Мне с детства твердили: словом можно ранить, словом можно убить. Да только не говорили, можно ли словом возвысить, можно ли словом исцелить. И я привыкла обращаться со словами осторожно, как с хрустальной вазой. Тривиальное сравнение? О, да! Но если задуматься о судьбе хрустальной вазы... если только задуматься! Не всегда изящная почти что безделушка, традиционный подарок, емкость для накопления пыли, которая не вписывается в интерьер и вообще чертовски надоела, но выбросить рука не поднимается, потому как по праздникам ее можно чем-то там наполнить. Слово... Привычная безделушка. Набор слов, предписанных ситуацией. Слова имеют четкий смысл и при этом совершенно бессмысленны; слова выражают все и не отражают ничего.
Настал день, когда я прочитала:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо Свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города...
Звучание завораживало. Смысл был темен.
"Словом разрушали..." А можно ли словом созидать? Можно ли словом поднимать из руин? Можно ли словами возвести лестницу к радостному будущему? Можно ли открыть врата истины?.. Как книжно, как невразумительно звучит! Ну, хотя бы - соорудить одну-другую ступеньку для маленькой судьбы и отворить дверцу, за которой начинается дорога обычного человечка? Неужели нельзя?
Можно. Теперь я точно знаю. А тогда... просто тогда слова, предназначенные именно для меня, еще не прозвучали.
Мне только-только сравнялось пятнадцать, а следом - мой любимый праздник, День города. Проливной дождь. Однако же мы с отцом сошлись во мнении, что на праздничный концерт идти надо. О, праздничные концерты середины девяностых! - не чета нынешним пьяным тусовкам, чреватым всяческими происшествиями. Тогда существовали еще и заводская самодеятельность, и вполне естественный коллективизм, не вытесненные ни искусственной корпоративной культурой, ни желанием за любой чих получать денежку. А вот слово "инженер" уже тогда вызывало насмешливое сочувствие: эк не повезло человеку!
Мой отец был инженером. Хорошим инженером. И как-то вдруг оказался в числе хронических неудачников. Не потому ли стихийно возник разговор, каких не случалось ни до, ни после: отец старательно перебрал все перспективы, кои открывала перед ним жизнь, и подытожил: если он и отступался, то по своей воле, если и выбирал, то сам.
Тогда и прозвучали очень важные для меня слова:
- Ты такая же упрямая. И все будет именно так, как ты сама решишь. А если кто скажет иначе - не слушай.
Наверное, у меня плохо получалось не слушать. Поэтому шишек я набила много, а прошла мало... но все-таки - по своей дороге.
Мне было шестнадцать, когда одноклассник убедил меня, книжную девочку, столь же общительную, сколь и замкнутую, извлечь из дальнего ящика старые стихи. И когда я наконец отважилась, сказал:
- А вот теперь ты пойдешь к людям.
- С чем? С этим вот? - неподдельно удивилась я. - Так я уж несколько лет как забросила, и вряд ли когда-нибудь...
- Ничего подобного. Ты будешь писать стихи.
Ну что тут сказать? Пишу. А люди... Удивительное дело, с тех пор не было ни дня, когда бы я чувствовала себя одинокой. Я и вправду пришла к людям. И дальше моя дорога пересекалась с дорогами, тропами, магистралями. Наверное, больше всего на свете я боюсь безлюдья. Хотя случались разлады, и так хотелось назад, в уютный кокон - мой собственный, только мой.
И однажды именно в такой момент - мне было тогда семнадцать - подруга сказала мне:
- Когда бывает грустно, посмотри в небо. Просто посмотри.
Есть хрустальные слова - слова для всех, прозрачные, хрупкие, ненужные; слова, что сродни дежурному подарку. Есть слова - солнечные зайчики - вроде, воплощение света и тепла, но от них не светло и не тепло, разве что ослепить могут на какой-то миг. А есть слова, которые дышат. И не так уж важно, ластятся они или колются. Они живут. А значит, способны на многое. И ранить, и исцелять, и... Значит, не просто слова.