Аннотация: Глава 26. Черт-те-что и без банта. Глава 27. Обоз.
Глава 26. Черт-те-что.
Звякнула, крышка кастрюли закрыла щель над кипящим супом.
Как по сигналу тревоги, толком не проснувшись, Север сел на раскладушке, которая недовольно заскрипела пружинами. С трудом открыв глаза, он посмотрел на часы. Одиннадцать - для деревни, считай, целый день прошел. Естественно, все уже встали и нашли себе дело.
За окном было темно и серо. Под стать настроению. Тело пустое, как мешок с сеном, а голова как из чугуна отлита.
Весь вчерашний день и полночи, пока усталость не сморила, Север думал о маме, и о том, как она умерла. Картинки представлялись одна страшнее другой. А когда пытался подумать о чем-то еще, то снова переживал за Влада. Отправили его домой или что-то пошло не так и его нужно срочно выручать?
На печи зашипело. Завоняло паленым бульоном. Север вскочил и сунулся открывать крышку, обжигаясь о маленькую ручку с пробкой. Внезапная задача на ловкость помогла окончательно проснуться. Наконец сдвинув крышку, он сполоснул обожжённые пальцы холодной водой из умывальника. Заодно и умылся. Вытираться не стал. Вода сама прекрасно испарялась с опухшего после бессонной ночи лица.
Убрав раскладушку и пристроив ее за печкой, Север переполз за стол. На разделочной доске стояла сковорода с остывшей яичницей. Но аппетита не было.
Мамина смерть как пробка стояла в горле. И в голове никак не укладывалась. Все было как-то неправильно, не по-человечески: и то, что он опоздал всего на месяц, и сгоревший дом вместо могилы. У него просто взяли и все отобрали, хотя он не ради веселья где-то болтался. Он становился мужчиной, каким его и хотели видеть, в каком нуждались. А теперь, когда он им стал и вернулся с добычей, оказался никому не нужен. А самое обидное - за все это не с кого было спросить, кроме себя.
Дверь открылась, впустив в комнату холодный воздух. Ялка принесла воды. Север подхватил тяжелое ведро и поставил на табурет возле умывальника.
- Да я сама, - благодарно охнула женщина. - Ну. Ладно. Спасибо. Ты кушай. Щас Марька придет, будем чай пить.
Она знала, что Севру открылась вся правда, но не причитала, не жалела его, чтобы лишний раз не бередить душевную рану. Говорила с ним обычным заботливым тоном.
- А где она? - спросил Север.
- В соседнем доме. Порядок наводит.
- Зачем?
- Сегодня приедет обоз. Охотники там ночуют.
- Обоз? А, Марийка что-то говорила...
- Они привозят нам еду да всякое по хозяйству. Сначала едут в Чертовы Рога, там вроде еще две семьи осталось, а потом через нас возвращаются в город.
- Просто так? С чего это князь расщедрился?
- Гарюшка распорядилась. Мы даже не ожидали. Бедная девочка, такое пережила. Совсем одна осталась. Мы ее почти и не видели.
- А... она там что, хозяйка пищевого склада?
- Почему? Нет. Марька тебе про неё ещё не рассказала? - удивилась Ялка.
- Нет, - неуверенно произнес Север, скорбно вспоминая, что после прогулки к его дому они с Марийкой особо не разговаривали. - А что?
- Ох, милый. Гарюшка же за сына княжеского выходит. Как знала, что оборотень найдется.
- За княжеского? Это который, как его... Реська? Зачем? И причем тут оборотень?
- Как это? Вас же за ним посылали, а зачем - не сказали? - удивилась Ялка.
- Да так. Послали и послали, - туманно ответил Север. - Без подробностей.
- А. Ну так вот. Оборотень, Влад твой, оказывается, это наследник. Если я не путаю, княжичий, вроде как внук от пропавшей дочери. Потому и дар Змеешний к Реське не переходит. На Лютомире вся блажь для города и закончится. Не знаю, почему так вышло, слухи разные, но это уже и неважно. Главное, что как только оборотень свое наследство передаст, жертвы будут не нужны, и мы сможем уехать в город.
Оторопело уставившись на неё, Север сел на лавку. До него вдруг дошло, почему с ним так поступили. Но Ялка все равно уже начала объяснять.
- Ты прости, что мы так с тобой, - горько сказала она. - Мы ведь почему до сих пор здесь? Змей жертв берет чуть не каждую неделю. И выбирает, гадина, самых красивых. Марька говорит, что это ерунда, совпадение. Не боится ехать. Из упрямства даже хотела прижечь себе лицо раскаленной кочергой. Ивар тогда ее этой кочергой чуть не отлупил, да в черта бросил. И пригрозил, если она так рвется в город, отвезет ее одну. Но сам тут останется. Потому как не хочет смотреть, как ее в жертву приносить будут. Так она и ходит теперь по пустой деревне мрачнее тучи. Подружки да ребята разъехались, а кого и пересмешники прибрали. А вчера вот ты приехал, она аж засияла вся! Расцвела как под солнышком. Ты не сердись на нее. Она не хотела тебе зла. Ивар ее заставил.
Север сглотнул подкативший к горлу ком. Семья тут выжить пытается всеми силами, а он Марийке вчера всякого наговорил.
- Я понимаю, теть Ял, я не сержусь, - заговорил он, мотая головой. - Как я могу? Я ведь не знал.... И даже не думал. Я сам виноват.
- Что ты! Ни в чем ты не виноват! - Ялка потрясла его за плечо и по-матерински крепко прижала к груди. - Бедный мальчик. Мне так жаль Вессу. Не смогли мы ее уберечь. Но ты не виноват. Не смей думать, что это из-за тебя.
- А... ага, - расплывчато пробормотал Север в колючую теплую кофту Ялки.
- Ты для нас всегда родной. Ты не один. Главное, не опускай руки. Все образуется. Ясно? - Ялка отстранилась и потрепала Севра за щеку. - Хорошо?
- Ага.
На печке снова зашипело. Ялка метнулась ловить убегающий суп.
Север не мог оставаться в доме без дела и пообещал наколоть дров. Ему нужен был свежий воздух и какое-то дело, чтобы распутать гирлянду из старых и новых мыслей. Нацепил огородные ботинки, набросил фуфайку, не застегиваясь, и вышел во двор.
Свинцовое небо обещало непогоду. Ветер пах зимой и леденил чуть влажную футболку под распахнутой фуфайкой, вызывая легкий озноб. Но когда Север начал работать топором, ему быстро стало жарко. Рубил с таким остервенением, как будто это деревяшки виноваты во всех его бедах.
Разговор с Ялкой немного его успокоил. Но этот покой был поверхностный и ненадежный, как весенний лёд на реке. Под тонкой прозрачной коркой бурлили гнев и непонимание. Злился Север уже не на обман с оборотнем. Разве он вправе осуждать людей за то, что они просто ухватились за единственный шанс выбраться из умирающей деревни? А Влад не так уж и пострадает, если все, что Лютомир от него хочет это передача наследства. Север злился на свою жизнь. Он хотел только лучшего. Старался изо всех сил, чтобы стать охотником и выследить оборотня. И хоть его не пускали в Явь, он не сдался и сам пошел, пусть и обманом. Но в итоге все его успехи - черту под хвост.
Что еще хуже - даже здесь его Гарья обскакала. Всем успела помочь. "Бедная девочка", ага, как бы не так, - обиженно сопя, думал Север. - Так переживала, что сразу умотала и не абы куда, а во дворец и под венец. Быстро устроилась. Наверняка она и не ухаживала особо за мамой. И дом сожгла назло.
Север рубанул с такой злостью, что четвертинка головешки развалилась еще на четыре щепки. Это уже не дрова, а хворост какой-то. Еще и топор застрял в чурбане. Пришлось упереться в пень ногой и расшатывать увязшее лезвие. Скрип, издаваемый при этом, напоминал ехидное хихиканье.
"Даже топор не научился держать" - прозвучала в голове ядовитая усмешка Гарьи.
Разозлившись, Север рванул рукоять. Высвободившийся топор чуть не угодил ему по зубам. Натолкнувшись спиной на стенку дома, Север только теперь заметил боковым зрением тень у калитки и резко обернулся.
Голос ее был, как всегда, мягким и ровным, но сейчас казался холодным, отрепетированным, словно был скопирован пересмешником.
Зайдя во двор, она закрыла калитку. Они с Ялкой до сих пор так делали. Север сначала не понял, зачем. От кого здесь закрываться? Соседей нет. А обглоду двери и заборы нипочем, проломит задом, да утащит что приглянется. Наверное, запертая калитка сохраняла приятную иллюзию, что в деревне есть еще люди.
- Доброе утро, - ответил запыхавшийся Север куда менее тёплым тоном, чем хотел.
Марийка опустила взгляд и пошла в дом.
- Ну, молодец, - наворчал Север сам на себя.
Вот за кого особенно было обидно - за Марийку. Позавчера она звонко смеялась и была искренне рада видеть старого друга. Чуть не порхала. А потом словно крылья опустила. Переживала за смерть Вессы, и винила себя в том, что собственные родители вынуждены были жить в пустой деревне. А теперь еще и корила себя за предательство с оборотнем.
И с таким грузом она держалась бодро, не избегала взгляда, говорила спокойно. Только не было уже ни блеска глазах, ни ласки в голосе.
Стук упавшего полена заставил Севра резко обернуться.
На чурбане сидел черт. Взрослый, мощный. В тени дровяника на кучке поленьев - еще один, поменьше и потому не такой смелый. Первый глядел на охотника прямо и нагло, без всякого страха. А вот Севру жутко стало. Домовые черти если почуют наживу, то приведут с собой десятки собратьев. Только в отличие от крыс, которые разносят блох да заразу, черти в большом количестве навлекают на жителей дома уныние, тревожность и страх, доводя их до помутнения рассудка - чертовой болезни. Последнюю стадию можно было заработать и более коротким способом, просто по неосторожности дав черту себя укусить или надышаться чертовой плесени.
Север своим упадническим духом привлек целых двоих чертей. Так себе достижение.
- А ну! Пшел! - рыкнул Север и замахнулся топором.
Но не тут-то было. Черт не шелохнулся. Только в самую последнюю секунду увернулся от топора, отпрыгнув лишь на пару шагов. Север разозлился и пошел на него.
- Кому сказал! Уходи!
Чёрт то отпрыгивал, выгибая спину, то борзым козлом подскакивал к Севру.
С руганью и топором наглую нечисть удалось прогнать за забор. А вот второй черт, видно, растерялся и заметался по дровянику. Севра посетила шальная мысль мальчишки, увидавшего в канаве пиявку - а что будет если поймать.
Существовала крылатая фраза "Поймать черта за хвост". Ей приписывали два разных значения: отвагу, граничащую с глупостью либо отчаянную доблесть, оказавшуюся сильней брезгливости. Руки так и зачесались проверить, какое утверждение правдивее, а заодно выместить злость. Уж кого-кого, а чёрта не жалко.
Бесёнок оказался вёртким как жук. Вдвоём с Севром они учинили в дровянике погром. Ровно уложенные ряды дров сыпались на пол и на ноги. Но старания окупились, и Север впервые в жизни все-таки смог ухватить юркий хвост. Правда, сразу же с болезненным шипением отпустил.
- Ай, черт!
Черт, натерпевшись страху, убежал, а Север стоял и рассматривал свою ладонь, покрытую колючим ковром плотно засевших под кожу черных шерстинок. Одно точно стало ясно: Севка - отважный дурак, граничащий с глупостью, пересилившей отчаяние. Даже в дом возвращаться было стыдно. Зато душа, просившая безумных поступков, наконец, успокоилась. И внутренние переживания отошли на второй план.
- Пельмешки... Из пересмешки..., - вымолвила Марийка, уронив недочищенную картофелину миску с водой.
Ялка, заслышав замечание дочери, вышла из своей комнаты и всплеснула руками.
- Я там это... Дров наколол, - сказал Север и виновато покосился на подругу.
Марийка криво улыбнулась, а потом заразительно расхохоталась. А за ней развеселилась и Ялка. С облегчением Север засмеялся вместе с ними. Правда, его смех почти сразу превратился в обреченные, но от этого не менее комичные страдальческие всхлипы.
Глава 27. Обоз.
После обеда быстро стемнело. На Моховку обрушился ливень с ветром, застлав окна слошным потоком воды. На крышу словно горох сыпался из бездонного мешка. В сенях было особенно громко.
В горнице было тепло. Печка гулко мурчала, как сытая кошка. В огне изредка щелкали дрова. Свечи разгоняли полумрак, который лез в окно раньше времени.
- Что-то не едут, - вздохнула Ялка, заходя в горницу.
Вместе с шумом дождя из сеней влетел холод.
- А когда обычно приезжают? - спросил Север.
- К обеду обычно поспевали. Может, что случилось в дороге и остались ночевать в Рогах, - женщина потёрла руки. - Как быстро холодает. Дождь еще этот некстати.
Ялка наклонилась к печке, чтобы подкинуть дров, которые Север наколол. Точнее, тех щепок, которые он натесал. Марийка усмехнулась, глядя как мама методично, по одной штучке вкладывает получившийся хворост между нормальных поленьев. Заняв кресло в углу у буфета, она наигрывала что-то на гитаре, едва касаясь струн, а иногда начинала вслух вспоминать строчки из песен. Время от времени она ловила взгляд Севра и слегка улыбалась ему.
Север смотрел на нее и чувствовал огромное облегчение, что они хоть и не ссорились, но помирились.
Он сидел за столом и мастерил обереги от чертей; на тонкую щепку насаживал ягоду рябины и листочек мяты для запаха, заворачивал всё это в квадратик ткани и на готовом мешочке рисовал подпаленной лучиной защитную руну. Пусть эти обереги и прослужат всего день или два, но зато привычное занятие отвлекало от нестерпимого желания почесать пострадавшую ладонь.
Щетинки легко вытащились наждачной бумагой, живая вода подлечила израненную кожу, но не справилась с зудом и еще одним, подарком от черта, опаснейшим ядом - беспросветным унынием.
Раньше, по незнанию люди поддавались действию яда, опускали руки, а бывало и накладывали их на себя. Теперь, зная причину хандры, справиться с ней было проще. Достаточно сосредоточиться на каком-нибудь деле или другой проблеме.
Север мастерил обереги и думал про обоз. Ждал и одновременно боялся его прибытия. Хотел поехать в город, устроить сестре допрос, но страшновато было бросать одних Ялку и Марийку, хотя понимал, что Ивар и раньше не раз уезжал в город.
Ялка прикрыла заслонку, села на лавку с другой стороны стола и занялась шитьем.
- Ну, что, Марька, спой чего-нибудь? А то Севушка что-то совсем загрустил.
- Кто? Я просто задумался..., - резко оживился Север, выпав из раздумий, но Марийка успокоила его мягкой улыбкой.
Она прекратила бессознательный перебор, и ее пальцы забегали по струнам, выводя незатейливую мелодию.
В кружевном лесу осеннем
Мчат кентавры под луной
Тетивой тревожат ветер
Как гитарною струной.
(припев)
Разноцветны Нави голоса.
Страшны, веселы и жарки.
Добрые и злые чудеса
Превратили наши жизни в сказку.
Переливистую трель
До весенних лун
Завела, присев на ель
Птица-Гамаюн
Ночь бела как молоко
Посредине лета
До рассветных петухов
Фавн играл на флейте
БАМ-БАМ-БАМ-БАМ! В сенях загрохотала дверь.
Рука Марийки дрогнула, оборвав аккорд. Беззаботный уют вечера развеялся как дым от погасшей свечки. Все напряженно притихли.
В дверь снова требовательно забарабанили.
- Смотри-ка! Приехали! - спохватилась Ялка, бросая шитье и вскакивая.
- А точно они? - насторожился Север.
- А кто еще? - суетливо отмахнулась женщина, хватая свечку и выбегая в сени. - Пересмешники что ли?
Север, выходя за ней, хотел было подтвердить, что это запросто могли быть они, но к ударам добавились крики.
- Откройте, скорей! Человек умирает! Скорее же!
Ялка открыла и в дом ввалился мужчина в мокрой длиннополой куртке. Он захлопнул дверь и заполошно дыша, оглядел присутствующих. Капюшон скрывал его глаза, но не жуткий, чёрный от крови свежий шрам во всю щёку.
- Помогите! Дайте живой воды!
Как оказалось, просил он не для себя. В повозке лежал его товарищ с проломленным черепом, но еще живой.
Пока Север и Марийка отпугивали налетевших пересмешников огненными стрелами, Ялка помогала перетащить раненого в дом напротив. Вскоре там все и собрались, желая узнать, что произошло.
Раненый охотник, совсем еще юнец, лежал на кровати с обмотанной головой. Полная кружка живой воды не свершила чуда, а лишь приглушила страдания бедолаги. Рваный порез на щеке второго охотника тоже слегка уменьшился до тонкой царапины.
Он устало сел на койку к раненому, выдохнул и заговорил.
- Мы вчетвером были. Выехали из Чертовых Рогов раньше, потому как там больше никого не осталось. То ли умерли все, то ли уехали. Там до Пошторы-то недалеко. Ну, в общем, едем через лес. Тишина. Пересмешники спят еще. И вдруг - кентавр! Как выскочит на дорогу! Мы ему предложили мешок сахара, а он как давай вилами махать. Двоих заколол, и этого вон..., - он показал на лежачего. - Чуть не обезглавил.
- А кентавр? Вы его убили? - бесцветным тоном поинтересовался Север.
- Вот еще. В город везем. В повозке лежит, под мешками, - мужик с удовольствием заметил, как обомлело застыл Север и как за сердце схватилась Ялка, и добавил. - Да не бойтесь, он нескоро встанет. В нем, хы-хы, лошадиная доза сонного яда.
Север сглотнул сухую слюну и не своим голосом спросил:
![черт [Наталья Оленева]](/img/j/jarygina_n_w/wolchok2728/chert.jpg)