Комната, несмотря на то, что располагалась на цокольном этаже и в быту, скорее всего, имела складской характер (или вообще являлась спальней для прислуги), была обставлена в свойственных для империи роскошных декорациях. Всюду резная мебель, наполированная аж до блеска. Всюду обрамленные багетом круглые зеркала и тяжелые громоздкие канделябры. Позолота везде, до куда только смогла дотянуться рука мастера-сусальщика. Ну и, конечно же, повсеместно ковры. Ковры на полу, ковры на стене, ковры, еще ковры, как можно больше ковров!
Мартин нервно ходил взад-вперед. Молодой "волк" поглядывал то на здоровенный кусок стали, подвешенный посередь комнаты вместо люстры, то на собственную руку, то на усевшегося в кресло командира. "Придурок, - думалось Каспару, - видит батька Мусор, конченый придурок. Когда он просил у меня разрешения, каковы были шансы на то, что этот бред воплотится в жизнь? А не было никаких шансов! Да и вообще вся эта затея искренне казалась шуткой. Но раз уж пообещал. Да и, в конце концов, должна же у паренька быть собственная голова на плечах. Пускай теперь сам расхлебывает".
Кого же ждал Мартин? И кого ждал посол Кахир? Ответ на оба вопроса был один: в Алькахест приехали маги! Нежданно-негаданно, никого не предупредив и никому не доложившись. Все так, как они любят. Колин, тайный канцлер "одноглазых", наверняка сейчас рвет волосы на голове и вихрем носится по своей башне, раздавая "сотрудникам" ценные указания.
Странный экипаж со своими странными лошадьми и, как оказалось, не менее странными пассажирами, остановился у посольства. Первым, после молчаливых слуг, явил себя городу Бартоломеус "Черный". Маг был одет в шелковый балахон вполне ожидаемого цвета и совершенно бесполезный, неудобный, но подчеркивающий статус золотой наплечник в виде воронового крыла. Черный и золотой - цвета имперского флага. И будьте любезны соответствовать.
Никто никогда не брался подсчитывать, сколько же на самом деле лет было Черному. Учитывая его, если можно так выразиться, "специализацию" - это было гиблым делом. Но внешне он выглядел, как двадцатилетний юноша: игриво прищуренные зеленые глаза, приятные черты гладковыбритого лица и собранные в пучок волосы, черные как смоль. А внушительные мышцы (и кто сказал, что магу пристало быть щуплым старикашкой?) угадывались даже под безразмерным мажьим балахоном. Человек, увидавший его впервые, вряд ли смог бы поверить в то, что этот юноша уже пережил трех императоров и вполне себе намерен пережить еще парочку.
Черный был одним из шести ныне живущих магов. Это если не брать в расчет пропавшего без вести Пита Хубрека. И этот факт ясно давал понять, почему же он и Толстый Фай (его коллега по волшебному цеху) приходились к императорскому двору и имели почти безграничное финансирование.
Да и к тому же, восстаний Бартоломеус не поднимал, города не сжигал и эпидемий не устраивал. А самое главное - лишний раз не шастал по хозяйскому гарему и правителя своего убивать не планировал. Скорей наоборот, относился к императору крайне дружелюбно и даже как-то... по-отечески, что ли? Да и вообще, если вдумчиво посудить, то Черный являлся образцом воспитанного дисциплинированного кудесника. Конечно, если не брать в расчет пару-тройку эпизодов с побегом чудищ из его лаборатории.
Чудища. Чудовища. Монстры... Роэль Роэльмель из Хорна, к примеру, сильнейший телекинетик. Блаженный сутарский отшельник, сам того не осознавая, наделяет предметы мистическими свойствами. Опальный маг Огненный, как нетрудно догадаться, повелевает стихией огня. А вот стезей Черного были монстры. Точнее не монстры... вовсе нет! Обычные животные, а иногда и люди, которых маг изменил. Шаг за шагом, эксперимент за экспериментом, по крупице Бартоломеус постигал тайны плоти и доступные ему способы воздействия на нее. И если тот же ненавистный восточным магам хорниец Роэль, будь он неладен, пользовался своим даром когда угодно и как угодно, Черному в его ремесле приходилось много трудиться. Путем проб и ошибок, прибегая к помощи языческих рун, редких трав, химии и даже астрономии.
Но игра стоила свеч и результат зачастую превосходил ожидания даже самого Бартоломеуса. Взять, к примеру, его скакунов. Нарастить лошадям мышечную массу Черному не составило особого труда. В конце концов, не обливание холодной водой и зарядка по утрам поддерживали его тело в таком чудесном состоянии вот уже более ста лет. Все это мелочи! А вот то, что маг сотворил внутри - было действительно сложно. Вживить жеребцам дополнительные сердца, расширить и расслоить надвое трахею, вырастить недостающую пару легких и растянуть их так, чтобы при беге не ломались ребра. А еще горб, наполненный запасом воды для длительных переездов! Личное изобретение мага - плевок в лицо дуре-природе, первой не догадавшейся до этого.
Выйдя из кареты, Черный едва успел свободно вздохнуть, как его поглотило море лести и навязчивых лобызаний со стороны посла Кахира. Так уж было заведено в обязательном порядке для чиновников любого ранга. Дежурные "Ваше Великолепие", "огромная честь" и, конечно же, "как поживает император?". За долгую жизнь это так пресытилось магу, что он, казалось, не замечал посла. Невнятно побурчав ему в ответ примерно с полминуты, Бартоломеус недовольным жестом попросил хозяина умерить пыл и наконец-таки заткнуться. В наступившей тишине, волшебник шепнул: "Посол, мой спутник не любит лишней суеты и официоза, так что будьте любезны". Затем, Черный обернулся к карете и довольно громко прокричал: "Шерага, выходите! Этот лизоблюд больше не будет бесноваться, я вам обещаю. А если ослушается - превратим его в дерьмо!".
Из экипажа вылез очень высокий и жилистый мужчина. Лишь человек, достаточно долго проживший на юге, мог бы с трудом догадаться - его лохмотья напоминают племенную одежду дикарей. Остальные решили бы, что мужик просто выжил из ума. И действительно. Его "куртка", например, состояла из не пойми как сшитых между собой кусков тел разных животных. Вот свисает с плеча медвежья лапа, вот вместо кармана висит потрошеная шкурка зайца, вот это, кажется, фрагмент коровьей кожи, а там, если хорошо присмотреться, поросшая какими-то мелкими бледными грибочками голова филина. И все это вразнобой пестро украшено цветными ленточками, палочками, перьями, бусами, костями, деревянными масками, связками из зубов, когтей и пальцев, кинжалами, топориками и еще, одним только богам известно, чем. Виновато улыбаясь, Шерага (так обратился к нему Черный) поспешил пожать руку Кахиру, побелевшему от неоднозначных чувств. На ломанном средиземном, дикарь уверил, что превращать в дерьмо не умеет, а даже если бы умел - не стал.
Оставив на улице свои роскошные кареты и слуг, нетерпеливо разбегающихся по борделям, все вместе они прошествовали в посольство. Отказавшись от трапезы, гости попросили сразу же проводить их в ту самую комнату, где ждал молодой "волк" вместе со своим командиром.
- Доброе утро. Это вы тот самый Мартин Хеннмель, что писали мне? - войдя в комнату, безошибочно определил Бартоломеус. Он собрался было протянуть юноше руку, но вовремя осекся.
Рукопожатие для темных во все времена являлось проявлением наивысшего доверия. И отказ от подобного проявления, ни в коем случае не был чем-то обидным или оскорбительным для здравомыслящего темного. Ведь что такое соблюдение этикета, по сравнению с реальной угрозой для собственной жизни?
- Да, это он. - моментально вставил посол, пытающийся любым способом выслужиться перед магом. Но вместо желанной похвалы, Кахир тут же поймал на себе недовольный взгляд. - Пожалуй, я лучше оставлю вас...
- Да, посол, так действительно будет лучше. Хотя стойте. Чтоб вы себе ногти по локоть не сгрызли... Император жив-здоров и пренепременно узнает о радушном приеме, устроенном вами. С медвежьей яростью в сердцах... - нараспев начал мерсенский гимн Бартоломеус. - ...и мудростью дедов! Все, ты доволен? Теперь иди.
- Огромная честь познакомиться с вами лично. - немного заторможено поздоровался Мартин, когда униженный и оскорбленный Кахир скрылся за закрытой дверью. Прозвучало это так, будто бы "одноглазый" заранее вызубрил это нехитрое приветствие и вот уже третьи сутки раз за разом повторяет его в голове, боясь в самый неподходящий момент перепутать слова.
- Поверьте, Мартин, мне тоже крайне приятно. Но позвольте прояснить сразу, дабы вы не польщались. Заманчивым, ваше предложение мне показалось лишь потому, что его Величество Император запретил мне ставить эксперименты на людях в Мерсене. И лишь потому, что мы с Фаем оказались проездом в ваших краях. Зафиксировали этот момент?
- Да.
- Отлично. А теперь позвольте представить моего спутника. Бар-Шерага, путешественник из земель южных племен.
В знак приветствия, мужчина по традициям своего народа присел на корточки и, дотронувшись рукой до пола, почтительно кивнул головой.
- Бар-Шерага, если можно так выразиться, сведущ в магических науках... но не забивайте себе голову. А вы, должно быть, Гастааф Джербен? Суровый и справедливый Вожак "волчьей" стаи, о котором я так много наслышан? - обратился маг к Шакалу.
- Нет, но я уполномочен говорить и действовать от его имени. Если вам что-то понадобится, дайте мне знать.
Каспар решил общаться с волшебником учтиво и дружелюбно, но по-военному коротко. Без лишних вольностей. В разыгравшихся фантазиях Шакалу привиделось, как самые глупые из храбрецов решались дерзить магу. И решались, и дерзили. И искренне верили в то, что этот поступок является вершиной человеческой отваги. А вот представить то, что впоследствии случалось с этими храбрецами, воображение Каспара наотрез отказывалось.
- Это замечательно! Нам нужен лекарь. Я слышал, что Храм Света в Алькахесте - один из лучших во всем мире. Не так ли?
Следуя избранной тактике, Шакал вежливо попросил Бартоломеуса заслать в Храм одного из его слуг, чтобы тот привел старшего лекаря Арцея. Как следствие, слуга пропал минут на сорок, в которые Черный занялся "работой". Он чертил мелом на полу странные руны и опаивал Мартина какими-то травками, от которых "одноглазого" стало немного подташнивать.
Вернувшись, Арцея слуга не привел. Вместо старшего лекаря прибыл другой светлый. Прямо с порога, молоденький парень рассыпался в извинениях за то, что начальник не смог подойти лично. Причиной тому стала мудреная хворь, которую они всем Храмом не могут излечить вот уже третий день. "Лысый пропоица, - выругался про себя Каспар, слушая, как распинается молодой. - приболел с утреца, бедняга, мудреной хворью".
Итак, спустя примерно четверть часа, все нюансы (известные и понятные одному лишь Бартоломеусу) наконец были соблюдены.
- Хеннмель, вы очень смелый юноша. Вы отдаете себе отчет в том, что раньше я не делал ничего подобного? - темный утвердительно кивнул. - Тогда мы можем начинать. - скомандовал Черный и все присутствующие заняли свои места.
Вдоволь напившийся отваров Мартин разделся по пояс и подошел вплотную к куску стали. Зубами, он крепко закусил скрученную в трубочку тряпку. Прямо за его спиной, потирая друг о друга, разогревал руки светлый. Бар-Шерага уселся на пол рядышком с "одноглазым" и выловил из своего одеяния деревянную маску, изображавшую... кажется, лисицу. Сквозь нее, он с интересом уставился на подопытного.
Сам Бартоломеус пару раз обошел всю комнату, а затем заложил руки за голову и кивнул молодому "волку". Волшебник готов. Ну а Каспар... Каспару выпала роль беспомощного наблюдателя. Все, что он сейчас мог - до побеления сжимать кулаки и откровенно недоумевать происходящему.
Начали. От напряжения, на лбу Мартина вздулись вены и выступила испарина. Секунда, две, три... десять? Раздался характерный глухой звук. Будто бы прибило сквозняком форточку, проложенную ватой. На месте, где только что стоял "одноглазый", взамен него остались плясать язычки темного пламени. Они просуществовали в нашем мире лишь несколько мгновений и растворились в воздухе.
Секунда, две, три... десять? Темное пламя возродилось из небытия. Но лишь на миг, а затем опять прозвучал уже знакомый хлопок и Мартин вышел из тьмы. Юноша остался стоять все в той же позе, но сделался еще более напряженным. Казалось, он сейчас расплачется.
- Стрыга драная! - невнятно прокричал он сквозь тряпку и со всей злостью добавил - Не могу!
- Соберись. - сурово отрезал Бартоломеус.
Идти на попятную слишком поздно. Мага нужно слушаться. Закрыв глаза, "волк" глубоко вдохнул и вновь растворился во тьме.
Десять секунд, двадцать... тридцать? Опять все тот же глухой хлопок. Но на сей раз, он вмиг сменился диким, первобытным криком боли. Правой рукой, Мартин чуть ли не по самое плечо утопал в куске стали. При этом бедолага извивался всем телом, как уж на раскаленной сковородке.
Не дожидаясь особого приглашения, сзади на него набросился светлый. Лекарь накрепко схватил "одноглазого" за плечи и от его ладоней стало исходить приятное мягкое свечение. На смену душераздирающим воплям, пришло сосредоточенное, яростное мычание.
Парализованный от ужаса, Каспар наблюдал то за своим страдающим соклановцем, то за Бартоломеусом. Маг самозабвенно нашептывал себе под нос не то стихи, не то молитвы. Шакал был свято уверен, что пусть даже он умел бы читать по губам, все равно не разобрал бы слов волшебника. Они вылетали изо рта неестественно быстро, как если бы одними устами велась сразу дюжина бесед. Привычные законы мира перестали работать.
На секунду, Кортрен перевел взгляд в сторону Бар-Шераги и чуть вовсе не потерял рассудок. Вместо головы, у того была морда лисицы. Огромная такая, несуразная морда! Один ярко изумрудный глаз заметно больше другого, длинный розовый язык бегает туда-сюда по оскаленным зубам и трясется, будто в припадке, огромное рыжее ухо. Из пасти во все стороны брызжет вязкая слюна, вперемешку с какой-то белой пеной. Да она бешеная! Безумная лисица с человечьим телом! Наваждение прошло, стоило только Шакалу моргнуть. На самом деле, дикарь просто сидел на полу. Сидел, как и раньше, прислоняя к лицу свою нелепую деревянную маску.
Трудно сказать, сколько прошло времени, но вскоре Мартин со злостью выплюнул тряпку и вновь перешел на крик. Теперь его вопли изредка прерывались на непечатную брань. На такую, которую можно орать лишь от нестерпимой боли. Примитивную, бессвязную, неинтересную. Да это, по сути, даже не брань была, а перечисление всего дурного на свете.
Еще минута, две... да кому приспичило их считать!? Черный перестал шептать. Он решительно подошел к своему подопытному и резко выдернул его руку из стального плена. Без признаков сознания, темный рухнул на пол. Впервые за долгое время, страдальческая гримаса покинула его залитое потом лицо. И никто в комнате прямо сейчас не мог дать точного ответа: отступила боль или, просто-напросто, парень... умер?
Продолжение)))
|