Ярикъ : другие произведения.

Рубин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   РУБИН
  
   - Эй, парень!..
   - Эй, я к тебе обращаюсь, ты, с пивом!
   Я обернулся. Метрах в пяти от меня стоял мужик лет пятидесяти.
   - Да, ты. Иди сюда.
   Я отвернулся и стал дальше разглядывать лепку на доме, в котором, как мне говорили, во времена оккупации немцами города Харькова было гестапо.
   - Ты что, глухой!.. Долбоёб, иди сюда!
   Я поперхнулся пивом и подумал, что даже в т... в общем, гестапо явно не справилось со своими обязанностями, и сделал новый глоток вперевес неудавшемуся. Мужчина подошёл ко мне поближе.
   - Тебе не скучно одному пить пиво?
   - Нет.
   Выглядел он как обыкновенный неплохо одетый урка. В домашних тапочках. Невысок.
   - Ты что, дурак, там у меня вот такие две бляди, ебаться хотят, аж визжат. Я не то чтобы... но, в общем, возраст, блядь. Короче увидели тебя. Ну и давай поебёмся с тем парнишей. Почему бы и нет, пиво щас возьму, и пойдём. Ебать ночь будешь, а им похуй. Не братан, никакого фуфла, бабы свои, здоровые. Я ж лаве не прошу. Ну щас, подожди, - и он забежал в магазин.
   В магазине его явно знали. Через витрину было видно: как только он зашёл, продавщицы сразу заулыбались. Он поцеловал одной из них руку и они стали о чём-то пиздеть.
   Я допил пиво и пошёл в сторону площади. Не успев отойти и на три метра:
   - Эй, ты чё, охуел... тьфу, блядь, обиделся?!
   Мне на плечо упала рука. Я обернулся.
   - Ты чё, зассал? Я что, на крысу похож? Ты знаешь, что в этом доме в сорок третьем было? Я скока себя помню - столько здесь. Таким же как ты гоцал тут на вельмане. А ты, блядь, сука, тонко намекаешь, что я, блядь, в своём доме фуфло тебе совать буду? Ну и пиздуй.
   Я пошёл не спеша.
   Парень обидел меня несколько раз. Лицо состояло из разнокалиберных шрамов, зубы идеальные, что говорило о том, что у него вставная челюсть, но его глаза почему-то оставили тёплый отпечаток, хотя, как и весь его вид, сильно отличались от здоровых глаз обилием каких-то белёсых пятен, синих и красных лопнувших сосудов.
   - Эй, сука, стоять!
   Боковым зрением я увидел как негр, идущий по ту сторону дороги, ускорил шаг.
   - Блядь, черномазая тварь! Мне кто-нибудь поможет пиво донести!?
   Я услышал сзади приближающееся човганье тапочек.
   - Парень! Ладно, извини. Хоть пиво дотащить помоги, я заплачу.
   Я остановился, не оборачиваясь. Он обошёл, стал спереди и криво улыбнулся.
   - Тут, на четвёртом этаже.
   - Сколько?
   - Пятёрки хватит? - рука полезла в карман.
   - Пива сколько нести?!
   - А... - он резко выдернул руку из кармана и положил мне на плечо. Мы развернулись и двинули к магазину. - Две туфты.
   - Не понял?
   - Ты чё, совсем поехавший? Ну две туфты... два ящика.
   - А.
   Пиво уже ждало нас в дверях магазина. Один ящик взял я, другой - он. Выпрямляясь, он хмыкнул:
   - Блядь, спина, сука... как тебя зовут?
   - Ярик.
   - Ты чё, серьёзно? Ебать ту Люсю, у нас даже петухи себя так не называли. А музыку любишь?
   - Люблю...
   Через метров пятнадцать мы свернули в арку и оказались во дворе. Сверху послышались крики:
   - Коля, ты охуел!? Мы заебались ждать...
   - У тебя телек ёбнутый - он сломался.
   Я задрал голову. На четвёртом этаже стояли две девушки в красных халатах. Курили.
   - Шмаль у тебя - дерьмо.
   Коля, не обращая никакого внимания на девушек, посмотрел на меня и с усталостью в голосе произнёс:
   - Может ты и прав, ЯРИК. - моё имя он выделил.
   На четвёртый этаж пришлось подниматься пешком. Бронированная дверь открыта нараспашку. Первая картина, что предстала перед моими глазами, потрясла меня до глубины чувств. На полу в противоположном конце коридора валяется акустическая, явно не из дешёвых гитара. Над ней, задрав шикарный халат, спиной сидит девушка и ссыт прямо в деку. Мы зашли на кухню и поставили ящики с "Княжим" на дубовый стол. "Княже" пиво на его обделанной деревом кухне смотрелось просто идеально, - хоть рекламу снимай.
   Идея остаться здесь мне уже не казалась такой бредовой, потому что просто охуительная жопа в коридоре над гитарой заставила задуматься о Боге, а я о нём давно не вспоминал, и сама ситуация, этот Коля и как вообще всё происходит мне показались располагающими мыслить позитивно.
   Коля,поставив ящик на стол, уселся на стул и вздохнул:
   - Сука. Ты представляешь, месяц назад: "Бля, Колян, научи на гитаре играть." Ну а я чё, нехуй делать. Всё, пиздец, говорю, через месяц будешь лучше Шевчука лабать. А она: "Отвечаешь?" Ну отвечаю, ясное дело, за базар. Мужик, не баба...
   Он достал бутылку водки из шкавчика в столе.
   - Тогда через месяц если играть не буду - в гитару твою нассу. Ну я ж не знал, что она такая невдалая...
   Он открыл бутылку пива и выпил её залпом. Мне жалко стало мужика и я сказал:
   - Хуёво.
   Открыл себе тоже бутылочку пива и попытался тоже осушить её залпом. Не вышло.
   - Хуёво?! Пиздец, как хуёво. Ссать в неё она будет три дня, и выливать с неё нельзя и гитару с коридора тоже нельзя убрать. Понял, условие такое поставила.
   Я допил пиво. Дверь кто-то закрыл и на кухню вошла девушка с задницей-Богом, правда теперь она стояла к нам лицом и халат был затянут поясом. Я понял по бёдрам, что это она. Стройная узкая талия, сиськи размер второй и безумно манящие глаза с сильно выделенным чёрным контуром. Она села рядом со мной, протянула руку и улыбнулась.
   - Марина.
   - Ярик.
   Девушка хихикнула и перевела взгляд на Колю.
   - Почему ты не купил светлого?
   - Пей какое есть.
   - Ты знаешь, что я не пью тёмное, да ещё и портер.
   - А ты знаешь, что мне похуй.
   - Козёл. Водку налей.
   - Подавай стопки.
   Она подала четыре стопки.
   - Ты не обращай внимание, он расстроен, но сейчас выпьет и настроение у него подымится.
   - Я б тоже был расстроен, если б ссали мне в гитару.
   Коля поставил перед нами две стограммовые стопки.
   - Светка!
   - Чего?
   - Пить будешь?
   На кухню вошла более зрелая дама. С красивым лицом, волос собран вверху, ворот халата сильно распахнут и видна маленькая грудь почти до сосков.
   - Света.
   - Ярик.
   Света села рядом с Колей.
   - Кто твой новый друг?
   Коля придвинул Свету к себе, распахнул полностью одну грудь и поднёс свои пальцы к её рту. Она облизала их и он начал говорить, потирая мокрыми пальцами её сосок:
   - О, бляди, хуй поверите. Мы с этим парнем прошли огонь и воду. Так что уважьте молодого человека и отнеситесь к не...
   Марина не выдержала:
   - В общем, за дружбу.
   - Точно! - сказал Коля и свободной рукой влил в себя водку.
   - Точно. - Сказала Света.
   Я выпил молча и сразу же почувствовал бешеный прилив сил. Если хуй у меня стоял с картины в коридоре, то сейчас я думал он взорвётся. Ещё и Света скинула полностью халат с плеч и стала расстёгивать Коле ремень. Справилась она с его мотнёй буквально в мгновенье и я увидел его хуй: толстенная хуйня длиной сантиметров двадцать ещё не стояла. Света плюнула себе на ладонь и стала поглаживать его громадную сморщенную головку. Я схватил бутылку пива, быстро открыл её и снова попытался выпить залпом. Бутылка влилась удачно и немного сняла напряжение с хуя.
  Марина.
  - А я думала только Коля так умеет, - с явной насмешкой в голосе сказала она.
  - Может ещё по одной?
  - Да, конечно, Ярик, щас я... - и она выбежала с кухни.
  - И стопки побольше захвати, - крикнул Коля, у которого хуй стал сантиметров двадцать семь.
  Света плавно водила по нему рукой, посматривая то на меня, то на хуй. На кухню вошла Марина с гранёными стаканами на подносе, но уже без халата. Её тело было безупречно: набухшие гладкие соски, чуть окосевший и от того ещё более сексуальный взгляд. Лобок был полностью выбрит и блестел.
  - Зыркаешь. А то хуё-моё, блядь, обижался. За лоха меня выставлял. А я б... блядь сука...
  Он нагнул Светину голову к хую. Её плечо упёрлось в стол. Коля начал бить ногой по столу, всё задребезжало.
  Марина негрубым голосом:
  - Да помоги ты ему отодвинуть стол, а то он щас всё к ебеням разнесёт.
  Я встал и отодвинул.
  - Дальше.
  Я отодвинул ещё сантиметров на тридцать
  - Та ваще к ебеням... к печи отодвинь.
  Я отодвинул стол к печке. Получилось так, что между нами ничего не было: ни стола, ни пива, ни водки - только Света стояла раком жопой к моему стулу. Халат всё также был скинут только до пояса. Её срака была просто необъятна.
  Она брала в рот очень красиво, выворачивая свои губы просто наизнанку. Больше головки она поместить в рот не могла. Одной рукой она водила по члену, а другой трогала гигантские яйца.
  Я сел на свой стул .
  - Ну, чё стоишь? Нахуя стаканы принесла? Наливай.
  Марина подошла к столу и так нагнулась за водкой, что я в свете лампы дневного освещения разглядел её анус и половые губы. В глазах аж помутнело. Моё внимание оторвал голос Коли:
  - О, я вижу наш маленький Ярик становиться Ярославом Великим. Мариночка...
  Марина протянула мне и Коле по полному стакану. Себе налила чуть меньше.
  - За любовь...
  - А мне... - попыталась на секунду оторваться Света, но Коля резким движением схватил её за волосы и вернул на место.
  - Успокойся. Налей и этой сучке.
  Марина снова начала наливать, а я тем временем с закрытыми глазами присосался к очередной бутылочке пива. Когда я делал последний глоток, я был уверен, что предстань передо мной хоть голая божья матерь у меня не встанет. Открыв глаза и поставив пустую бутылку на пол, я понял: я ошибался. В той руке, в которой Света сжимала Колины яйца, теперь был стакан, но сосать она не переставала. У меня сразу же вскочил.
  - За любовь! - повторила обнажённая Марина и мы все выпили.
  Я чуть не вырвал. Марина заметила это и подала мне кастрюлю с пюре.
  - Марина, покажи Ярославу Светину пизду.
  Марина аккуратно полностью сняла со Светы халат, Света выгнулась как кошка, выпятив свою большую задницу кверху, и Марина начала обслуживать языком её анус. Она делала это так, чтобы я всё видел. Мокрыми пальцами она расправляла её половые губы, пощипывала и оттягивала клитор.
  Я почувствовал запах письки. Светино влагалище всё раскраснелось, половые губы сильно распухли. Она выпятила пизду ещё сильнее. Марина вставила в неё два пальца одной руки и два пальца другой, раздвинула и стала облизывать края. Света застонала.
  - Помоги сделать девочке приятно.
  Я вскочил на колени, вытащил свой хуй и сразу же всадил его по самые яйца. Марина, не вытягивая пальцы из пизды, сдавила мне свободными большими пальцами яйца так, что я не мог двигаться, и присосалась к моему соску. Света вскрикнула, выпустив хуй изо рта. Коля схватил её обеими руками за волосы и с силой натянул себе на хуй. Задыхаясь и давясь спермой, она вся задёргалась. От этих дёрганий я тоже начал кончать. Марина это почувствовала и, отпустив мои яйца, схватила уже брызгавший хуй и вставила его Свете в жопу. Быстро обслюнявив указательный палец, она вставила его в мою жопу и задёргала им. Боль и кайф слились в одно целое, и я закричал. Она поцеловала меня.
  Мы распили ещё половинку и решили идти в ванную. Я захватил с собой пюре.
  - На хуя оно тебе? - спросил Коля.
  - Я буду есть его с пизды.
  - Мне больше нравится пивная клизма. Мы тебе сделаем, ты заценишь
  - Да нет, спасибо. Я лучше пиво буду так, через рот.
  - Да ты и будешь его так, через рот. Только в рот тебе ссать его будут. Я посру и приду.
  Марина достала из шкафчика клизму, Света взяла четыре бутылки пива и мы зашли в комнату с угловой ванной, душевой кабинкой и белым холодным кафелем. Мы все были голые, у меня стоял. Света пошла в душ, а Марину я попросил лечь на пол и раздвинуть длинные ноги. Она стала вздрагивать от холода, а я стал на колени и начал ляпать пюре ей на пизду. Оно было тёплое и густое. Я ляпнул ей на сиськи и она сама стала размазывать его по всей груди, а я гладил тёплым пюре её пизду. Она застонала.
  - Оно заходит в мен...а-а-а
  Я перестал давить.
  - Нет, нет сильнее... блядь... А-а-а... сволочь! Вставь в меня!
  Я убрал картошку с пизды и начал вводить туда два пальца.
  - Да!.. Да, давай!
  Я стал вводить четыре. Она сильно сжала свои сиськи
  - Хочешь, я укушу тебя за клитор?
  - Да! Да! Хочу...
  Я быстро заводил рукой туда обратно.
  - Я больно укушу. Я сделаю моей девочке очень больно.
  - Да сделай!.. укуси, ну пожалуйста, лизни его...
  - Я лизну его.
  - Да... Ну... Давай, сука!
  Я наклонился и лизнул.
  Из душевой вышла Света. Она подошла к нам, спустилась на колени, поставив их на Маринины плечи, и чуть присела так, что её пиздёнка оказалась в десяти сантиметрах от лица Марины. Марина стала тянуться к ней, но как только она дотягивалась, Света отстранялась, давая лишь лизнуть. Маринина голова опускалась на пол и Света снова опускалась. Так было раз пять. Марина перестала тянуться и Света сама стала легонько касаться половыми губами и клитором её носа и губ.
  - Вставь мне в жопу. - Приподняв таз застонала Марина. - Нет, подожди. Принеси с кухни пустую бутылку.
  Я вышел и вернулся с пустой бутылкой и Колей, которого разбудил в параше. Картина совсем не изменилась: Марина, лёжа на спине, лизала Свете и дрочила себе. Света, увидев Колю, сразу заныла:
  - Коленька, Колюся! Вставь мне в попу, ну пожалуйста, вставь, мой любимый... - и сильнее задвигалась на лице у Марины.
  - Ярослав, еби её в жопу и вставь бутылку в пизду.
  Марина подняла таз так, чтобы я мог пролезть под неё и войти в её божественную задницу. Коля подошёл к Свете, сильно схватил её за волосы, достал свой висящий хуй и вставил ей в рот.
  - Ты что, сука, охуела, тут командовать! А, блядь? Куда захочу - туда тебя ебать и буду, поняла?
  - Угу, угу - замычала Света.
  Я подлез под Марину и начал вставлять ей в жопу, даже не намочив её слюной. Хуй продвигался медленно, туго и больно. Марина с силой дёрнула тазом и хуй полностью оказался в ней. Она сильно застонала. Не шевелясь, я стал вводить ей в пизду бутылку.
  Коля вынул свой здоровенный болт из Светиного рта:
  - Сейчас я всажу тебе по самые яичники.
  Он прижался к ней сзади, взял её за бёдра и толчками стал всаживать ей в зад. Света вскрикнула и закрыла себе рот рукой.
  Я ввёл бутылку на треть и стал вводить и выводить её одновременно с хуём. Коля начал с силой ебать Свету так, что она приподнялась с лица Марины и обоссалась. Она ссала Марине на открытый рот, нос, щёки. Марина громко закричала. Я стал сильнее дёргаться и давить на бутылку. Она быстрее и сильнее задрочила.
  - Да. Да! ДА-А-А-А-А!...
  Её груди тряслись как большие полиэтиленовые кульки с водой, только это были сиськи. Охуенные настоящие сиськи, и я, не выдержав такого зрелища, сделал ей клизму из горячей спермы.
  Услышав стон Коли, я взглянул в лицо Светы. На глазах у неё были слёзы. Он, сильно схватив её за сиськи, тянул себе на хуй и не шевелился.
  Держал он её так секунд пять. Потом отпустил, и её обмякшее тело опустилось на Марину. Она обосралась прямо на Маринины волосы.
  Я тоже лёг на спину. Голова кружилась, потолок синего цвета падал на меня...
  
  ...свет. Яркий свет. Места, где он тускнел, заполнялись небом, травой, листьями, повсюду были маленькие цветы. Одуванчики. Нет, подснежники. Да, повсюду. Приятная влага перемешивалась с тёплым светом, льющимся со всех сторон. Снизу он поднимал меня вверх, и в то же время сверху плавно опускал вниз. Свет плющил меня, растворял в себе, делил с влагой.
  На мгновение мне показалось, что я - кружка пива в тёплой воде под лучами солнца.
  Потом я чувствовал себя весной. Это так странно. Хоть весна и приходит в нашу жизнь определённое количество раз, в определённое время и на определённый срок, для неё нет времени, не существует понятия срока, ей чуждо слово "весна" - она выше этого всего, она вечна и в то же время её нет и никогда не было.
  Свет понемногу начал скапливаться в одном месте и пространство вокруг меня начала заполнять определённая картина. Сильно пахнет хвоей. Я лежу в сосновом лесу. Солнце зашло за толстую ветвь и уже не слепит мне в глаза.
  Врач говорит, что если я и дальше буду так продолжать, то через каких-то там недели две-три ослепну. Если это будет такая же слепота, какую я испытываю каждый раз лёжа в сосновом лесу и глазея на солнце, тогда я готов ослепнуть. Я хочу ослепнуть такой слепотой навеки.
  Когда твоё обнажённое тело ложиться на влажный песок, усыпанный иголками, взгляд устремляется вверх, нос вдыхает не только запах леса, а и запах всей вселенной. В этот момент теряешь ощущение верха и низа, права и лева, времени и боли. Ты сливаешься со всем вокруг. Глаза больше не видят, нос больше не нюхает, тело больше не отделяется от остального пространства, солнце больше не светит, Земля и Луна перестают быть планетами, находящимися на определённом расстоянии друг от друга, - всё перемешивается и принимает состояние идеальной гармонии. Ты - космос, космос - ты. Вас больше нету. Остаётся лишь то состояние вселенной, которое не способен постичь человек, решивший прочитать или написать об этом.
  Я приподнялся на локтях и осмотрелся вокруг. Перед глазами всё плыло. Голова закружилась и я лёг снова. Надо подождать, пока глаза привыкнут и в голове проясниться.
  Захотелось ссать. Положив член на живот, я расслабился и почувствовал, как горячая струя мочи растекается по нему, стекает по бокам и уходит в землю.
  Я предпринял вторую попытку приподняться на локтях и осмотреться. Хуй тут же упал обратно в прежнее положение. Как я и думал, одежды рядом не было - я раза четыре менял место, уходя от тени ветвей, за которые скрывалось солнце. Мне захотелось полететь. Я даже сделал небольшое усилие, шевельнув носом
  Дабы поспособствовать полёту, но тут же был приостановлен пришедшей ко мне мыслью, которая непоколебимо гласила, что я - человек и мой удел передвигаться по земле. Для этого у меня даже есть четыре точки опоры.
  Я перевернулся, стал на четвереньки и пополз. Найдя свои вещи возле землянки, я достал из кармана джинсов пачку сигарет и закурил.
  Землянку я вырыл месяц назад в форме гроба. Широкую часть я заложил палками, накрыл клеёнкой и присыпал землёй и ветками, оставив маленький вход, который тоже на случай дождя или моего отсутствия закрывался куском полиэтилена с наклеенными на него листьями и ветками. В глубину я сделал её метр. Длину и ширину мерил по себе.
  Землянка служила мне убежищем. Когда я оставался спать в лесу, меня могли застать дождь, сильный ветер, снег, война, конец света, от которых я всегда мог спрятаться в этом уютном, доверху набитом соломой месте.
  А вообще я люблю спать на открытом воздухе - так гораздо приятнее и небо видно.
  Сзади послышался хруст веток. Я повернулся.
  - Саня, ты?
  Его кучерявая копна волос мелькала между стволами сосен. Он приближался перебежками от дерева к дереву.
  - Привет!
  - Я чуть не обосрался от страху.
  - А. Чем занимаешься?
  - Дрочу.
  - Я помешал? Извини!
  - Нет, нет, подходи поможешь.
  - Я пива принёс.
  - А я, говорю, чуть от страху не обосрался и сейчас превращу тебя в говно.
  - А ты чё, здесь типа продвинулся, познал искусство материализации, силой мысли можешь менять формы и запахи? Ну, в говно ты меня превратишь без проблем, потому, что я и так наполовину говно, но чтоб говно было совсем похоже на говно, оно должно пахнуть как говно. Вот тут тебе придётся попотеть. Нюхай. Сто двадцать гривен десять грамм. Качество, проверенное годами. Сам Мефистофель ничего бы не смог сделать с этим запахом.
  - Да ты просто пытаешься спрятать свой страх перед моим могуществом за ширмой примитивных отговорок! А в говно я тебя уже начал превращать. Посмотри на свой ботинок.
  - О боже! Только не это! Ярик, не надо! Я больше не буду тебя пугать...
  - Попрошу на вы.
  - Ярослав Павлович! Я готов понести любое наказание за своё невежество! Только не превращайте меня в говно!
  - Ладно, давай пиво.
  Шурик - мой лучший друг. Мы с ним прошли огонь и воду. Осталось только научиться проходить сквозь стены и тогда можно считать наши отношения исчерпанными в хорошем смысле этого слова, ведь понятно, что самые лучшие отношения между людьми - это отсутствие каких-либо отношений.
  Саша из обеспеченной семьи. У отца собственный бизнес, три машины, одна из которых - редкий в нашей стране "мерседес", плюс "жигули" и "ниссан-патруль". Летом мы с Шуриком выезжали на джипе за город и под музыку Игги Попа катали друг друга на крыше.
  У Сани есть старший брат Тарас, живущий в России. У Сани есть сестра Маша, которая напрочь отказывается воспринимать себя, как даму. Говорит, что на самом деле она - мужик, причём не один, а их несколько, некоторых из которых зовут Рейстлин, Вова, Алекс и т.д. Неглупая хорошая девочка. Поступила в университет на психиатра, правда она почти туда не ходит, - через чур много времени отбирают оргии на пентаграммах.
  Ещё у Сани есть мама, которую я называю Тётя Света и бильярдный стол, на котором я пару раз спал. Надо сказать, место, не очень приспособленное для сна.
  Саня оптимист, похуист, гимнаст, обладает отменным вкусом на одежду, дрочит левой рукой и имеет замечательную привычку - шутить в самое неподходящее время. Верхом профессионализма считает Игги Попа, братьев Коэнов, Бетховена, Иисуса Христа. К Иуде относится с пониманием и должным уважением. Ненавидит жевательные резинки, тупых баб, попсу, модные клубы, моду, сладкие спиртные напитки, политику, когда бьют сильно и ни за что, когда я пытаюсь навязать ему свою точку зрения. Поговорки любит, приметы - нет. Натурал. Считает, что не смог бы удовлетворить трёх семидесятикиллограммовых нимфоманок сразу.
  Допив пиво, я оделся и мы пошли домой.
  - Джузеппе, друг! - воскликнул Шурик. - Я придумал для тебя стих! Рассказать?
  - Валяй.
  Ярик-Джузеппе, он - не простак,
  Любит ебать тёлок и курить табак.
  В лесу он зависает целый день -
  Хочет он понять, где кончается день.
  - Ну как?
  - Говно - стих. Мне не нравится.
  - Отлично! Я так и думал. Просто хотелось проверить, сколько я сегодня выпил. Дело в том, что я уже забыл, сколько я сегодня в себя влил, а самый лучший и безошибочный способ узнать насколько ты пьян - это придумать стих, и если стих - дерьмо, - значит всё нормально, можно продолжать. Если же ты начинаешь сочинять хорошие стихи, можешь не сомневаться - ты пропал.
  - Понятно. Который час?
  - Без четверти семь. Думаешь самое время опрокинуть по стопочке?
  - Да. Почему бы и нет?
  - А деньги у тебя есть?
  - Нет.
  - У меня двадцатка. Я думаю, нам хватит.
  - Ты знаешь, Шурик, я порвался.
  - Ничего, сейчас починим.
  - Да нет, по-моему в этот раз я серьёзно порвался.
  - Как так, серьёзно порвался?
  - Ну, как бы навсегда. Нет, я конечно понимаю, что это пройдёт, но на данный момент не очень то приятно быть рваным.
  - Чё ты мне мозги пудришь.
  В баре сидело всего три человека. Один из столиков занимал наш друг Жека. Через два стола от него сидели вурдалак и хоккеист. Хоккеист о чём-то оживлённо спрашивал, а вурдалак грузным голосом бубнил ответы. Скорее всего, хоккеист хочет продать душу дьяволу и интересуется у слуги сатаны, как бы это дело обтяпать. По-моему я даже знаю его проблему: у него маленький хуй - не больше двух сантиметров в стоячем положении.
  - Что ты сказал?
  - Я? Что я сказал? А я что, что-то сказал? Вон те, в углу - явные придурки.
  - А тебе что взять?
  - Бери водки 0.5 и по пиву.
  - Жен, а тебе?
  Жен жестом показал, что у него всё есть. Я сел рядом с ним а Шурик пошёл делать заказ.
  - Здорово, Пилат.
  - Здорово, Христос. Ну что, распять тебя?
  - Конечно! Только у меня последнее желание - нажраться в стельку.
  - Что ж, имеешь право. А на личном фронте как? Не завёл себе какую-нибудь нищую блядь?
  - Познакомился с одной...
  - Да?! Ну и как? А ну давай поподробней об этом.
  - На работу к нам устроилась. Я в церковь её пригласил. Вчера ходили.
  - В церковь?! Зачем в церковь?
  - Ты что, не знаешь, зачем люди в церковь ходят?
  - Нет.
  - Ну, там красиво, всегда тихо... и вообще спокойно как-то. В безопасности себя чувствуешь. Встретили какого-то... наверное её бывшего хахаля. Подошёл и говорит ей: "Тебя уебать?", а потом мне: "Нахуя тебе нужна эта конченная сука? Да ещё и в церкви? Ты что, жениться на сифилитичке хочешь?" Потом ему кто-то посигналил и он убежал. Возле входа это было.
  - Так ты ему даже в ебальник не дал? Зассал?
  - Не дал. Может она действительно ему что-то плохое сделала. Да и стерва она ещё та. Жить с ней врагу не пожелаю, а за то, чтоб выебать - десять лет жизни отдал бы.
  - При чём здесь обидела она его или не обидела, сука она или святая? Он - невоспитанный хам и долбоёб, который оскорбил тебя и твою даму, с которой ты, между прочим, не куда-нибудь, а в церковь пришёл. Вслух, прямо тебе в глаза. И ты ничего ему не сделал?
  - Ну он же не виноват, что долбоёбом вырос. Детство наверное трудное. Вообще то родители ребёнка воспитывают, и от них во многом зависит, каким он будет. Да и ментальный уровень нашей страны не позволяет дожить до двадцати лет нормальным мужиком. Так что, чтобы нанесённое мне оскорбление было отомщено, пиздить мне пришлось бы не только его, а и его родителей и тех, кто строит и поддерживает этот социальный строй, то есть пятьдесят миллионов человек, включая тебя и мою десятилетнюю сестру.
  - Ты просто зассал, опозорился и теперь пытаешься оправдаться перед собой...
  - Может быть. Но мне кажется, что мои оправдания довольно-таки убедительны. Как ты считаешь?
  - Для мужской трусости нет оправданий! - заключил Жен, бросил на меня уничтожающий взгляд и выпил свою рюмку.
  Подошёл Шурик с двумя бутылками водки и четырьмя пива.
  - Ещё должен остался. О чём базарите?
  - Сколько должен? - осведомился Жека.
  - Два тридцать.
  - Я заплачу. А базарим мы о мужской трусости. Ярик мне рассказал вчерашнюю историю, про тёлку в церкви.
  - Это ты меня назвал тёлкой, а мою дыру нарёк церковью? Неплохо, мне нравиться. Я - тёлка, а живу я в церкви. Круто.
  - Не понял? - выпучил глаза Жека.
  - Ну что, не понял? Ярик вчера весь день пробыл у меня, пытаясь спасти меня от неминуемой смерти всякими компрессами и похмельными напитками.
  - А! Ах ты! Ах ты грёбаный ублюдок! Я лажу вето на твоё последнее желание и забираю у тебя твоё последнее право напиться перед смертью!
  - Господа! У меня есть тост!
  Шурик осел. Тосты у нас никогда не произносятся, потому, что не хватит никаких слов, да и жизни, чтобы сказать всё, за что мы хотим выпить. Мы пьём за всё.
  - Заранее извиняюсь. Не хочу делать из сегодняшнего вечера поминальный, но первой стопкой хочу помянуть Жеку-Ганча.
  - Да, давайте.
  Шурик налил полные стопятидесятиграммовые стаканы и мы выпили. Жен запил пивом, а Шурик понюхал свой рукав.
  - Кстати, Ленка вам не говорила, что он ей снился?
  - Опять?
  - Не знаю. В этот раз он на нас обижался, говорил, что мы всё не так поняли. В смысле обстоятельств его смерти.
  - Говорила. И меня это, честно говоря, начинает удивлять. Почему он не снился мне? Почему он не снился никому из вас? Почему он не снился Михе... Он даже матери своей не снился! А какой-то Лене, которая видела его один раз, да и то мельком, и забыла бы его вообще, если бы мы постоянно о нём не говорили, он снится уже раз пятый?
  - Ты думаешь у неё меньше... - Шурик на мгновение запнулся, - прав, чем у кого-либо из нас на то, чтобы видеть Жеку во снах?
  - Нет. Ладно, всё, пиздец, забыли. Сегодня прекайфовейший вечер. Не правда ли, Женя?
  - Сам ты прекайфовейший! Вечер - дерьмо.
  - Жен, бог тебя покарает за такие слова.
  - Та ебал я в рот! Эти пидарасы на работе заплатили мне только половину и больше платить не собираются! Давайте выпьем за то, чтобы у них анусы позарастали.
  - Давайте.
  Выпили.
  - И чтоб у этих сволочей туберкулёз развился. Шура, наливай.
  - Жен, не требуй от судьбы слишком многого. Давай лучше ёбнем за президента Америки и за всё ихнее правительство и за весь ихний народ. Я, например, от чистого сердца могу пожелать им жопы.
  - Кто такой президент Америки?
  - Да есть один пидар.
  - Да? Ну давайте за него выпьем. А этим пидарам я всё равно каку сделаю. Такккую каку сделаю! Они меня на всю жизнь запомнят.
  Выпили.
  - Шурик, я думаю, мы видим Жеку в последний раз.
  - Чего?
  - Я не думаю, что бог оставит без внимания женькины антибожественные и злостные речи. Я думаю, он уже обратил на него свой непостижимый взор и подумывает, как бы избавить свой райский сад от этого носителя негативной энергии, причём в ближайшее время.
  - Точно. Жека, знай: мы любим, любили и будем любить тебя. В наших сердцах ты останешься навеки.
  - Да пошли вы. Наливай.
  - Открой мне пиво, Жека.
  - Сам себе открой.
  - Я не умею.
  - Смотри, слабак.
  - Спасибо.
  Пиво как всегда было на высоте. Я выпил всю бутылку залпом и закурил сигарету. Долбоёбы за соседним столом на нас посматривали.
  - Мне они не нравятся.
  - Они никому не нравятся. - Заметил Шура.
  - Давайте дадим им пизды. - Заключил Жека.
  - Жен, успокойся. Я знаю, как тебе помочь. У меня соседи - богатые люди. Сыновьям дают по двадцать-тридцать рублей в день так, на мелкие расходы. Сегодня же ночью мы вырежем всю ихнию семью (чур, я беру на себя младшего) и заберём ихние деньги, а завтра утром никто похмеляться не будет, покупаем билеты на первый же рейс до Киева, летим первым классом, курим сигары и пьём кефир. Быстренько находим, где там у них мощи святых, и весь оставшийся день молимся, причём никто у господа не просит беззаботной жизни с маленьким пивоваренным заводиком и гаремом охуенных блядей, а все дружно пытаемся вталдычить богу, что все фашистские наклонности Жена - не более чем глупая маска, за которой скрывается истинный праведник. И тогда бог может быть закроет глаза на половину твоих высказываний и ты отделаешься лёгкой деградацией, до конца своих дней бегая по комнате, оббитой мягким пароллоном, изображая хомячка. Ну а ночью мы сможем пробухать оставшиеся деньги и уйти в бейт с чувством выполненного долга.
  - За великие дела, делающиеся во имя дружбы и господа!
  Выпили.
  - Шурик, Ярик, вы не поверите, кого я видел.
  - Кого?
  - Украинца. Он с армии...
  - Верно подмечено, Жен. За Украинца!
  - Так слушайте, он...
  - Жен, мы всё поняли. За Украинца!
  Выпили.
  - Он в форме такой...
  - Понял. Шура, наливай.
  - Блядь!
  - За форму!
  Выпили. Жен открыл всем по бутылке пива и надул губы.
  - Зануды. Вам что, не интересно?
  - Интересно. Нам очень интересно. Нам, чёрт возьми, это интересней всего на свете, но к нашему счастью, мы тоже его видели и поэтому нам не придётся выслушивать от тебя как ему идёт форма и что мы все многое потеряли, не пойдя в армию.
  - Господа! Водка закончилась.
  - Я возьму.
  Жен встал и покачиваясь дымя сигаретой пошёл к барной стойке. Проходя мимо Вурдалака и Хоккеиста, он их пристально осмотрел. Они его тоже. Я пускал кольца дыма себе в стакан, но они в него не попадали, а разбивались об невидимую пробку.
  - Ярик, я пойду поссу. Где тут ближе всего?
  - За универсамом. Обходи слева.
  Шура подкурил и двинулся ссать. Подошёл Жен с двумя бутылками.
  - Нафига ты взял эту гадость?
  - Какую гадость?
  - Эту.
  - Ярик, опомнись. Это водка.
  - Это перцовка.
  - Да, перцовка.
  - Ну мы же начали с "Холодного яра". Почему бы им и не закончить?
  - Блядь, какая разница!? Мне захотелось перцовки - я её и взял.
  - Жен, ты псих и у тебя отсутствует ощущение тематики.
  - Сам ты псих. Не пойму, чем тебя не устраивает перцовка?
  - Да всем она меня устраивает, забудь. Как там твой брат поживает?
  - Да, блядь, Настя совсем охуела - хочет, чтоб он дал ей денег на учёбу.
  - Но они же почти муж и жена. Думаю, имеет право.
  - Настя - сука.
  Подошёл Саня.
  - Кто сука?
  - Та, Настя. Посмотри, что этот олух взял.
  - О, перцовочка! Отлично! То что надо. Давно мы её не пили.
  - Три дня назад у меня дома.
  - Верно. Прикиньте: пошёл отлить через стоянку, а там, знаете, в углу навес такой есть, ну, думаю, отолью там. Подхожу - темнотища. Зажигалкой чиркаю и охуеваю: в метре от меня мужик бабу дерёт прям на капоте. Баба как запищит, а мужик - похуист - давай её ещё сильней ебать. Я стою и смотрю. Баба бить его начала, но он и тут не облажался - оперативно так двери в машине быстро открыл, бабу туда и сам запрыгнул.
  - Круто.
  - В натуре, круто. И чё потом?
  - Чё потом, я поссал и пришёл к вам.
  - Чё, прям возле машины?
  - Да, возле машины. Даже рукой на неё облокотился, а другой член держал. Наливай.
  Спустя ещё час перцовка канула в небытие и я тоже почти там.
  - Ну чё, по домам?
  - Да, пожалуй.
  - Какой по домам!? - оживился Жека. - Я щас ещё две возьму.
  - Я домой тебя нести не буду.
  Жен отодвинул стул, облокотившись рукой о стол, встал, сделал один неуверенный шаг и на втором рухнул. Не знаю, сколько он выпил до того как пришли мы, но если судить по траектории полёта, не меньше бутылки. Упал он картинно - крутанувшись раз в воздухе, он раскинул руки в стороны и бухнулся на спину так, что на полу он оказался в позе звёздочки. Меня в детстве в бассейне учили делать такие же на воде.
  - Жен, и попроси у них верёвку.
  - Зачем?
  - Я один конец привяжу к твоей ноге, а другой - к саниной, чтоб ты не потерялся по дороге домой.
  - Хорошо.
  Саня, уткнувшись лбом в стол, дремал. Я сложил руки перед собой и тоже опустил голову.
  
  Меня толкнули в плечо. Я поднял голову. Это был маленький тощий охранник.
  - Молодой человек, заберите своего друга и уходите. Он требует, чтоб ему продали верёвку и обещает здесь всё разнести, если не получит её. Вы же не хотите, чтоб мы вызвали милицию.
  Саня сидел молча и смотрел на меня стеклянными глазами.
  - Какую верёвку?
  - Слушайте, я...
  - Ах, ну да, верёвку. Вы не волнуйтесь, он не собирается вешаться. Это для того, чтоб я связал им ноги.
  - Ярик! - крикнул Жен. - эти суки не хотят дать мне верёвку!
  - Я знаю. Они нацисты. Пошли домой, я вспомнил - у меня есть отличные шнурки.
  - Ярик, я не дурак, какие шнурки -ты в сапогах.
  - Я хотел сказать у Сани...
  - Блядь! Ярик, ты чё, с ними заодно? У Сани туфли! Его шнурков не хватит даже бантик у меня на хуе завязать!
  - Жен, у меня дома есть отличные шнурки. Поверь, я не стану тебя обманывать. - Уже на ходу говорил я ему.
  Меня кидало из стороны в сторону, словно колос на ветру. Я взял Жена под руку. Парочки припездков уже не было.
  - Не врёшь?
  - Не вру.
  - Точно?
  - Точно.
  - Ну, пошли.
  - Пошли. Видишь как всё хорошо, долбоёбов больше нету и нам пора.
  - Это я их выгнал.
  - Молодец. Саня, вставай! Мы выходим.
  Более или менее твёрдой походкой, держа друг друга под руки и падая через каждые десять метров, мы добрались до угла дома.
  - Привет!
  Я поднял голову. Перед нами была парочка из кафе.
  - А правда, что у тебя хуй - два сантиметра? - обратился Жен к Хоккеисту, и тут же необъяснимой силой был отброшен назад.
  Я думал у меня рука сломается когда его отрывало от меня.
  - Старые знакомые! - сказал я. - Как я рад вас видеть! Вас сам Бог мне послал. Поможете мне донести этих два куска мяса до дому? У меня дома жена и четверо голодных детей.
  - Конечно!
  Я даже не успел моргнуть - Вурдалак ударил меня прямо в нос. Меня подняло в воздух, как лист бумаги, и опустило на землю, как мешок с кирпичами. В полёте я успел подумать, что если б меня сбил поезд, мне было бы приятней. Сильно ударившись затылком об асфальт, я простонал:
  - Спасибо, ребята. Я знал, что на вас можно положиться.
  - Ах вы сук-и-и-и!!! - послышался голос Жена откуда то издалека. Последнюю букву он вытянул, как звенящий колокол.
  Перед глазами всё плыло. На меня рухнуло тело. В голове мелькнула надежда - мысль, что это Хоккеист или Вурдалак - и я уже хотел было попиздить его, но что-то мне подсказало, что это Шурик и я просто сбросил его в сторону.
  - Ебать... - застонал Саня. - Ебать, пидары.
  К Сане подскочил Вурдалак и ударил его пяткой в пах. Я приподнялся на локтях. Вурдалак сильным ударом сверху по голове уложил меня на место и продолжил пиздить Саню.
  - Беспредельщики!!! Суки!!! Я вас повырежу! Я, блядь, дома ваши повыжегаю! Я с вами, суками, разъебусь! - истерически орал Жен сквозь шквал ударов. - Я в жопу буду ебать вас и ваших детей!
  Я опять попытался приподняться.
  - Пидарасы, не гоните. Дава-а-а - и получил удар с носка в ухо. - Пидары, давайте поговорим о Боге. - Чуть не плача от боли застонал я, держа себя за звенящее ухо. - Я знаю как вам помочь! Вам не хватает веры. Бог есть!!! - На удивление мои слова нашли ответ в ихних душах. Вурдалак перестал бить Саню, а Хоккеист оставил в покое захлёбывавшегося в своей крови и злости Жена. - Ребята, Бог есть. Это я вам точно говорю. Я его вчера видел у себя дома под ванной. Он такой маленький и с большими грустными глазами... О-ТЪ-Е-Б-И-Т-Е-СЬ!!! - Они оба набросились на меня.
  Как будто сто кувалд ударили меня сразу, звёзды так и сыпались из глаз. Вспыхивали то синие, то красные огни и постоянно жёлтые и белые салюты. Жаль, что я не наковальня.
  После нескольких мгновений такого избиения у меня уже не было ни сил закрывать руками голову, ни желания проповедовать Господа, но и боль тоже куда-то исчезла. После того, как она исчезла, я понял, что она всё-таки была. Моё тело обмякло, я расслабился, руки упали с лица и я получил сильный удар подошвой ботинка по лицу. Моя голова оторвалась и покатилась куда-то в сторону. Чёрт, это конец, - моя голова оторвана. Мной овладел страх. Вкус крови чувствовался каждым квадратным сантиметром моей головы. Она всё катилась и катилась. Я вспомнил свою мать и сестру. Страшно почему-то было и за них. Когда всё это дерьмо кончиться уйду в монастырь. Блядь! Это уже не вкус крови, - это вкус асфальта и палёной резины. Я машинное колесо. Чёрт, это неопределённое чувство нельзя описать словами. Даже в мыслях я просто одно из четырёх машинных колёс и качусь по трассе. Мысли спутались, их больше не было. Колёса не думают. Я просто катился по дороге и ни о чём не думал. Мотор глухо гудел. Это как бы раздражало, но и не раздражало, ведь колесо не может ничего раздражать. Ощущение жизни стёрлось. У меня больше не было прошлого, настоящего, будущего. У меня была дорога, покрышка, камера, обод, я был к чему-то прикручен и, наверное, у меня был хозяин, который, наверное, если чего − меня починит. Починит... Мной начал овладевать новый страх - меня явно перекачали. Давление во мне было предельным и если я наеду на кочку, то точно взорвусь.
  Я въехал в лужу. Это охладило, но никак не отразилось на страхе за кочку. Он усилился, - впереди замелькала кочка
  Машина остановилась и из неё кто-то вышел. Меня подняло в воздух.
  - Парень, ты живой?
  Это, наверное, был мой хозяин.
  - Да, папочка.
  Я его не видел.
  - Слим, этих парней неплохо кто-то отпиздил.
  - Оставь его, поехали - опоздаем.
  - Отпусти Ярика, сволочь! - Послышался голос Шуры.
  Это было ново, услышать голос какого-то Шуры. Слышать вообще было ново для колеса.
  - Да пошли вы... - Хозяин бросил меня на землю, хлопнула дверь и машина уехала.
  Что-то не так. Почему она уехала без меня? Я почувствовал себя одиноким, меня бросили... - Ярик - меня оставили здесь одного...
  - Блядь! Ярик, ты жив? Ты меня видишь?
  - Нет, а ты кто, колесо? Тебя тоже оставили?
  - Да, Ярик. Вставай, покатим домой.
  Картинка понемножку строилась.
  -Саня, но мы же на машине. Как мы покатим без двигателя?
  - Вставай, Ярик - потянул меня за руку.
  - Саня, я не могу без папочки. Почему он нас оставил? - Чуть не рыдая застонал я.
  - Блядь, Ярик! У меня всё тело болит. Я не хочу слушать твой пиздёж, я хочу домой.
  - Хорошо, Саня. - Поднимаясь говорил я. - Только не нервничай. Сейчас нам нельзя волноваться. Я расскажу тебе, как Маяковский познакомился с Лилей.
  Говорить было трудно, всё тело ныло. Боли не чувствовалось, но я знал - боль придёт с отрезвением. Картинка почти восстановилась, все элементы имели себя, свой цвет, только не имели чётких краёв, и немного отдавало красным.
  - Ярик, у меня глаза оба на месте?
  - Не знаю. По-моему нет - левый на месте правого, а правый на месте левого.
  - Плохо. А где Жен?
  - И правда, где Жен? Я не знаю.
  Светало. Шли мы молча, сильно хромая и поддерживая друг друга. У обоих сильно кровоточили лица.
  - Саня, мы - колёса. Ты это знаешь?
  Саня не ответил.
  - Знаешь, с Женом, наверное, покончено. Поездка в Киев отменяется.
  Саня молчал.
   * * *
  
  Экран разделяется полосой, одна часть затемняется, и на ней появляется аэрозоль с краской, на другой - дегенерат в кепке. Слова кепки:
  - Я проявляю себя с помощью рисунков на стене. Моё занятие помогает мне реализовывать себя. Это круто.
  Или это, или что-то в этом роде, но сразу становится ясно, что у этого парня нет проблем, о циррозе печени он знает больше всех, но не может его представить у себя. Весь этот широкий спектр мыслей кружится вокруг одной великой загадки: дрочить или не дрочить?
  Камера отходит, становится видно, что парень сидит возле то ли облеванной, то ли обрисованной стены. Аэрозоль во второй половине экрана превращается во вращающуюся бутылку "Спрайта". Бейсболка исчезает, и на ее месте возникает прокаженный в бандане с серьезным лицом не то еврея, не то аспиранта. Бутылка "Спрайта" превращается в скейт, а я подавил в себе рвотный приступ. Телевидение существует для очищения желудка. Если кто подавился какой-нибудь гадостью - включай телек.
  Прокаженный заявляет:
  - Я кастрат и у меня проблемы со зрением. У меня куча комплексов, мне кажется, что девчонки меня ненавидят. Поэтому я катаюсь на скейте - скорость, дорога, колеса, экстрим. Всем нужно самовыразиться. Это круто.
  Может, в рекламе говорилось немножко не так, но смысл я передал точно. По-моему, ее крутят на канале "1+1". Что там дальше - не помню, но все там говорило о синтетике, каких-то смертельно опасных добавках и о том, что "Спрайт" поможет вам самовыразиться.
  Саня как-то в автобусе выдвинул теорию.
  - Они, наверное, добавляют туда какой-то жуткий, убивающий тебя с первого раза наркотик.
  - Наверное. А почему?
  - Да ты глянь на рекламные щиты вдоль дороги.
  Я посмотрел в окно. Мы ехали по Сумской. Оперку только что оставили позади. Вдоль дороги через каждые десять метров стояли рекламные щиты. А на них молодые парни, скрюченные то ли в кайфе, то ли в ломке. Кто стоял на голове, кто ходил на руках, на каждом щите новый парень и обязательно где-то рядом маленькая бутылочка "Спрайта".
  - Твари. Каждому из этих ребят нет и двадцати. Они даже не пожили,- сказал я ему.
  Ну, ладно, со "Спрайтом" все ясно, я думаю, даже амебе понятно, что "Спрайт" и растворитель отличаются немногим. Но когда рекламируют молоко..?!
  Как-то с Костиком мы смолили крышу одному пузатому уроду. Кроме нас там работала куча людей, среди них был парень похожий на мяч для американского футбола. Он все время пил колу. Он говорил так, кола - напиток молодых, угощайтесь, ребята - жажду утоляет на раз. Пейте сколько хочется или во время обеда.
  - Минералкой нашу водку не запьешь: кока-колу выбирает молодежь.
  Кто-то угощался, кто -то запивал, но в большинстве преобладало благоразумие. Как-то он оставил открытую бутылку с кока-колой возле нас с Костиком. Был солнечный день, От того, что крыша была черная, на ней было жарче, чем где-либо. Мы работали, как ленивые ослы. Я задел бутылку, и кола разлилась на уже засмоленную часть крыши. В тот день на это никто не обратил внимания, но когда мы пришли туда на следующее утро, в том месте, где разлилась кола, смола была разъедена...
  
  
  Я потихоньку выздоравливал, вернее, выздоравливало мое тело, а сам я и не болел. Я стараюсь никогда не совмещать болезни своей души, то есть меня, и болезни своего тела, хоть и понимаю, что это триедино, неразделимо и всеобъемлюще. За неделю отходняка после сотрясения мозга и всяких мелких повреждений (теперь они мне уже кажутся мелкими), я ни разу не был в лесу. Как там моя нора, меня это беспокоило. Мои гуппи умирали от скуки, и я решил провести эксперимент. Поставил аквариум на стол возле телека, включил его, а сам лег поспать на часик. Проспал я ровно на семь часов больше, чем планировал, и, когда я проснулся, мысль поставить рыбок возле включенного телека уже не казалась мне такой занятной: о боже, зачем я поставил бедных гуппи возле телека, надеюсь мне это приснилось... Я быстро вскочил и побежал на кухню. Передо мной предстала ужаснейшая картина этого года: перед работающим телевизором стоял аквариум, в котором безвольно на дне лежали четыре мертвые гуппи.
  - Ты убил рыбок,- услышал я голос совести.
  - Нет, это сделал не я, это сделал телевизор, а я просто поставил на стол аквариум, потому что хотел его чистить.
  - Не пытайся обмануть сам себя. Ты прекрасно знаешь, что рыбки умерли по твоей вине, и ничего ты чистить не собирался, и вообще, когда ты в последний раз что-то чистил.
  - Ну... ну... Блядь...
  - Не нукай, кретин, ты убил этих рыбок, и я собираюсь тебе напомнить, как когда-то ты убил хомячка.
  - Какого хомячка?
  - Блядь, не строй из себя идиота, ты знаешь, о чем идет речь.
  О хомячке, которого бабушка мне подарила на двенадцатилетие со словами:
  - Ты мечтал о хомячке. Держи его и люби, как свою бабушку, а бабушку еще сильнее.
  Хомячка я сильно любил, и, как сейчас понимаю, даже не в меру.
  "У меня в соседнем подъезде жила подруга, которая мне рассказывала, как занимается сексом со своей морской свинкой. Так, вспомнилось".
  Итак, как-то вышел я с ним погулять. Погода солнечная, хорошо, а хомячок, он на месте не сидит, он туда-сюда, туда-сюда, нюхает все, ту палочку погрызет, потом выкинет, за другую примется, шило в заднице как будто. В общем, приходится либо ходить за ним постоянно, либо ногу на его пути поставишь, и тогда он в обратную сторону бежит. Так и топчешься возле него, не давая убежать. Вышел Серега-сосед, а с ним перетереть надо о вкладышах, о машинках, о том, кто чего на мусорке нашел, в общем, темы серьезные, а хомячок отвлекает постоянно, ну я и придумал способ, как на него не отвлекаться. Причем я, будучи гуманистом, знал, что животному будет невыносимо томиться в клетке, когда вокруг столько интересных палочек, травинок и всякой близкой душе всячины.
  - Серега, пошли постоим возле того бордюра, вон где камни валяются. Я вчера нашел кассовый аппарат, старый-старый, ему, наверное, лет шестьдесят пять...
  Мы подошли к бордюру, хомячка я выпустил под него, и разговор пошел как по маслу. Когда хомячок отбегал слишком далеко, я не теряя логической мысли, не сбиваясь с темы, просто брал камень и бросал его перед хомячком. Он пугался, разворачивался и бежал в другую сторону.
  - Ладно, Ярик, я пойду, меня за хлебом послали.
  - Вали, я тоже жрать хочу. Где мой...
  А хомячка нет. Я обыскал все, стою и плачу, и тут какая-то женщина из окна, дворник, наверное, как закричит:
  - Зачем камни по дороге разбросал, а ну, убери быстро!
  Ну, что, делать нечего - взрослая, пришлось убирать. Ненавижу эту бабу. Под одним из камней я нашел своего хомячка. Я перебил ему позвоночник, и он еще дышал...
  И это был еще не конец. Мой детский гуманизм не позволял мне оставить хомячка в покое. Я вправлял ему позвоночник. Я делал ему искусственное дыхание... Все было бесполезно. Хомячок через час активной спасательной работы умер, и я кинул его в кулек с водой, а он нет, и начал дергаться там. Я быстро высвободил его и снова начал делать искусственное дыхание, потом решил, что ему нужен электрошок, а у меня был тогда кое-какой опыт в этом деле: все свободное от прогуливания уроков и курения бычков на площадке с друзьями время я смотрел телек и видел, как это делают врачи. К сожалению, специальной техники у меня не было, и я все стряпал на скорую руку. По проводу привязал к передним лапкам хомячка и засунул другие концы в розетку. Хомячка два раза подбросило, и одна лапка оторвалась. Это было ужасно, я плакал навзрыд весь оставшийся день. Я понимал, что ответственность за смерть хомячка лежит на мне.
  Я убил хомячка, я убил гупешек, сколько еще невинных тварей я уничтожил...
  Я взял аквариум и, читая "Отче наш", вылил его в унитаз. Как из него выпали гупешки, я не заметил...
  
  Вернувшись на кухню, я выключил телевизор и поставил в магнитофон кассету "АукцЫона". Заиграла песня "Остановите самолет, я слезу". Я закурил. Мне нравится курить в такие моменты. Правда, мне нравится курить в любые моменты. Курево всегда в тему когда тебе плохо, когда тебе хорошо, когда тебе ужасно и когда тебе прекрасно, и даже когда тебе никак. Курево - это кайф на все случаи жизни и, к тому же, курить можно позволить себе, находясь на любом социальном уровне.
  Пока я зализывал свои раны, я прочел две книги: Солженицына "В круге первом" и Ремарка "Время жить и время умирать". Солженицын мне понравился больше, особенно, один из героев его романа - Рубин. Вообще-то, все обитатели шарашки славные ребята, но Рубин почему-то полюбился мне больше всех. Я даже решил, что если мне придется в жизни что-нибудь назвать, дать чему-нибудь имя, то я назову это в честь Рубина.
  Действие романа "В круге первом" разворачивается в сталинские времена на зоне политических заключенных. В романе нет ни одного персонажа, который бы чем-то превосходил других, то есть роман как бы без главного героя или все герои главные. Все зеки ненавидят сталинский режим и партию, которая отняла у них от десяти до двадцати пяти лет жизни ни за что. Рубин - мужичок распутинского типа с вечно растрепанной бородой в пепле и грязными длинными волосами. Такой же зек, как остальные, только остался верен делу партии и философии диалектического материализма. Несмотря на испорченную жизнь и полное недоверие однопартийцев, несет красное знамя сквозь ряды озлобленных и уставших от зековской жизни заключенных.
  Ремарк был довольно-таки силен. Его я тоже прочел с огромным удовольствием и в очередной раз понял, как обычно бывает после Ремарка, что война - это самое ужасное, что может быть.
  
  Я сидел на лавочке возле подъезда и пил пиво с вахтером. Погода была пасмурная и какая-то черно-белая. Нашего вахтера зовут Коля, большую часть жизни он сидел, дома держит самогонный аппаратик, самогонка отличная, иногда наливает.
  - Ебать, на хуй, забыл сказать, пиздец, Натаха к тебе вчера заходила. Ну я ей, на хуй, его нету, уходит в 8, приходит в 18, хочь заглянь, а она - нет, попиздовала.
  - Какая Натаха? - не понял я.
  - Ну охуенная, с которой ты ходил...
  Зазвенели сирены воздушной обороны, звук усиливался с каждым новым звонком - "Бежим в блиндаж"- заорал Коля...
  Я открыл глаза. Звонил телефон.
  - Какая сука решила разбудить меня в десять часов утра,- проворчал я и не спеша поднялся с кровати. Такой идиотский сон мог присниться только после Ремарка. После каждой его книги меня как-нибудь да колбасит, и я в очередной раз говорю себе - Ремарк - никогда.
  Телефон был на редкость настойчив. Я сплюнул в пепельницу, посмотрел на свой вставший хуй и взял трубку.
  - Ну.
  - Привет, Ярик, это Лена, ты вчера приглашал к себе Сашу, и она щас к тебе зайдет.
  - Мугу.
  Я положил трубку. Хуйня какая-то. Припезденная блядь. Подкурил сигарету. Пластинку "Остров сокровищ" ставить не хотелось. Сейчас мне больше подойдет Челентано. Лег обратно в кровать. Хуй все еще стоял. Когда сигарета стлела на половину, он уже лег. После третьей сигареты и чашки чая в дверь позвонили.
  - Кто там,- спросил я.
  - Не будь занудой, Ярик, открывай.
  Это была Саня.
  - Заходи. Чай будешь?
  - Конечно.
  Я сделал нам по чашке чая, и мы завалились на кровать курить и слушать Челентано.
  - У меня есть с собой фотография моего парня. Хочешь покажу?
  - Давай.
  На самом деле мне было неинтересно. Саня недолго порылась в сумке, достала какую-то книгу, из нее закладку. Это и была фотография ее парня.
  - Правда он милый?
  - Да.
  - Это он косяк забивает.
  - Где?
  - Да вот же, смотри - это не сигарета, это папира.
  - А-а-а.
  - Вообще-то у нас все нормально. Честные отношения, мы не напрягаем друг друга ревностью, там, знаешь, всякой такой хуйней. Я не хочу спать с другими ребятами.
  Челентано закончился, и я переставил пластинку на другую сторону.
  - Жаль, я бы тебя с удовольствием выебал.
  - Правда?
  - Да.
  - Нет, серьезно, правда?
  - Да.
  - Мне приятно... Мне очень приятно.
  - А мне нет. Ты школу прогуливаешь?
  - Да. Одиннадцатый класс, вроде бы - сколько тут осталось, пара месяцев, а задрачивает - пиздец. Вчера снимали на камеру всех и брали интервью, ну типа, на память о школе, нужно было сказать в объектив как тебя зовут, в какой школе ты учишься, что собираешься делать после окончания, ну и всякую такую хуйню, пожелания одноклассникам все сказали. Юлька перед камерой выдрачивалась, пиздец, а ко мне этот подходит и кискает - говорит кис-кис-кис, я что ему кошка какая-то, говорю, не хочу я сниматься, мне это дерьмо не нужно, а он - давай-давай, мутит меня, как с малолеткой обращается. Долго мутил меня и наконец размутил, а когда отвернулся на пару секунд от камеры, я ему всяких приколов наговорила. Думаю, если не сотрет, круто будет.
  - И что.
  - Ничего, только мне иногда кажется, что я не такая, как все они.
  - Мне тоже. Может, потрахаемся?
  - Нет.
  Я молча встал, пошел в ванную и подрочил. Кончить не получилось. Когда я вернулся, она была раздета по пояс и держала в руках футболку с американским флагом. Ее белые сиськи были прекрасны: приблизительно первого размера, красивой формы.
  - Можно у тебя погладить футболку? Она мятая.
  Футболка действительно была мятая. У меня вскочил. Я разложил ей гладильную доску и дал утюг. Подкурил сигарету и улегся на кровать, вылупив глаза. Когда она двигалась, сиськи шевелились. Это возбуждало еще сильнее.
  - Ярик, а ты вроде как дружишь со мной, а сам про меня гадости говоришь.
  - Какие гадости?
  - Лена сказала, мол, ты рассказал историю с Лозовенек про нас с тобой Хирургу, причем в таких красках - мол, как я могла тогда с тобой, когда у меня есть парень.
  - Такого не было. Водку будешь?
  - Не хочу.
  Я налил себе полстакана и выпил. На самом деле я рассказывал Хирургу историю знакомства с Саней на Лозовеньках, но никак не в плохих красках. У меня бы даже ума не хватило обвинять девушку, которая подарила мне столь приятное времяпрепровождение в измене своему парню, и потом, мне насрать. Ее личная жизнь меня не касается, а ее маленький флирт со мной - это подарок судьбы.
  - Знаешь, Саня, эта маленькая девочка начинает меня кумарить. Для своего возраста она разводит слишком много сплетен.
  - Понятно, что из того, что было, никакого секрета не сделаешь. Нас видело слишком много людей - почти все...
  - Блядь, она заебала лезть не в свои дела. Она меня как-то невзначай спрашивала, чего там у вас было... Слушай, что мне говорил Хирург, мол, как так можно, у Сани парень, а она еблась с Ярославом... Прикинь, она говорит это Хирургу, а он округляет глаза, делает вид, что удивлен и ничего не знает: что ты говоришь, Леночка, а что там произошло... И Леночка ему все выкладывает, причем в таких красках, в которых, как она сказала тебе, говорил я...
  Я налил себе еще полстакана и закурил.
  - Смотри, у тебя утюг в краске с футболки.
  - Вон лежит специальное средство в пакетике. Нанеси его на утюг, вытри и можешь дальше гладить. Только не гладь больше американский флаг. Ненавижу американцев.
  - Обидно.
  - Что обидно?
  - Да что Ленка вот так вот делает...
  - Да, мне ее сначала жалко было. Ну,думаю, припезденная, все со своими заскоками, а теперь заебала, чересчур много дерьма от нее. Я знаю людей, у которых заскоки и поприпезденее, но они не мешают жить другим.
  - Ярик, дай мне листик и ручку.
  - Вон, на столе.
  Водка влилась, что манна небесная. Поставив стакан на табуретку, я сделал большую тягу и закашлялся.
  - Слушай, я стих написала, посвящается тебе.
  - Валяй.
  - Парень в военной гимнастерке
   В трусах и шерстяных носках
   Сидит на кухне, как в гримерке,
   И курит, рассуждая о стихах.
   Он сделает мне сладкий чай,
   Спокойно скажет "Ну, давай, читай"
   А я подумаю, неужто это тот,
   С которым мы упали как-то в брод.
  
  Я молчал.
  - Ну?
  - Мне нравится, нет никакой сентиментальной дряни, нет ничего, только голые факты.
  - Тебе он нравится, потому что о тебе.
  - Нет, я старался смотреть объективно.
  - А, ну да, конечно, это все меняет.
  Мы рассмеялись. Мне нравится, как она смеется - искренне, как ребенок, взахлеб. Мне же смешно не было. Я сделал еще чая.
  - Держи, три ложки сахара. Верно?
  - Да, спасибо.
  Она все также была раздета по пояс, только теперь футболка с флагом была на ней, а штаны на гладильной доске. Я смотрел на белые трусики.
  - А, знаешь, Саня, я знаю, почему такой хуетой Лена занимается.
  - Почему?
  - Ее колбасит то, что когда она с Саней встречалась, она была, как она думает, хорошей, правильной девушкой, не изменяла ему, а он этого не оценил и бросил ее. А вокруг же происходит черт знает что, все девушки такие плохие - сплетничают, изменяют своим парням, это же ужасно. И она просто хочет открыть всем глаза на то, какая она хорошая по сравнению с другими. Водки налить?
  - А какая у тебя?
  - Это, вообще-то, самогон.
  Я налил себе.
  - А я думаю, что это так воняет.
  - Не воняет, а пахнет. На Колин самогон не гони, ты не нюхала тех, что на продажу гонят.
  - Нюхала.
  - Че пиздеть тогда.
  - Воняют еще хуже этого.
  - Не еще хуже, а просто воняют. Этот же пахнет, и очень приятно... Ни хуя себе, шестьдесят градусов, да еще и пахнет рябиной. Да это просто жидкое золото, а не сэм.
  - Это дерьмо.
  - Сама ты дерьмо.
  - Что ты сказал?
  - Послушай, девочка, я дерьмо не курю и, когда ты хапаешь, я не рассуждаю, хуевый у тебя гандж или очень хуевый, хотя знаю, что трава - это дерьмо. И поэтому попрошу тебя не пиздеть о том, в чем не смыслишь.
  Я влил в себя сэм и чуть не выблевал. Вталкивал его в себя секунд тридцать, пока не справился. Потом закурил.
  - Я бы не стала из-за травы называть тебя дерьмом.
  - Во-первых, я не дерьмо. Во-вторых, я не стал бы называть твою траву дерьмом, потому что сказать, что трава - дерьмо, это тоже самое, что ничего не сказать.
  Сигарета казалась мерзкой, а я уже был очень пьян. Отдав бычок Сане, пошел снова дрочить в ванную, предварительно облапав ее сиськи. Я еле держался на ногах, но хуй стоял твердо. Спустив трусы и сев на край ванны, я плюнул себе на головку и начал растирать набухший член рукой, наслюнявил два пальца на правой руке, приложил ее к соску. Перед глазами появилась картинка: я вставляю в Санину задницу, а она стонет. Быстрее задергал рукой и превратился в существо, которое больше ничего не хочет, кроме как ебаться. Я ебал ее сильнее, а она кричала громче. Быстро кончил, спермы было немного и, превратившись в существо, которое ничего больше не хочет, кроме сна, поплелся к кровати.
  - А я подглядывала.
  - Да ну.
  - Да.
  - И чего.
  - Хотела тебе помочь.
  - А...
  Уснул.
  
  Проснулся в четыре часа от жуткой головной боли. Пепельница была разбросана по полу, сигарет нигде не было. Казалось, что мой затылок кто-то пилит пилой с крупными зубьями. Я сварил себе кофе, потом поднял три бычка с пола и скрутил себе самокрутку. Сел на унитаз и закурил. У меня был понос. В голове нарисовался стишочек: "Нет оперы печальнее на свете, чем Ярик пьет и курит в туалете". Подтерся страницей из порножурнала и чуть ли не скрутил из нее еще одну самокрутку, но вовремя вспомнил, что из этой бумаги самокрутки получаются ужасные, особенно, если ею подтерлись.
  Квартира была какая-то не такая, словно в ней сделали перестановку. Дул сквозняк и привычного спертого воздуха не было. Почему-то входная дверь была открыта настежь. Закрыв ее, я стал перед зеркалом. Да, видос то, что надо: левая бровь и ухо заклеены пластырем, с правой стороны лица еще не совсем сошел отек, трусов не было и красная головка выглядывала из-под футболки. ЕБАТЬ! Что это за кровь на животе?! Я задрал футболку и охуел: над пупком был нацарапан кровоточащий знак вечности, а под ним гелевой ручкой надпись "С любовью, Джулай". Гелевая ручка и лезвие валялись на полу среди бычков. Блядь, точно, у меня же была Саня, эта сучка совсем поехала крышей. Голову запилили еще сильнее. Я убью эту суку... Я вырежу ей клитор и скормлю своей крысе... Я... Все, спокойно, спокойно, Ярик, успокойся... Ты, ебаная коза... Все, надо успокоиться, послушать Игги Попа... Черт, где мой магнитофон? На месте магнитофона красовалась надпись гелевой ручкой "Магнитофон", а на месте утюга - "Утюг", и на стене возле фотографии моей мамы "Ярик, я все верну сегодня вечером. Извини за живот, не удержалась".
  Зайдя снова в туалет, сев на толчок и тужась, не переставая, две минуты, я понял: Господь и здесь оставил меня...
  Голову прорвал луч света: Господь, как же я забыл о нем... Я быстро натянул штаны, выскочил из параши, прыгнул в ванную и лег на пол, выискивая глазами среди баночек и всякого барахла Бога.
  - Блядь, ну где ты триединый, неделимый, всеобъемлющий, непостижимый... А ну, вылазь, трус, поговорить надо...
  Ничего. Показалось за кружкой какое-то движение. Я отодвинул ее. Бога нет.
  - Ебаное вашество, ну не мучьте вы меня так, вылазьте... Голова раскалывается пиздец...,- застонав, я перевернулся на спину, держась за голову руками. - Вылазь, я знаю, ты здесь, отец всех отцов и мать всех блядей. Хуево мне очень - сплю плохо, сегодня ночью проснулся, а на стуле сидит кто-то, с час, наверное, сидел возле кровати, а потом, слава тебе, смог пересилить страх и уснул, а вчера утром глаза открываю и слышу голоса: "Он одуплился... он одуплился", как бы шопотом кто-то говорит... Вскочил, всю квартиру обошел - никого... и всю неделю кровью сру... и депрессняк заебал... и насильники, и маньяки, и гомофобы, и куртизанки, и имиджмейкеры, и хакеры, и президенты, и психи, в общем, всякие... Блядь, какого дьявола... школы, дурдомы, интернаты для слепых, интернаты для глухонемых, интернаты для тупых, жеки, тюрьмы, аквариумные рыбки, сетевой маркетинг, Боб Дилан, Киану Ривз, братья Коэны, мальчики, сосущие за пятерку, мальчики, сосущие за десять тысяч долларов, Саддам, Америка, Дерьмо, рок-оперы, пластмассовая одноразовая посуда, Хиросима и Нагасаки, Ромео и Джульетта, Гитлер - бисексуал, Красная армия всех сильней, Майк Тайсон насилует... да какая разница, Майкл Джексон насилует, Мэнсон насилует, Чикатило - 52, а в это время касатки дохнут, задыхаясь от черной кончи Земли, которую подружки страны не могут поделить, мобильный телефон может фотографировать, в зоопарке Харькова умер слон, в зоопарке Харькова новая слониха, чума, катехизис, сопромат, Толстой, инфузория туфелька, H2O, головка хуя величиной с дыню, отсутствие хуя, а ведь он здесь был, пизда в формалине, да это же девочка, у нее две головы, поросенок с тремя ушами, мир, труд, май, сунь хуй в чай, живи и богатей, живи и жирей, передозировка, когда эти рыбки плавают, у них из жопы торчит говно, такие длинные веревки говна, иногда они путаются, вместо червяка хватают ртом веревку говна другой рыбки, Юрий Гагарин умер, почему собаки понимают нас, а мы не понимаем их, страх перед работодателем, страх перед всем... Боже, ну поговори со мной, что я несу?..
  Все тело болело, чувствовалось, как сердце гоняет кровь по венам, каждый его удар отдавался в висках, работа каждого органа в отдельности чувствовалась до мельчайших микропроцессов, кажется, я полностью сошел с ума, сошел с ума, я сошел с ума, мое тело... я перевернулся на бок... Ох,ох - голову крутануло как будто я спрыгнул с карусели, на которой ездил час - надо не пить, надо какое-то время не пить, месяц... нет, полмесяца не пить... неделю, да, точно, недели хватит...
  Из левого угла, из-под ванной на меня смотрели два белых пятна глаз... два больших, белых, грустных глаза пялились на меня не моргая. На душе как-то потеплело и все болевые ощущения притупились. "Все хорошо", говорили глаза, и меня начало переполнять ощущение счастья. "Все хорошо" - и все уносилось куда-то прочь, все просто исчезало: плохие сны, президенты, насильники, Ромео и Джульетта, Юрий Гагарин, комплексы, страхи детства, выдержанные бодуны, тупые ебли, умные ебли, аквариумные рыбки, пиво холодное, пиво горячее, слоны, мировые проблемы, боль, страдание всех страдавших, кумиры, Макдональдсы, новомодные прически, трава, интернет...
  
  Это все куда-то исчезало, этого никогда не было, хотелось плакать от счастья, но плакать было нечем.
  
  Тело со всеми его болячками тоже проваливалось в небытие... Хорошо... Это очень хорошо, были мои последние мысли, а потом они тоже исчезли.
  
   * * *
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"