Аннотация: Возле дома барона фон Шпила и за его сокровища сходятся в жесткой битве главные герои, красные и Дикая Дивизия. Исход сражения определяет чудовище - ужасный Шпыль.
Чет поднимает голову. Видит за забором фоншпиловского дома Дубкивського с пулемётом. Вертит головой, потому что не верит собственному счастью.
- Как вы могли? - кричит разъярённый Дубкивський. - Как вы могли? Вы предали не меня! Вы предали Украину!
- Пошли. - шепчет Мира. Чет хватает чемоданы и тянет их к ограде. Дубкивський даёт несколько очередей по вовчикам, которые вновь пытались пойти в атаку, но сразу же отступают, потому что кому охота лезь на пулемёт.
Чет бросает чемоданы за забором, тяжело дышит.
- Нажен ещё пулемёт. - говорит он.
- Как вы могли? - кричит Дубкивський. Чуть не плачет. Вертит головой и из фуражки выпадают его здоровенные уши. - Я же вам поверил! Вы же наши люди! Чет, ты - крестьянин, украинский крестьянин! Это же твоя Родина! Впервые за многие столетия они может получить независимость! Об этом мечтали наши деды-прадеды!
- Слушай, сейчас это не актуально. - вмешивается Мира.
- А ты вообще племянница самой Леси Украинки! Из такого рода! Да ты первая должна за Украину стоять! А ты! Как ты могла? Как вы могли?
- До ночи бы продержаться. А потом уходить. - говорит Чет, который выглядывает из-за каменного забора и смотрит на дорогу.
Атаман Кручёный внизу выслушивает своих бойцов, вернувшихся с холма.
- Пулемётом начали сечь! Мы их уже почти взяли, а тут пулемёт! - оправдываются бойцы.
- Чемоданы с ними? - Спрашивает атаман.
- С ними.
- Тяжёлые?
- Тяжёлые! Девка даже поднять не смогла, только тянула. Да и хлопец еле нёс.
- Это хорошо. - улыбается атаман.
- Она! Она! - снова вопит бандит, который запомнил Миру во время ограбления поезда. - Это та сучка! Которая в лоб лупит!
- Она? Хорошо. - говорит атаман и улыбается. - Хорошая компания собралась. И что же в тех чемоданах? Видать, хорошее что-то, раз так их держаться.
Бойцы хохочут и облизываются в предвкушении богатой добычи, которой давно уже не было в этих потрепанных краях.
- Она! Я её узнал! Пан атаман, узнал! - никак не может успокоиться бандит. Выстрел и он падает в пыль.
- Ну, раз узнал, так ты больше и не нужен, дерьмо. - ржёт атаман.
- А что с пленными делать? Как всегда? - спрашивают вовчики.
- Как всегда. - кивает атаман.
Пленных, их всего с десяток, ставят на расстоянии нескольких метров друг от друга. Новобранцы будут нестись верхом и рубить головы. Одним ударом сабли. Как умеют в Волчьей дивизии. Атаман едет вдоль пленных, думает, может, и самому рубануть. Кручёный любит пускать кровь. Когда видит комиссара Либермана. Присматривается. Начинает хохотать во всё горло. Бойцы с испугом смотрят на атамана, потому что делается он страшен, когда вот так смеётся.
- Узнаешь меня, жид? - спрашивает Кручёный, который остановил коня у Либермана и смотрит на него сверху. Либерман смотрит в сторону. - А я вот тебя узнал. Я же тебя долго искал, всё никак найти не мог. Даже с каторги сбежал, чтобы горло твоё поганое перерезать. И ты в подполье ушёл, попробуй тебя найти. Помнишь банк? Как ты нас на лестнице положил? Честных бродяг натянул, как лошков сельских. Перестрелял, деньги забрал и ушёл, фраерок. Только вот меня не убил. Только продырявил. Вот здесь. - Кручёный хлопает себя под сердцем. - Но я крепкий, выжил. Суд прошёл, каторгу, бежал оттуда, искал тебя. Уже и забывать стал, потому что сейчас вон какие весёлые времена. Когда ты вот. Интересно иногда в жизни случается. - атаман улыбается. Либерман смотрит в землю. - Теперь я тебе долг отдам. Слышишь, жид? С процентами отдам, с пенёй. Там много за эти годы набежало. Лично буду отдавать. У меня есть специалисты людей пытать, но с тобой я сам буду работать. А я это умею. Так что готовься, жид. К страшному готовься. Так тебе плохо будет, как и представить себе не можешь. Сейчас тех жевжиков возьмём, посмотрим, что там у них в чемоданах, а потом я тобой займусь. Будешь ты локти кусать, что не в поле мёртвым валяешься, а в плен попал. Локти, потому что ниже я тебе отрежу. По кусочку. И еще много чего отрежу. На полосу пущу, падлу!
Атаман улыбается и улыбка эта страшнее любой гримасы. Уже собирается ехать Кручёный, когда кто-то из вовчиков говорит об ушах.
- Что, уши? - спрашивает атаман.
- Уши у него того. Водички попил не там, где надо. - усмехаются вовчики.
Комиссару сбивают фуражку и Кручёный начинает хохотать, когда видит уши Либермана.
- Вот это лопухи! - атаман вдруг выхватывает пистолет и стреляет. Пуля пробивает ухо, Либерман вскрикивает, течёт кровь. - Ну, не скучай. Я скоро. И ушками твоими займусь и тобой. Поехали!
Атаман едет на холм, туда подтягивается и вся дивизия. Вовчики докладывают, что дом из глыб, вокруг стены, за стенами пулемёт. А подойти можно только с одной стороны, потому что с других обрыв. Тот, кто строил дворец, разбирался, как сделать из жилища крепость.
- Ну, пулемёт не страшно. На пулемёт у нас пушка есть, которую мы у красных взяли. Тяните её сюда!
Чет установил уже пулемёт, принес патроны и динамит.
- Он тебя знает? - спрашивает Мира.
Чет кивает головой.
Вспоминает, как возвращался с фронта. Вечером шёл по Ахтырке, когда из темноты вышли несколько теней.
- Давай, миленький, котомку свою. - сказал один. Это был Кручёный, тогда ещё совсем не атаман, а обычный бандит. Достал нож, поймал им блик от луны. - Давай. Если не хочешь здесь и помереть.
Чет неторопливо снимает гитару, которая у него на плече, та самая гитара, которую он взял вместе с немецким полковником. Уже даже играть немного научился. Грабителям гитара не нужна, их котомка интересует. Чет снимает его и недовольно морщится. Не то что там ценное что-то, но сам факт, что вот его, солдата, который возвращается с войны, грабят какие-то сволочи, раздражает. Вдруг бросает котомку в лицо Кручёному, остальные бандиты бросаются на него, но Чет увертывается от их кулаков и скручивает им шеи, словно цыплятам. Бандиты падают. Чет оглядывается. А Кручёный уже сбежал. С его котомкой. Удивлённый Чет крутит головой.
- Во, гад, быстрый какой. - берёт гитару и уходит.
Теперь вот снова встретились.
- Чет, Георгиевские кресты твои у меня! - кричит Кручёный. - И документы. Почитал я их, потому что интересно было, что за хлопец такой шустрый! Так вот, Чет, я тебя уважаю, потому и предлагаю мир. Слышишь?
- Слышу. - отвечает Чет.
- Я тебе предлагаю чемоданы отдать. И бабу. Я их возьму и пойду себе.
- А мне что? - спрашивает Чет.
- А тебе жизнь! Чет, это ж немало! - кричит Кручёный высовывается из-за дерева и смотрит на забор.
Мира выскакивает из-за ограды и стреляет. Пуля проходит рядом с головой атамана. Тот больше не высовывается, сидит за деревом.
- Смотри, какая девка! Горячая! Я таких люблю! Так что, Чет, договорились?
- Нет.
- Что нет?
- Нет.
- Чет, тут либо всё отдашь и жив, либо всё отдашь и мёртв. Другого выхода то нет. Ты же умный человек, Чет, всё ведь понимаешь!
- Нужны чемоданы, попробуй взять!
- Да попробую. У тебя, конечно, пулемёт и крепость. Но у меня ведь пушка. Вон уже подвозят её. Что ты против пушки сделаешь, Чет? Снова взорвёшь, как тогда в Синёвке? Я ж знаю, что это ты был. Я узнавал, потому что интересно было, кто такой умник. А Синёвку ты зря спасал, потому что её потом красные взяли штурмом и нет больше Синёвки. Слышишь?
Чет молчит. Смотрит в щель и видит, что действительно вовчики устанавливают пушку.
- Так как, Чет? Не хочешь пожить ещё? - кричит Кручёный.
Чет сжал губы. Не ожидал пушки. Если бы не пушка, то до ночи бы отбились, а потом бы сбежали как-то. Но с пушкой до ночи не дотянут. С пушкой их перестреляют, как зайцев.
- Чет? Заснул что ли? - хохочет Кручёный.
Чет молчит. Мира смотрит на него.
- Хочешь, иди. Я так не сдамся. - говорит она и в голосе её нет осуждения. Жизнь такая, что каждый спасается, как может.
- Нельзя сдаваться, эти сокровища принадлежат Украине! - шепчет Дубкивський, но на него никто не обращает внимания.
- Чет? - кричит атаман.
- Нет. - отвечает Чет и улыбается, чувствуя облегчение. Воевать легче, чем решать. Воевать ему, как с горы катиться. - Нет! - кричит Чет.
- Ну, моё дело предложить. Огонь! - приказывает Кручёный. Пушка вздрагивает, снаряд летит и в щепки разносит ворота. - Не передумал? - спрашивает атаман, когда пыль оседает.
Чет не отвечает.
- Разнесут они здесь всё. - шепчет Дубкивський, который снова спрятал уши под фуражку. - Надо что-то делать.
- И что? - спрашивает Мира.
Ещё выстрел. В стену. Осколки камней свистят в воздухе. Мира стреляет из винтовки. Чтобы не сидеть просто так. Кто-то из вовчиков вскрикивает. Попала Мира.
- Еще пара выстрелов и снесут забор. - Дубкивський смотрите на Чета. Снова ухнула пушка. Большой кусок забора падает.
- Ну что, Чет, не убедил я тебя? - кричит Кручёный. - Нельзя быть таким жадным! Ты же не жид какой, ты - казак славный! Ну чего ты ухватился за эти чемоданы? Куда ты с ними денешься? Не я, так кто-то другой заберёт! Время сейчас такое! Неужели пожить не хочется? А, Чет? Мало тебе войны было? Не навоевался?
Чет не отвечает.
- Огонь! - приказывает Кручёный.
Выстрел. И обваливается сразу несколько метров забора. Как вдруг раздаётся рёв. Грозный и страшный, от которого содрогается воздух. И земля вздрагивает, потому что из дома выходит Шпыль. Троица смотрит на него, впервые видя чудовище при свете дня.
- Ничего себе! - Дубкивський вертит головой в восторге. - Настоящий Шпыль! Шпыль Дубкивського!
Шпыль действительно огромен. В темноте они его всего не разглядели, а сейчас видно, что высотой он метров в шесть, коренастый, с короткими и толстыми ногами, с длинными мощными руками, с головой, которая словно приклеена к туловищу, почти без шеи. Он одет в какое-то рубище. У него грубое, словно вытесанные топором лицо. Маленькие глазки, скрывающиеся под огромными надбровными дугами. Шпыль снова рычит и топает ногой. Вовчики не видят Шпиля из-за забора, но рык его их сильно пугает.
- Что это там у вас такое? Медведи дрессированные что ли? - натужно шутит Кручёный, который не понимает, чтобы это может так рычать, но ничего хорошего в этом рыке для себя и своей дивизии не чувствует. - Что это? - спрашивает атаман.
- А сейчас увидишь! - кричит ему возбуждённый Дубкивський.
Шпыль было бросается к сотнику, который не вовремя подал голос, но Кручёный кричит "огонь!", пушка стреляет и очередной снаряд сносит часть ограды. Шпыль моментально забывает про Дубкивського и выскакивает из-за забора, легко перемахивает его, хотя в заборе все три метра высоты. Земля дрожит под ним, а вовчики замолкают, ошарашенные увиденным. Комиссар Либерман, который сидит связанный под телегой, когда чувствует дрожь земли, оборачивается и пытается встать. Бьется головой об воз, шипит, а потом замолкает, потому что видит Шпыля. В глазах комиссара, который готовился к лютой смерти, зажигается восторг.
- Ничего себе! - шепчет Либерман.
- Какого чёрта? - удивляется Кручёный, который моментально прекращает улыбаться и забывает о сокровищах в чемоданах. - Что это за чучело? - кричит атаман, словно спрашивает у вовчиков.
- Это чудовище! Чудовище! - испуганно шепчут бандиты. - Чудовище барона фон Шпила! Это оно! - расходится шелест по отряду. И вовчики уже готовы бежать, уже вскочили, чтобы нестись куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого великана с взглядом, в котором сама смерть. Но выстрелы. Кручёный валит парочку первых, собравшихся бежать.
- Стоять, трусы! Чего испугались? Сейчас покажем этому уроду! Пёс, давай! - приказывает Кручёный своему охраннику.
Пес выходит. Он здоровенный, рядом с ним даже крупный мужчина выглядит, как ребёнок. Но рядом со Шпылём он сам, как ребёнок. Правда, вооружённый ребёнок. Понемногу подходит. Шпыль смотрит на него и скалит зубы, рычит. Пёс улыбается. Возможно, он настолько туп, что действительно не боится умереть. А может, уверен, что сможет убить этого невооруженного великана. Пёс начинает помахивать своим киснем. Металлические шары на цепях со свистом режут воздух. Вдруг Пёс прыгает вперед и бьёт врага. Шипы выбивают искры из Шпыля, а тот словно не замечает удара. Пёс удивлённо смотрит, недовольно мычит, снова подходит, прыгает, удар, на этот раз дотягивается до головы. Кажется, что от такого удара голова Шпыля должна была разлететься вдребезги, а сам он упасть. Но голова цела, а Шпыль только пошатнулся. Рычит на Пса. Тот заходит с другой стороны, успевает ударить ещё раз, когда Шпыль вдруг бросается к нему, хватает и разрывает пополам, словно кольцо домашней колбасы. Рычит, поднимает куски Пса, сотрясает ими в победной эйфории и отбрасывает их подальше. По Волчьей дивизии проходит стон ужаса.
- Огонь! - кричит Кручёный, который понимает, что ещё мгновение и дивизия побежит. Пушка молчит, так что он стреляет из пистолета, стреляют другие, наконец гремит пушка. Снаряд попадает в Шпыля в упор, валит и вырывает у него большой кусок бока. Но Шпыль мгновенно вскакивает и бросается на вовчиков. Сотни пуль, которые попадают в него, не могут остановить великана. Шпыль прыгает и вот уже он среди вовчиков. Хватает их огромными челюстями, рвёт на куски руками, топчет ножищами, прихлопывает кулаками, убивает, как может и как хочет. Во все стороны разлетаются растерзанные тела, а Шпыль всё убивает. Останавливается только тогда, когда все вовчики убиты, либо бежали, как атаман Кручёный, который всегда умел вовремя удалиться.
Наступает тишина, в которой слышно только тяжелое дыхание Шпыля и стоны раненых вовчиков. Шпыль подходит к пушке, хватает её за ствол, раскручивает и бросает в сторону болота. Пушка со свистом улетает. Шпыль идёт к ограде. Чет наводит на него пулемет, но Мира берёт его за руку.
- Нет. - Мира умеет говорить так, что повторять не нужно.
Она бежит в разбитые ворота к Шпылю. Тот, видя её, останавливается и начинает улыбаться. Он огромный, весь в крови убитых, он ужасен с этим вырванным из бока куском, но он улыбается, когда видит Миру. Стоит и смотрит на неё, становится похожим на маленького ребёнка. Потом садится и что-то бормочет девушке. Мира гладит его руку, в ладони которой легко уместиться сама. Что-то напевает чудовищу, потом уводит домой. В подвал. Снова укладывает спать. Возвращается минут через двадцать. Чет с Дубкивським уже поймали лошадей вовчиков, погрузили на них сокровища.
- Можно ехать. Малыш спит. - говорит Мира.
- Шпыль. Называй его Шпыль, Шпыль Дубкивського! - настаивает сотник. Он смотрит на парочку. - Надеюсь, вы не попытаетесь меня снова обмануть?
- Треть твоя. - кивает Чет. - Заслужил.
- Украине нужно всё золото. - не соглашается Дубкивський.
- Моё золото - это моё золото. - объясняет Чет.
- Так нельзя говорить! Мы - украинские пат ... - начинает Дубкивський.
- Слушайте, нам нужно ещё уехать отсюда. Тогда и поговорим. - ставит точку Мира.
Они садятся на коней и уезжают. Держат оружие наготове, потому что вовчики могут быть рядом. Но остатки банды атамана Кручёного бежали в таком ужасе, что смогли остановиться лишь через несколько вёрст.
Никто из бандитов, когда убегали, не заметил, как исчез комиссар Либерман. Он смог развязать себе руки и сейчас бежал в Ахтырку, где был штаб полка. Натянул на голову шапку, чтобы не болтались уши. Он бы бежал долго, но встретил по дороге отряд матроса Жныкина, возвращавшийся с заложниками: женщиной, у которой жил Чет, и её маленьким сыном.
- А ну стой! - закричали солдаты Либерману, когда увидели, его на дороге. Даже не узнали сначала, потому что весь в крови и пыли, уже бежать не мог, а шёл шатаясь, как пьяный. - Стой, стрелять будем! - крикнули бойцы и нагнали лошадей. Комиссар остановился. Но стоять не мог, так вымотался, упал. К нему подскочили, наставили винтовки, потому что привыкли быть осторожными.
- Тю! Так это товарищ комиссар! Товарищ комиссар!
К бойцам поспешил Жныкин. Так поспешил, что чуть не грохнулся с коня. Не любил он верхом ездить, он же матрос, а не какой-нибудь степной варвар. Едва удержался Жныкин, подъехал, чуть не растоптал лежащего Либермана, но бойцы вовремя схватили лошадь за поводья. Осторожно слез, присел подле, испуганно смотрел на измученного командира.
- Товарищ комиссар, что случилось? - спросил у Либермана, но тот был без сознания. Похлопал по щекам, осторожно, потому что всё-таки комиссар, опора революции. - Товарищ, комиссар, товарищ комиссар!
Тот наконец пришёл в себя, удивлённо посмотрел на Жныкина.
- Что случилось? - спросил тот.
- В штаб! Скорее в штаб! - закричал комиссар, попытался встать, но ноги его не слушали.
- А где отряд? Где пушка? - заволновался Жныкин.
- Мы на Кручёного нарвались! Скорее в штаб! - продолжал требовать Либерман. Жныкин подозрительно смотрит на него, как на сумасшедшего.
- Что с вами, товарищ комиссар?
- Коня! В штаб! Дело государственного значения!
- А заложники?
- Да плевать! Мне срочно нужно в штаб!
Жныкин оставил нескольких солдат с заложниками, а сам помчался с Либерманом в штаб. Через несколько часов уже были там.
- Боря, что случилось? - удивился Ерофеев, когда увидел окровавленного и возбуждённого товарища.
- Потом, Андрей, потом! Срочно нужен телеграф! Связь с Москвой!
Комиссара везут на телеграф, но там говорят, что связь прервана. Он угрожает расстрелять всех, требует, чтобы Ерофеев дал ему наган.
- Боря, да чего ты так? Куда спешить? - удивляется Ерофеев.
- Туда, что это дело на контроле у самого Феликса Эдмундовича!
- У самого? - удивляется Ерофеев.
- У самого! Срочно требуется связь! Дело государственного значения! Связь!
- Да какая же связь, когда провода перерезаны? - испуганно пожимает плечами телеграфист. Его уже несколько раз ставили к стенке, но не расстреляли, потому что без него связи вообще не будет.
- Отремонтировать! Срочно! - вопит Либерман, уже не таким тонким голосом, как раньше. Набрался уверенности, отошёл от испуга.
- Сделаем! Восстановим! - обещает телеграфист.
Но провода перерезаны где-то за городом, не остается ничего, кроме как послать роту на восстановление связи и ждать. Либерман тяжело вздыхает, садится, закуривает сигарету. Забывается, снимает шапку, помахивает ею, потому что лето, жарко.
- Мать честная! Боря, что у тебя с ушами? - отшатывается от товарища Ерофеев, хотя он на трёх войнах был и чего только не видел. Но уши эти уж больно удивительные.
Либерман краснеет, досадует на свою забывчивость, натягивает шапку, прячет уши.
- Что случилось, Боря? - испуганно спрашивает комполка.
- Да контрреволюционные края! Из ручья водички попил и вот такое! - кривится Либерман. - Но это не важно!
- А что важно? - не понимает Ерофеев, который заставляет себя не смотреть на товарища, но не может, знай себе косит глазами на его огромные уши, выглядывающие из-под шапки.
- То, что мы можем теперь обеспечить весомую помощь победе мировой революции! - Либерман даже встаёт и прикладывает руку к левой части груди, там где сердце. Тяжело дышит. Он выглядит жалко, но огонь в его глазах, решительность на лице показывают, что он настоящий боец революции. Который не отступит, не предаст, не испугается!
- Таки есть сокровища? - догадывается комполка.
- Сокровища? Я о них и забыл! - пренебрежительно машет рукой Либерман. - Надо перекрыть дороги и арестовать мужчину и женщину. Ну, Чета этого твоего и ту бабу, Миру Бьянко! И с ними еще третий кто-то, не знаю его, какой-то толстяк. У них два чемодана золота, мы не должны их выпустить!
- Хорошо. - Ерофеев уходит отдать распоряжения, после чего возвращается. - Ты о золоте хотел сообщить?
- Нет, при чем тут золото? То золото так - копейки!
- Как копейки? - не понимает Ерофеев. - Там же вроде на полтора миллиона золотом! Оказалось, что меньше?
- Нет, сумма может и такая, может даже и больше. Но перевесило это золото кое-что другое.
- Другое? - не понимает комполка. Кривится. Он часто не понимает своего товарища. Что могло перебить столь необходимое для республики золото? - О чём ты говоришь?
- О чудовище. - спокойно говорит комиссар.
- Чего? - Ерофеев с удивлением смотрит на товарища, потом подходит и нюхает. - Да нет, вроде трезвый.
- При чем здесь? - раздражается комиссар.
- Боря, ты же коммунист! - аргументирует Ерофеев. - А говоришь про каких-то чудовищ!
- Я коммунист, но чудовища есть! И есть специальная директива Феликса Эдмундовича об их использовании!
- Кого?
- Чудовищ! На благо революции! То, что я видел, это что-то необычайное!
- Да что ты такое видел? - никак не может уразуметь Ерофеев.
- Чудовище. Великана! Высотой с дом. Метров шесть не меньше!
- Шесть метров? - удивляется Ерофеев. - Может то памятник?
- Какой памятник? Он же живой! Ходил, рычал, убивал!
- Кто он? - недоумевает Ерофеев.
- Великан! Похож немного на человека, но огромный! А главное, его пули не берут! Да что там пули, снаряды пушечные! - аж кричит Либерман.
- Боря, так не бывает. - качает головой Ерофеев, который с тревогой смотрит на товарища. - Ты с коня падал? Головой ударялся?
- Андрей! - вскакивает Либерман. - Ты мне не веришь?
- Ну, а как можно верить? Ладно ещё пуля не берёт. У нас в полку был чудик один, так тот сковороду в штаны зашил, прикрывал причинное место. Однажды с атаки вернулись, а он показывает, что две пули в сковороду попало! То есть спасся сковородой. Но то пули! Не снаряд. - говорит Ерофеев рассудительно и берёт товарища за плечи. - А ты садись, садись, отдохни.
Либерман раздражённо отталкивает руки комполка.
- Говорю тебе, что прямое попадание было! Из пушки! Сам видел! Собственными глазами! Снаряд в него попал, взорвался! Его на куски должно было разнести, а только на землю повалило! Потом он встал и перебил весь отряд Кручёного! - кричит Либерман. - Весь! Самостоятельно! Да что там разгромил! Разбил, разнёс в пух и прах! Если десяток убежал, то это ещё хорошо!
- Как перебил? - удивляется комполка. Он Волчью дивизию презирает, потому что убийцы и грабители, но знает, что бойцы хорошие. Так просто их не разобьешь. - Чем перебил, Боря?
- Голыми руками! Растоптал, разорвал, раздавил! В него пуль высадили несколько сотен и ничего!
- Ты точно это видел? - переспрашивает Ерофеев.
Либерман встает, снова кладёт руку на сердце, смотрит в глаза комполка.
- Торжественно клянусь Розой Люксембург. - говорит комиссар и Ерофееву после такой клятвы ничего не остается, как поверить.
Потому что Роза Люксембург - святая революции, комиссар Либерман носит возле сердца её портрет и если уж клянётся её именем, то можно не сомневаться.
- Борь, а как это? - в недоумении разводит руками комполка.
- Да и я сам не понимаю как! Но это не важно! Зато я понимаю, что если бы вот такого великана поставить на службу революции, то можно было бы большие дела делать! А если сделать их несколько тысяч! Да мы бы за год всех врагов революции разгромили по всему миру! - Либерман снова вскочил и аж кричит. - Вот почему надо немедленно сообщить Москву! Там специалисты есть, специальный отдел Чека, который этим занимается! Надо чтобы они немедленно прибыли сюда!
- Что же это получается, революцию будут чудовища делать? - сомневается Ерофеев. - Как-то это неправильно. Трудящиеся должны подняться, взяться за оружие и, как говорится, на собственных штыках установить коммунистическую власть на всей земле.
- Это было бы хорошо! Но надо смотреть правде в глаза! У нас сильные и коварные враги! Которые могут не дать своим рабочим и крестьянам подняться! Так что нам нужно убрать эту сволочь, чтобы она не мешала победному шествию революции!
- Но чудовища ... - аж кривится Ерофеев.
- А хоть бы и чудовища! Да хоть кто! Главное, чтобы революция победила! - кричит Либерман.
- Просто как-то не шибко красиво выглядит. - нерешительно бормочет Ерофеев.
- А что тут некрасивого? Сам посмотри! Вот у нас пулеметы английские, "Максимы". Будто бы чужие, но они ведь на благо революции служат, её защищают! Значит, свои! Так и то чудовище будет на победу коммунизма работать! Ты только представь, Андрей! Если бы иметь тысячи таких вот солдат, которых и снаряды не берут! Это хоть сейчас можно всю контрреволюцию здесь разбить и понести волю народам мира! - комиссар начинает нервно ходить. - Это такой шаг к победе всемирной революции! Огромный шаг! - Либерман снимает фуражку и вытирает пот, выступивший на лбу. Ерофеев опять испуганно смотрит на комиссара. На его уши. Господи, что же это за уши! Налились красным, пульсируют, страшно на них смотреть, потому что хочется рубануть саблей и отсечь их прочь, словно лягушек каких-то, присосавшихся к комиссарской голове! Еле отводит взгляд и кивает головой, мол, согласен. Знает, что товарищ Либерман всей душой за революцию, не будет абы что говорить.
Либерман останавливается и о чём-то думает.
- Мы не будем ждать! - кричит комиссар.
- Чего? - не понимает комполка.
- Выступим сейчас же! Окружим дом фон Шпила, чтобы чудовище никуда не сбежало! Вперёд! - комиссар бежит к двери.
- Боря, стой! - Ерофеев хватает его за руку.
- Что?
- Уши спрячь! Ты же комиссар. - Ерофеев и сам краснеет, потому что ему неудобно перед боевым товарищем говорить такое.
- А! Вот чёрт! Забыл! Надо же было так вляпаться! - Либерман прячет уши под фуражку.
- А чего одно дырявое? - спрашивает комполка.
- Кручёный прострелил.
- Как он тебя не убил?
- На потом оставил. Хотел помучить. Но не успел.
- Кручёного чудовище тоже убило?
- Да куда там! Сбежал, гад! Только увидел, куда все поворачивает, так и сбежал. Чудовище и меня бы убило, да я мёртвым притворился. Даже не дышал, пока оно рядом ходило. Ну, всё, спрятал чёртовы уши! Пошли!
Они выходят, Ерофеев приказывает выступать. Солдаты недовольны, потому что ночь уже скоро, но приказ есть приказ.