Аннотация: Построение счастья с помощью взрывчатки
САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ГОРОД НА ЗЕМЛЕ
Город стал таким сразу и вдруг, а не после многих лет тяжких трудов, что ещё раз доказывает первенство духа над материей. Город стал таким, когда в него пришел Он и закончил все бедствия. Город будет таким вечно, пока будут жить люди и не кончатся патроны.
До Его прихода город ничем не выделялся из череды точно таких же исчезающих городов вымирающей страны, идущей к натуральному хозяйству, добыванию огня трением и человеческим жертвоприношениям. Народ, населявший эту страну, имел печальное прошлое, ничтожное настоящие и ужасное будущее. Уже давно хребет народа был сломан, а на его месте выросли разные новообразования. Мало рожал этот народ соли земли, но много грязи. Цвёл он не трудолюбием, культурой или добротой, а пьянством и преступлениями. Старики мечтали о смерти, остальные хотели выжить, и в этом, в общем то нормальном стремлении, часто виделась агония. Было похоже на миграции африканских антилоп, когда огромные стада перепуганных животных несутся по просторам саванны куда-то вперёд. Многих выдёргивают хищники, многие гибнут под копытами собратьев, но стадо бежит, понурив голову в серую пыль и мысль одна: "Только б не меня. В говне, без надежд, но пожить! Господи!" Так и этот народ, метался, дёргался, куда-то нёсся, его обдирали чиновники, бандиты, милиция, сами себя, кого-то убивали, кто-то вешался, остальные бежали и та же мысль пронзительным криком: "Только б не меня! Пусть так, пусть мерзкое существование, пусть лизать задницы, но только не меня! Пожить!" Но если антилопы от века совершают этот бег, он часть их жизненного цикла и имеет смысл, то бег этого народа был не частью, а целым, заполнившим всю жизнь без остатка, искоренившим жизнь своей бессмысленностью и самоистребительностью. Все бежали, судорожно извивались в отчаянной попытке выжить, искали какого-то укрытия и спасения, но в этой стране спасение было только под землёй.
Счастливы были те, кто в этом ужасном беге не поднимал головы из всколыханной пыли и почитал бег за естественное состояние народа. Они воспринимали эту бессмыслицу как неизбежность и успокаивались мыслью, что так и нужно. Многие подымали голову, но тут же прятали не желая мучаться от сознания ущербности своей страны и абсолютного безпросвета. Кто мог, прибивался к другим стадам, содержащимся в тёплых и сытых, насквозь автоматизированных фермах, а кто не мог, тот бежал, отдавая все силы этому уничтожительному занятию.
Если бы кто-нибудь увидел город до Его, то ни за что бы не заметил как он мчится со страшной скоростью к своему концу. Наоборот, казалось городу чуждо всякое движение. Тихие пыльные улицы, вялые люди с пустыми глазами, ветшающие здания и отсутствие всякой созидательной деятельности, кроме установки надгробий. Город был большим болотом и как во всяком болоте, в нём процветали жабы, холодные и лупоглазые. Город гнил, как положено, с головы. В городе было много голов, оставшихся ещё от былого монстра, разваленного кишечными паразитами. Каждая голова гнила и весь город был покрыт трупной сыпью забвения. Базары язвами расползлись по городу, давая вроде шанс выжить, но это был тот же бег, ещё более страшные хищники. Все хотели выжить, одни чтобы не сдохнуть с голода, другие, чтоб и правнукам хватило. Было одно движение мыслей: "Только не меня!" И каждый жил по-своему. Чиновники красть, бандиты грабить, прочие садить бесконечные огороды картошки, работать на трёх работах, лизать задницы и опасливо молчать. Только не меня. Заводы, которыми славился город, стояли, потому что всё уже украли и продали. Были даже специалисты, разорившие по три-четыре завода. Их ценили, они наживались сами и делились. Город был пирамидой на самом дне которой обретались малые мира сего. Их драли мелкие бандиты-чиновники, платившие крупным. Крупные платили правителю области, бандиты давали кусок и милицейским генералам. Хозяин области драл всех и удовлетворял президента.
Власти города, как и страны, учли ошибку павшего строя. Тогда большинство взбурлило отчасти подзуживаемое политиками, отчасти потому что жили сыто, хотели еще и весело. Нынешние правители исправили положение, поставив стадо на грань выживания. Когда стоишь на грани, то не до протестов, а как бы выжить и только б не меня. За прополкой картошки некогда совершать революции и даже просто смотреть по сторонам. Нагнулся, вперил глаза в землю и пашешь до отупения.
В стране была объявлена демократия и свобода слова, начали закрывать роддома и больницы, в детских садах размещать отряды милиции, а в армии возрождать кавалерию, как наиболее посильный для бюджета род войск, и манифестантов разгонять удобно. Оппозиция в стране была, но вся из-за не поделенных кусков и только в столице. В городе не было и такой. Газетам и телевидению разрешалось иногда говорить о проблемах и бедах, но так, чтобы казалось, будто происходит это от гнева божьего или злого рока, но никак не от идиотизма правителей. При этом полагалось напирать на стихийные бедствия, на то, что у соседей не лучше, а в Азии сплошные кризисы. Иногда обделённые при раздаче тёплых мест, прорывались в эфир и обвиняли то москалив, то жидо-массонов, что только усиливало картину гласности.
Город умирал. Всё меньше рождалось детей, трудно их было растить и зачем обрекать на муку вечного, бессмысленного бега. Больше становилось ворья, алкоголиков и сект, обещавших скорое спасение и вечную жизнь, взамен на пятипроцентные отчисления от доходов и взносы недвижимостью. Город становился похож на евнуха, он уже мало что мог и хотел только выжить. Родители мечтали, чтоб их дети уехали отсюда или перешли в категорию дерущих. Главная мечта. Всё в городе было абсурдно и лишено смысла, двигалось по старой инерции в никуда. Готовили офицеров для развалившейся армии, инженеров для растасканных заводов, учителей для закрытых школ и врачей для сокращённых больниц. Ученые мужи писали свои труды, которые подшивались и лежали на полках, ожидая очереди в туалет. Журналисты писали статьи без тени правды. Все против всех, а жизнь неудачный фарс режиссёра-подонка. С экранов помойными потокам лилась лож, но сил хватало только на то, чтобы удивляться её необузданности. Умирание, гниение, сумерки, глупость, маски, ложь, преступления.
В такое время и в такой город приехал Он, чтобы взять на себя руководство. Прежний царёк доворовался до того, что стал знаменит за границей. Этакое пятно на теле молодой демократии, если возможны пятна на гнили. Сняли, отправили послом в Южную Америку, в память о былых подвигах. Местное чиновничество никак на это не отреагировало, спокойно ожидало нового правителя, разумно замечая, что без разницы с кем делиться. И здесь пришёл указ о Его назначении. Предела не было удивлению областных хозяев жизни этому указу. Никому не известный человек. Кто, как, почему? Вопросы остались без ответов. В столице тоже не знали Его, не знали почему назначен и зачем. Может он поставлял президенту девочек или открывал счета на Западе? Помогал в тёмных делишках на выборах или просто по молодости вместе пьянствовали? Может Он предложил новый план ограбления, приносящий ещё больше доходов? Или он односельчанин президента, спас его в своё время от тюрьмы? Неизвестно, но он был назначен. Уже приезд Его взбудоражил местный бомонд. Он не примчал на джипе, окруженный сворой корешей и родственников, жадно щелкающих зубами и готовых жизнь положить, но в отведённый им срок нарвать побольше лакомых кусков. Он приехал сам, на автобусе из столицы, вышел из автовокзала и прогулялся улицами вверенного ему города. Плохие дороги, мусор, покосившиеся заборы. Но главное, он не увидел улыбок. Шли люди, сидели или бежали, они не улыбались и не было слышно смеха. Он задумался. Попадалось много плохо одетых людей, чаще выпивших, много детей с хриплыми голосами и глазами без чувств, старух просящих милостыню у магазинов. Замечал и дорогие машины с крупными бритыми людьми обладавшими мощными затылками и роскошными подбородками. Он видел много и старался запомнить. Он знал зачем Он здесь. Чтобы принести им счастье, чтобы их лица озарялись улыбками, а на улицах города раздавался смех. Главное же, чтобы он навсегда вошел в историю, как построитель счастья в этой несчастной стране, оказавшейся вне прогресса и уходящей за обочину цивилизации в густые дебри дикости. Нет, это было не то, достойное смеха желание некоторых нахватавшихся уже политиков плюнуть в вечность путём построения огромного храма, памятника или здания, нет, это было желание войти на равных в галерею Великих, даже играть там видную роль. Чтобы через тысячелетия, на далёких планетах, дети учили в школах, что костёр их счастья разгорелся от искры высеченной им. Он знал что нужно для этого. Первое- власть. Не такая, как раньше, что все тебе отстегивают и только. Нужна абсолютная власть, полное повиновение. Он один будет хозяином в городе, он один будет решать. Второе это воля и её хватит вполне. Он не плюнет в вечность, не проберётся на цыпочках в историю через чёрный ход, а по-барски зайдет в парадный и будет там вечно.
Целую неделю он подгонял власть под себя, менял, увольнял, назначал. Первым делом окоротил милицию, после развала армии, ставшую главной силой. Взяточники-генералы пошли на пенсию, остальные получили задержанную зарплату. На освободившиеся места Он ставил мелких, по невидности своего положения, не продавшихся работников. Пока город ничего не замечал, в своём беге, в своей судорожной и безнадёжной попытке выжить, но чиновничество заворушилось, чувствую своим рабочим местом неладное, какие-то грозные перспективы. И они не замедлились. Однажды утром город наполнился воем сирен, автоматчиками и зарешёченными автобусами. По Его приказу, милиция арестовывала и свозила в один из Дворцов Культуры всех более-менее видных бандитов. Генералы были уволены и не могли отработать полученные деньги, остальные напуганы, поэтому свозили. Когда стало ясно, что бандитов в городке больше, чем мест в ДК, цвет общества перевезли на стадион, построенный прошлым царьком. С ложи для почетных гостей Он сказал речь. Он не угрожал, не кричал, не пугал. Он просто рассказывал, что всякий из собранных здесь будет иметь в своём запасе час, чтобы покинуть пределы города. Через час все не уехавшие будут убиты. Бандиты сидели, улыбались, качали головами, дивясь резвости нового. И раньше такое случалось, но не так масштабно. Видать нужно побороться с оргпреступностью. Ну пусть, нам то что. Они были законные бандиты, платящие и милиции и правителю, ворующие с дозволения. Не то что отморозки какие-то, нет, они основа государства, стабильности, без них здесь анархия будет. Не верили они. Тогда сказал: "Время пошло." Сидели. Он вынул из-под трибуны карабин и разнёс головы пятерым ближайшим. Началась паника, через полчаса из города в разные стороны понеслись колонны дорогих и не очень автомобилей. На дорогах их останавливали автоматчики, обыскивали, оставляли по пять долларов и советовали дальше идти и как можно быстрей. Чиновники замерли, от крутости обращения, народ немного воспрянул и полюбил Его. Что этих сволочей приструнил. Бежавшие пробовали поднять бурю, но таковая в болоте невозможна. Всё обошлось посылкой президенту денег от проданных автомобилей и серией статей об активной борьбе с преступностью в городе. О Нём уже пошла слава и это было только начало. Первый шаг.
Дальше перед ним стала проблема неработающих заводов. Он понимал, что сила не в автоматчиках, а в деньгах. Для счастья нужна работающая экономика, а те идиоты не понимали, что украсть можно больше с работающего, чем со стоящего. Дурачье, им главное урвать и побыстрей. Он собрал, тоже на стадионе, директоров и ознакомил со своей программой экономического развития. С сегодняшнего дня все директорские семьи брались под арест. Если через неделю предприятие не заработает, а через месяц не выйдет на полную мощность, то они будут рас стреляны вместе с кормильцами. В остальном им дана полная свобода. На следующий день несколько директоров уехало с любовницами к собственности за рубежом, ещё несколько пали на колени и слёзно завопили, что воровать могут, а руководить никак. Остальные засуетились. Через месяц город было не узнать, трубы дымили, улицы заполнились рабочим людом, а заросшая было травой железная дорога, застонала от огромных составов. Когда в положенный срок выдали забытую уже зарплату, то горожане вышли на улицы праздновать день избавления от мук. Кричали: "Мы тебя любим!" Целовали его портреты в газетах, а ошалевшие военные устроили на радостях салют. Казалось счастье рядом. Безработицы нет, преступности нет, зарплаты вовремя и стабильность. Открыли снова роддома, игрались свадьбы, люди плодились и радовались. В центральных газетах этому экономическому чуду отдавались лучшие полосы, в местных писали исключительно об этом. Он давал многочисленные интервью, ни в одном не забывая упомянуть об указующем персте президента. Всё было прекрасно. Он со дня на день ждал наступления счастья, но оно, как вертлявая бабёнка, ускользало из рук. Даже удалялось. Заводы то работали, но были трудности с реализацией продукции. Враги гадили. Но главная проблема в людях. Раньше они радовалось просто работе и зарплате в срок, теперь заговорили о прибавках. Даже митинг устроили, их то конечно сразу разогнали, но осадок остался. Он ходил по своему кабинету и ругался. Он разочаровался в людях, но не расхотел войти в историю. Этакий реформатор, Пётр Первый в кубе. Для этого нужно было счастье. Он тайно ходил по улицам и видел, что хотя стали поупитанней и лучше одеты, но счастья нет. Значит, не всё зависит от денег. Раньше мечтали с голоду не сдохнуть, сейчас как бы на море съездить, и счастья нет. Тут ещё покушение. Кто-то взорвал Его машину. Хорошо, что она бронированная, а так конец. Это и был конец Его прежнего. Понял, что люди глупы и неблагодарны. После публичного расстрела заговорщиков, стал искать способы насильно, против воли, осчастливить их, подлецов. Он организовал еженедельные празднества, завёл футбольную команду, учредил пяти минутки смеха на производстве, обязательную для всех зарядку утром и вечером. Он вроде добился своего, улицы города переполнились улыбками и смехом. Он целый год радовался со всеми, пока однажды не решил проследить за обывателями в стенах их квартир. С помощью скрытых камер. Увиденное оставило рубец на Его сердце. Переходя порог дома эти холуи переставали улыбаться и ругали Его грязными словами. Он успокаивал себя тем, что это случайность и приказал поставить камеры в других домах и квартирах. Всё повторилось. Только в одной квартире смеялись, но они смеялись над Ним! Каково им было у стенки? Да эти подлые твари не испытали и сотой части Его боли.
Большая политика немного отвлекла Его. Близились выборы, из столицы требовали денег на подкуп. Когда президент приехал в Его город, десятки тысяч горожан с цветами и портретами встречали его, самодовольного тупицу, знаменитого воровством и посаженной в Германии шевелюрой. На банкете, вечером, в окружении выписанных из-за границы явств, столичных шлюх и доморощенных жополизов, Он вручил президенту результаты ещё не проведённых выборов.
-Зачем тратить деньги, когда известно, что все проголосуют за вас мой президент!
Чиновники уразумели, что Он очень и очень надолго. Выборы отшумели, президент остался воровать дальше, а руководство центральной избирательной комиссии уехало представлять родину в разные европейские страны. Его позиции были крепки, как никогда, но счастья не было и в городе начались какие-то тёмные движения. Листовки и надписи на заборах, были их следами. Началась охота и скоро заговор был раскрыт. Три десятка негодяев непонятно чего желающих, но воду мутящих. Он вдруг подумал, что может всё дело в пропаганде, может этим людишкам нужно просто объяснить, что они счастливы? Появилась надежда. Реформировал городское телевидение и закрыл все газеты кроме одной. В каждой программе, каждой статье подчеркивалось: Мы счастливы! Мы и здесь! Там убийства, наркотики, безработица, СПИД, горе. Здесь труд, счастье, благодать, пьяницые и больный сидят в клетках, проституция кормит не бандитов, а госудатство и даже стихийные бедствия обходят стороной эту обитель блаженства. На историческом факультете была организована новая кафедра, занимающаяся не тёмным прошлым, но светлым будущим. Создали литературный альманах “Годы счастья”, куда слали свои творения лучшие поэты и писатели города, коих от хорошей жизни развелось немало. Что ни день, в городских новостях показывали, как в город пытаются проникнуть тысячи несчастных, мечтавших о счастье и убегающих из догнивающей страны. Смотрите, как они мечтают жить здесь, смотрите!
Предпринятые меры давали неплохие результаты, но этого было мало. Он хотел, чтобы люди не верили счастью, а чувствовали его. Он искал пути. Однажды услышал про аспиранта, который защищал кандидатскую об индустриальном построении счастья. Работа была столь неожиданна, что вызвала многочисленные толки и была провалена. Он встретился с аспирантом и долго говорил. В начале хотел посадить в тюрьму, в конце назначил первым помощником. План был прекрасен своими точными расчетами, основанными на хорошем знании человеческой природы. На его осуществление требовалось шесть недель, но уже через месяц можно было начинать. Двойная бетонная стена, напичканная посередине минами, опоясала город. Взрывчатка и снайперские винтовки прибыли, команды набраны, образован штаб. Он восхищался планом, его выверенностью и надежностью. Было и философское обоснование, насыщенное многими цитатами и примерами. Он не мог нарадоваться, глядя на план, но одно тревожило. Не Он придумал план, а этот аспирантишка, вовсю кутящий сейчас по ресторанам. Вдвоём можно не пролезть в узкую дверь вечности. Было бы обидно рисковать из-за какого-то ничтожества. И вообще, зачем он нужен?
За два дня до начала счастья аспиранта стащили за ноги с девятого этажа. Прострелянная голова пересчитала каждую ступеньку, оставляя кровавый след, сначала густой и сплошной, потом слабее и прерывистей. Аспиранта залили бетоном в фундаменте памятника счастью, возводимого на пожертвования. Все таки он имел отношение к счастью. Наконец наступило начало счастья. С раннего утра радио и телевидение оповещало об этом население, газета вышла с красочными картинками, иллюстрирующими общую радость. Войска были приведены в боевую готовность и здание мэрии заняли автоматчики, на плацу военного училища рычали танки. Город особенно не обращал внимания на происходящие перетрубации. Он и власть жили отдельно и встречались лишь при передаче денег. Счастье? Ну и пусть счастье лишь бы колбаса не подорожала да войны не было. Утром переполненные, новоокрашенные троллейбусы понесли тысячи людей к их рабочим местам. В обед уже пошли мрачные слухи. Распространялись они медленно, потому что телефоны прослушивались, но неуклонно. Вроде в центре города, с высотных домов, неизвестные открыли стрельбу, и несколько человек погибло. В одном из микрорайонов взорвался лифт, тоже есть жертвы. Неужели власть ослабла? Появились силы, противные Ему? Кто они?
Вечером Он выступил с обращением к горожанам. После выступления люди испугались. Смотрели друг на друга, пожимали плечами и на лицах было отчаяние. Счастье пришло и от него было не убежать и не скрыться, потому что бетонные стены, мины, танки, автоматы и скрытые камеры обеспечивали его. В тот вечер было выпито много водки, но не зачат ни один ребёнок.
Он рассказал про план. Он хотел войти в историю честно, без обмана, войти и захлопнуть дверь, потому что больше в истории нечего делать. Он организовал счастье, на нём закончится история и начнётся блаженство без конца. Пока будет счастлив город. Затем, постепенно, счастливыми станут все люди. План счастья строился на двух абсолютных, неподдающихся ревизии положениях. Первое, счастье это то, что человек хочет получить хорошего или избежать плохого. Получить квартиру, хороший урожай или били, но не убили. Путь, по которому нужно давать человеку всё больше и больше- тупиковый. Ресурсы ограничены, а человеческие потребности бескрайни и сколько не давай, будет мало, будет хотеться большего, путь к счастью заказан. Оставалось избежание плохого, всяких несчастий. Но откуда в городе несчастья? Преступности нет, пороки под контролем, зарплата вовремя и много праздников. Вот здесь то и скрыта опасность. Условия, при которых несчастья нет- тепличные. А жизнь в теплице расслабляет, развращает человека. Чтоб железо стало тверже и крепче его нужно ковать, бить молотком. Так как судьба в городе была отправлена на свалку и бить было некому, то власть сама брала на себя эту функцию. Вопрос как бить? Можно конечно лишать премий или конфисковывать квартиры, но это слишком мелко, детство сплошное. Разве допустимо мелочиться, когда речь идет о счастье? И здесь выступает второй тезис: за всё нужно платить. Платить сполна. Общество должно было заплатить за счастье жизнью некоторых своих членов. Никакой опасности в этом обществу нет, лишь польза. Точно рассчитаны квоты ежедневных отстрелов, позволяющие не допустить ни перенаселения, ни уменьшения популяции. Естественно эти квоты не догмы и будут меняться в зависимости от рождаемости, смертности и других факторов. Другое, что должно успокоить горожан, это абсолютная случайность отстрелов. Каждый гражданин имеет равные с другими шансы погибнуть. Конечно Он, войска и команды счастья не будут под прицелом, но это их крест, нужно же кому-нибудь обеспечивать счастье. В отношении остальных случайность будет строжайше соблюдаться. И равенство шансов. В центре или на окраине, пешком или на транспорте, на пляже, огороде, в лифте и на лестнице, любой в любой момент мог умереть. Не спасёт и сидение в квартирах, у судьбы-власти длинные руки и зоркие глаза.
Теперь зачем. Это будет безболезненная, но весомая плата за счастье. Теперь человек будет ценить каждый день, каждый прожитый миг, потому что в любое время всему этому может прийти конец. Целования с женой, тарелка борща, футбольный матч, водочка, любой вздох приобретут небывалую, невиданную доселе ценность. Вся жизнь человека будет непрерывным восторгом, радостью: "Я жив! Я ещё жив! Прогремел выстрел, свистнула пуля, но не меня! Я жив, жив, жив!!! " Не будет самоубийц, не будет грустных или задумывающихся, люди будут стремиться просто жить. Дышать, видеть солнце, трахаться, смеяться, вкусно кушать и радоваться, радоваться жизни. Разве не счастье? Счастье, великое счастье, мечта сотен поколений людей. Ради него уходили в философские выси и плотские низины, спорили и боролись, а оказалось так легко. Ларчик просто открывался. Теперь живите, живите и радуйтесь, живите и размножайтесь, живите и выдерживайте неподъемную ношу вечного счастья!
Конечно Он изложил не весь план, были в нём и секретные параграфы. В частности об экономии средств. Ведь если взрывать даже по автобусу в неделю, то через несколько лет не на чем будет ездить. То же касалось лифтов и квартир. Предлагалось использовать газ. Ещё один момент. Почему бы не осчастливливать людей перед смертью? 3а минуту до гибели оповещать их. Двери закрыты, окна герметичны, пусть люди вспомнят лучшие свои мгновения, порадуются напоследок. Но от этой практики пришлось отказаться, по причине людской суетности. Вместо того чтобы предаться сладостным воспоминаниям и нарадоваться последней минутой, глупцы метались в поисках выхода, молили о спасении и часто доходили к Егохульству. Неблагодарные твари. Решено было перед свиньями бисер не метать и не одаривать недостойных. Таковых оказалось немало. В первые дни и солдатам и командам счастья пришлось изрядно поработать. Восстание, не восстание, но бунт был. Танки расчищали улицы, прямой наводкой сметая баррикады и хулиганов, вертолёты барражировали днём и ночью. Седьмой микрорайон и два прилегающих к нему садоводческих кооператива пришлось сравнять с землей. После расстрела ста двадцати трёх закопёрщиков беспорядки пошли на убыль и вскоре, город беспрепятственно предавался счастью, заодно зализывая полученные раны.
Он был зол. Не ожидал такого противодействия. Было много погибших и отстрелочные квоты пришлось свести к минимуму. Военным вынужден был дать новые льготы, освободить от судьбы их семьи и по два человека на усмотрение. Богатые хорошо платили за усмотрение. Все замешанные в бунте, обязаны были носить красные шапочки и отстреливали в основном таких. Всё это не очень соответствовало плану. Он понимал, но был пока бессилен.
В то же время, город стал полностью изолирован от страны, погрязшей в разложении и ставшей объектом некрофилии. Среди моря тьмы был один остров света, искра будущего, город избранных. Внешней опасности не было, а вот военные беспокоили. Они взяли слишком большую власть. Когда преступность была отменена, милицию распустили и роль армии начала расти. После подавления мятежа положение только усугубилось. Тут ещё слухи о тайных совещаниях высших офицеров, их слабо скрываемое несогласие со многими Его решениями.
Однажды, среди бела дня, на центральной городской площади, экскаватор вырыл котлован. Для ремонта водопровода. Но труб на дне не оказалось. Зато вечером там оказались четыре генерала, тридцать полковников и без счета прочих. Их тела быстро заполнили котлован. Сверху гравий, песок, многотонные бетонные плиты. На следующий день по ним уже ходили люди, ничего не подозревая и только собаки жадно к чему-то принюхивались. Армию расформировал и создал две примерно равные по численности групировки, названные пышно и по-разному. Пока собаки грызутся друг с другом им нет времени, чтобы куснуть хозяина. Льготы были отменены, красные шапки достреляны и жизнь вошла в колею плана. Теперь Он мог с искренней радостью наблюдать за счастливцами через скрытые камеры. Вот муж приходит с работы. Живой. Мастера из их цеха отравили в лифте, а он живой! Жена тоже жива! Толстушечка ты моя! Ты мой жеребчик! Чмоканья, тисканья, лезущая рука, потные подмышки. Люди трахаются как кролики, рождаемость существенно выросла, пришлось открывать даже презервативное производство. Что у нас на ужин? Борщ! Нет ничего вкуснее! Если спасся от смерти, выжил. Пища богов. На его усах капуста, в его глазах счастье, они едят, смотрят друг на друг с вожделением, радуются тому, что живы, полностью, всей кожей ощущая прелесть жизни, простого существования без всяких изысков. Небывалая острота чувств, каждый раз как последний. Счастье. Как дети? Пошли гулять. За них нечего беспокоиться, по закону они не подлежат судьбе до совершеннолетия. Разве не гуманно? Везде, во всём мире, и в демократиях и в деспотиях, тем более в умирающих странах, дети наравне со всеми предоставлены судьбе. В городе же они могут спокойно радоваться жизни, не боясь превратностей. Родители ценят эту заботу и ещё больше любят Его, отца-основателя самого счастливого города на земле. Эти муравьи не знают, что Его милость еще более велика. По Его приказу от судьбы ограждены женщины до 30 лет. Пусть рожают новых счастливцев. Бесплодные уничтожаются на общих основаниях, а калеки, педерасты и ненормальные в первую очередь. В царстве счастья есть место только для здоровых. Резко возросшая рождаемость очень радовала Его. Люди хотели гарантировать себе уход на старость и заводили по 5-9 карапузов. Плодись, плодись счастливый народ! У многих есть великое прошлое, но у тебя величайшее будущее! Оно у ног твоих, оно твое, только твое. А Он войдёт в историю не сам, а с огромной метлой, которой выметет оттуда всех этих ничтожеств, создававших империи и религии, картины и книги, машины, но не смогших создать главное и самое существенное- счастье. Вечерами теперь любил Он сидеть в кресле с подогревом, размышлять и посматривать на их счастье. Это было Его счастье. Год за годом, десятилетие за десятилетием, счастье, счастье, счастье. Он был уже стар, но не стал менее добр. Чтобы избавить стариков от мук, Он приказал добивать слёгших и неизлечимо больных. Раньше мешала такая миражная вещь, как нравственность, но Он разрушил миражи. Да и не мог рак убить жителя самого счастливого города на Земле. Судьба могла, а рак нет. И судьба приходила в черных костюмах с оранжевым знаком. Удавки, чтобы поменьше крови, и понеслась душа из рая земного в рай небесный.
Лишь несколько раз нарушал Он случайность. Тот полузащитник, не забивший пенальти, Он так расстроился. Деваха, вот уж никогда бы не подумал, что влюбиться да ещё на старости лет. Но Он силён, Он лично свершил судьбу, хоть девка и была красива до невыносимости. Десяток человек, разгневавших его, но в остальном случайность соблюдалась неукоснительно. Разве это не счастье, смотрите! Папа, папа, ты жив, ты пришел! Крепкие, здоровые, улыбающиеся дети бросаются отцу на шею. Нигде нет таких красивых и сильных детей, они осенены счастьем. Конечно, бывает по-другому, вносят уже закоченевшее тело, плач, причитания, горе. Но это плата, плата за годы счастья, радости и улыбок. Месяц другой горя не такая уж большая цена за годы счастья.
Самое главное- случайность. Ещё в том плане, составленном много лет назад, на этом акцентировалось внимание. Равенство положений и тогда не будет зависти, но придет смирение. Можно злиться на предрасположение, на умысел, на несправедливость, но случайность выше всего этого, она чиста и её можно только принять. Никто не злится на вулкан, шторм, бурю или землетрясение, потому что они случайны. Да он и убивают, но не специально, не по умыслу, не по какой-нибудь причине, а просто убивают. Не гневаются, не кричат, не угрожают. Им все равно кого. Чистая случайность. Судьба в городе тоже была чистой случайностью. Никто не сопротивлялся ей. Не бросается же японец с мечом на цунами или американец не идет же с винчестером на смерчь! А там ведь гибнет не меряно людей. В городе каждый день погибает строго отмеренное количество людей, оно четко обосновано и не одна докторская и кандидатская защищена на этой хлебной теме. Ежегодный рост населения позволяет не беспокоиться за будущее.
Однажды Он вспомнил о стране, той откуда прибыл в город. Бетонные стены, увенчанные кудрями колючей проводки под напряжением, заминированные проходы, рвы, всё это давно и надежно отделило самый счастливый город на земле от внешних безобразий. Поначалу у стен толпились люди, бежавшие из хаоса, они просились в город, но счастью нужно было дать разгореться и в ход пошли пули. Люди разбежались и больше не появлялись. Горожане тоже не интересовались происходящим за стенами. И так ясно, что там беды, несчастья, дикая судьба, тёмное прошлое, убийцы, извращенцы и нет радости. Зачем это горожанам. Они были погружены в счастье, и ничто другое их не волновало. Когда благодать здесь, там уходит на дальний план, в закуток. Жизнь здесь, полнокровная, ощутимая, настоящая. Ты, не ты, выживешь, умрешь, какое им дело до постороннего?
Но Он был велик и заинтересовался. Он мало что помнил о той стране. В последнее время не помнил даже об истории, вечности и счастье. Но помнил, что Он велик, Он всё. Ещё какие-то обрывки, винегрет из встречавшихся людей, виденных земель и слышанных мыслей. Вспомнил, что там была земля, поднял свою дряблую руку в сторону стены. Она была вокруг, куда бы Он не направил руку. Исполнительные помощники отобрали десяток крепких и туповатых парней. Старые карты, оружие и запас еды на неделю. К бетонным стенам приставили лестницы и разведчики ушли в пасть страшного хаоса. Их не было больше месяца, уже решили, что зло одержало победу. Но они пришли, исхудавшие, грязные, с глазами полными ужаса. Интервью с ними в течении полугода занимали первые полосы городской газеты. Все только об этом и говорили, хлопали друг друга по плечам и бурно радовались своему счастью. Они избранники счастья! Они живут в уютных квартирах, едят сытную пищу, работают только десять часов в день. Их возит общественный транспорт, развлекает общественный театр. Несчастье- нонсенс, радость- закон в их прекрасном городе, самом счастливом городе на Земле!
То, что рассказали вернувшиеся, было ужасно. Они не нашли ни городов, ни сёл обозначенных на карте. Видели лишь огромные горы хлама, руин, заросших буйной зеленью дикой природы. На дорогах росли деревья, на полях бурьяны. Стада одичавших коров и лошадей наполняли бескрайние просторы лесостепи. Люди? Нет их там. Встречались какие-то малочисленные орды низкорослых, волосатых созданий с палками в лапах. Они не знали грамоты и земледелия, забывали огонь, но ухитрялись делать брагу. Существа добывали себе пропитание собирательством, иногда добивали ослабшую корову. Орды отчаянно враждовали между собой, нещадно вырезали друг друга, не жалея ни самок, ни детенышей. Они были несомненно животными, более развитыми чем собаки. Отличало существ от животных их жестокость. Страшная, немотивированная, холодная жестокость к собратьям. Желание убить просто так, не свойственное прочим зверям. Ещё их песни. Печальные, заунывные. Когда орда вечером собиралась у костра, выбирала у друг друга паразитов, перерыкивалась, потом запевала. О чем были эти песни, что будет с этими животными неизвестно. Он выслушал рассказ, улыбнулся, хотя едва что-нибудь понял. Поднял руку, это был единственный дававшийся Ему жест. Разведчиков щедро наградили и в течении года перестреляли. Нельзя ждать хорошего от людей видевших хаос. Жизнь шла своим чередом, счастье было вечно и незыблемо. Он уже не вставал и не улыбался. Когда же умер, то собрались все его помощники, тринадцать человек. Они составили коллегию счастья. Решили, что Он не может умереть, Он вечен, просто стал богом и Ему всё равно. Об этом объявили. Отныне, мелкими делами занималась коллегия, а других, не было, ведь счастье продолжалось. Да и могло ли оно прекратиться там, где к нему так привыкли, в самом счастливом городе на Земле.