Явара : другие произведения.

Эпизод 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Мулсантир - городишко захудалый. Особенно с точки зрения опытного вояки. Низкие стены из песчаника впору преодолеть с помощью обычного шеста, лихим наскоком, не тратясь на осадные башни и штурмовые лестницы. Ворота хлипкие, при желании я вынес бы их в одиночку, без тарана и катапульт. Про земляной вал с кольями или ров с водой говорить не приходится: чего нет, того нет. Там, где Крепость-на-Перекрестке могла продержаться в осаде год, Мулсантир не выстоял бы и часа. Легкая добыча для организованного захватчика.
   Внутри царит нищета, невзирая на близость Великого Золотого Пути, чей кипучий торговый поток соединяет королевства Фаэруна на западе и владения Кара-Тура к востоку. Рашеми - купцы неважнецкие, зато чуть ли не поголовно пьют без меры. Живут в бревенчатых избах, где вместо стекол в окнах натянута пленка бычьих пузырей, а кровельную черепицу заменяют солома и дерн. Улочки узкие, кривые, в лужах помоев и нечистот. Теснота, грязь, наплевательство... Случись серьезный пожар - выгорит половина города. А если моровое поветрие, то зараза распространится мгновенно и успеет выкосить изрядную часть населения.
   Здешние нравы и обычаи - тоже не сахар. Народ тертый, грубый, невежливый, сквернословит и собачится на каждом шагу. Мужья своих жен и в грош не ставят, а крупно задолжав, предоставляют их во временное пользование заимодавцам (о том мне сообщила Сафия; она повествовала с большим возмущением и, возможно, преувеличивала). И это с учетом того, что правящая верхушка представлена исключительно женщинами! Да уж, Рашемен и впрямь юдоль нелепиц и несуразностей.
   Сокровища лежат прямо в земле, у поверхности. Рашеми их сами туда и закапывают, стремясь умилостивить телторов. И редко кто осмелится заграбастать жертвенное золотишко: местные духи гневливы, а поскольку загробная жизнь у них скучная, то пакостят они долго и с превеликой охотой. Ты пристукнул жену поленом, уличив ее в супружеской измене? Это пустяк, законом не возбраняется. Однако попробуй, поройся в ямке с монетами, и корячиться тебе на дыбе под улюлюканье толпы...
   Уж так-то. А к чему, спрашивается, я об этом рассказываю? К тому, чтобы стало предельно ясно, в каком паршивом местечке мы очутились, попутно влипнув в столь же паршивую историю.
  
   ... Похозяйничав в закромах театра - светлого, не теневого - я отыскал нечто вроде замшевого чехла с прорезями для рук и головы, надел его на себя. Негоже разгуливать по городу в непокрытой броне, тем паче, если она старинная, красивая и цены немалой. От вида чужой роскоши обыватель, как известно, стервенеет... Также обзавелся вместительным походным мешком с наплечными лямками: нынешнее приключение, очевидно, затянется, отсюда вывод - придется обрастать поклажей.
   Сафия, все еще понурая после встречи с бывшим воздыхателем, достала из подмышки плоскую коробочку (впервые увидев у нее сей предмет, я предположил - нательная ловушка для блох, и мысленно посочувствовал волшебнице). Вытрясла из нее два съедобных коричневых кубика, один употребила сама, другой предложила мне. Эти кубики по-ученому назывались "концентратами" и были замечательным изобретением: разжуй, проглоти и надолго забудь о том, что проголодался. Сафия кормила меня прилежно, опекала, заботилась... спасибо ей. Я ответил благодарным наклоном головы.
   При выходе из "Вуали" Мулсантир поприветствовал нас явлением трех женских фигур: ни дать, ни взять, дамочки выросли прямиком из-под земли. Вальяжные, изысканно одетые, у каждой верхняя часть лица скрыта маской - вычурной, из ценной породы дерева и тонко выделанной кожи, с бахромой, перьями и жемчугами. Мне пришла на ум "Лунная Маска", знаменитый бордель Невервинтера: тамошние чаровницы тоже любили поразвлечь гостей подобными игрушками, вкупе с хлыстами, кандалами и прищепками для чувствительных частей тела.
   Сафия явственно забеспокоилась, а я - нет. На тот момент мне было невдомек, что в Рашемене при виде незнакомок в маскараде надлежит кланяться в пояс, верноподданнически трепетать и пресмыкаться.
   Ряженые не торопились вступать с нами в беседу. Покачивали бедрами, выгибали бока, чванливо задирали подбородки. Словом, старались произвести впечатление. В конце концов, мне это надоело, и я спросил без обиняков: чем мы обязаны столь навязчивому вниманию и в честь какого праздника устроен карнавал?
   - Полегче на поворотах, чужак, - угрожающе прозвучало в ответ. - Ты говоришь с виклараном!
   Ах, вот оно что... Они - хатран, "просвещенные сестры". У рашеми нет единоличного правителя, власть сосредоточена в руках ведуний, образующих на местах виклараны. Три хатран - уже викларан, такая вот немудрящая рифма.
   - Проблемы? - осведомился я.
   Оказалось, что проблема имеется, и крайне удручающая. Покуда мы с Сафией рыскали в потусторонних тенях, высматривая Лиенну, языческий божок Окку оклемался после трепки и воспылал жаждой мести. Собранное им воинство телторов нагрянуло к стенам Мулстантира и обложило город. Условие, которое выдвинул ведуньям Бог-Медведь, было незамысловатым, как мычание: либо ему отдают святотатца, то бишь меня, либо одним населенным пунктом в Рашемене станет меньше.
   Естественно, хатран испытывали недовольство и выражали его по-разному. Самая юная из них, скороспелка Катя, нервно прыскала в кулак и постоянно вворачивала: "Зашел дурачок в избушку на курьих ножках, там ему и..." Окончание присказки терялось для моего разумения. Дурная привычка рашеми - в разговоре с иноземцами перемежать общепринятый торговый язык с собственным варварским наречием.
   Казимика, чернявая и ретивая бабенка средних лет, настоятельно советовала мне сотворить над собой какое-нибудь членовредительство: с разбегу удариться о твердую поверхность, сесть на раскаленную докрасна подкову, окунуться в бочку с негашеной известью... В уголках ее рта пузырилась слюна, губы бешено кривились. Юродивая, что ли? Вполне возможно. Все-таки ведунья, а они все чуток с приветом, на почве чрезмерной просвещенности...
   Шева Белое Перо, старшая в троице, держалась достойнее. Изредка шикала на Катю с Казимикой, но вяло, больше для порядка. Ее приговор был таким: Окку получит мою голову при любом раскладе, однако и у меня есть шанс побарахтаться. Сумею отыскать в Мулсантире союзников - мое счастье, всяко будет легче хлестаться с Богом-Медведем и его стаей. Ну, если сумею, конечно: много ли найдется желающих выступить против священного чудища?
   - Срок ограничен, - высокомерно напомнила Шева. - Возникнут вопросы - ищи нас у Триединства...
   - В любое время? - уточнил я. У лорда Нашера добиваться аудиенции приходилось неделями.
   - Не борзей, - посуровела глава викларана и, сопровождаемая своими духовными сестрами, удалилась в направлении зеленого холма, вокруг которого теснился загаженный, припорошенный страхом город.
   Сафия прерывисто вздохнула.
   - Софья, - сказал я. - Вообще-то, Бог-Медведь требует мою жизнь, не твою...
   - И думать забудь, - отрезала она. Взгляд волшебницы, не вильни он в сторону, можно было бы назвать непреклонным.
  
   ... Городская тюрьма, вопреки большинству прочих зданий в Мулсантире, была построена из камня. И, в отличие от того же большинства, не выглядела запущенной. Вход стерегли два о-го-го каких удальца: здоровенные, словно буйволы, у каждого борода лопатой, морда булыжником, звериная шкура на бугристых плечах и целый оружейный арсенал у пояса. Громилы из Дома Ледяного Тролля торчат здесь повсюду, а стражников на них нет - они сами и есть стража. Буйные берсерки, оберегающие покой на улицах... хм, что тут скажешь? Это Рашемен.
   - Мужик, - задушевно произнес я, кивая одному из караульных. Я уже знал: обращаясь к северянину подобным образом, можно легко добиться успеха там, где в любом другом случае пришлось бы раскошелиться или вовсе получить кукиш под нос.
   Мужик вместо ответа достал из мешка жареный окорок, отгрыз от него устрашающих размеров кусок и заурчал, зачавкал. На бороде повисли капли жира. Маленькие кабаньи глазки смотрели сквозь меня.
   Зато напарник мясоеда неожиданно воспрянул и растопырил передо мной пятерню.
   - Минск!.. - выдавил он с надрывом. - Вот этой самой рукой!.. Слыхал о Минске, э?
   Меня обдало волной удушливого перегара. Берсерк был пьяным в хлам.
   - Минск? - осторожно переспросил я. - Это такой город?
   Почему-то мне показалось, что речь идет именно о городе. Я, правда, никогда о нем не слышал, но мало ли...
   - Ты, сивый, по этому поводу пошутить решил? - строго сказал верзила.
   Его ручища, маневрирующая у моего лица, внушала почтение - крепкая, хваткая, в роговых наростах мозолей, о которые впору точить ножи.
   - И в мыслях не имел, - заверил я.
   - Правильно, - подобрел он. - Минск - лучший боец нашего Дома! Он легенда Рашемена, усек? И с ним верный Бу... Я тебе так скажу: Бу - не просто хомячок, он настоящий медведь! Помню, Минск его гладит по шерстке и приговаривает: "Бу-Бу-Бу! Бу-Бу-Бу!" А я Минска хлоп по плечу, по-товарищески... вот этой самой рукой... два раза...
   Берсерк растрогался, смахнул скупую мужскую слезу, после чего привалился к дверному косяку и сонно захрапел. Рассеянный мясоед продолжал жрать на посту. Мы с Сафией проникли в тюрьму беспрепятственно.
   Должность старшего надсмотрщика занимала скрюченная, ветхая карга. Узорчатая маска оной свидетельствовала о высокой ступени в иерархии рашеми, но старуха, такое впечатление, носила ее лишь для того, чтобы не дать своему начальственному лику треснуть и рассыпаться в труху от обилия морщин.
   - Чаво надоть? - прошамкала она. - Ходют тут всякие, пить просют...
   Я растолковал: так, мол, и так, распоряжением викларана объявлен набор добровольцев, искупившим вину кровью обещано помилование... Мне казалось: сейчас бабка заупрямится, начнет чинить препоны, как испокон веков заведено во всяком казенном присутствии. Но нет, возражений не последовало, напротив:
   - Дык, дерьма не жалко! - и мы получили полную свободу действий.
   Узники за решеткой сопели, пыхтели и воняли. Я попробовал наладить с ними общение:
   - Мужики...
   - Пошел в ... !
   Последнее слово я не усвоил. Опять туземное наречие, э-хе-хе... Однако общий смысл фразы, очевидно, неодобрителен и не располагает к беседе. Ладно, повторим попытку у следующей клетки.
   - Мужики...
   - Пошел в ... !
   - Зачем же сразу от ворот поворот? Выслушать-то можно? Обсудить, взвесить?
   - Да? Хорошо, излагай...
   Я изложил.
   - Все сказал?
   - Все.
   - Вот и молодец. А теперь - пошел в ... !
   Шанс, дарованный мне ведуньями, улетучивался струйкой дыма. Последняя дверь по коридору. Если и за ней нас поджидает неудача, то уйдем несолоно хлебавши...
   У меня зарябило под ресницами. Стены, пол, даже потолок камеры были сплошь разукрашены загадочными символами. Чем только ни пользовался неведомый художник: тут и краской намалевано, и углем начерчено, и выведено мелом, и нацарапано гвоздем. Каракули, оставляемыми смертниками накануне казни, эта живопись не напоминала ничуть. Магические сигилы... на кой они нужны в таком количестве? Здесь что, держат в заточении сбежавшего из Бездны демона-балора?
   Демоны отсутствовали. На полу, скрестив ноги и свесив руки вдоль коленей, сидел заключенный, при первом взгляде на которого я мысленно ругнулся: ну и зверье же вы, мулсантирские тюремщики! На бедолаге живого места нет от кровоподтеков! Однако при более пристальном рассмотрении выяснилось, что жестокостью надзирателей я возмущался напрасно. Цвет кожи у парня фиолетовый, но вполне здоровый и натуральный. Таким уж он уродился (бывает!), таким его и упекли в узилище (тоже бывает и у некоторых даже проходит).
   Мое внимание привлекли его развернутые наружу кисти. Вернее, татуировки на них. Глаза... светящиеся изнутри, пестрые, убаюкивающие. Они завораживали и насылали дремоту. Спать... Я покачнулся. Нарисованные зрачки расширились, обретая жизнь и глубину. Сладкий зевок, свинцовая тяжесть век... неважно. Ничто не имеет значения. Прошлое мне пригрезилось, настоящее лишено смысла. Спать...
   Пощечина была хлесткой, отрезвляющей. Зашипев от боли, Сафия подула на кончики отбитых пальцев.
   - Ведьмак, - изрекла она с непонятным выражением - то ли растерянности, то ли досады.
   - Он самый, - насмешливо подтвердил незнакомец, пряча в горстях оба ладонных глаза и распахивая другой, правый, на лице; левый скрывался за прядью пепельно-серых волос. - Ведьмино отродье. Изгой. Отщепенец. Невероятный душка...
   Кошачьим движением он поднялся на ноги. Я тряхнул головой, сметая остатки колдовского дурмана, и воззрился на него снизу вверх. Парень оказался долговязым, мосластым и нескладным.
   - А-а! - протянул фиолетовый слащаво, с придыханием. - Надсмотрщики явились, чтобы потрясти мою клетку? Или решили подселить ко мне соседа? Нет, нет! Тряске я предпочту соседство. Тем более, когда мне сватают такую прелесть...
   Он красовался, избочениваясь то так, то эдак. Должно быть, охмурял Сафию. Ну да, она у меня девочка видная... эй! Что значит - "у меня"? Рассуждаю, как собственник, безо всяких на то оснований. Она видная сама по себе... Да и не в Сафии дело: взор ведьмака прилип ко мне, и в нем искрилось нечто, подозрительно смахивающее на кокетство. Вот же... Я кашлянул, прочищая гортань.
   - С кем имею честь? - спросил я учтиво, по правилам придворного этикета. Хотел завести прежнюю проникновенную песню: "Мужик...", - однако передумал. Метод, увы, себя не оправдывает. Мужики ходят в поле за плугом и обеспечивают семью, а не парятся по тюрьмам, заигрывая там с сокамерниками.
   - Ганнаев, - представился фиолетовый. - Он же Ганн-из-Грез.
   - Рад знакомству с тобой, Говноев...
   Черт! Мое треклятое косноязычие!..
   - Очаровательно, - развеселился Ганн. - Уязвить меня пытались многие, но твоя изобретательность... Смазанные ядом стрелы попали в цель!
   Я ему понравился, хмуро подумалось мне. С одной стороны, это хорошо, но с другой... Другой стороной к нему лучше не поворачиваться.
   Сафия придирчиво изучала настенную графику.
   - К чему эти обереги? - поинтересовалась она.
   - Эти? - Ганн шутовски изобразил прозрение. - А я только сейчас и заметил... Не могу знать. Наверное, накарябал какой-нибудь шалопай.
   - Скорее всего, - хмыкнула волшебница. - Особенно если принять во внимание дилетантское качество исполнения. Хотя кто-то пытался их изменить... изменить изнутри... судя по всему, для нейтрализации.
   - Не я, - отперся ведьмак. - У меня алиби!
   - Разумеется, не ты. Здесь чувствуется рука подлинного мастера.
   - А-а! - обожание Ганна распространилось и на Сафию. - Тем лучше для меня, одним обвинением будет меньше...
   - За что тебя посадили? - спросил я.
   - За тягчайшее из преступлений, - опечалился Ганн. - Я оказался чересчур красивым для того, чтобы невозбранно гулять по Мулсантиру. К тому же, жители Рашемена на редкость дремучи по части хороших шуток.
   - Ясно, - буркнул я. - Обаятельный и остроумный, как не законопатить такого в темницу?
   - Ай-яй-яй, еще немного, и я растаю от твоих любезностей! Поэтому перейдем к делу. Выкладывайте, гости дорогие, с чем пожаловали?
   Я рассказал. Ведьмак зацокал языком:
   - Эк тебя угораздило... Поздравляю, умеешь ты искать себе врагов! С Его Косолапым Величеством тебе не справиться.
   - Между прочим, в кургане я наломал ему холку!
   - Приснилось, - Ганн осклабился, подзуживая ямочками на щеках. - Для тех, кто путает сновидения с явью, терпеливо повторяю: Окку непобедим. А впрочем...
   Он выдержал паузу, напустил на себя загадочный и глубокомысленный вид. Ну, паяц!.. Во мне заговорил требовательный боевой офицер, не терпящий гражданского разгильдяйства. Ну, крыса тыловая... тебя бы в мою капитанскую роту... мигом научился бы строем ходить и пуговицы драить!
   В Крепости-на-Перекрестке особыми поручениями занимался сержант Джелбун Два Клинка. Тупорылый пьянчуга, головорез, наемник - но ведь незаменим! Одного лишь упоминания о нем было достаточно, чтобы урезонить самого непокорного рекрута: мол, ежели до тебя, солдат, через гауптвахту и наказание розгами не доходит, то останешься наедине с Джелбуном, скоротаешь с ним бурную ночку... Два Клинка славился своими противоестественными наклонностями. Припугнутые им строптивцы икали, тянулись в струнку и приступали к занятиям на плацу с удвоенным усердием.
   Однако в случае с Ганном уловка не сработала бы. Пожалуй, ведьмак сам потащил бы сержанта за собой, озираясь в поисках укромного закутка...
   Он насмехается не надо мной, осенило меня. Он насмехается над всем миром. А миру и огрызнуться нечем, кроме этого убогого застенка. Можно набросить на шею ведьмаку удавку и душить в четыре руки, а он продолжит балагурить, даже не охрипнув. Можно загнать раскаленные иглы ему под ногти, а он хохотнет и пожалуется на щекотку. Ухмылка, высеченная из кремня. Человеческая наглость, подкрепленная нечеловеческими способностями. Ничто другое так не выводит окружающих из себя.
   - Мне известен тот, в чьих силах помочь, - сообщил Ганн.
   - И кто он?
   - Я. Конечно, сперва тебе придется побыть со мной нежным... - ведьмак похотливо причмокнул и подался ко мне.
   Я отпрянул:
   - Эй!
   - Ладно, ладно, - он примирительно выставил перед собой ладони (я поторопился отвести взгляд от орнамента на них). - Забавляюсь по причине ветрености духа. Было бы просто бесчестным вставать между тобой и чопорными выпуклостями твоей подруги!
   - Что ты сказал? - набычилась Сафия.
   - Ничего, - вздохнул Ганн. - Я молчал. Я всегда молчу, где уж мне, гунявому, рот разевать... А вот вы оба-двое заболтались. Пора действовать!
   - Нужно пригласить старуху-тюремщицу, пусть вызволит тебя из... - широким жестом я окинул чересполосицу охранных знаков.
   - Святая правда, - поддакнул ведьмак, шагнул мимо меня и, как ни в чем не бывало, вышел в коридор. - Нужно пригласить старую Тирзах, пусть вернет мне мое барахло. Иначе я оставлю ее без прощального поцелуя!..
   Каджи ущипнул его исподтишка. Не потрудившись оглянуться, Ганн предъявил гомункулу раскрытую длань. Каджи спланировал на пол, закутался в крылья и тонко, с переливами засвиристел. Уснул.
   Сафия вспылила, мне пришлось ее удержать. С ведьмаком шутки плохи, он сам над кем угодно пошутит. То-то при его появлении сброд за решетками помрачнел и замялся...
   - Друзья! - провозгласил Ганн во всеуслышание, взывая к притихшим босякам и оборванцам. - Хоть вы и паразиты, но я буду очень за вами скучать. Прощайте! И помните - свобода нам только снится!
   Видимо, он успел осточертеть всем донельзя. Тюрьма взорвалась многоголосым ревом:
   - Пошел в ... !
   Так я нашел себе нового соратника.
  
   /...из размышлений Ганна.../
   ...
   Он повел себя опрометчиво. Мне удалось зацепиться за краешек его грез. Недаром я клеймен Оком Спящего.
   Сны...
   В них сокрыто то, чего мы втайне боимся. И то, чего подспудно желаем. Душа, в сущности, и есть сон - сплав наших страхов и вожделений. Остальное - шлак, побочные примеси.
   Тогда почему...
   Он ошеломил меня. Там, где надлежит клубиться страху, у него пустота, а вместо радуги желаний... смерзшийся ком, залубеневшая кровь, разбитые вдребезги зеркала. Невозможно. Передо мной же не мертвец, поднятый из гроба! Не бездушный голем!
   Либо медяк мне цена как сноходцу, либо... что?
   Решено, я примкну к нему. Ведь я самолюбив и любознателен.
   Уф, когда-нибудь моя настырность непоправимо меня сгубит...
   ...
  
   Покуда Ганн, расточая колкости, улаживал дела со своими пожитками, мы с Сафией выбрались из-под тюремных сводов на вольный простор. В объятиях волшебницы мирно почивал Каджи. Вечерело.
   - Софья, - тронул я девушку за рукав. - Арестанты все время отсылали меня и Говноева в... м-м-м... непонятное место. Где оно расположено?
   Сафия посмотрела так, будто у меня вдруг выросли ослиные уши.
   - Не беспокойся, - ответила она раздельно и внятно, мало не по слогам. - Ни у тебя, ни у Ганна этого места нет.
   - А у тебя есть?
   - Влепить бы тебе по роже еще раз, да руки заняты, - она отвернулась и пошла прочь.
   И чего я ей обидного сказал?

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"