Аннотация: Чет с Мирой устраиваются на свободе, а Андрей принимает участие в Кенгирском восстании, чудом остается жив, выходит на свободу под чужим именем и встречается с Джамилёй.
25) Лето, 1950-й год, Узбекистан
Чет умывается у рукомойника во дворе, укрытом тенью большого дерева. Фыркает теплой водой, мылится, потом смывает. Вокруг него красота: Мира насадила цветов, а Чет - несколько фруктовых деревьев. Через несколько лет будут у них свои абрикосы и хурма. А пока вон на столе истекает соком местная дыня, мясистая и сладкая. Чет садится за стол, он немного раздобрел и выглядит счастливым. Ломает еще горячий лаваш, смотрит на Миру, которая хозяйничает возле печи во дворе, насыпает две тарелки плова. Чету много, с горой, себе - в половину меньше. Приносит к столу, садится сама.
- Мира, жир! - напоминает Чет. Вообще-то по документам она не Мира, а Антонина. Антонина Колядина, бывшая воровка из Ростова. Но Чет зовёт её Мира. Да и все так зовут, потому что кто там видел её документы. - Выпей жир.
- Да я уже почти не кашляет!
- Всё равно. - настаивает Чет и придирчиво смотрит на неё.
Мира вздыхает, идёт в дом, возвращается с ложкой суркового жира. Чет заставляет пить этот жир, чтобы лечить туберкулёз. Она глотает, морщится чуть не до слёз, этот жир ей не нравится.
- Ну, будто ребёнок. - укоряет Чет и на его лице видно что-то похожее на улыбку.
- Да надоел мне этот жир. - оправдывается Мира.
- Жир, как жир. - Чет набирает большую ложку плова и бросает в рот. Жуёт, вертит головой, облизывает губы. - Почти вкусно!
Мира натужно улыбается, потом принимается за еду и быстро всё съедает, тщательно вытирая тарелку лавашом. Потом и мыть эту тарелку не нужно, будто чистая. Чет свою тарелку не вытирает. Он же никогда не голодал, не знает, что это такое, когда желудок от голода воет день за днём. Он всегда был сыт, уж последние годы, когда работал врачом, так точно.
После плова едят прекрасную дыню, купленную на рынке. Мира дышит легко, видно, что болезнь уже отступила. Чет так и надеялся, что жаркий местный климат и хорошее питание её вылечат. Мира заметно похорошела. Ей вставили зубы, может теперь улыбаться искусственными челюстями, которые почти как настоящие - делал хороший мастер из ссыльных. Выглядит она великолепно, особенно в этом платье, подчеркивающем её точёную фигуру. Чет смотрит на Миру и сладко вздыхает.
- Что? - смущается она.
- Красивая ты баба, Мира!
Притягивает её к себе, жадно целует, сажает на колени. Так вместе и сидят, словно голубки. Обнимаются. Потом Чет вскакивает с Мирой на руках, несёт её в дом. Там постель. Они занимаются любовью. Мире не очень это нравится, она навсегда запомнила, как её насиловали, сначала во время следствия, а потом в лагерях. Но она знает, что Чет спас её. Несколько раз. Вернулся за ней, как-то смог вытащить из лагеря. Чет единственный, кто у неё теперь есть. Так что она с радостью сделает ему приятное. Подруги рассказали, что женщина должна стонать в постели, поэтому Мира старательно стонет и хрипит. Чтобы только Чету было хорошо.
После всего лежат, разморенные. Мира надевает халат и идёт за чаем. Приносит два пиалы. В жару хорошо пить чай.
- Я договорился, на следующей неделе поедем в Ташкент смотреть малыша. - говорит Чет и далает большой глоток чая. Мира дёргается, как будто её ударили. Отставляет пиалу и сидит с каменным лицом. Чет гладит ей голову, целует. - Ну чего ты надулась? Сколько раз уже говорили об этом! Лечение тебе пока не помогает, забеременеть ты ещё не можешь. Возьмём сиротку. Потом, если удастся, и ты родишь. Я хочу много детей.
Чет опять целует её. Она сидит грустная. Чет разглядывает её, снимает с плеч халат, любуется обнаженной. Её острые плечи, тонкая шея, светлые кудряшки, розовые ушки. Она похожа на его погибшую сестру, но Чет об этом старается не думать, потому что это как-то неправильно. Обнимает Миру к себе, она его возбуждает, Чет снова готов. Он сам себе удивляется, ведь всегда был спокоен в этом плане, почти равнодушен к дамскому полу, а тут готов хоть и по три раза в день забавляться.
Жадно целует Миру, а та сидит словно каменная.
- Ну что? - шепчет Чет.
- Почему я такая? - она начинает плакать. Мира очень тяжело переживает то, что не может забеременеть. Вокруг дети, у соседок, знакомых, толпы детей. Война закончилась и женщины много рожают, а она не может забеременеть и сильно нервничает. Она же знает, что Чет хочет детей. - Почему я не могу забеременеть? - она уже рыдает и прячет лицо в плече Чета.
- Солнышко, ты будто не знаешь. - спокойно и рассудительно говорит Чет. - Трудная жизнь у тебя было, а это сказывается. Не расстраивайся. Всё будет хорошо.
Мира смотрит на Чета, гладит его волосы.
- Ты хороший. За тебя любая пойдет. Ты себе другую найдёшь, которая тебе детей родит. Сколько захочешь.
Чет целует её и притворно вздыхает.
- Ну вот, опять за свое! Сколько уже раз говорил, что люблю тебя и все другие мне безразличны! Письменно тебе написать или поклясться?
- После войны женщин много, а мужчин мало.
- Ну и что? Лучше о малыше подумай. Вот представь, что будет у нас малыш. Пацан! Как мы его любить будем! О-го-го! И в Ташкенте ведь сирот много, самых разных. Выберем лучшего!
- Да. - Мира грустно кивает, целует Чета.
- Пошли на двор, дыни хочется. - говорит он, видя, что приставать сейчас к Мире не очень уместно. Одеваются, выходят. На их дыни уже куча ос. Приходится их разгонять. Затем едят сочную мякоть, Мира ставит на печь чайник.
- Нужно самовар купить. - говорит Чет.
- Да и так ничего. - Мира экономит деньги, они же живут на одну Четову зарплату, не очень роскошно.
- Милая, а ну спой. - просит вдруг разомлевший от счастья и жары Чет. - Люблю тебя послушать.
- Да ну. - Немного стесняется Мира.
- Пожалуйста. - настаивает Чет. - У тебя же такой голос! Давай, что-то из ваших, карпатских.
Он обнимает Миру и прижимается щекой к её тонкой руке. Мира начинает петь какую-то грустную песню. О парне, которого забрали в армию и не вернулся он домой, а девушка его за ним тужит, скучает. Наверное, вспоминает что-то Мира, потому что дрожит её голос, а на глазах слезы. Чет слушает и сам слезу роняет. Обнял Миру, сидит и думает, что у покойной сестры такой же голос был. Только песни она пела весёлые. Ещё не знала, бедняга, что будет.
Потом за Четом прибегают из больницы. Привезли тяжелого больного. Теперь сюда возят за много километров, потому что о Чете пошла слава, что чудеса делает и спасает тех, кого спасти невозможно. Чет целует Миру и просит сделать на вечер окрошку. Мира обещает.
26) Лето, 1954-й год, лагерный пункт Кенгир под Джехказганом, Казахстан
Политические заключённые собрались на тайное совещание. Обсуждают план восстания. Потому что Сталин давно уже умер, а их всё не отпускают. Нужно действовать. Говорят руководители различных групп.
- Мы будем готовы через неделю.
- Администрация может узнать, всюду её люди.
- Шпионов надо убрать. У нас будет шанс, только если мы ударим неожиданно.
- Мы знаем двух предателей. Кто возьмётся за них?
Тишина. Поднимается Андрей. Он постарел, почернел лицом, но глаза горят так же неистово, как и тогда, в Сибири, когда он рубал блатным головы.
- Я. - говорит Андрей и все на него смотрят с раздражением. Потому что он одиночка, ни с кем не сходится, даже со своими, с бандеровцами. Говорят, что он сумасшедший, по крайней мере, бешенный какой-то. Здесь уже затевал несколько драк с блатными без всякого повода, сидел в штрафной зоне, но нисколько не изменился. Вон как сверкает глазами своими ненормальными.
Руководители политических смотрят на Андрея. Понимают, что этот, если пообещал, то выполнит.
- Сколько тебе нужно людей в помощь? - спрашивают у Андрея.
- Я сам. Говорите кого.
На следующий день вечером Андрей сидит возле барака. Замечает, как вышел один из заключённых. Пошёл к выгребной яме. Пока тепло, все ходят туда, а не на парашу в бараке. Андрей выжидает, затем встает и подходит. В рукаве свитеру у Андрея заточенный штырь. Научился делать такие у блатных. Видит, что человек спустил штаны, сел на настил возле края ямы, тужится. Здесь у всех запоры, питание плохое. Андрей подходит, будто тоже в туалет. Неожиданно замахивается и вгоняет штырь в шею жертве. Человек даже крикнуть не успел, только хрипит. Схватился за руку Андрея, но поздно. Андрей вырывает руку со штырём, а предателя толкает в выгребную яму. В помои и дерьмо.
- Там тебе и место, тварь! - шепчет Андрей и весь аж дрожит от гнева.
Второго стукача убивает возле столовой. Рядом небольшая ферма, где держат свиней для руководства, которому надоела местная верблюжатина. Андрей бросает тело свиньям. Вон они уже они хрюкают и рвут. Эти так подберут, что только череп останется. Андрей возвращается в барак. Кивает вожакам, что дело сделано, вытирает штырь от крови, прячет его. Скоро штырь пригодится.
Когда через неделю дают сигнал начала восстания, Андрей одним из первых бросается на охранника. Убивает, забирает автомат, стреляет из него по вышкам. Солдаты, кого не убили, быстро убегают прочь. Андрей рыщет лагерем. Он знает, что здесь где-то должен быть Миша Астраханский. Блатные на Кенгире сидели тихо, потому что слишком много политических: бандеровцев, "лесных братьев" из Прибалтики, бывших пленных солдат и офицеров Красной Армии. Все они прошли войну, этих просто так не запугать. Так что блатные позволяли себе щипать только фраерков, попавших сюда по хозяйственным делам.
Андрей несколько раз видел Мишу в окружении блатных, знал, что он здесь. Поймал одного из воров, всего в татуировках. Повалил на землю, приставил к горлу ствол автомата.
- Где Миша?
- Что? - хрипит зэк. Андрей стреляет, пуля входит в землю, раскалённый воздух жжёт зэку шею.
- Следующий выстрел в тебя. Где? - кричит Андрей. Зэк смотрит ему в глаза. Он разбирается во взглядах и у него нет сомнений, что этот сумасшедший выстрелит.
- В седьмом бараке, за печкой. - тихо говорит зек.
Андрей бросает его и спешит в седьмой. По лагерю бегают восставшие, пьяные от ощущения свободы и победы. Не знают, что делать, суетятся, кричат, обнимают друг друга. А вот Андрей знает, что делать, врывается в седьмой барак. Воры, которые там прятались, испуганно смотрят на него. Андрей уверенно идёт за печку. Несколько воров пытаются помешать ему, но он молча наставляет автомат. И блатные расступаются. Андрей заглядывает за печку, видит кучу наваленного тряпья. Прыгает на эту кучу ногами, слышит стоны. Андрей разбрасывает тряпьё, находит Мишу Астраханского. Бьет его штырем в шею. Натренированный удар. Миша хрипит, пытается вырвать штырь, но Андрей давит и штырь заходит все глубже, пока не упирается в пол. Миша еще немного дёргается и затихает. Андрей долбит ему голову прикладом, чтобы уж наверняка, чтобы не выжил, гад. Потом плюёт на мертвого врага. Воры отворачиваются, стараются не смотреть в его сторону. Андрей выходит. С сумасшедшими глазами, весь в крови и с ухмылкой на лице.
Восстание продолжалось недолго. Несколько дней переговоров, нужных лишь для того, чтобы власти подтянули силы, а затем штурм, чтобы сравнять этих зэков, которые осмелились пойти против системы, с землей. Танки едут на баррикады, возведенные восставшими на границе лагеря, гулко стреляют. За танками бежит пехота, стрекочет из автоматов. Т-34 легко делают проломы в барикадах, пехота бежит в них, наступление продолжается, огневые точки восставших быстро уничтожаются. Уже к обеду полная победа. Солдаты ходят лагерем, собирают оружие, сносят труппы. Несколько солдат разбирают завалы. Когда один кричит из руин бывшего барака.
- Товарищ капитан! Здесь есть кто-то живой!
Солдаты раскидывают куски самана, достают из-под них тело мужчины. Это Андрей. Он бз сознания, с обоих ушей течёт кровь. Снаряд разорвался рядом, контузия, а еще ударило по голове куском самана. Подходит офицер, тот самый Калинин, который когда-то приставал к Лиде. Он до сих пор в чине капитана, поскольку пьёт. За пьянство его и перевели из Германии в эти дикие степи, где он пьёт еще больше, уже дважды допивался до белой горячки.
- Живой? - равнодушно интересуется Калинин.
- Да вроде живой. Как и уцелел? - удивляется солдат, так как Андрея откопали из-под целой кучи саманного кирпича.
- Тащи его в особый отдел, пусть разбираются, кто такой. - приказывает Калинин.
- Может, к врачу сначала? - солдат кивает на окровавленного Андрея.
- Ну, тащи к врачу. Только чтобы не убежал!
- Да куда он убежит? Разве что на тот свет!
- Ну, давай, пошёл! - нервничает Калинин. Достал сигарету, закурил, сделал несколько затяжек и выкинул. Ему хочется выпить, но здесь так много всякого начальства, что негде и спрятаться да потянуть из трофейной фляжки.
Солдат тянет Андрея к куску брезента, натянутому прямо в степи. Там хозяйничает Чет, которого неожиданно забрали из больницы. Ничего не сказали и повезли на север в колонне войск. По дороге узнал, что какое-то восстание в степных лагерях в Казахстане. Вот сегодня лагерь взяли штурмом. Зэки оказывали отчаянное сопротивление, хотя оружия у них почти не было. И отчаянные же, с гвоздями заточенными на автоматы бросались.
Чет уже помог раненым солдатам, теперь занимается пленными. Осмотрел и Андрея. Перевязал ему голову.
- Контузия и травмы головы. Жить будет. - Чет диктует медсестре, которая всё за ним записывает.
Чет переходит к другим раненых зэков, которых много. Андрея тащат за колючую проволоку, которую только что натянули. Там собраны все зэки, выжившие после подавления восстания.
Через несколько дней Андрея ведут на допрос. У него-то спрашивают, но он ничего не слышит - в голове шум. Хочет сказать об этом, но только мычит в ответ. Он знает слова, знает, как сказать, но не может. Вместо слов лишь дурацкое мычание, будто корова какая-то. Офицер особого отдела смотрит на него подозрительно. Затем заходит за спину, выжидает момент и неожиданно кричит на ухо. Андрей сидит, как сидел, даже не дрогнул.
- А ну посмотри, по формулярам, глухонемые в лагере были? - приказывает офицер прапорщику, который ведёт бумажную работу. Тот начинает листать список заключенных.
- Ага, был. Иван Колымагин, 1927-го года рождения, осужден за попытку убийства.
- Не политический?
- Нет, уголовник. Третья судимость. Вор-рецидивист.
- Ну, тогда к уголовникам его. - приказывает офицер.
Андрея уводят. Вечером он сидит у костра вместе с другими зэками, слушает разговоры. Какой-то старый зэк рассказывает, что будет дальше.
- Уголовникам даже сроков не добавляют. Все же знают, что восстание организовали бандеровцы и другие политические. Вот их и накажут. А нам хоть бы что!
Зэки хохочут. Через несколько месяцев, уже в новом лагере, Андрея вызывают в администрацию. Там сидит офицер с его личным делом.
- Ну что, Ваня Колимагин, срок ты почти отсидел, здесь еще амнистия, так что выпускаем мы тебя на волю. На волю! Понимаешь?
Андрей кивает головой и что-то мычит. Уже привык не разговаривать.
- Хер тебе поймешь, Ваня. Ну и пусть. Готовься на выход.
Андрей мснова мычит. Он уже умеет понемногу разговаривать и слышит хорошо, последствия контузии проходят. Но не спешит демонстрировать свои возможности, дальше изображает немого придурка.
- Дадим тебе билет в Тамбовскую область. И хлеба немного, чтобы не воровал в пути еду. Не будешь воровать? Не хочешь сюда вернуться?
Андрей крутит головой, что нет, не хочет.
- Молодец. А теперь вали отсюда, дурак!
27) Осень, 1954-й год, степи на юге Казахстана
Андрей идёт по дороге в степи. За плечами почти пустой рюкзак. Ноги заплетаются, кружится. Он очень слаб. Время от времени садится передохнуть. Не позволяет себе ложиться, хотя его так и валит на землю. После освобождения ни в какую Тамбовскую область он не поехал. И домой тоже. Понимал, что там его сразу заметут. Сошёл с поезда на первой же станции и двинул на юг. На север не хотел, намерзся. Пошёл степями, чтобы не схватила милиция на вокзалах или дорогах, не стала спрашивать, куда это он собрался. Теперь он прошел какой-то аул в районе обеда, думал до ночи куда-то прийти, но не дошёл. Здесь другие расстояния и сил у него маловато. Андрей снова садится передохнуть, потом с большим трудом поднимается, проходит несколько метров и падает. Лежит прямо на дороге.
Через некоторое время по дороге едет телега на двух больших колесах. Телегу едва тянет ослик. На телеге сидят двое местных в тюбетейках и халатах. Уже вечер, в темноте тело не видят, так бы и проехали, но осёл остановился. Люди слезают, находят Андрея, лежащего без сознания. Лезут ему в карман, достают справку об освобождении. Смотрят на неё вверх ногами, потому что читать на русском не умеют. Разговаривают между собой на казахском.
- Печать есть! Это документ! - авторитетно говорит первый.
- Нет. Если он умрет, по следу нас найдут. Приедет участковый, будет снова баранов требовать.
- Я не хочу везти его домой. А вдруг он из заключенных?
- Давай отвезем ее Джамиле! Ей уже ничего не страшно, она дочь врага народа!
- О, давай! Она же сама живёт!
Поднимают Андрея, тянут его к возу, грузят, едут дальше.
- А как Джамиля появилась в наших местах? - спрашивает первый.
- Её отец был богатым человеком, имел несколько тысяч коней, где-то на севере, за Аралом. Потом стали собирать всех в колхозы, а он не захотел отдавать скот. Подстрекал людей, его арестовали и он навсегда исчез в лагерях. Мать её умерла с горя, а сама Джамиля сбежала оттуда, пришла сюда, поселилась в пустом доме, оставшемся от расстрелянных русских. Там и живёт.
- Говорят, у неё чёрный глаз.
- Да, её все боятся. Она же дочь врага народа.
- И глаз чёрный. - настаивает первый. - Помнишь Джамбула? Все же ему говорили, чтобы он не ходил к ней. Предупреждали!
- Она же красивая.
- Змея тоже красивая! - раздражается первый. - А жалит до смерти! Джамбул ходил к Джамиле и умер! Потому что у неё чёрный глаз!
- Он замерз в степи, потому что заблудился из-за метели.
- Джамбул был хороший джигит, просто так бы не заблудился. Она выпила из него силы своим чёрным глазом.
- Может и так. - второй пожимает плечами.
- Этого русского она тоже убьёт.
- Что его убивать, он и так почти мертв.
Едут дальше, впереди посёлок. У первого же двора останавливают воз, перебрасывают Андрея через глиняную ограду. Он со стоном падает. Прыгают на воз и погоняют осла.
Андрей лежит. От удара о землю пришел в себя. Не понимает, где он. Начинает стонать. Из дома кто-то выходит. Женщина с фонарём. Это Джамиля, высокая, с раскосыми глазами, круглыми щеками и чёрными косичками. Спрашивает, кто во дворе, голос у неё совсем не испуганный. Андрей стонет. Женщина подходит к нему, приседает, видит, что русский.
- Кто ты? - спрашивает по-русски, с заметным акцентом.
Андрей что-то мычит. В лагере он так боялся сказать хоть слово, что почти разучился говорить. Джамиля помогает ему подняться и дойти до дома. Там дает ему сладкого чаю с хлебом и укладывает на полу. Андрей почти сразу засыпает.
Утром просыпается. Смотри вокруг, не понимает, где он. Выходит из дома во двор, шатается, видит Джамилю, которая разожгла тандыр и печёт хлеб. Андрей улыбается ей.
- Здравствуйте. - он говорит на русском, но странно произносит слова. Это после ранения и нескольких месяцев молчания.
Джамиля улыбается, кивает ему, лепит на стенку тандыра последний блин теста.
- Привет. Я думала, ты - немой.
- Я был немой. Травма головы. Сейчас отошёл немного. Меня зовут Андрей.
- В справке об освобождении написано, что ты - Иван.
- А можно я буду Андреем?
- Как хочешь. - Джамиля улыбается.
- А тебя как зовут?
- Джамиля.
- Ты красивая.
- А ты слабый. Заходи в дом. Скоро будет свежий хлеб, поедим.
- Я лучше посижу на улице. Подышу воздухом.
Он садится на пристенок. Дышит, щуриться на осеннем солнце, смотрит на Джамилю.
- А ты из Сибири? - спрашивает женщина.
- Бывал. - кивает Андрей.
- А ты никогда не встречал Айтугана Асланова? Ему где-то за пятьдесят лет.
- Нет, такого не встречал. - Андрей крутит головой. - А кто это?
- Мой отец. Его арестовали, когда я была ещё маленькой. И больше о нём никто не слышал. Он словно исчез.
- Ну, мы с тобой и пара! - улыбается Андрей. - У тебя отец был арестован, а я возвращаюсь из лагерей.
- Мы с тобой не пара. - грустно говорит Джамиля. - В справке написано, что ты женат. У тебя семья в Тамбовской области.
- Это Иван женат. А я - Андрей. Я с семнадцати лет по лагерям, которая там уже семья. Присядь, Джамиля, отдохни.
Она подходит, садится рядом.
- Как так получилось, что у тебя справка другого человека? - через время спрашивает Джамиля.
- Длинная история. Не хочу вспоминать. Просто мне повезло.
Они сидят вместе, между ними небольшое расстояние, молчат. Потом рука Андрея приближается к Джамиле. Она не убирает свою руку. Прикосновение. И так сидят дальше.