Раздался звон двух стаканов, где в один миг стало на сотку виски меньше.
- Нет, ну в край уже ахуели. Сотки им мало, видите ли! Подавай сто пятьдесят, а то и двести! С ума сошли! Чтобы пизда столько стоила! Женщин на свете и так больше, а цены поднимают, словно они вымирающий вид!
- Выпьем за то, чтобы они вымерли!
Снова раздался звон, стаканы опустели, я взяла бутылку, чтобы залить в них топлива еще.
- Только ты не умирай. Мне нравится с тобой пить. Мне не хватит денег на то, чтобы за это рассчитаться, если бы ты тоже имела прайс.
- Что-то мне не хочется пить за мою доступность.
И мы выпили не чокаясь.
- Я, конечно, много в чем ошибалась, но то, что ты отлично трахаешь - факт. Я бы сама за это доплачивала. Они ахуевшие!
- Женщинам платят не за секс, а за то, чтобы они уехали.
- Это как бы пойти на хуй и нахуй за одну ночь.
- Выпьем за мой хуй!
Ну мы и выпили.
Вообще, я не помню, сколько мы знакомы, или я уже в том состоянии, когда не могу посчитать до каких-то трех лет, но мы точно сотню раз спасали друг другу жизни, с миллион напивались, и с десяток он ставил мне капельницы, когда я не могла прийти в себя после количества выпитого или диких веществ. К слову, мне везло, если он попадал в вену с первого раза, потому что он из тех редких придурков, которые покупают себе машины за сотню тысяч баксов, но не могут сесть за руль, потому что выпить все же святое.
- Да, тяжело тебе придется, - сказала я, прекрасно понимая, что его карман набит деньгами до того, что выпади из него сотка баксов, ему будет лень за ними наклоняться.
- Все же лучше, чем спать с теми, кто не берет за это денег. Таким нужна любовь. Даже если это самая доступная, выпившая и горячая бабенка во всей округе, ее все равно просто однажды недолюбили. А я любить не хочу, мало ли еще не захочет с утра уходить, да и вообще некоторым даже до утра оставаться не стоит.
- Ну послушай, меня долюбливали, но что мне теперь, не трахаться, если деньги у меня и так есть?
- Они хотят любить сами, и чтобы их любили, и называть это не еблей, а "занятием любовью". Ты же конченная, ты не хочешь, чтобы любили тебя. Пожалуй, за это я тебя и люблю.
- Слишком много слова "любовь", не перевариваю, давай выпьем.
За моей спиной открылась дверь, я повернулась на стуле и увидела облокотившуюся на косяк спиной шлюху. У нее были голубые газа и густые черные локоны, которые спадали на необычно маленькие плечи. Выглядело это жутко, так что я отвернулась, чтобы не смотреть. Взяла в руки стакан и сказала:
- За косяки.
И мы снова выпили.
- Да ладно тебе, Мак, поздоровайся.
- Добрый день, черноволосая.
- Да, это... как там тебя сегодня зовут?
- Называй как хочешь, котик, - голос у нее, конечно, пиздец.
Она подошла к моему другу, сидящему напротив, пристроилась к нему на колено, закинув свою одну дохлую ногу на другую. Оглядела меня сверху вниз и положила голову ему на плечо. Не понимаю, как эта дылда так компактно разместилась, но, видимо, опыта хватает. И хер с ней.
- Из твоих уст это звучит как оскорбление всех котов.
- Милый, мне не нравится твоя подруга.
- А мне нравятся шлюхи, но как предмет для разговора, а не лицезреть на очередное красное нижнее белье.
- Милый, тебе оно нравится? Оно такое алое, как твоя страсть.
Он сказал "да", и я еле удержалась от смеха, потому что знаю, что он дальтоник.
- Главное, чтобы не такое алое, как твоя жопа. Слушай, оденься, ненавижу смотреть на голые тела. В них совершенно ничего нет. Смотреть не на что. Меня такое пугает. Пустая, холодная кожа. На тебе же ни шрамов, ни синяков. Ничерта интересного. Мне от такого только сильнее хочется напиться.
Я выпила, а она смотрена на меня так испуганно, словно я сказала, что ей год жить без секса. До друга дошло, что пора с этим заканчивать:
- Давай, тебе пора, - он достал из кармана кошелек, вытащил оттуда несколько одинаковых зеленых купюр и протянул ей. Она пересчитала с таким серьезным видом, словно перебирает гречку, повернулась к нему, заулыбалась.
- Милый, ну я же тебя люблю.
Он молча вытащил из ее рук одну бумажку.
- Ну, теперь двигай отсюда.
Во второй раз я увидела, что это были сто долларов, и решила, что стоит выпить еще. Триста баксов! Ну ахуеть теперь. Черноволосая в красном белье наконец-то подняла свою задницу, надела черное приталенное платье в пол с высоким воротником и длинными рукавами, туфли лодочки и за пару мгновений испарилась за входной дверью. "Монашка с изюминкой", - подумала я и выпила еще.
- Видишь, она готова брать меньше, потому что любит.
- Но все же берет.
- Она слишком тупая, чтобы любить на самом деле.
- Ну пиздец. А это еще что значит?
- Что надо выпить за тупых. Если бы не они, нас любили бы реже, пусть такая любовь и не вечная.
Мы выпили.
- Не умею говорить о любви в прошедшем времени. Знаешь, я в прошлом любила манную кашу, а потом даже смотреть на нее не могла, просто в какое-то утро проснулась и поняла - "я ненавижу манную кашу!" Но на самом деле такой себе пример, теперь я снова ее люблю.
- Ну, может, я все-таки прав, что ты не тупая.
Он протянул мне пустой стакан, я ровно разлила двести оставшегося в бутылке виски. Мы допили и это. Он медленно, опираясь рукой на стол, встал, сказал, что хочет мне кое-что показать, взял за руку и повел вглубь квартиры. Повсюду было до блеска чисто, это все благодаря уборщице. Я ее встречала не раз, молоденькая, светловолосая девушка, в очень сексуальном костюмчике.
- А с той, что у тебя убирается, ты тоже спишь? Ты же ей тоже платишь.
- И правда, я как-то об этом не думал, - за ответ я это не сочла.
Он открыл дверь в комнату, показал рукой, что мне стоит зайти. Это была огромная спальня с громоздкой кроватью в центре. Все было черным: и стены, и пол, и потолок, и белье. Он вбежал и с грохотом упал на матрац.
- Ну, как тебе?
- Темно.
- Ложись.
- Нет уж, спасибо, это красное белье все еще мерещится перед глазами во всей этой темноте.
- Успокойся, простыни чистые. Мы трахались на столе, за которым с тобой пили.
Мне стало дурно, захотелось выпить, но за бутылкой идти было далеко, да и она была пустая.
- Хер с тобой.
Я легла на спину рядом с ним и смотрела на черный матовый потолок. Он казался бесконечным, голова закружилась, в глазах начали играть краски, которых не было.
- Купил новый матрац. Мягкий, правда? Но достаточно жетско, чтобы было удобно
- Точно, я сразу и не заметила.
- Ты ничего не замечаешь из того, что тебе пытаются настойчиво показать. Что ты здесь увидела?
- Слишком ярко. Много чего можно додумать.
- Когда ты уже додумаешь со мной переспать.
- Ты же знаешь. Я вроде как люблю.
- Ну вот, снова.
Он готов платить за секс, потому что не хочет любить. Я же отчаянно пыталась это сделать. Он прав. Мы не спали только тогда, когда я решала влюбиться, когда встречала того, с кем было хорошо и, пожалуй, больно. Я не могу сказать, что чувствовала привязанность, верность, совесть, заботу к кому-то, волнение, но я понимала, что должна, и старалась это не упустить. Это дико заводит. У меня не получается, мне не понять чувствами. Меня заводило то, что я не могу любить. Такое случалось редко, но билась я до последнего.
- Да ладно тебе, скоро пойму, что не получается. И все станет похоже на жизнь.
- Скорее бы. Ты сегодня накинулась на шлюху за то, что она якобы оскорбила котов. Только их ты любить и умеешь.
- Потому что они не любят меня.
- Значит, не сегодня?
- Нет, не сегодня.
- Тогда надо сходить в магазин и купить еще выпить.
К этому моменту я уже поняла, насколько этот матрац хорош: было мягко. Но в целом, если мы купим еще бутылку виски, то мягко будет даже на асфальте автомагистрали. Я собрала все силы и встала с кровати.
Он притащил меня в самый ближний магазин к дому, и, как правило, это те магазины, где, не научись я зарабатывать деньги при такой жизни, воняло бы моим будущим: дешевый спирт, кошачье мясо и моча. К моему вечному удивлению, в таких заведениях обязательно есть полка с дорогим алкоголем. Она всегда полная, потому что полки с дешевым тут еле успевают наполнять. Да и вспомните, чем воняет. Он схватил бутылку Джемесона, меня за руку и потащил к кассе.
Очередь была человека три. Школьница, которой не продали сигареты и бутылку какого-то чернила. Это все потому, что у нее грудь третьего размера, а плечи маленькие. Плечи не обманут. Стояли еще два каких-то алкаша, тоже с чернилом и маленькими плечами, но они-то алкаши со стажем, такие умрут не скоро, а будущего уже нет, так что их плечам простительно. Компания была так себе, в общем, меня уже начало отпускать, так что я решила не терять времени и открыла бутылку еще в очереди. Было вкусно, но воняло все так же отвратительно. Когда пришло время рассчитываться, в бутылке не было уже минимум трети, так что мой друг побежал еще за одной. Я же наблюдала за тем, как цвета вокруг становятся ярче, а в воздухе теперь сильно пахло лавандой. Это были какие-то настолько дешевые духи, что пахло только лавандой. Я подняла глаза и увидела миловидное девичье личико над старушечьим телом, истощающим эту лавандовую вонь. "И такое бывает", - подумала я, рукой показала, что мой друг вот-вот придет и рассчитается, и выпила из бутылки еще. Ее лицо стало еще моложе. Милые щечки, небольшие голубые глаза, пухленькие губы, маленький нос. Чудо. А тело ее стало еще старее: тонкая, обвисшая кожа на руках, широкие, грубые плечи, некрасивая шея. "Вот это бывает, конечно..." Это была, кстати, кассирша. Со спины ко мне подбежал друг с еще одной бутылкой Джемесона в руке. Подбежал и замер. Точнее, сначала взглянул на кассиршу, а потом замер. Тут его (наша) бутылка из рук к земле и полетела. В такие моменты радуюсь, что имела дело с общепитом: и не такое ловить приходилось, когда разносишь тарелки пьяной. Поставила бутылку на кассу.
- Эй ты, - кивнула в сторону кассирши, - пробей дважды. А ты, - взглянула на друга, - платишь за две.
Он и так бы за две платил, но когда происходит нечто житейское, но непонятное - лучше хотя бы сделать вид, что ты король ситуации, а то еще придется выслушивать всякое. Она посчитала, он расплатился. Мы уже было начали уходить, я продолжала пить свой виски, как мой друг обернется и словно откашляет:
- А ты тут работаешь теперь что ли?
Я чуть было не упала. Невидно что ли, мудак?
- Да, замуж вот вышла, на работу устроилась.
Не считай я это грехом и тратой времени, я бы этим виски и поперхнулась. Схватила друга за рукав, так домой и привела. К нему домой.
Мы уже бутылку допили, а он все молчал. Я открыла вторую и не выдержала:
- Давай, расскажи. Я готова.
Он поднял на меня настолько грустные глаза, что его захотелось ударить.
- Готовность выходит из строя.
- Мои шлюхи рядом, - произнес он шепотом.
ТУТ Я И УПАЛА. Я смеялась громко, долго и упала со стула. Наверное, прошло минуты три, пока я успокоилась, села обратно и смогла произнести:
- Иии?
- ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ?! - он орал также громко, как я смеялась. - Нельзя жить с теми, кому платишь, чтобы их не было в твоей жизни.
- А как это, трахать тех, кого нет?
- Ты издеваешься?
- Немного.
- Она работает в магазине, в котором я спонсирую свои пьянки, и пьянки вместе с тобой, между прочим. А это уже обычная жизнь. Это жизнь! И тут она! Замужняя еще. Да и при работе. Нахер мне это надо?! Я постель в жизнь не тащу.
- Я всегда знала, что ты напиваешься быстрее, но сегодня ты рекордно вырвался вперед. Я нихера не поняла.
- Шлюхи, они должны быть собаками. Привыкать к человеку, иметь повадки и приходить на голос. Мужчины любят кошек. Чтобы не пиздели, а чем женщина больше похоже на кошку, тем сильнее у нас щемит черт пойми где.
- В одном месте у вас и щемит.
- Она тут! Вся такая, другая, актриса херова. Надо съезжать.
- Ты действительно поменяешь квартиру ради шлюхи, которая работает в магазине неподалеку?
- Она больше не шлюха. В том то и дело. А я ненавижу знать, что происходит с ними потом там когда-то. Собаки уходят умирать далеко, чтобы никто не горевал. Я люблю собак. А она тварь.
- Да делай ты что хочешь, а мне еще сто налей.
- За сотку!
Мы за "сотку" и выпили.
Спустя часа два к нему пришла очередная, а я отправилась навстречу своим приключениям.
Прошло дня два, и я, обеспокоенная тем, что меня давно не приглашали выпить, приехала к его дому. Дом был старый, на тихой улице в центре города, никакого лифта, крутые лестницы и высокие потолки. Вроде, в нем даже однажды умер мой знакомый от передоза, а бабки у подъеда всегда знали, что он наркоман. Безусловно, я поднялась на самый верхний этаж к двери самой большой квартиры, как тут кто-то произнес:
- Второй день прихожу, не открывает.
Я повернула голову и увидела красивенькое личико уборщицы моего друга. Она была в черном длинном приталенном платье и туфлях лодочках.
- Дай угадаю, убиралась ты забавы ради, да?
- В смысле, убиралась? Хах..
- Да забудь. Ты собака.
Наверное, она удивилась, но я уже ушла.
Спустя час мне пришло сообщение с его новым адресом. Еще одна милая квартирка, куда он перевез только свои деньги и еще недавно новый матрац. Спустя еще два дня там было идеально чисто.
"Главное, чтобы она сдохла где-нибудь подальше", - подумала я и вспомнила, что влюбиться мне снова не удалось.