Сергею в наследство от матери досталась изба-развалюха, доживающая свой век на забытом людьми и Богом полустанке. Когда-то здесь было довольно людно: около двадцати дворов, в каждом ребятишки. По выходным, заглушая перестук поездов, громко пело радио, прикрепленное на столбе в самом центре поселка. Мать Сергея, сильная, красивая женщина, оставшаяся после войны вдовой, работала на железной дороге. Он, с красным галстуком на шее, бегал вместе с полустанковскими ребятами в школу, которая находилась в трех километрах, в селе Малые Вырки. Тогда многое было ярче и устойчивее. А теперь мать умерла, рядом с осиротевшей избой накренились еще два замшелых домика, остальные исчезли. Да и сам Сергей постарел, усох, поседел. Что поделаешь, годы идут и не спрашивают людей, по нраву ли им это.
Мужчина поежился. Потрескивали дрова в русской печи, но в комнате было прохладно. Из умывальника в углу мерно капала вода, отстукивая секунды нынешнего дня. А за окном уныло поддакивали каплям колеса проходящего состава.
Закипела вода в чугунке, и Сергей принялся за стирку. Мать с детства приучила его в чистоте. Поэтому и сейчас он стирал свое бельишко очень тщательно, сосредоточенно разглядывая, отошли ли пятна.
За гулким уханьем товарняка Сергей едва расслышал стук в дверь. Он уже неделю жил в материнском доме. Соседей в первый же день обошел сам, узнал, кто когда помер, кто куда уехал, пообещал старикам приносить продукты. А вот к нему еще никто не заглядывал. Стук повторился.
- Открыто. Заходите, - с неясным замиранием в сердце крикнул Сергей.
В сенях потопали, стряхивая, видать, с обуви снег. Дверь со скрипом отворилась, и в дом вошла пожилая женщина. Валенки, синее пальто с песцовым воротником, пуховая шаль - ничто не показалось Сергею сильно знакомым или чем-то особенным, именно так одевалось большинство баб в этих краях. Гостья поставила рядом с собой старую спортивную сумку и тихо сказала:
- Здравствуй, Сережа.
Мужчина, стряхивая с рук мыльную пену, недоуменно всматривался в добродушное, приветливое лицо, но никак не мог узнать. Потом вдруг осенило:
- Галина, ты, что ль?
- Я.
- Каким ветром? - ляпнул первое, что пришло в голову.
- Пригласил бы сначала в избу. Или ты всегда гостей на пороге держишь? - игриво произнесла женщина.
Сергей засуетился. Помог повесить пальто на вешалку. Потом долго искал тапочки. Нашел, наконец, один на печке, другой под столом, но Галина, не снимая валенок, уже прошла в горницу.
- Вот как, значит, ты живешь...
Она ходила по скрипучим половицам, словно вспоминая что-то. Остановилась у висящих на стене фотографий. Сергей сглотнул слюну и не нашел ничего лучшего, как снова спросить:
- А ты чего пришла-то?
- Это тетя Нина? - Галина будто не слышала его, продолжала разглядывать фотокарточки в рамке, приглаживая оттопырившиеся уголки.
- Да... А ты...
- А это Павел Семенович? - узнала на старом снимке школьного учителя.
- Ну...
- А вот этот лопоухий мальчишка - ты. В пятом классе, - рассмеялась Галина, по-прежнему не желая замечать смущения хозяина дома.
Сергей подошел ближе и, откашлявшись, с трудом выдавил, указывая на пожелтевшее фото:
- А это ты.
Галина еще кого-то выискивала на карточках: вспоминала, ошибалась, смеялась. Наконец, одернув платье и поправив волосы, взглянула Сергею в глаза и тихо, почти ласково произнесла:
- Ты бы хоть чайком угостил...
Мужчина спохватился и бросился в уголок избы, служивший кухней. Выкладывая на стол печенье, масло, сахар, поминутно бросал взгляд на Галину. Она сильно постарела, еще бы, с последней встречи лет тридцать прошло - немалый срок. Одета по-старушечьи. Поредевшие седые волосы забраны заколкой с легкомысленным бантиком. Только лукавый прищур серых глаз остался тем же.
За окном, не переставая, стучали колеса, словно шел один нескончаемый поезд.
Галина тоже изучала Сергея, стараясь пристально не смотреть. Но он поймал-таки ее оценивающий взгляд и встрепенулся:
- Ты чего?
- Сколько ж лет мы с тобой не виделись? - грустно покачала головой Галина.
- Что-то случилось, Галка? - Сергей никак не мог избавиться от тревожных ощущений. - Так бы ты не пришла. Я знаю...
Сколько раз за свою жизнь он мечтал об этой встрече, представляя ее, конечно, совсем иначе. Словно вросшая металлическая заноза, его юношеская любовь всегда была с ним, но давно уже не тревожила. Нынешний приход Галины не столько радовал, сколько раздражал его, как если бы ту самую занозу кто-то взялся тянуть из-под кожи щипцами. А Галина, похоже, совсем иначе относилась к своему визиту. Неспешно отхлебывая горячий чай, она просто, вполне обыденно произнесла:
- Услышала от людей, что ты приехал, и пришла.
- А что Андрюха? Как он тебя отпустил? Не ближний свет, - полюбопытствовал Сергей и почувствовал, как закипает в нем досада.
- Таньку помнишь, Демихину? Она и сказала, что ты вернулся. Подлатал, де, дом родительский... - как ни в чем не бывало, продолжала гостья. А потом вдруг спохватилась и, пряча глаза, стала разгружать свою сумку. - Ой, я же пирожков принесла. Вот с грибами. Эти с мясом. Здесь огурчики. Я помню, ты любил маринованные. Котлеты вот, почти теплые. Их в печь надо, пусть согреются. Варенье еще прихватила...
- Галь, у вас с Андреем что-то не так?
Но Галина как будто не слышала его вопроса и нарочито весело тараторила:
- А помнишь, как мы с тобой в погреб к бабуле лазали? У нее варенье вишневое было. Ни у кого больше. Только у нее.
- А ты вместо варенья в банку с хреном залезла, - эхом откликнулся Сергей.
- Мы тогда...
- Тогда первый раз и поцеловались. Неумело так. А варенье нашли. Потом. Сладкое, липкое...
Разговор не клеился. Сергей без конца задавал вопрос, что случилось, а Галина, упрямо игнорируя его, продолжала вспоминать давнее. Как они однажды в лесу заблудились и вышли к селу только на третий день, как получили нагоняй от родителей, как сдавали школьные экзамены, как Сергей уходил в армию, как писали друг другу письма. Казалось, конца не будет этим воспоминаньям, но Галина вдруг остановилась, отодвинула чашку и выдохнула:
- Помер Андрей. Уж скоро год как...
Эта новость застала Сергея врасплох, чего угодно ожидал, но не этого. Он вскочил и заметался по избе. Справившись немного с волнением, подошел к Галине и сел перед ней на корточки.
- Правда-правда, - всхлипнула женщина.
Сергей схватился за голову.
- Так ты поэтому сейчас ко мне?.. - прошептал он и, стукнув себя по лбу, снова забегал по комнате.
Он носился из угла в угол, размашисто жестикулировал, то кричал, то переходил на шепот:
- Ой, Галка!.. Все с тобой так, что аж дух захватывает. Да нет, что ты! Я не против! Что же... Конечно, одной-то как?... Только, Галочка, жизнь-то уж пройдена. Ты понимаешь? Что теперь? Теперь никому ничего не надо... Никому. И мне. А я что? Я привык один... У тебя хоть дети. А я что? Ко мне только поплакаться... Зачем еще я нужен? Был молодой. Любил. Тогда не нужен. А сейчас - старый пень - стал нужен. А жизнь прошла, как тот поезд. Понимаешь?
Галина смотрела сквозь слезы на суетящегося старичка и вспоминала его молодого... своего непутевого Сережку. Вспоминала, как он несколько десятков лет назад вот так же бегал и горячо доказывал, что у него талант, и он обязательно станет знаменитым художником, только для этого обязательно надо уехать...
Женщина со вздохом встала из-за стола и направилась к двери. Сняв с вешалки пальто, принялась медленно его натягивать, но рука никак не попадала в рукав.
- Ты куда? Ты что это? - подлетел к ней Сергей.
- Пойду я... Ты прости, Сережа. Я ничего такого... - только и вымолвила Галина.
- Нет, так нельзя! Ты что! Не смей! - он с силой сдернул с нее пальто, шаль и, скомкав, закинул вещи на печку.
- Так ты ж говоришь, зачем... А я, и правда, дура. Чего надумала? Дети разъехались. Андрей последние годы все болел. Болел, болел, болел! - рыдая, выкрикивала Галина. - Устала я. Тебя вспоминала часто. А ты все где-то мотаешься. Непутевый! Места тебе нет!
Сергей стоял, словно нашкодивший мальчишка, и робко пытался оправдываться:
- Я в Новосибирске жил, в Омске, потом в этом, в Тобольске... Где я только не жил, Галка. Кем только не работал. Страшно вспомнить...
- И зачем? Что тебя по свету мотает? - немного успокоившись, строго продолжала Галина.
- А то ты не знаешь! - в голосе Сергея послышалась обида.
- Перестань, Сережа! Стоит ли вспоминать? Что было - то прошло.
- Для тебя, может, и прошло, а для меня - нет! Всю жизнь ты мне отравила.
- Я?!
- А кто ж?!
- Ты говори, да не заговаривайся. Отравила я ему... Сам хорош! Блаженный!
- Что?!
- Забыл, что ли, свое прозвище? Тебя еще в школе Блаженным звали, - с усмешкой заметила Галина, вытирая оставшиеся слезы.
- Вот-вот, и ты туда же, - при этих словах Сергей сник, сгорбился. - Никто меня никогда не любил. Вся жизнь коту под хвост.
Оправившись от нахлынувших эмоций, Галина подошла к стоящему около окна занавешенному мольберту, откинула тряпку.
- Все рисуешь? - вздохнула сочувственно
- Не смотри. Это не закончено... Не рисую - пишу, - Сергей рывком хотел задернуть импровизированную занавеску, но не рассчитал силы, и тряпка полетела в противоположный угол комнаты.
- Что? - непонимающе спросила женщина.
- Картину пишут, понимаешь, пишут, а не рисуют. И я - пишу, - смущенно произнес Сергей.
- Ой, Сережка, блаженный, ты и есть блаженный, - шепнула Галина, поправляя загнувшийся воротничок Сергеевой рубашки. - И за что я тебя...
За окном прогрохотал очередной состав.
- Что говоришь? - не расслышал мужчина.
- Это я так... - гостья заметно повеселела и, бодро пройдясь по комнате, села к столу. - А помнишь, как ты мне стихи писал?
- Да, было дело, - откашлялся Сергей. - Мне потом сказали, что плохие у меня стихи, неумелые, любительские. В общем, не напечатали. Даже не взяли.
- Неправда. Хорошие стихи были. Нежные... - горячо вступилась Галина.
- Я в журнал тогда тетрадку носил. А там профессионалы, зря не скажут.
- Это когда...
- Да, как ты замуж вышла. Думал, докажу, что и я чего-то стою, - голос предательски сорвался. - Зачем ты тогда замуж вышла?
- Знаешь же, батя велел, - женщина уставилась в потолок, сдерживая нахлынувшие снова слезы.
- Это понятно. А ты - зачем? - словно допрашивая, чеканил слова Сергей.
- Сереж, ты вспомни сам, какой ты был...
Галина с жалостью посмотрела на мужчину. Передразнивая, продолжила:
- "Я - поэт. Я - художник. Поеду туда, поеду сюда". Как можно было за тебя замуж пойти? - продолжила уже наставительным голосом. - Ну, подумай сам! Меня б все в округе засмеяли.
- Оп-ля! Засмеяли! А сейчас чего прилетела? Засмеют ведь! Тоже засмеют! Еще и похлеще достанется, чем тогда, - яростно подхватил Сергей.
- А сейчас мне все равно.
В голосе Галины сквозила такая безысходность, что у мужчины защемило сердце. Но он по инерции продолжал язвить:
- Все равно... На все равно и я сгодился?
Не выдержав своего собственного тона, а может, потому, что на самом деле злился на Галину, взялся снова за стирку. Вода выплескивалась из таза и расходилась по полу темными кругами. Галина, прислонясь к теплому боку печи, смотрела на манипуляции неумелых мужских рук и ощущала такой прилив нежности, какого никак не ожидала от себя. Потом, не выдержав, оттеснила Сергея, взялась сама жамкать несчастную рубаху.
- Дура я была, - решительно призналась, переливая грязную воду из таза в помойное ведро. - Хотя ни о чем не жалею... Все путем. Все как у людей. А у нас с тобой... Вряд ли у нас с тобой что-нибудь получилось бы, выйди я за тебя тогда. Сам понимаешь...
- Это почему же?
- Ты сколько раз женился? - начала расспрашивать Галина, словно помогала непутевому мальчишке решать задачку.
- Три.
- И где твои жены?
- Ушли.
- Во-о-от!
- Что - вот?
- Ну, почему они ушли?
- Одной все денег было мало. А у меня работа такая... Я туда-сюда, только все без толку, - оправдывался Сергей. - А другая... Ну, в общем, не любил я ее, да и она тоже. Как сошлись - так и разошлись. А третья, вообще, недоразумение, неживая какая-то была, словно автомат. Да, ерунда все это. Вот тебя я любил. По-настоящему. Никого так...
Галина чуть слышно произнесла:
- И я тебя...
Сергей вздрогнул и, закрыв лицо руками, беззвучно зарыдал. Галина на секунду растерялась, а потом спохватилась и, гладя любимого по плечу, запричитала:
- Сереженька, ты что? Не надо. Жизнь прошла, конечно. Но еще несколько годочков осталось ведь. Не гони меня.
- Ты извини, Галка, расчувствовался, - Сергей конфузливо отвернулся. - Не по-мужски как-то...
Еще некоторое время его спина судорожно вздрагивала. Но мужчина взял-таки себя в руки, вытер глаза, как ребенок, кулаками и горячо продолжил:
- Я знал! Знал, хоть ты и не говорила никогда. Все отшучивалась. Повтори сейчас снова. А?
И столько мольбы было в его словах, что Галина не выдержала, прижалась к мужской груди и прошептала:
- Сколько годков нам осталось, все наши, Сереженька. Проживем друг подле друга. И никто нам не указ. Да?
- Не то... - нетерпеливо выдохнул Сергей, представив себя взбирающимся по веревочной лестнице на небеса.
- Я хорошей женой тебе буду. Правда. Я ведь все умею. И силы еще, вроде, есть. Хозяйство твое поправим, - торопливо перечисляла Галина.
- Не то...
- Дети, думаю, не станут сильно возражать. Свой дом я им отпишу. Ладно?
- Не то...
- Блаженный ты мой! Если б ты только знал! Дня не было, чтоб я не вспоминала о тебе. Одного тебя только и любила. Всю мою жизнь. А вышло все вон как...
Сергей стиснул Галину в объятиях, поцеловал в макушку. Как долго он ждал этого момента, как долго!
Сначала тихо, а потом все громче и громче застучали колеса вечно спешащего куда-то поезда. Мигнул свет. Погасла и вспыхнула с новой силой лампочка на столбе за окном, высветив золотое оперение изображенной на картине птицы. "Теперь ясно, какие нужны краски, и как положить мазки, чтобы мой Феникс ожил и полетел", - мелькнула шальная мысль. И Сергей радостно рассмеялся.