Лицо у нее обычное: овальное, лоб прямой и слегка зауженый к верху, глаза голубовато-серые, как вечернее море. Густые волосы, стриженные в каре, игриво вьются и будто очерчивают тонкий, чуть вздернутый подбородок. Середину лица украшает носик: чуть меньше среднего, изящно заостренный. Картину дополняет всегда чуть приоткрытый маленький ротик-вишенка, глядя на который хочется дотронуться до мягких губ, выделяющихся багровым пламенем на нежно-белой коже.
С Алиной я познакомился давно. Иногда кажется, что знаю ее всю жизнь. Детьми мы играли в песочнице, повзрослев - в дочки матери. Помню, как она радовалась, когда родители позволяли брать вещи из взрослого гардероба для наших игр. Массивный черный шкаф стал для этого нашим любимым местом. Мы представляли себя взрослыми и важными людьми, учились по-взрослому говорить и двигаться. Действительно, веселые времена! Не могу скрыть улыбку, когда в мыслях вижу маленькую курносую девочку, с кучерявыми волосами, плотно укутанную в строгое вечернее платье мамы. В пухлых пальчиках зажат мундштук, а лицо столь важное, что не сомневаешься - перед тобой настоящая леди из, как минимум, высшего общества!
От приятных воспоминаний на глаза проступили слезы. Так много хотелось сказать, а еще больше сделать. Я зябко поежился. Серое небо над головой угрожающе сдвинуло тучи, окуная природу в серые тона. Еще немного и пойдет дождь. Я взглянул на подругу детства, мою Алину. Она как будто улыбнулась, но решила промолчать. Мол, и так все понятно - дождь так дождь, тучи, значит тучи.
Я теряюсь от гипнотического взора ее глаз, даже под серым небом отливающего синевой.
В восемь лет мы впервые поцеловались. В том же шкафу, зарывшись в вещи, поминутно пугались - а вдруг сейчас мама или папа откроют дверь и застанут нас? От таких мыслей становилось страшно, но в тоже время так щекочуще приятно, что мы едва не визжали от восторга, когда губы встречались в темноте.
В задумчивости, я не заметил, что на лицо падают крупные капли. Такие же капли ложаться повсюду: на пыльный асфальт и сухую листву, на зеленую лужайку, где стою я и улыбаюсь девушке.
Мой плащ промок, а в ботинках ощутимо похолодало. Осенний дождь, это не летний. Осень она холодная.
Алина все также смотрит мне в глаза. Показалось, или во взгляде промелькнула усмешка? Потоки дождя омывают ее лицо. Ударяются об упругую кожу и с тихим плеском разлетаются в стороны.
Будучи совсем взрослыми, мы любили гулять под звездами. Вот так выходить посреди ночи, - неважно в какую погоду, - и наслаждаться чистотой и нетронутостью природы. Мы вспоминали, как игрались в шкафу, как смеялись и целовались.
В одну из таких ночей мы сидели на берегу небольшого лесного озера и молча следили за игрой лунных бликов в спокойном волнении воды. Иногда я косился взглядом на ее лицо, - такое ясное и полное жизни, - пытаясь угадать, о чем думает. Она делала тоже самое. Мы встретились взглядами. Я поспешно отвернулся, а она, продолжая смотреть, взяла меня за руку. А через мгновение наши губы встретились и я забыл обо всех мыслях. Руки сами коснулись теплого, упругого тела и потянули к себе. Время остановилось, исчез лес. Вокруг была только она: ее горячее тело и срывающееся на стон дыхание, мягкие волосы и влажные глаза.
Под утро стало прохладно, но мы еще долго лежали, на разбросанных по влажной земле вещах и наслаждались жизнью.
Дождь усилился и я приподнял воротник плаща. К тому же ветер стал больно хлестать струями по лицу и я испугался: как бы он не поранил Алину!
Алина... От одного только звучания этого прекрасного мелодичного имени внутри становится теплее.
Нет, моя девочка, больше я тебя не потеряю. Такая ошибка больше не повторится! Я люблю тебя, Алиночка, очень люблю...
Сорвав пожелтевшую от времени фотографию с бугристо-белой поверхности гранитной плиты, я быстро зашагал к выходу. Бесконечные ряды железных заборчиков и покосившиеся кресты жалобно смотрят в след. Потрескавшийся белый камень навеки сохранит память о ней, но образ всегда будет со мной. Образ и надпись, аккуратно выбитая на граните:
Любовь не уходит, она навсегда остается в наших сердцах.