динственное, что может дать представление о человеческом муравейнике, кишащем на берегах реки, - это вид улицы Риволи в день фейерверка, когда добрые парижские буржуа возвращаются восвояси..."
Всюду и везде именитые князья, губернаторы провинций, предводители дворянства и помещики оказывали ему теплый прием. Чиновники величали его генералом, так как на шее у него всегда болтался по меньшей мере один орден. Его расспрашивали о битвах, в которых участвовал его отец - генерал Дюма.
Дюма никогда не отличался точностью, однако его рассказы превзошли приключения самого Монте-Кристо. Хорошо выдумывать тому, кто прибыл издалека. Впрочем, какое это имеет значение? Слушатели были зачарованы. Он так увлекательно рассказывал, с таким пылом и такой убежденностью, что все верили, и прежде других - сам рассказчик.
Он давал русским - и, в свою очередь, получал от них - уроки кулинарии, учился приготовлять стерлядь и осетрину, варить варенье из роз с медом и с корицей. Он оценил шашлык (ломтики баранины на вертеле, поджаренные на угольях, после того, как их сутки вымачивали в уксусе с мелко нарезанным луком), но водка ему не понравилась. Он вообще не пил! Представьте!
Александр Дюма сразу стал светским львом.
Самое большое счастье за время этого путешествия доставило Дюма открытие, что образованные русские знают Ламартина, Виктора Гюго, Бальзака, Мюссе, Жорж Санд и его самого так же хорошо, как парижане. Он встретил игумена, который зачитывался "Графом Монте-Кристо".
Особенно он любил сбивать с толку своих новых русских знакомых, представляясь графом Монте-Кристо. При этом он перевоплощался в некоторые состояния своего героя до того хорошо, что вызывал шок или столбняк. Потом длительные извинения, и совершенное замешательство хозяев, по поводу "слабого знания французской литературы".
Но не только в "слабом знании французской литературы" упрекал своих хозяев этот легкомысленный француз, но еще и признавался в своем слабом знании русской литературы. И поэтому настойчиво просил своих хозяев познакомить его с молодыми русскими литераторами, паче чаяния таковые имеются в этой, огромной и талантливой на авантюры, стране.
Его и познакомили с произведениями нескольких молодых литераторов, бурно ворвавшихся в литературу. Особенно его интересовала судьба опального литератора, который так незадачливо оказался в тюрьме, едва засветив свою литературную звезду. Он все время пытался выяснить какие-то подробности этой печальной драмы.
Это был год 1858-1859 - год возвращения Достоевского из ссылки в Петербург. И тут к покровителю Дюма в Петербург не замедлили явиться и господа литераторы: Григорович, Панаев, Некрасов и брат Федора Михайловича, Михаил, чтобы предстать пред ясные очи такого знаменитого писателя и подарить ему новые журнальные издания. А в них уже печатались последние работы Достоевского, правда, на русском языке. Но легкомысленный француз с удовольствием взял их с собой, видимо, надеясь издать их в Париже?
<