В моей душе проснулся ребенок. Я думал, что он давно уже превратился в мелкий осадок на дне моей души залитой густой и мутной жижей тяжких воспоминаний, но теперь я вижу его отчетливо. Он вжимается в угол комнаты, уткнув лицо в колени и плачет. Сквозь его всхлипы и стоны я слышу заикающийся от слез голос:
-Мама, мне страшно. Забери меня от сюда. Мне одиноко. Мама, кто этот страшный дядя с грустными глазами и шрамом на руке, который так похож на мой? Мама, я так хочу увидеть звезды. Я всего достигну, только забери меня от сюда.
Я смотрел на него и по моим огрубевшим щекам текли слезы. И вот, я закричал:
-Она тебя не услышит. Она не придет. А если и придет, то только унизит тебя, завалит неуместными вопросами и запрет в комнате. Она все детство продержит тебя взаперти. У тебя нет друзей! У тебя нет семьи! И тем более у тебя нет любящей и понимающей матери!
В ее душе проснулся ребенок. Она думала, что он давно уснул вечным сном, задохнувшись в мерзкой слизи постыдных воспоминаний. Но теперь он проснулся из комы и она видит его отчетливо. Девочка вжимается в угол комнаты, онемев от страха, и смотрит прямо на нее. Тихим голосом девочка шепчет:
-Давай уйдем от сюда. Меня пугает этот страшный дядя с грустными глазами. Ты помнишь как мы верили в любовь. Ты так мечтала о том, что тебя будет кто-то любить и защищать от всего плохого, что он сделает тебя самой счастливой. Давай убежим от сюда и дождемся его. Мне страшно тут с этим дядей. Он хочет нас обидеть.
Она смотрела на нее и на ее напудренных щеках появились черные полосы текущей туши. И вот, она закричала:
-Ты ни кому не нужна! Все они хотят лишь твое тело. Они погрузят тебя в грязь с головой и ты ни когда не смоешь ее с себя. Тебя ни кто не защитит в трудную минуту. Ты на веки одна. Любви не существует. Ты ни когда не будешь счастлива!
Мы плакали и были готовы броситься к нашим детям и утешить их, пожалеть, не обращая внимания на свои слезы. Но в наши души уже закралось что то грязное. Как инфекция в открытую рану, в наши сломанные души закралась похоть. И тогда мы придушили наших детей, чтобы они не смотрели на то, как низко мы пали. Я пытался содрать с кожи свой шрам, напоминающий мне о детстве, но он становился только свежее и больше. Тогда я разбил ей в кровь губы, чтобы она помнила, какой я плохой дядя. Тогда она мне расцарапала спину и искусала шею, чтобы я помнил, какая она плохая тетя.