Сразу оговорюсь: то, о чем я хочу рассказать, основано на личном опыте и если на что-то и претендует, то - на достоверность. Что же до объективности - объективно настолько, насколько может быть объективен личный опыт.
Национальный вопрос вошел в сферу моих интересов очень рано... собственно, сколько я себя помню, он был со мной, этот вопрос. Вопрос, но не проблема. Мои старшие родственники были лишены всякого национализма, даже бытового, и по старинке делили людей на "добрых" и "недобрых", "порядочных" и "непорядочных". Бабушка по отцовской линии - из "клятих москалей", уроженка исконных русских - вятичских - краев, потомственная колпнянка-орловчанка, вскоре после войны вышла замуж за деда-хохла, участника двух войн, финской и Великой Отечественной, бывшего кадрового военного, а к тому моменту - инвалида (впрочем, мой норовистый дед так и не оформил инвалидности, хотя пятидесятипроцентная потеря слуха и многочисленные последствия ранений сказывались всю жизнь) с двумя осиротевшими детьми-подростками. Так случилось, что бабушкина старшая сестра тоже была замужем за украинцем. Мой дед - из Хмельницкой (Каменец-Подольской) области, муж бабушкиной сестры - из-под Черновцов. После смерти сестры, бабушка воспитала и ее дочку, здраво рассудив, что отцовского воспитания для девочки явно недостаточно. Светлана и через много лет называла бабушку то "тётей Полей", то "мамой Полей". Потом она вышла замуж за татарина Романа Асадулина, они жили в Эстонии, в Нарве, бабушка навещала их - правда, редко, здоровье было уже неважное. А вот на письма - три-четыре в месяц, отвечала своевременно и аккуратно. Тетя Света иногда вкладывала в письма фотографии с подписями: "Бабушке Полине - от внучки Анжелочки". Красавица Анжела, в чертах которой было и что-то узнаваемо наше, бабушкино, и что-то степняцко-татарское, потом вышла замуж за русского парня - и вот уже новые фотографии: "Прабабушке Полине - от правнучке Дашеньки". Время от времени - мне на радость - из Нарвы приходили посылки с конфетами в обертках, на которых было написано "не по-русски". Я мечтала, что когда достаточно подрасту, чтобы отправиться в неблизкий путь, бабушка отвезет меня в Эстонию. Тогда я еще стремилась путешествовать, сейчас, признаться, не слишком. В один далеко не самый прекрасный момент я начала очень остро чувствовать то, о чем не раз говорили, на основе своего опыта, другие люди - эти границы пролегают не только по земле, но и по семье - по моей семье.
Мой отец родился уже в Орле, куда бабушка с дедушкой со временем перебрались, - поближе к бабушкиной деревенской родне. Бабушка работала в детском саду, дед трудился на железной дороге. И снова - прелюбопытное совпадение: бабушкина коллега и подруга Мария Спиридоновна Соболева (русская) была замужем за дедушкиным коллегой и другом Константином Савельевичем Соболевым (украинцем). Мне невероятно повезло - у меня три бабушки и три дедушки, такими родными стали для нашей семьи Соболевы. А воскресные посиделки с яблочными пирогами и домашним вином из черноплодной рябины - из числа самых драгоценных моих воспоминаний. И песни - русские и украинские. Моя бабушка дивно пела украинские песни - приехав на Западную Украину, она по-своему решила проблему преодоления языкового барьера: записалась в хор при местном клубе.
Как-то при мне взрослые в шутку заспорили, кем меня считать по национальности. Положено - по материнской; даже у моего отца в паспорте записано: "русский". Последнее слово осталось за дедом. "Надо считать - четверть хохлушки", - авторитетно объявил он. Деда я обожала, каждое его слово было для меня истиной в последней инстанции. "Четверть хахлюшки!.." - радостно подхватила я. От роду мне было четыре года.
В сухих и официальных телерепортажах о "газовом конфликте" между Россией и Украиной слышится мне плач по раздробленным, раздерганным семьям. В воплях о "советской оккупации Западной Украины" - злая насмешка над историческим нашим единством, единством не только исторической судьбы, но и личных судеб.
Скучные дворы орловских новостроек заставляют меня с особой ностальгией вспоминать о дворе моего детства. Исторический центр Орла с немногочисленными действительно историческими зданиями (их вообще мало в Орле, он был в числе тех пятнадцати городов, которые более других пострадали от гитлеровской оккупации). А рядом - шедевры сталинского ампира - гостиница "Орел", Дом со шпилем... "Дом со шпилем" - читаем мы в путеводителях. Старожилы этот дом на пересечении центральной улицы Московской и скромного Новосильского переулка, именовали "Девяноставосьмиквартирным" - и никак иначе. Соседние здания, в том числе наш скромный, всего-то на восемь квартир, домик по Новосильскому переулку, образовывали замкнутый многоугольник, размыкавшийся одной лишь аркой "Девяноставосьмиквартирного". Четыре палисадника (к моменту моего рождения - изрядно запущенные), фонтан в центре двора (к моменту моего рождения - давно уже не действующий, с отбитой лепниной)... Даже эти "остатки роскоши" давали наглядное представление о том, каким чудом чудным, дивом дивным был когда-то этот двор. Но бабушки, сидевшие на многочисленных лавочках, были "из простых". Но - горожанки: новости, коими они делились друг с другом, были вычитаны в книгах и газетах, а садоводство-огородничество прочно ассоциировалось с дачей. Дедушки, забивавшие "козла" за традиционно "игровым" столом, - обычные работяги... по-моему, и чиновника-то среди них ни одного не было, а вот токарей и строителей - предостаточно. Именно они - первое поколение. Мой дед, еще до того, как пойти работать на железную дорогу, участвовал в строительстве "Девяноставосьмиквартирного". Второе поколение - их дети, инженеры, врачи, учителя. Наши папы и мамы. Мы, дети рубежа 70-80-х - третье. К чему я так подробно? Да к тому, что жили люди рядом друг с другом из поколения в поколение, знали друг о друге немало. Для меня "коллективистский дух", взаимное уважение, взаимовыручка - не пропагандистская выдумка. Я видела все это в реальности. Жили сообща, помогали друг другу. "Лид, у Ленки опять температура!" - прибегала поздним вечером моя мама к соседке-медсестре. А сын тети Лиды Максим, мой лучший друг (подумать только, уже второклассник, а мне-то месяц назад пять лет исполнилось!) приходил после школы к нам - вместо продлёнки, моей бабушке, столько лет проработавшей с детьми, было в радость, когда в доме - дети, она и во дворе собирала вокруг себя ребятню, учила всяким играм, шила одежки для кукол...Среди моих друзей было несколько русских, еврей, татарин. А к еще одному друг, сыну маминой коллеги, мы ходили в гости. "Мам, а почему у Вадима такая фамилия странная - Мацулевичус?" - как-то полюбопытствовала я. "Его папа - из Прибалтики". Меня очень удивляло, что Вадим - впрочем, родившийся и выросший в Орле, - не знает языка своего папы... Но ведь и я "мову" понимаю через пень-колоду, у нас дома всегда говорят по-русски, даже дедушкины дети от первого брака, когда гостят у нас. В мечте выучить певучий украинский заключался для меня весь "национальный вопрос"... А здорово было бы, если бы для всех - так. Увы, помимо восприятия есть много всего - извилистыми путями плутает история. Об одном скорблю - к этому "историческому" мы добавляем еще что-то, "от лукавого"... До сих пор вижу во сне дом-стену. И своего доброго приятеля, Димку Хабибулина, с которым так весело было гонять наперегонки на великах.
В конце девяностых судьба свела меня с удивительной семьей. Русскими людьми, принадлежащими к малочисленному, а нынче и вовсе вымирающему, типу интеллигентных рабочих. Дружная семья, где один живет для всех, все - для одного, тоже, согласитесь, редкость. Я как-то сразу подружилась, несмотря на разницу в возрасте, с бабушкой, Клавдией Владимировной. Она много рассказывала о том, как в молодости увлекалась парашютным спортом, как познакомилась со своим Геннадием Васильевичем, о том, как долгое время жили они всей семьей в Молдавии, как учились у друзей-молдаван готовить национальные молдавские блюда... А потом все изменилось. Конечно же, не вдруг, но вряд ли Клавдия Владимировна может уверенно назвать тот поворотный момент, когда...
Она говорила об этом только один раз. Она хочет об этом забыть, но - не получается. "Чемодан, вокзал, Россия", - лозунг нового Смутного времени. Сказать "страшно" - ничего не сказать. В сознании немолодой женщины, впервые столкнувшейся с национализмом такого рода (давайте называть вещи теми именами, которыми они должны назваться, - с фашизмом), не укладывалась реальность угроз. Слышала угрозы - и не допускала, что слова - такие слова! - могут обратиться в действие. Но вот у соседей пропала девочка-подросток, а потом возле дома обнаружили ее изувеченное тело. Семья Клавдии Владимировны к тому времени уже перебралась в Россию (то-то и оно - "перебралась": ни жилья, ни работы). Клавдия Владимировна и ее муж медлили. Надеялись на лучшее? Трудно сказать. Но при них оставался старший из внуков, Игорек. Должно быть, ответственность за его судьбу стала решающим доводом. С трудом успели на поезд, до последней минуты не были уверены, уедут ли. А потом узнали: их поезд был последним. Мост через Днестр был разрушен, и в еще одной "горячей точке", которая пока что была тлеющим огоньком, разгорелся пожар.
Семья с трудом обустроилась в деревне под Орлом, потом, когда пришла пора давать внукам профессиональное образование, приобрела дачку-развалюху в Орле, отстроила так, чтобы можно было худо-бедно жить... Благополучный финал? Сомневаюсь.
А вот еще одна судьба. Захожу в учительскую. Слышу конец рассказа. Говорит моя коллега, глубоко мною чтимая за такое несовременное - не отстраненно-профессиональное, а почти материнское - отношение к ученикам. Знаю, что она в нашем городе сравнительно недавно. Но откуда приехала? Как-то разговор об этом не заходил. Кажется, из Таджикистана. Она рассказывает, как на ночь обкладывала дочкину кроватку подушками, чтобы случайная пуля, залетевшая в окно, не... Ее дочка, умница, отличница, учится в одной параллели с моим младшим братом. Вряд ли ей, или Игорьку, внуку Клавдии Владимировны, когда-нибудь приснится такой вот дом, какой снится мне. Какие сны о детстве будут у них через десять, через двадцать лет? Не такие ли, после которых страшно снова засыпать?
Можно посвятить жизнь исследованию тех или иных событий, восстановить их по часам, а может, и по минутам, обнаружить причинно-следственные связи, но так и не понять - почему ?..