Диана называет ее тетушкой. Эвелина - тетенькой. Сережа - теть Клавой. А Ваня - теткой.
Вообще-то она приходится им двоюродной бабушкой, но все они с детства переняли у родителей - тетя да тетя.
В девяносто втором отравился денатуратом Витя, отец Сережи и Вани. Тетка и через год, и через два не могла говорить о нем без слез. Винила во всем себя: надо было ему в тот злополучный день дать денег на бутылку, так ведь нет, начала стыдить, дура старая, - у тебя, дескать, сыновья растут, какой им пример? Какой там пример! Отчим вот тоже пьет, да еще и Ирку за собой потянул. Слава Богу, ребята уже взрослые, у обоих голова на плечах, не пьют, Сереженька и не курит даже, не то что Ваня - смолит одну за одной. Хотела сказать, да что толку, кто ж послушает?
В девяносто восьмом Надька, мать Дианы и Эвелины, в одочасье собрала чемоданы и пустилась в погоню за уходящей молодостью. Тетка пыталась увещевать: дочки ведь молодюсенькие, как им без мамы-то?
- Эвелине двадцатый год, не сегодня-завтра замуж выскочит, а ты все о ней, как о ребенке, - Надька сморщила носик, что означало предпоследнюю степень возмущения. - А Диана в этом году школу заканчивает. Вот увидишь, им без меня только лучше будет - квартира свободна, никто не ворчит.
- То-то и оно, что без присмотра, а в головах еще ветер.
- Да откуда тебе знать! - тоненько вскрикнула Надька, стекла в оконной раме задребезжали. Последняя степень. - У тебя ж детей никогда не было! И мужа не было! Ты не знаешь, что это такое, когда тебе двадцать два, муж уходит от тебя к тридцатилетней, а у тебя на руках двое детей, одной четырех еще нет, а второй полтора! А потом ты по суду алименты взыскиваешь, и на тебя все смотрят как на жертву... нет, не все! Бывает, что и злорадствуют!
Как не знать, хотела возразить тетка, вместе девчонок поднимали. Но смолчала.
Надька обосновалась с новым мужем в Москве. Надо понимать, не бедствует, Дианке к свадьбе новую квартиру купила - правда, здесь, в Москву девчонок не зовет даже погостить. Эвелининому мужу денег на машину дала, на иномарку какую-то, тетка мельком видела из окна, когда он Эвелину подвозил. Наверное, хорошо, что не послушалась тогда Надька. Наверное...
Вот и у Сережи жизнь сладилась - женился, дочка год назад родилась. Хотелось бы, конечно, повидать праправнучку, но что-то они не торопятся. Куда им торопиться, молодым-то?
Хорошо, что хоть племянники не забывают. Сережа почти каждый день бывает, Диана - через день, Эвелина звонит то и дело, обо всем рассказывает, бывает, что и советуется. Тетка советует неохотно. Что она может посоветовать, если как ни поверни - молодым виднее. Но каждому звонку радуется, а к приходу Эвелининому пирожки печет, с яблоками. Вот Диана больше любит с рисом, а Сережа - с мясом. А Ваня, Ваня-то с чем? Подзабыла, давно не виделись. С ним такое случается, с Ваней, пропадать на несколько месяцев. Правда, потом объявляется, с тортиком, с бутылкой красного вина - знает, что тетка любит, и засиживается с ней на целый вечер, не столько говорит, сколько слушает. А ей в радость рассказать, вспомнить. Хоть и горькие воспоминания, но будто бы молодеешь. Ваня хорошо слушает, с пониманием.
В прошлый раз, незнамо с чего, взяла да и спросила:
- Давай, Ванюша, я тебе квартиру свою подпишу. Тебе, наверное, нужнее, чем Сережке, у его-то жены квартира есть, да и девочки Надькины пристроены.
- Ну, тетка, ну, завела заупокойную! - Ваня засмеялся невесело. - Я-то думал, ты у нас без таких вот выкрутасов, а ты!.. Эх, тетка-тетка, давай лучше по десять капель за здоровье.
- Давай хоть сберкнижку на твое имя открою. Деньги-то лишними не бывают...
- Тетка! Обижусь, ей-богу!
Потом, когда Ваня ушел, она принялась думать, прикидывать. У Сережи дочка, может, Бог даст, еще детишки будут. А Ваня то ли женится, то ли нет, кто его знает. И девчонки что-то никак наследниками не обзаведутся. Куда им, молодым, торопиться?.. Если же не по уму, а по сердцу, то Ваня, получается, самый любимый. Она никому об этом не говорит, не надо. В семье все равны должны быть, а то и до свары недалеко... Их вот было четыре брата, две сестры, дружно жили... После войны остались она да брат. Сережка. Веселый он до войны был, на гармони играл - заслушаешься. Вернулся с одной рукой, весь перекалеченный. И прожил, считай, недолго совсем. В каком он году-то умер? Ну да, в том же, в котором Хрущева сняли...
Ветеран войны Клавдия Михайловна Сомова умерла накануне своего дня рождения. В канун дня Победы. Хоронили ее все соседи, весь городской Совет ветеранов. И внучатые племянники - Сережа, Диана, Эвелина.
Капитан ОМОНа Иван Викторович Сомов вернулся из очередной командировки только через два месяца. Купил красного вина, пришел к теткиной могиле, помянул.
В тот же вечер ему позвонила Эвелина:
- Ты представляешь, братец твой нам всем нос натянул! То-то он у тетки дневал и ночевал! Она ему квартиру подписала, а мы все умылись, вот!
Серега встретил мрачно.
- Ты б еще попозже заявился, ребенок спит!
Это вместо "здрассьте". А потом:
- Прикинь, тетка этим курам, Дианке с Эвелинкой по сберкнижке оставила. Там, по моим прикидкам, тысяч по пятьдесят-шестьдесят. У тетки пенсия была хорошая, тратить некуда, вот она и копила. Можно подумать, им без этих денег - ну никак. Одна в банке работает, вторая три точки на рынке держит. А тут крутишься, как проклятый, колымишь...
- Серег, ты мне альбомы теткины отдай, а? Они тебе все равно без надобности.
В последние годы она не фотографировалась. А раньше - часто. С коллективом своей больницы. С друзьями. С соседями. С братом, то есть с дедушкой Сережей... Вот это да, отец, оказывается, в молодости отращивал усы! А у Эвелинки были косы... точно, были. А вот и он, Ваня. Лет пяти, не больше. В любимой буденовке. Притворно серьезный, сам, наверное, только и думает о том, как бы поскорее да половчее смыться с семейного торжества во двор.
И - совсем старое, с изломанными уголками, с рыжевато-бурыми, ржавыми пятнами. Медсестра, лицом похожая на Эвелину, и косы такие же, только уложены венцом, и лейтенант-танкист. На обороте - подпись лиловыми чернилами: "Клава Сомова. Ваня Лебедев. 1943. Брянский фронт".
Альманах "Орловский край", 10/2011