Казалось, весь мир застыл. Вокруг царила полная тишина. Лишь изредка испуганно колыхался, шелестел на ветке какой-нибудь листок, и снова все замирало. По улицам равномерными, одинаковыми шагами, словно маршируя, шли куда-то ,то ли люди похожие на мраморных монументов, то ли ходячие памятники, лишь смутно напоминающие живых людей. Внешне будто бы все и разные, но до чего же однообразными казались теперь все эти безликие лица. Карие, голубые, зеленые и серые , но все одни и те же глаза все время смотрели вдаль каким-то мертвым, ко всему безразличным взглядом. Строго сложенные по швам руки казались плотно пришитыми к ногам толстой цыганской иглой, а щеки раздутыми, словно воздушные шары. Никто из них не плакал, не смеялся, не кричал и даже не разговаривал, все шагали к своей невидимой цели, ни на секунду не оглядываясь друг друга.
Неожиданно раздался стук, затем треск - это рабочие сносили старинное здание оперного театра с шикарными мраморными колонами и белоснежными львами у входа, последний оставшийся в городе театр. Все остальные давно уже смешались с грудой мусора и пепла вместе с цирком, филармонией, студиями, ресторанами и кинотеатрами, последний из которых, правда, сносить не стали, а умело перестроили под очередной банк.
Уже полгода в городе не было слышно никакой музыки, не шумели, не играли, не переливались разноцветными струями фонтаны. Да и кому теперь дело до всякой такой ерунды. Ни смеха, ни слез, ни улыбок. Каждый знай свое место и выполняй лишь то, на что тебя запрограммировали. Логика, и еще раз логика, и только логика, и ничего кроме логики.
В школе голосом телефонного автоответчика учитель диктовал новую тему. В классе было удивительно тихо, и ученики равномерным почерком заносили в тетради монотонную, абсолютно без лирических отступлений, речь учителя. Но тут прозвенел звонок и ребята, так ни разу друг на друга и не посмотрев, замаршировали по коридору в следующий кабинет. Впрочем, в последнее время расписание значительно сократилось - многие предметы, например, литературу, просто убрали за ненадобностью. Наконец-то уроки закончились, и школьники присоединились к однообразной уличной толпе марширующих статуй.
Когда Женя вернулась домой, она тут же села за уроки. Ее настроение нельзя было назвать ни хорошим, ни плохим, если, конечно, это вообще можно назвать настроением. Вдруг, в глаза бросилась никому не нужная раскрытая тетрадка, нахально занявшая позицию в самом центре стола. "И почему я до сих пор этот хлам не выбросила, - раздраженно подумала девочка, сразу узнав свой старый растрепанный дневник, - Вот что, сдам ее в макулатуру". Женя механически схватила тетрадку, и одна фраза, написанная крупным шрифтом, так и бросилась в глаза девочки: "Что такое счастье, и существует ли оно на самом деле?". "А это еще что за бредятина! Конечно, нет. Счастье - это необоснованное иррациональное понятие", - подумала она и зачем-то стала читать дальше. "Даже сама не знаю, и за что я так люблю этого Мишку?". "Любовь, - опять подумала Женя,- И никакой любви тоже нет, и не может быть - это очередная глупость".
Но вдруг она вспомнила Мишку, только не теперешнего, а того, прежнего Мишку: его огненно-черные огромные глаза, то коварно-хитрые, то задумчиво-серьезные. До чего же он был остроумным и жизнь воспринимал, как веселую забавную игру, но в то же время никогда не подводил своих друзей, и лишь стоило в классе затеяться ремонту, или кому-нибудь нужна была помощь - Мишка всегда бросался первым.
Вспомнились Женьке и Мишкины стихи, нежные, искренние, даже не верилось, что такое может писать мальчишка - оторви и выбрось, вроде Мишки. Да, что-то теперь потерялось, и потерялось навсегда, и его, этого прежнего, уже не вернуть, а, может быть, она сама в этом мире потерялась? Девочка заплакала впервые за полгода.
Теперь она все вспомнила.
Полгода тому назад Женька, совершенно не подумав, сказала Мишке обидную глупость - мальчик рассердился и заявил, что больше с ней не хочет иметь дела. Девочка шла домой, не видя ни асфальта, ни деревьев, ни машин, ни домов, ни людей - все медленно растворялось, и уплывало, да уплывало куда-то по пыльному тротуару и там, на невидимой черте сливалось в сплошное серое непонятно что. Ее глаза, словно пелена, застелили слезы, и казалось, что все потеряно.
Неожиданно, когда девочка пересекала сквер, произошло чудо - из цветка вылетела небывалой красоты бабочка с ярко-фиолетовыми крыльями с блестящими серебристыми полосками, и вдруг она резко увеличилась и превратилась в очаровательную девочку-блондиночку с ангельскими, небесно-голубыми глазами в длинном сиреневом платье, с маленькими серебряными крылышками бабочки за спиной. Женя так и застыла на месте от удивления и очарования.
- Привет, Женечка, - словно мелодия полился голос таинственной незнакомки, - Из-за чего ты плачешь?
- А кто Вы? - ошеломленно спросила девочка, уже подумывая, не сошла ли она с ума.
- Я фея, - ответила волшебница, - Прилетела в этот мир, чтобы помогать людям, если хочешь я исполню любое твое желание, со мной можешь говорить на ты!
- Спасибо, мне очень хотелось тебя попросить, только если сможешь.
- О чем?
- Пожалуйста, сделай так, чтобы люди больше никогда не говорили и не делали глупостей.
- Но ты уверена, что действительно этого хочешь?! - фея вдруг почему-то стала неожиданно печальной.
- Да, если сможешь, - твердо ответила Женя.
- Я то смогу, но ты хоть понимаешь, к чему это все может привести?
- Да я тебя очень прошу, пожалуйста, - упрямо отчеканила девочка.
Фея что-то прошептала и тут же снова превратилась в бабочку и улетела. А Женя почувствовала, словно ее тело медленно становится камнем, и вот уже больше и не хотелось ни плакать, ни смеяться. Теперь она никого не любила, никого не ненавидела, а на встречу маршировала целая толпа безжизненных гранитных статуй.
"Какой же я все-таки была идиоткой, - думала девочка теперь. - Она же меня предупреждала, но уже поздно, слишком поздно о чем-либо рассуждать - все кончено".
Вдруг через открытое прямо окно в комнату залетела бабочка, сказочно красивой расцветки, нежно-сиреневая в серебристую полоску, что-то в ней было удивительно знакомое.
Бабочка вскоре начала стремительно увеличиваться и через несколько секунд перед девочкой уже стояла все та же злополучная волшебница.
- Ты снова прежняя, - объяснила она Жене, - я сняла с тебя чары, но, если конечно захочешь, тебя не трудно заново заколдовать.
Какое-то время обе молчали.
- Ну что, хочешь, еще какое-нибудь желание исполню?
- Можно тебя попросить лишь об одном?
- О чем?
- Пожалуйста, только если сможешь, верни все, как было раньше.
- Тогда просто открой глаза, - улыбнулась фея.
Женя очутилась в своей кровати, было утро - все это ей лишь снилось.
" Как хорошо, что люди иногда все-таки делают глупости",- подумала девочка и улыбнулась.