, и нашли там, вышедшего по нужде, ефрейтора Грабке из 3-ой танковой дивизии, комдива генерал-лейтенанта Вальтера Моделя, на прорыв с целью разделения котла, немцы собираются двинуть и 3-ую танковую и 23-ю пехотную дивизию, комдив генерал-майор фон Бойнебур-Ленгсфельд. Еще он сказал, что тут же шлялся полк из 4-ой танковой дивизии. На мой взгляд они имеют всего, около двухсот танков, но. Тут есть одно но, наступать немцы будут силами одного танкового полка. Во первых, места тут для большого количества танков не хватит. Во вторых, им еще нужно и по периметру кольца нас удерживать, вдруг мы ударим километров 7 -10 левее. Всего думаем у немцев личного состава, по максимуму 30 тысяч штыков, не более. По показаниям ефрейтора, они ждут нашего деблокирующего удара, и затем, отразив первый натиск, пойдут вперед, выполнять свой план. Ну и по нашим подсчетам, на основе слов Грабке, в прорыв пойдут около ста танков, и три-четыре батальона мотопехоты. То есть выстоять мы, должны и можем.
  
   - Понятно, а немцы не удивятся, Епифан Афиногенович, если мы не будем пытаться, деблокироваться?
   - Не думаю, события под Минском и подобные им события, показывают, что наши дивизии могут и сдаться, даже не пытаясь ударами пробить кольцо. И скорее всего, немцы, подождав, все равно ударят. Ими, согласно показаниям того же Грабке, готовы к бою около полусотни танков. Да и разведка подтвердила, согласно вашему приказанию, из состава разведбата дивизии, а так же из добровольцев, как полка Саркисянца, так и братьев из 172-ой дивизии, сформировано восемь разведывательно диверсионных групп. Из них четыре диверсионных, состоящих из трех отделений. В каждой группе один батальонный и два ротных миномета, два пулемета ДП-27, три пистолет-пулемета, и винтовки, их мы смогли обеспечить лошадями.
   - А лошадей где взяли, Епифан Афиногенович?
   - Десятка два, изъяли у Николаева, а остальных изыскали сами, реквизировали у местных жителей. То есть даже не реквизировали, а купили, селянам заплачено деньгами, продовольствием и ненужным военным имуществом. Так вот четыре эти группы, с ночи уже работают в тылу, их задача - поднять неразбериху в тылу немцев, атаковать малые колонны, обстреливать с расстояния большие колонны. После начала боя, они должны обстрелять минами артиллерийские позиции противника, особенно гаубичные батареи. Если получится, то захватить батарею и уничтожить орудия и боеприпасы.
   - Понятно, молодцы, что там с разведгруппами?
   - Разведгруппы, занимаются разведкой, раз в три - четыре часа выходят на связь, у них в лесу запрятаны рации, ну что бы, не таскать, рации сняты с радийных танков. На танках они конечно же нужны, но в разведке нужнее. Кстати Грабке, это работа разведгруппы младшего лейтенанта Михеева, на подходе группа Стасевича, у них более значимый трофей. Ребята захватили интенданта из 4-ой танковой дивизии противника.
   - И это понятно, как думаете воевать с танками противника?
   - На флангах у нас шесть сорокопяток, три справа, и три слева, когда эти пушки выйдут из строя, в ход пойдут 76мм пушки, они замаскированы чуть далее от позиций сорокопяток. Если все же прорвутся немцы, то готовы встретить их гранатами, и бутылками с горючей смесью. Есть люди с опытом, из 172-ой дивизии, например сержант Гоберидзе, в ходе боев за Могилев уже сжег два танка, этими бутылками. Все бойцы прошли инструктаж, по применению бутылок с горючей смесью, ну и последними в бой пойдут танкисты, им с тыла будет удобней атаковать немцев.
   - Ну ребятки с богом, думаю немец устал ждать нашего деблокирующего удара, и начнет первым.
  
   А вокруг август, и не слышно никаких воинских шумов, давно все готово, и все притаились, зато природа не шумит. Природе таиться нет ни смысла, ни резона, вот птички и щебечут, все-таки последний летний месяц начался.
  
   Диверсгруппа старшего лейтенанта Матвеева.
  
   Когда Малых, бросил клич об организации диверсионных групп, причем на добровольной основе, Семен Прокофьевич Матвеев, не мог остаться в стороне. Будучи преподавателем тактики в пехотном училище, Семен с самого 22 июня, бомбардировал начальника училища, комбрига Алексеева, заявлениями о переводе на фронт. В начале июля, Семен получил предписание, явится, в 18-ую моторизованную дивизию, и уже 8 июля, вступил в должность командира первой роты мотополка. И разве мог Матвеев упустить шанс, пойти в тыл врага? Не мог, потому и вызвался чуть ли не первым, Малых еще не успел закончить свою речь, как Семен Прокофьевич вышел вперед.
   А группу к себе, Матвеев отобрал наиболее умелых бойцов из своей роты, командиром первого отделения назначил сержанта Коваленко. Второе отделение возглавил забайкальский казак Навальнов, а третьим стал командовать грузин Абашидзе. Само собой разумеется, что все отобранные красноармейцы, с лошадью были на ты.
  
   И вот, во исполнение приказа, группа оседлала дорогу, ведущую к деревне Дзядово, по этой практически рокадной дороге, противник перебрасывал подкрепления. Соберутся к утру фашисты, и ударят по дивизии, вот и надо немного подпортить немцам, легкость их задачи.
   И по дороге, несмотря на ночь, идет колонна, из пяти грузовиков в сопровождении четырех мотоциклов, какая-то немецкая батарея идет покорять "славян".
   Матвеев отдал приказ, по кабинам не стрелять, стрелять по бортам, наврядли в кузовах одеяла или провиант. К машинам прицеплены пушки, в темноте выявить калибр, трудно, да особо и не нужно.
   Наконец головная машина, достигла оговоренной точки, и Семен кричит:
   - По фашистским гадам, огонь.
   Ночной лес взрывается выстрелами, громче всех стучит пулемет "максим" ефрейтора Никитенко. Никитенко земляк знаменитого некогда Нестора Махно, и от него исходила мысль воскресить пулеметную тачанку. Подходящее транспортное средство забрали с колхозной конюшни, и теперь "максим" перекрывает грохотом и скорострельностью, своих юных собратьев ДП-27.
   Но не только пулеметы ведут огонь, на уровне полутора метров от земли, стреляют автоматы красноармейца Ежикова, и сержанта Малинкина, СВТ и мосинки, остальных. Ровно пять минут вели огонь бойцы РДГ, сразу по приказу Матвеева, начали отход. Прошло еще десять минут, на дороге остался один горящий грузовик, из которого никто не выскочил, остальные в панике уехали, дешево отделавшиеся мотоциклисты , летели в голове колонны.
   Матвеев же уводил группу в другую сторону, его группе дорога не была нужна, потому они шли лесом.
   Из донесения командира 3-ей танковой дивизии Вермахта, генерала танковых войск Моделя:
  
   Отмечены единичные попытки выхода из окружения, групп из состава 18-ой моторизированной дивизии Красной армии. Этой ночью (1 августа) в три часа ночи, одна из групп противника, силами до батальона, наткнулась на роту фельдфебеля Гросса, в ходе стычки, красные бандиты отброшены. Потери личного состава: убито 18 человек (фельдфебель Гросс в том числе) ранены 12 человек, пропавших без вести нет. Потери противника, до 100 человек, всех убитых русские, забрали с собой.
  
   Диверсгрупа лейтенанта Молчанова.
  
   Лейтенант Молчанов, месяц назад был еще агрономом в далеком сибирском колхозе, но его призвали и отправили в 18-ую мотодивизию, и он принял взвод. Предыдущий командир взвода за контрреволюционные разговоры, получил направление в один из северных лагерей, которые излечивают от контрреволюционных взглядов.
  
   В диверсионную группу Молчанов вызвался добровольцем, и в группе у него, практически весь его взвод, кроме приболевшего банальным поносом красноармейца. Долго, почти четыре часа, красноармейцы искали подходящую цель для нападения, наконец, разведчики нашли расположившуюся на привал танковую часть немцев. Решение было простым, закидать отдыхающих немцев гранатами, и как только они проснувшись забегают, причесать их из стрелкового оружия.
   По команде Василия Петровича, бойцы надели оборонительные рубашки, на гранаты, и в гущу немцев полетел десяток гранат. Лес озарился вспышками взрывов, немцы спросонья побежали к танкам, и тут застрекотали оба автомата с обоими пулеметами, остальные красноармейцы били из винтовок. Какой-то из немцев видимо успел нырнуть в танк, потому что сразу оттуда ударил танковый пулемет, немцам повезло, первой очередью был сражен пулеметчик Вихорев. Пришлось Молчанову, командовать отход, Вихорев, и красноармеец Кочерава, были убиты на месте, пришлось их взять с собой, положив на осиротевших теперь лошадей.
  
   Немцы еще час искали вокруг напавших, а те галопом уходили в сторону от места боя.
  
   Из донесения командира 4-ой танковой дивизии Вермахта, полковника Штумпфа:
   Ночью 1-г августа, группа русских, численностью до полка, напала на отдыхающий, второй танковый полк дивизии. Русские вели огонь из минометов и пулеметов, умелыми действиями командира полка полковника фон Штейнброка, атака русских отражена, в ходе контратаки, огнем русских тяжело ранен командир полка. Временно исполнять обязанности командира полка, назначен мною майор Зеп. В ходе боя, потери составили: 15 человек погибшими, 8 ранеными. Потери русских, до роты.
  
   ...Примерно в 9 часов, нервы немецкого командования не выдержали, а может просто нашлись свободные пикирующие бомбардировщики. Во всяком случае, именно в девять часов утра, налетела стая бомбардировщиков Геринга, и нещадно стали бомбить. Причем немцы бомбили, не только ложные позиции, но и реальные позиции, как первый ряд окопов, так и второй. И бомбили очень успешно, с воем налетали пикируя прямо на головы красноармейцев, стреляя нещадно, затем сбрасывали бомбы.
   Одна из бомб угодила в пулеметное гнездо, в клочья порвало оба номера пулеметного расчета, даже пулемет исчез, оба пулеметчика вместе с вверенным им оружием, оставили этот мир. В воронке сиротливо остался лежать щиток от "максима".
  
   Зенитчики, пытались отогнать огнем, падавших с небес стервятников, но не сбили ни одного, из налетавших девятками немцев. И фашисты, упиваясь безнаказанностью, поливали сталью и огнем позиции.
   Санинструктор Громеко, побежала в разрывах бомб, оказывать помощь попавшим под взрыв бойцам, но не добежала. Рядом с ней грохнула одна из бомб, и Катерина мгновенно погибла, опаленная нестерпимым жаром и посеченная тучей осколков.
   И немцы продолжали бомбить, эскадрилью, сменяла эскадрилья, и зенитчики не добились ничего в борьбе с бомбардировщиками врага, всего лишь выдали свои позиции. Один из бомбардировщиков, налетел, на стоящий под натянутой маскировочной сеткой грузовик зенитчиков. И пикировщик, страшно воя, летел с небес прямо на ДШК, смотревший своим смертоносным зрачком на немца. Сержант Устюжанин, удерживая фашиста крепко в прицеле, посылал тому навстречу, рой свинцовых вестников смерти, но казалось, стервятник люфтваффе, заговорен.
   Бомбы пикировщика, не попали в цель, но очередь и пулемета, убила и сержанта Устюжанина, и весь его расчет. Юнкерс взмыл в небеса, и опять нацелился на позиции красноармейцев, и снова воя полетел к земле.
  
   Не выдержали нервы Кривича, он выскочил из траншеи, и побежал. Всем показалось, что он потерял контроль над собой, от страха. Станислав, петляя бежал, и бежал, оказывается он именно к осиротевшему грузовику с зениткой. Одним прыжком, старый солдат запрыгнул, на платформу ЗИСа, и стал перезаряжать ДШК.
  
   Все красноармейцы, не сводя глаз, смотрели на Кривича, тем более он, привлек к себе внимание, не только поступком, но и словами:
   - Ну немчура, сейчас получите от брусиловского солдата. Кричал он много и зло, но в основном на матерном языке, мешая русский, белорусский, польский и даже украинский мат.
  
   Новая волна бомбардировщиков, понеслась, воя как шакалы, на траншеи первого эшелона, и Станислав, наконец освоившись с ДШК, начал неравную дуэль.
   - Ну, суки крылатые, огребай подарок из империалистической, - закричал Кривич, и скупыми, короткими очередями встретил летевших вниз, к земле немцев.
  
   В первую же минуту дуэли, Станислав ухитрился сбить командира эскадрильи, то ли Кривич убил летчика, то ли повредил что-то в самолете, и юнкерс, не вышел из пике. Гитлеровский стервятник, воткнулся носом, в пятистах метрах позади от траншей, и сразу оглушительно взорвался.
  
   Это сразу воодушевило красноармейцев, и с матерными криками, бойцы начали стрелять из траншей в небо, правда толку от этого было мало, зато люди осилили себя, и свой страх. А бесстрашный белорус ухитрился сбить еще один самолет. Причем его пули попали в бомбовой отсек юнкерса, и тот сразу же, послушно рванул прямо в воздухе. И этим Кривич подписал себе сметный приговор, на него понеслись сразу три юнкерса, беспрерывно стреляя.
   Белорус в ответ стрелял так же, короткими очередями, но Фортуна, женщина ветреная, и она решила теперь подыграть немцам. Ни одна из пуль выпушенных Кривичем, не нанесла серьезного урона немцам, зато первая же сброшенная фашистами бомба, взорвалась в двух метрах от ЗИСа.
   И гордый, смелый белорус, исчез в этом взрыве, когда дым и пыль развеялись, то Кривич, лежал на грузовике, и не шевелился, он был убит.
   Неожиданно, откуда-то сзади, послышались, очень знакомые, пружинящие звуки "бумтззз, бумтззз". А это, оказывается минометчики, вдохновленные подвигом Кривича, открыли огонь по летящим низко, практически по головам, фашистам. Сержант Горелый, ожидал приближение очередного самолета, и как только тот был на подлете, раз за разом командовал:
   - Огонь!
   Красноармеец Мукашев, бросал в трубу миномета, мину за миной, вплоть до получения команды "Отбой", от командира. Бумтзз, бумтзз. К удивлению Старыгина, Малых, и вообще ко всеобщему удивлению, одна из мин миномета БМ-37 попала в брюхо немецкого самолета. Взрывом стервятника, наземь кинуло всех присутствующих. Правда никого не убило, но напугало, и больше всех испугался красноармеец Норбутаев. На руки сына узбекской земли упал, необычный сапог, с куском арийской ноги внутри. Внутренняя сторона сапога, была снабжена застежкой "молния", но Норбутаеву, не приходилось встречать такого типа застежек. Да и кому охота разглядывать чужой сапог с куском ноги, даже если это унты-сапоги, летчика люфтваффе. И узбек инстинктивно, откинул сапог с частью арийского тела, далеко вперед.
  
   Сапога, немцы, видимо и испугались, или время их авиаудара закончилось, но гитлеровцы улетели. А Кривич помог обоим полкам, своим примером, насколько поднялся боевой дух бойцов, никто не скажет, но он точно поднялся.
  
   Не успели рассеяться пыль и дым от разрывов немецких авиабомб, как по траншеям передали, одно слово:
   - Танки.
   И действительно, поднимая клубы пыли, на позиции Саркисянца, двинулись танки, почему-то немцы избрали местом атаки именно полк Вазгена Вартановича. Старыгин и Малых, насчитали сорок два танка, немецкая стальная армада, катилась вперед. Никто не стрелял, воздух стал сухим и тяжелым о напряжения.
   Генерал и Малых, бежали по траншее налево, к КП комполка армянина, в это время, из траншеи выскочил, и побежал в тыл какой-то слабонервный боец. Малых закричал:
   - Боец, срочно вернись в траншею.
  
   Красноармеец, не оглядываясь бежал, Епифан Афиногенович достал свой ТТ, но оценив расстояние, положил пистолет в кобуру.
   - Боец, дай мне свою винтовку, - обратился Малых к ближайшему красноармейцу, и тот протянул винтовку. Епифан Афиногенович, взял оружие, прицелился, установил прицел на 200 метров, а именно на такое расстояние убежал, трус, майор замедлил дыхание. Бабах! Раздался выстрел, и бегущий боец сразу упал, он хотел жить, даже ценой чести, но умер первым.
  
   - Все правильно товарищ Малых, трусость в бою наказывается расстрелом. Этот человек, ну я не могу назвать его товарищем, струсил, бросил товарищей и Родину в опасности. Все Малых, отдай винтовку хозяину, и быстрей к Саркисянцу, - и генерал, взяв винтовку из дрожащих рук майора, передал хозяину.
   - Я.. я впервые... я впервые убил своего, товарищ генерал-майор.
   - Не убивал ты своего, Епифан, не убивал. Свои сидят в траншее, свои ждут у орудий, свои погибли под бомбами, свои сидят и ждут в танках. Девчонка, санинструктор, которая минут десять назад погибла, она своя, а этот гнус, не свой. Кстати, не забудь представить после боя девчонку к награде, как ее фамилия?
   - Громеко, она дочь моего дружка по фабзавучу, не уберег я ее, товарищ комдив.
   - Ты тут не для того, то бы бойцов беречь, ты тут для того, что бы Родину беречь. А девчонка молодец, побежала спасать раненых, героиня она! Так и отпишешь дружку своему, так мол и так, погибла смертью храбрых, и земной поклон за такую дочь, понял?
   - Да понял, вот КаПе Саркисянца...
  
   - "Фиалка", "фиалка", противник идет в шестой квадрат, наведи свои пушки на него, стрелять будешь по команде, - бормочет в телефон боец в каске.
   - Ну здорово Вазген Вартанович, как готовность?
   - Здравия желаю, товарищ генерал, у нас все отлично, все готово.
   - Понятно, ладно не буду отвлекать, продолжай.
  
   Генерал осматривал в бинокль надвигающуюся стальную лавину, вслед за танками, бежали юркие фигурки в мышастой форме.
  
   - "Фиалка" накрой квадрат сотней выстрелов, огонь!
  
   С закрытых позиций, ударили 122мм гаубицы, и поле, по которому надвигалась вражеская волна, заволокло дымом, пылью, гарью.
   - Эх, товарищ комдив, хорошо чертяки пушкари работают, думаю, до траншей немцы и не дойдут.
   - Не беспокойся Саркисянц, дойдут, на наш век немцев хватит. А ты красноармеец, командуй своей "фиалке", что бы еще по два снаряда, и отходят с позиций, немцы ответку сейчас делать им будут. Пора 152мм вступать в дело.
  
   Связист, передал распоряжение генерала "фиалке", и сразу стал вызванивать "гвоздику".
   - "Гвоздика", вдарь по шестому квадрату, фиалка шесть коробок остановила, твоя очередь.
  
   Пока "гвоздика" готовилась к бенефису, ветром отнесло в сторону пыль и дым, и генерал убедился, что остроглазый связист почти прав, шесть бронированных чудовищ застыли на поле, некоторые, чадно горели, зато остальные шли вперед. Тут загрохотали 152мм гаубицы, и снова поле боя заволокло дымом и пылью, и тоже прогрохотав несколько минут "гвоздика" замолкла.
   - И что дальше Саркисянц?
   - Теперь очередь сорокопяток и 76 миллиметровок, пусть и они покажут свое мастерство.
  
   В блиндаж вбежал боец:
   - Товарищ подполковник, над нами самолет.
   - Какой самолет, Горохов?
   - Не знаю, у него два пуза.
   - Все понятно, Саркисянц, это "рама", немецкий разведчик-корректировщик, будут теперь бить из артиллерии, подавлять наше сопротивление, - сказал армянину Старыгин, - надеюсь противотанкисты, хорошо замаскированы? А, то как бы танки штыками останавливать не пришлось.
   - Замаскированы-то хорошо, но одно орудие вместе со всем расчетом от бомбы полчаса назад погибло. Может сверху им видней?
   - Не знаю, теперь что-то делать поздно подполковник.
  
   В подтверждение слов генерала, загрохотали немецкие гаубицы, и их снаряды стали ложится в опасной близости от траншей, больше всего попало в небольшой холм, стоявший в ста метрах позади траншеи.
   Все это увидел выйдя из блиндажа Старыгин, и удивленно спросил у стоящего рядом бойца:
   - Слышь боец, а что на том холмике?
   - Да ничего там нет товарищ генерал.
   - А чего тогда немцы бьют по нему?
   - Ну, там товарищ Саркисянц устроил, ложные артпозиции, и немного замаскировали.
   - То есть немцы бьют по пустому месту?
   - Не совсем пустое, там саперы пушек намастерили из дерева, на всякий вкус, и сорокопятки есть, и даже два-три БР-2. Пусть фашисты порадуются, нам же не жалко.
  
   152мм гаубицы тоже поработали неплохо, на поле осталось стоять или гореть еще семь танков, но остальные, сопровождаемые гитлеровской пехотой неумолимо шли вперед.
   В бой вступили противотанкисты, с левого фланга, они стали бить по немецким танкам, пехота открыла стрелковый огонь по наступающим немцам, и этим спровоцировала новый артналет.
   Безнаказанно висящая в небе "рама", снова начала корректировать огонь артиллерии, и снаряды стали рваться уже и в траншеях, увеличилось количество убитых и раненых.
  
   Сорокопятки успели расстрелять шесть танков, и их накрыло огнем вражеской артиллерии, "дирижер" сидя в "раме", на небе, перевел огонь с траншей на противотанкистов.
   Танки гитлеровского воинства, стреляя и из пушек, и из пулеметов достигли наконец траншей, и им навстречу полетели связки гранат, и бутылки с горючей смесью.
   Казалось еще минута, и красноармейцы дрогнут, разбегутся, и все дело решил майор Николаев. Он прислал сводную роту, и те сразу с ходу, передвигаясь по окопам, вступили в бой. И дрогнули не красноармейцы, дрогнул враг, первыми побежали пехотинцы.
   Бойцами Саркисянца были подожжены еще четыре танка, сводная рота подожгла еще два, остальные танки гитлеровской рати, отступили сами. И отступали до шестого квадрата, там их снова накрыла "фиалка", и еще четыре произведения сумрачного тевтонского (или чехословацкого) гения, остались стоять.
  
   Кто-то осторожно закричал:
   - Ура!
   Тут же его крик, подхватили бойцы и командиры, и по траншее, ввысь, понесся торжествующий крик:
   - Ура-а-а-а-а-а-а-а!!!
  
   Двадцать пять танков, были выведены из строя, и остались на ничейной полосе, семнадцать из них еще дымили. Повреждение остальных, видимо были внешние, или гусеница порвалась, или выбило каток, от близких взрывов.
   Потому, Саркисянц, выслал два взвода бойцов, первый получил задачу сжечь эти самые танки, а вторые для сбора трофеев. Сжечь танки, Вазгена Вартановича, надоумил Старыгин, он-то отлично знал возможности немецких ремонтников. Потому бойцы получили приказ поджечь бутылками, с горючей смесью, танки, а еще для вящей уверенности, вкатить супостатам в дуло пушки, по гранате. Даже, тем, что уже догорали.
  
   Диверсгруппа старшего лейтенанта Матвеева.
   - Товарищ старший лейтенант, нашел.
   - Так, слушаю тебя Епуряну, где немецкие батарейцы?
   - Поехали, товарищ старший лейтенант, я покажу.
  
   Ноги лошадей, для снижения шума, и повышения уровня внезапности, были обмотаны тряпками. Потому Матвеев, двинулся за конем Епуряну, почти так же бесшумно, как тигр.
   Вскоре, у окраины леса, младший сержант Епуряну, поднял, призывая к вниманию, руку. И шепотом сказал Матвееву:
   - А вот они, товарищ старший лейтенант.
   Поднеся бинокль к глазам, старлей сразу увидел гитлеровских артиллеристов.
   На открытой местности расположилась немецкая крупнокалиберная пушка, а за ней еще и еще. Тут же бродили солдаты, стояли две палатки, и шесть уродливых машин, спереди у них были колеса, а сзади гусеницы. Верх машин был открытый, и по три дверных проема-прореза, на доступных взгляду Матвеева правых бортах.
   - Да, Николай, это они, иди к нашим, пусть сюда скрыто идут, и что бы у меня ни одного шума.
   Даже дышать через раз и шепотом, понятно?
   - Конечно товарищ старший лейтенант, - так же шепотом ответил молдаванин, и сразу скрылся среди деревьев.
  
   Скоро прибыла вся группа, и так же шепотом, Матвеев раздал команды:
   - Никитенко, со своей швейной машинкой, идешь и занимаешь позицию у вон тех берез, видишь березка искривленная? Горлов и Новогрудкин, со своими ДП идете дальше позиции Никитенки, Горлов на пятьдесят метров, Новогрудкин на сто. Легонтьев разворачиваешь свой самовар, закидайте минами артиллерию и палатки. Думаю в палатках, их начальство. Сеитов и Ошанин, вы сами выбирайте позицию, и выбиваете мне офицеров и унтеров. Соломахин и Косьмин, вы своими минометиками, уничтожьте тягачи и охрану. Остальные помогаем пулеметчиками и минометчикам. Начинаем с разрывом первой мины, Легонтьев, как только будешь готов, стреляйте, вы застрельщики.
  
   Получив приказ, расчет 82мм миномета БМ-37 сержанта Легонтьева, начали разгружать с лошадей свой миномет и боеприпасы. Расчеты ротных минометов младшего сержанта Соломахина, и ефрейтора Косьмина, так же начали разгрузку. Снайпера казах Сеитов и Ошанин, ушли выискивать себе наиболее удобные позиции.
  
   Бумтзз, бумтзз! Открыл огонь сержант Легонтьев, сразу же разразился длиннющей очередью земляк Махно, и остальные стали добавлять свои пять копеек. Стенки палатки, не умеют останавливать пули, тем более винтовочные пули из старого, доброго пулемета изобретенного американцем Хайремом Максимом. А Никитенко стрелять из пулемета умел, умел и любил, потому он перекрестил обе палатки, любовно и тщательно, н не крестным знамением, а пулеметными очередями. Пришлось минометчикам Соломахина и Косьмина, стрелять по орудиям благо расчеты немецких 150 гаубиц, образца 1918 года, находились рядом.
   Тут же начали стрелять в ответ и немцы, к грохоту выстрелов из трех пулеметов МГ, добавились очереди из немецких пистолет-пулеметов и карабинов Маузера.
  
   Метко пушенная Соломахиным мина, быстро покончила с одним пулеметом гитлеровцев, зато второй убил Соломахина. Его место занял его же ученик и член минометного расчета южанин Лонгадзе, и поколдовав с прицелом миномета, Лонгадзе, стал посылать мину, за миной на головы немцев. Второй пулемет немцев, почти нащупал снайпера Сеитова, но был убит очередью Никитенко. Грамотно выбранная позиция, позволила гуляй-польцу косить немцев, почти безнаказанно.
   Когда, же подобравшиеся с фланга, автоматчики Падерин и Фролов, в упор начали стрелять из ППД, то замолчал и третий пулемет.
   - За мной ребята, бей падл, - нарушая устав РККА закричал Матвеев. И побежал вперед, стреляя из своего пистолета, за ним бежали, стреляя на ходу и остальные разведчики...
  
   В результате боя, расчеты шести немецких гаубиц, вместе с командирами, были уничтожены, но вместе с ними погибли и двенадцать красноармейцев, да ранены были еще пять. Придется, возвращаться обратно, к Малых, поломать пушки трудно, но можно поломать прицельные приспособления. Этим и занялись бойцы, вдобавок к мелкому вандализму, красноармейцы добавили крупный. Полученные в качестве трофеев немецкие гранаты, на длинной деревянной ручке, по приказу Матвеева опустили в отверстия дул, и скоро мощное и современное оружие, превратилось в тонны металлолома. Такими же гранатами, повредили и тягачи, в моторном отсеке, немецкая граната с терочным взрывателем, наносит повреждения, несовместимые с жизнью данного механизма. Убитых пришлось погрузить на тачанку, и на немецкую повозку, и рысью группа ушла...
  
   После успешно отраженной атаки, Старыгин уверился и в Малых и в Саркисянце и в Николаеве. Зато потерял Кривича, а бойцом белорус оказался знатным...
   Поехал, генерал обратно, на КаПе дивизии, эти выдержат, с генералом поехали бойцы разведвзвода. Как он не отбивался, Малых просто заставил бойцов поехать с генералом, и что бы они сдали его на руки в штаб.
  
   До ночи, немцы предприняли еще две атаки, но более жидкие, и так же откатились.
   Зато бомбили потом, под вечер, и опять же успешно, так же до получаса, а зенитчики сбили еще одного гитлеровца, и на этом авиаудар закончился.
  
  
  
  
Оценка: 8.51*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"