Старуха сидела на камне, подстелив под себя потрепанную черную шаль и закутавшись в плащ, цвет которого невозможно было уже определить. Одну руку она опустила на голову большого волка, который лежал у ее ног, щурясь от удовольствия. Длинные, белоснежные волосы женщины стелились по земле. Иногда старуха отводила их от лица. Нельзя было сказать, сколько ей лет. Лицо ее менялось, когда волк поднимал голову и смотрел на нее. Иногда ему казалось, что она древнее всех на земле, а иногда - что это девушка, шутки ради притворяющаяся старухой.
Она смотрела на лесное озеро, по поверхности которого скользил лунный свет, и негромко говорила. Волк прекрасно ее понимал, ибо говорила она на том старинном, забытом уже всеми языке, который понимает каждый, в ком есть жизнь. К ее шелестящему голосу прислушивался не только волк. Деревья у озера, трава под ее ногами - все внимали ей, но ответить могли только шорохом листьев.
Волк очень любил эти мгновения, когда старуха начинала рассказывать что-то. Он запоминал все, что говорила она, потому что ей оставалось уже немного. Все тяжелее было ей подниматься со своего любимого камня у озера и однажды она останется сидеть на нем навсегда. Тогда волк поднимет свою лобастую голову и горестно взвоет, оповещая всех лесных обитателей, что Она ушла. А пока он сопровождал ее повсюду. Он тоже был уже не молод, в густой шерсти пробивались седые волоски, по цвету не отличавшиеся от волос его Хозяйки. Но волк знал, что жить ему еще долго, и он может постоять за Нее.
Старуха звала волка Ветром. Он отзывался на эту кличку, хотя и не понимал, почему Хозяйка выбрала для него именно это имя. Ветер - это то, что нельзя ухватить зубами, нельзя потрогать лапой или увидеть. Однажды Она сказала, что назвала его так, потому что он быстр как ветер, но волк все равно знал, что даже при самом быстром беге никогда не обгонишь даже самый слабый утренний ветерок, который качает камыши на берегу. А даже если и опередишь его - ветра же все равно не видно. И волк отзывался только потому, что иначе Хозяйка его и не звала.
История, которую начала сегодня рассказывать Хозяйка, отличалась от других, поэтому деревья перестали шуметь, а совы, вылетевшие на свою ночную охоту, тихонько рассаживались на ветвях, стараясь занять место поближе. Но Она обращалась, как всегда, только к своему четвероногому спутнику.
- Знаешь, Ветер, иногда бывает так, что волки становятся людьми. А люди - волками.
Ветер поднял голову и недоверчиво фыркнул. Старуха тихонько рассмеялась голосом, который был похож на клекот птиц, который летят на юг осенью.
- Бывает и многое другое, чему ты никогда бы не поверил. Но это - истинная правда. - Она помолчала немного и продолжила рассказ.
- Там, куда мы с тобой ходим иногда, жили люди, - она махнула рукой в сторону леса. Но Ветер и так знал, что за место, о котором она говорит. Он мог бы найти его даже с закрытыми глазами в самую глухую полночь. На пепелище деревни осталось несколько печных труб и пахло там старой-старой болью, смертью и криками. Он не смог бы объяснить, откуда знает это, но шерсть на его загривке дыбилась каждый раз, когда они с Хозяйкой приходили в разрушенную деревню.
- Это были обычные селяне, дровосеки и углежоги, землепашцы и собиратели меда. Жил среди них и мельник с дочкой. Деревня стояла на берегу такого же озера, как это, только большого. Мельник молол муку, говорили, что он знался с водяными, которые вертели колесо его мельницы. Но никто ни его, ни мельникову дочь не обижал. Потому что даже в самый голодный год, в самую холодную зиму находился у него мешочек муки для тех, кто не запасся на трудное время. Дочка его была приветлива и весела. Вела хозяйство и собирала целебные травы в лесу. Глядя, как помогает отец односельчанам, и она взялась лечить их. Даст корешок, чтобы волосы блестели у девок, или сушеные листочки, чтобы лица у парней чище стали. Подросла она и стала исцелять детишек, заговаривать порезы и ссадины. Любили их в деревне. Много кто приходил на мельницу не за помощью, а просто поглядеть, как ловко отец с дочерью управляются. Видимо, был среди зевак и человек с черным сердцем и тяжелым взором. Потому что вскоре мельник, по осени возвращаясь из деревни, упал с моста, который шел над узким озером и соединял его берега. Простудился и слег. Как могла лечила его Ирья. Но не сумела помочь отцу, и мельник умер. Погоревала дочь, да что тут поделаешь. Продала отцову мельницу и переехала поближе к людям, в избушку на окраине деревни.
К тому времени зачастили к ней женихи. Не была она красавицей - веснушчатая, рыжая как огонь и росточка небольшого, да ведь дело-то не в этом. Много кто из парней деревенских на нее заглядывался, особенно с тех пор, как мельник умер, потому что стала она как-то старше сверстников сразу, похудела, смеялась редко, но для малышни всегда находила она доброе слово или улыбку. Кумушки одобрительно шептались. Мол, и хозяйственная, и матерью хорошей будет - вон как с малышней возится, и то, что травки разные ведает, так это на пользу только.
Но всем отказывала Ирья. Почему, зачем - кто ее знает? Может, не хотела сразу после смерти отца замуж выскакивать, может, не нравились ей деревенские ухажеры. Так и жили, она одна, да только целый день в делах - там роды помочь принять, тут парень-неумеха косой палец отхватил. По ночам допоздна горел огонь в ее окошке, сушила она травки или пряла.
Проездом был городской маг. Старый, сухой, как ковыль седой. Посмотрел на Ирьины занятия, одобрительно покряхтел и позвал в город - учиться, настоящей травницей с дипломом стать. Обещал под свою опеку взять. Никто не сомневался, что желает он добра Ирье, да только и ему она отказала. Покачал головой маг, переписал у нее несколько рецептов и наказал, как в городе будет - к нему за любой помощью обращаться, если что. С тем и уехал.
Вздохнули односельчане - что за упрямая девка, но в душе порадовались тому, что такая умелая - и с ними осталась.
С детства снился Ирье сон. Что идет она по ночному лесу и слышит волчий вой, далекий, жалостный, полный горя и боли. Потом доходит до озера, а в траве волчонок - крохотный, глаза только открыл. Берет его на руки Ирья и к сердцу теплый ком покатывает, так доверчиво на нее звереныш смотрит. И глаза у него не волчьи, а человеческие, изумительного серебряного цвета.
Просыпалась она после таких снов с сильно бьющимся сердцем. Ворочалась до утра и думала, может, замуж выйти? Нарожать детей и жить спокойно? Может, знак ей это? А то подружки все уже замужем, своих детей качают. Одна она, перестарок уже по деревенским меркам, с чужими возится. Но наутро отступали тяжелые думы, некогда единственной в деревне знахарке такие вещи обдумывать.
И вот однажды, в полночь пошла Ирья в лес за корешком особым, который только под луной собирать надо, и только простоволосой и босой. Не дастся он в руки той, что пришла за ним закутанная как капуста. Надо быть чистой и идти к нему со светлыми помыслами. Помогает он женщинам в их болестях, роды облегчает.
Идет Ирья по лесу в одной рубахе, осторожно босыми ногами переступает, стараясь траву не помять. Поскольку каждый травник знает, что к цветам и деревьям надо с лаской подходить. Замерзла уже, весна в том году поздняя была, только-только снег сошел. Да корешок тот - лунный, как бабы его зовут - первым появляется, распускает над стылой землей белые цветы, дрожит на ветру, словно пытается к земле прижаться, согреть, точно жена к мужу льнет.
Почти дошла уже до лесного озерца Ирья, как вздрогнула от волчьего воя. Это дома, на полатях хорошо сны всякие смотреть, а тут похолодело все у травницы внутри. Волки в тот год сильно лютовали, несколько человек из деревни задрали, что за дровами пошли. И вой-то был не такой, как во сне ее, а злобный, радостный - гнали кого-то звери. Но против воли ноги понесли Ирью к озеру. И у самого берега наткнулась она в первой весенней траве на комочек меха. Маленький - в ладонь девичью, повизгивал у ее ног волчонок. Не думая о волчьем гоне, ни о том, что замерзла уже, ни о том, что не соберет она уже лунный корешок, подняла Ирья волчонка на руки. Глянула в его серебряные глаза и поняла, что умрет, но волчонка не отпустит и не отдаст никому в мире. Бегом мчалась Ирья домой с волчонком на руках, дыхание сбивалось, ветки били по лицу, словно сам лес не хотел отдавать травнице ее находку. Лишь бы успеть, лишь бы волки не учуяли.
Они учуяли. Да была уже Ирья на окраине деревни, вихрем пронеслась до своей избушки, захлопнула дверь на засов и только тогда отдышалась. Забрехали собаки, услышал волков, зашумели люди. Волки постояли на опушке леса, да и скрылись в зарослях. Сбылся сон Ирьин.
Свернула она из старой кофты гнездышко, налила в миску молока. Но не стал найденыш лакать, только пальцы Ирьины в молоко обмоченные облизал. Свернулся в своем гнездышке и уснул, точно всегда тут жил. И впервые за долгое время Ирья уснула счастливая.
О находке быстро стало известно в деревне. Пришли односельчане, неодобрительно покачали головами, напомнили, что волки все равно в лес смотрят и однажды найденыш укусит руку, что его кормит. Но Ирье было все равно. Не знала она, откуда это чувство, но волчонка своего в обиду бы никому не дала. Махнули рукой в деревне на него, но предупредили, что если выйдет он со двора, спустят собак, не задумываясь. А выпускать его травница никуда и не собиралась. Назвала Ирья волка Лавиром.
Шло время, волчонок рос. Охотно играл с малышней в Ирьином дворе, но носа за ворота не казал, точно понимал, что люди говорят. По дому ходил за травницей как хвост, в ногах постели ложился. Осмелели жители деревни, привыкли к волку и стал он с Ирьей в лес ходить. Вырос он в молодого, красивого широкогрудого волка. Уже ни одна собака в деревне на него брехнуть не осмеливалась. Носил за Ирьей из леса вязанки с хворостом, которые она ему на спину прилаживала. Могла и сама смеха ради на спину ему присесть - даром что сама как девчонка маленькая, а спина у Лавира с каждым днем становилась все шире.
Через год после того, как Ирья принесла волчонка из леса, стало ясно, что он вырастет больше обычных волков. Женихи и вовсе перестали захаживать к травнице, парни, ухмыляясь, говорили, что муж ей не нужен, раз волк есть.
По весне явились в деревню королевские гонцы. Начальник отряда сразу разглядел смышленого волка и предложил Ирье продать его. Травница и помыслить не могла о таком, выгнала гонца и пригрозила, что если еще раз у себя на пороге увидит - натравит Лавира, не задумываясь.
Староста тем временем сговорился с гонцами, позвал Ирью дочку заболевшую лечить, а королевские посланники выкрали Лавира, отвалив целый кошель золота старосте. Волк не сопротивлялся, понимал он разве, что от любимой хозяйки его увозят. Накинули на него сеть попрочнее, запутали лапы кожаными ремнями, пасть перевязали веревкой. И уехали.
Заметалась по деревне Ирья, подбитой чайкой кричала, звала друга своего. Но гонцы уже во весь опор скакали в столицу, потому что его королевское Высочество ждать долго не любит. А любит король зверей редких собирать. И как прослышал про огромного дружелюбного волка с серебряным взглядом, никаких денег не пожалел, чтобы достать его.
Снова одна осталась травница. Потух огонек во взгляде, не слышал уже никто смеха ее, ни улыбки не видел. Старосте (разве что в деревне укроешь, сразу поняла она, кто гонцам способничал), правда, сказала, что если хворь какая приключится в семье - чтобы даже не думал о помощи ее просить.
Пять долгих лет жила одиноко Ирья. Перестала пускать во двор детей деревенских, соседки сразу же колдуньей окрестили - мол, как волка увезли, так и силу она потеряла. Конечно, сразу видно, что колдунья: когда с лесным отродьем жила, так лучилась от счастья, на волке каталась - где это видано? А как забрали зверюгу дикую, так обиделась на весь белый свет, добрым людям не помогает. Вскоре и детишки, которые раньше радостно ее встречали, стали ее на улице дразнить. Шла она по своим делам - за спиной звучало:
- От ведьма дикая!
- Глянь-ка, в лес направилась.
- Никак еще кого ищет, не дай бог в деревню притащит.
Ни на кого не обращала внимания Ирья. Приходила в избушку и утыкалась лицом в кофтейку, в которой Лавир спал маленький, пахло шерстью волчьей - чистой, теплой. Запах леса родного. Безутешно рыдала травница, ходила за околицу, на дорогу выходила, стояла, приложив руку ко лбу, всматривалась в горизонт - не покажется ли Лавир на дороге? Вдруг вырвался, прибежал, нашел хозяйку? Что он ее помнит, Ирья не сомневалась. Если не возвращается, значит, убили его, либо держат на цепи в глухом подвале. Пробились в ее рыжих косах первые седые волоски, паутинкой морщины на лицо легли. Знала она, что доживать свой век одна будет - кто тридцатилетнюю замуж возьмет, да со славой дурной?
Однажды осенью, стоя вечером на дороге, увидела Ирья пыль от копыт лошадей. В деревню часто приезжали пограничные отряды, оставались дня на два-три и ехали с дозором дальше. Вот и один из таких отрядов ехал. Развернулась Ирья, побрела домой, опустив плечи. Не вернется ее Лавир.
Всадники разместились на ночевку, постоялого двора в деревне не было, поэтому, кто из селян согласился - к тому и отправили. Шумели допоздна, праздновали всадники победу в стычке с отрядом соседнего королевства, с которым несколько лет уже шла вялая война. Ирья лежала без сна, опустив одну руку на кофту, из которой уже несколько лет как выветрился запах волчьей шерсти.
Далеко за полночь раздался стук в дверь ее дома. Накинула Ирья старую рубаху, перепоясалась кожаным ремешком. Долго уже деревенские ее на помощь не звали, значит это всадники, может, ранили кого в бою, может приключений ищет у колдуньи местной. На этот случай были у Ирьи несколько отваров и ухват. Открыла она дверь, и увидела на пороге одного из приезжих. Всадник был в высоких сапогах, шея наглухо замотана шарфом, куртка стеганая, дорогая, с чеканными украшениями. Лица было не разглядеть под надвинутым на глаза капюшоном. Он закатал рукав куртки и молча показал травнице глубокую рану на запястье.
Ирья отодвинулась от двери и пропустила незнакомца в дом. Он сел у стола, и, пока Ирья подбирала отвары и чистые тряпицы для перевязки, размотал шарф и снял куртку. Когда травница повернулась к всаднику, бутылки с отварами выпали из ее рук.
На шее незнакомца блестел ошейник из серебра, а глаза его отливали в свете лучины жемчужно-серым.
Он опустился перед ней на пол и обнял ноги Ирьи.
- Хозяйка, - прошептал он негромко, прижимаясь лицом к ее рубахе.
Постепенно Ирья пришла в себя, поверила в то, что этот молодой мужчина - ее волк, ее Лавир, которого она уже отчаялась дождаться. Вот значит, кого подобрала она в лесу весенней ночью. Оборотень. И как раньше она не догадалась? Серебристые глаза, слишком разумное поведение для волка, огромный рост... Конечно, давно оборотней уже не видели в этих лесах, но ей застила глаза любовь к малышу, которого надо было обогреть, приютить. Как вести себя теперь? Нашла на свою беду. Правы были соседи, надо было отнести его обратно, к матери. Но теперь уже поздно. Она его хозяйка. И он вернулся к ней. Сидит, смотрит, ждет одобрения, смотрит ей в лицо преданным взглядом. Того гляди, руки лизать начнет. Ирья сидела, опустив глаза, разглядывала поверхность стола, под которым маленький Лавир терпеливо ждал, когда хозяйка приготовит ужин и время от времени, притворно рыча, хватал ее зубами за подол. Она не знала как говорить с ним, кто он ей? И, наконец, задала тот вопрос, который задавала себе все эти годы:
- Где же ты был, Лавир? Я так ждала тебя.
Пока травница прикладывала к его руке целебную мазь, перевязывала чистым полотном, Лавир начал говорить, смущаясь, то, разглядывая свои руки, то снова поднимая взгляд на Ирью.
Лавир стал королевским оборотнем. Была такая странная должность в том королевстве. Все правители считали делом чести и престижа заполучить себе воина, который отличается невиданной силой и преданностью, а в волчьем обличье может шпионить, охранять и выполнять любые поручения правителя. Вот только добыть такого волчонка было очень тяжело. Раньше кланы оборотней отдавали одного из детенышей в виде дани, а сейчас они взбунтовались и ушли в леса. К тому же до трех лет не обращался молодой волк в человека. И чтобы добиться той верности, которой хотелось, надо было самому хозяину ухаживать за волком, приручать сначала животное - а потом приучать к себе человека. У деда нынешнего короля был свой оборотень, но это был последний оборотень на королевской службе. Все короли прошлого изображались на портретах с огромным серебряноглазым волком, лежащим у монарших ног.
Звание королевского оборотня было одинаково большой честью и большим позором. Уважали их за преданность, верность, жили оборотни в богатстве, наравне с самыми высокопоставленными вельможами. А ненавидели за то же самое, за что уважали. "Королевский прихвостень", "шавка" и многое другое можно было услышать о них. Ишь, в своем доме живет, и кто? Собака! Зверь! Когда честные граждане голодают.
И чем хуже был король, тем больше презирали его оборотня, который был вынужден согласно клятве выполнять все его приказы, даже самые странные. Прикажет король на пиру с иностранными послами под столом кости ловить - отправится оборотень под стол.
Ни одна женщина в королевстве не пойдет по доброй воле за него замуж, это же волк, не человек! Было даже такое наказание для знатных дам королевства: провинившуюся особу выдавали замуж за оборотня. Правда, чаще всего эти браки совершались фиктивно. Но позор для аристократки был несмываемый.
Лавир рассказал Ирье, какое королевское гостеприимство было ему оказано. Первый год бился волк о стены своей темницы, разбивал лапы и морду в кровь, пытаясь выкопать проход, перегрызть решетки. Не ел, истощал так, что ребра торчали, и уже ни один лекарь в королевстве не обещал, что он выживет. Насильно кормили Лавира четверо гвардейцев, разжимая ему челюсти и вливая бульон в горло. Он упирался, выл. Но молодой организм брал свое. И постепенно волк смирился. Он ел и уходил в самый темный угол камеры, сворачивался клубком и вспоминал хозяйку.
Оборотень пообещал себе, что выживет, соберет все силы и вырвется из плена. И тут совершился первый оборот. Лавир знал, что может становиться человеком, но все равно, непривычно давались шаги на двух ногах, трудно было обращаться со столовыми приборами, а первые слова, вырвавшиеся из его горла, больше напоминали рычание. С каждым днем рос Лавир-человек. Когда он достиг возраста волчьей зрелости - пять лет, то обращался уже в молодого мужчину. Постепенно оборотень привык жить среди людей, научился грамоте, полюбил читать огромные фолианты из дворцовой библиотеки, которые приносил ему король, в надежде завоевать его доверие. Но хозяйку не забывал ни на секунду. И согласился принести присягу и поклясться в верности его Высочеству только тогда, когда король пообещал ему встречу с хозяйкой.
После присяги на Лавира надели особый ошейник, который повиновался воле короля. Не угодил - и кольцо вокруг шеи сжимается все туже, темнеет в глазах. Вел себя хорошо - и его почти не чувствуешь. Этакая иллюзия свободы. Но обещание королевскому оборотню нерушимо - и Лавира отпустили повидать ту, ради которой он жил эти годы. По дороге сопровождающие оборотня наткнулись на небольшой вражеский отряд, в стычке с которым, волк и получил ранение.
Ирья вглядывалась в сидевшего перед ней Лавира. Это был и ее волк, и в то же время чужой, незнакомый ей человек. Среднего роста, русоволосый, с жилистыми руками. О волчонке, которого она подобрала, напоминал лишь цвет глаз да что-то неуловимое, хищное в невеселой усмешке, которая появлялась на его лице, когда Лавир говорил о годах в темнице замка.
Травница спохватилась, когда за окном запели первые петухи. Надо было устроить гостя на ночь, он проделал долгий путь. Ирья расстелила на полу у своей кровати старое одеяло. Все это время оборотень следил за ней настороженным взглядом: не прогонят ли его, не испугается ли хозяйка?
Но, когда Лавир увидел, что в изголовье Ирья положила ту самую кофту, он впервые за это время широко и радостно улыбнулся. Когда его хозяйка потушила свечу и улеглась на свою узкую кровать, в темноте оборотень осторожно взял ее руку и прижал к губам. Так они и уснули.
Наутро Лавир снова закутал свою шею шарфом, на недоуменный взгляд Ирьи он ответил, что не хочет, чтобы в деревне травницу ненавидели из-за того, что она якшается с "нечистью". Ирья горько улыбнулась, и тут ее словно прорвало. Она поведала своему волку о том, как тяжело было ей жить одной, как ее прозвали ведьмой, как те, кого она лечила, кричали ей в спину ругательства. Лавир поставил на стол недопитый чай.
- Ирья, давай я заберу тебя в город. У меня там свой дом, ты будешь жить спокойно. Я не знаю, как объяснить тебе это, но я не могу, когда ты далеко от меня. Я... Когда моя хозяйка в опасности, я не могу просто сидеть сложа руки... лапы... Ну, или что там у меня, выродка...
И, первый раз с момента встречи, Ирья сама прикоснулась к Лавиру. Она взяла его за руку, посмотрела ему в глаза и твердо сказала:
- Ты кто угодно, ты не человек, не волк. Но ты не выродок. Ты по-прежнему мой Лавир. Так что если кто-то так скажет о тебе, я первая подолью ему отвара из волчьих ягод.
Лавир рассмеялся было, но вдруг схватился за горло, закашлялся и потянул ошейник в сторону.
- Король зовет. К себе требует. Наверное, считает, что я загостился...
Травница с ужасом посмотрела на узкую полоску чеканного серебра на его шее. Не успела она снова обрести своего волка, как узнала, что его надо делить с королем...
Вещи она собрала быстро, что ей, знахарке надо? Ступка с пестиком, небольшой тюк вещей и сундучок с настойками. Когда всадники седлали коней, толпа жителей вышла посмотреть, как Ирья садится на коня позади Лавира.
- Ишь ты, ведьма наша какова, королевского гонца себе отхватила!
- Вот тебе и тихоня! Ни стыда, ни совести, сразу же хвостом махнула!
Прижавшись щекой к спине Лавира, Ирья слышала, как он негромко рычит сквозь зубы в ответ на едкие фразы. И, как бывало раньше, она тихо успокаивала его:
- Все хорошо, Лавир, все нормально, пусть их, они же не понимают...
Они выехали из деревни, и Ирья вдохнула утренний, осенний ветер. Она не знала, как ее встретит город, но главное - это то, что Лавир вернулся.
В столицу они въехали через несколько дней, вечером. И город предстал перед ошеломленной травницей в закатном блеске солнечных лучей. Кроваво-красным светом отливали стекла высоких каменных домов, золотились вершины храмов, и шумела толпа. Никогда еще Ирья не видела столько народа в одном месте. Теперь уже оборотню пришлось успокаивать свою хозяйку.
- Ирья, ты привыкнешь, я обещаю тебе. Столица только кажется такой страшной, поверь мне.
Лавир все чаще кашлял и тер шею, видимо, королевское терпение грозило вот-вот лопнуть.
Они, добрались, наконец, до его дома. Ирья с нескрываемым восхищением оглядела двухэтажный особняк, облицованный красным мрамором. Дом был окружен высокой стеной, за которой виднелся сад.
Лавир пояснил:
- Нужно же где-то волку в городе бегать. Вот и позаботился наш... благодетель.
Оборотень отвел Ирью в дом, передал на руки прислуге, а сам отправился в замок. Молчаливые служанки показали травнице дом, ее комнату. Не привыкшей к роскоши Ирье казалось, что она потеряется в особняке, но, когда она вышла сад, радостная улыбка появилась на ее лице. Это был словно кусок леса, в дебрях которого лежала ее родная деревня. Ирья шла по саду и прикасалась ладонями к коре деревьев, гладила траву, а когда увидела небольшой искусственный пруд в зарослях, поняла, что Лавир попытался воссоздать тот лес, в котором они так часто бродили вместе. В саду, на скамейке под огромным дубом ее и нашел вернувшийся ночью Лавир. Он был мрачен, но, когда увидел свою хозяйку, невольно улыбнулся, показав белоснежные, слишком длинные для человека клыки. Он сел у ее ног на траву и спросил:
- Ты хочешь увидеть волка? Хочешь посмотреть, какой я вырос?
Ирья кивнула. Она и сама хотела попросить его, но не знала, как сказать ему это. Травница закрыла глаза на мгновение, а когда открыла их, из ее груди вырвался восхищенный вздох.
В лунном свете, перед ней стоял прекрасный, мощный зверь. Его глаза, серые у Лавира-человека, стали серебряными; густой мех переходил из темно-серого на спине почти в черный, под шкурой бугрились мышцы. Большую широколобую голову обрамляли длинные бакенбарды, Ирья отметила про себя, что они оставались у него и в человеческом образе, переходя в короткую щетину на подбородке. Длинные, сильные лапы, казалось, были предназначены для того, чтобы мчаться по лесу, отталкиваясь от земли. В высоту он приходился Ирье по пояс. Она протянула к нему руку, и волк ткнулся носом в ее ладонь. Прикосновение было щекотным и холодным. Лавир отошел от Ирьи, прижался к земле и притворно рыкнул. Затем он разбежался и одним прыжком легко перемахнул сидящую на скамье хозяйку. Она обернулась, но волк уже метнулся обратно. В зубах он держал длинную ветку. Ирья рассмеялась и протянула к ней руку, но Лавир ловко увернулся и снова зарычал. Он играл с ней, совсем как раньше. Травница встала и схватила конец ветки, оборотень легонько потянул на себя, и Ирья повалилась в траву. Вскочив, она дернула Лавира за хвост и обиженно сказала:
- Так нечестно, ты вырос слишком сильным.
Тогда он выпустил игрушку и снова повалил Ирью в траву, пытаясь лизнуть ее в лицо. В волчьем обличье он явно чувствовал себя гораздо смелее и увереннее, чем человеком. Они долго еще барахтались в траве, пока, наконец, травница не оттолкнула Лавира. Он понял, что игре конец, и отбежал в заросли шиповника, откуда через несколько секунд вышел уже человеком. Оправдываясь, он сказал:
- Я бы не хотел, чтобы ты видела, как я оборачиваюсь. Боюсь, это зрелище покажется тебе не очень приятным.
Вскоре Ирья привыкла к жизни в особняке. Из дома она почти не выходила, больше проводила время в саду или в библиотеке, которая оказалась огромной. Грамоте ее когда-то научил отец, считая, что в жизни все пригодится. И теперь Ирья частенько сидела на полюбившейся ей скамейке с книгой в руках. Лавир уезжал в замок рано утром, возвращался, когда к полудню, а когда глубокой ночью. Но всегда находил время зайти в комнату к хозяйке.
Ирья узнавала его заново. Он мог сидеть рядом с ней и обсуждать новый роман известного придворного писателя, а через минуту уже дергать за подол платья клыками, острыми, как бритвы, требуя поиграть с ним. Травница научилась различать, когда оборотень хочет сменить обличье, и послушно закрывала глаза. Жизнь в деревне, а особенно те годы, когда она жила одна, теперь казались дурным сном. Несмотря на обилие шелковых и бархатных платьев, от которых ломился гардероб в ее комнате, Ирья предпочитала ходить в простом льняном сарафане, к тому же, как она шутила, Лавир все равно бы порвал дорогое платье во время ежедневной возни в саду. Прислуга в доме состояла из двух девушек, которые всегда молчали, и старика-дворецкого, от которого тоже не было не слышно ни слова. Когда Ирья спросила у Лавира, не немые ли они, он отрицательно покачал головой, и добавил:
- В этом доме им лучше быть немыми. Ни я, ни король, не хотим, чтобы в городе ходили слухи о том, что здесь происходит, особенно о тебе.
Иногда дом посещал тот самый маг, который когда-то звал Ирью учиться. Как выяснилось, именно он занимался воспитанием молодого оборотня после превращения. Звали мага таинственно и научно: Тавиус Тейн. С приезда в деревню, он, казалось, высох еще больше, но бодро стучал своей тростью по коридорам и покрикивал на служанок. Ирья поначалу стеснялась его, но потом стала даже спорить с ним о свойствах тех или иных растений. Тавиус одобрительно кивал, и тут же опровергал ее доводы. Не забывая, однако, похвалить ее знания. Он приносил Ирье книги и внимательно следил за Лавиром.
От мага Ирья и узнала о нелегкой жизни ее оборотня. По большей части отношения Лавира и короля состояли из бесконечной череды обещаний, торгов и уступок. Договор, закреплением которого послужил ошейник на шее Лавира, вынуждал обе стороны выполнять данные друг другу обещания, иначе заговоренное серебро прекратило бы действовать. Маг, что создавал ошейник когда-то, постарался хоть как-то облегчить жизнь оборотня, не превращать его в безмолвное орудие, за что и был казнен. Но, поскольку, никто больше не смог изготовить хоть какой-то способ управления оборотнем, королям пришлось смириться. Тем более что постоянное перетягивание каната, посередине которого находились желания каждой из сторон, здорово разнообразило монаршую жизнь.
Король, Лейнвуд IV, правивший страной в то время, был сам по себе неплохим человеком. Хуже было то, что он был невероятно честолюбив, обидчив, и слабоволен. Во многом, именно на нем висела вина за долгую и изматывавшую страну войну с соседями. Он не хотел принимать важных решений, предпочитая запираться в кабинете с очередной фавориткой, и заставляя Лавира выделывать всякие фокусы, точно ручную собачку.
Мага при себе король держал исключительно в память о заслугах того перед отцом короля. Уже давно все те, кто осмеливался перечить его Высочеству, были в лучшем случае высланы из страны, в худшем (и наиболее частом) публично казнены. Последней выдумкой короля была казнь, которую совершал...да, именно оборотень. За обещание Лавира выполнять это унизительное и страшное поручение, Лейнвуд и позволил жить оборотню вместе с хозяйкой.
Ирья была сражена этим известием наповал. Теперь стало ясно, почему после возвращения в город Лавир все чаще приходил домой чернее тучи. Что за издевательство - сделать и так покорного оборотня еще и королевским палачом? Травницу мутило при мысли о том, что Лавиру приходилось убивать неугодных королю людей... Она, конечно, понимала, что он настолько же волк, насколько и человек, но убивать... Как? Рвал ли он им горло, или пользовался человеческим и более привычным для палача топором - не имело значения. Она чувствовала себя виноватой. Пока она сидела тут и читала книги, Лавир в это время, что бы быть с ней...
Но маг убеждал ее успокоиться. Так или иначе, кто-нибудь бы делал это. А Лавир никогда не стал бы по прихоти напрасно мучить человека. Если он и делал это, то, как можно скорее. К тому же, надо радоваться тому, что король не выдумал в обмен на эту уступку что-то более неприятное. Ирья же не могла представить, что можно было придумать хуже, но соглашалась со старым магом.
После того, как она узнала цену своей жизни в этом доме, Ирья стала внимательнее относиться к оборотню и старалась отвлечь его от неприятностей во дворце. Иногда Лавир уезжал из города, но ненадолго - король быстро начинал скучать по своей игрушке и требовал возвращения.
Когда хозяйка оставались с волком наедине, он предпочитал устраиваться у ног Ирьи, сидя на полу, или садясь в изножье кровати. Они говорили часами, Лавир рассказывал о дворцовых интригах, о ежедневной грязи, которую ему приходилось узнавать или добывать для короля. Ирья вспоминала детство и делилась с Лавиром тем, что никогда не рассказала бы никому другому: как ей снились сны о маленьком волчонке, как ей хотелось иметь детей, как они жили вдвоем с отцом. И смутные воспоминания о матери, которую Ирья почти не помнила, травница тоже рассказывала ему. Вместе они смеялись над чудачествами Тавиуса, который грозился, что сил в нем осталось ровно на одно заклинание и, когда-нибудь, он превратит их в воробьев, если они не прекратят болтать.
Ирья осмелела, и время от времени машинально начинала гладить Лавира по голове, от чего он закрывал глаза и мелко вздрагивал, наслаждаясь лаской. Или брала его за руку и просила Лавира напрячь мышцы, долго водя кончиками пальцев вдоль выступающих жилок.
Возможно, травница бы не призналась в этом и самой себе, но ей нравилось, что ее волчонок стал таким могучим и красивым волком. И она испытывала странную смесь почти материнской гордости, которую испытывает каждая женщина, видя успехи своего ребенка, с тайным удовольствием, которое доставляет женщине восхищение и поклонение мужчины.
К тому же, Лавир был самым родным для Ирьи существом. Она прекрасно помнила, как он сворачивался в ее руках, или возился, требуя ласки. И травница была рада тому, что они вместе, для нее не имело значения кто он - человек или волк, или непостижимое сочетание того и другого.
Однажды, когда Ирье не спалось, она вышла в коридор, потому что услышала, что Лавир вернулся из очередной поездки. Он хотела уже спуститься в холл, как услышала голоса. Лавир разговаривал с Тавиусом. До ее ушей донеслось:
- ...Не знаю, как сказать ей...
- Пусть сама поймет тогда.
- Я не могу так...
Ирья замерла на верхней ступеньке лестницы. Они явно говорили о ней. Не желая подслушивать, травница тихонько повернулась и на цыпочках прокралась в свою комнату.
Через полчаса маг ушел. Ирья подошла к окну своей спальни, которое выходило в сад, и увидела Лавира. Волк вышел на песчаную дорожку, которая вела в глубь сада, сел, и, запрокинув голову, тоскливо завыл на луну. Столько печали было в этом вое, столько горя. Ирья, затаив дыхание, прижалась к стеклу. Лавир плакал. Он взвыл снова. И еще. Она еще никогда не слышала, как он воет, и каждый плач волка пробирал Ирью до костей. Она хотела сбежать вниз, обнять его, узнать, что же случилось.
И тут волк повернулся к ее окну и посмотрел прямо на нее.
Травница схватила шаль, спешно накинула ее и побежала в сад. В холле ее встретил Лавир, который уже снова стал человеком, и Ирья второпях врезалась прямо в него. Он подхватил ее, не дал упасть и крепко прижал к себе. Травница попыталась отстраниться от него, но руки оборотня по хватке могли поспорить со сталью. Он тяжело дышал, вдыхая запах ее волос, и молчал. Ирья слышала, как сильно и быстро бьется его сердце. Она могла только прижиматься к его груди и не видела его лица. Наконец, он заговорил хриплым после воя голосом:
- Ирья... Хозяйка моя... Ты возненавидишь меня за то, что я сделал.
Ужас разливался в душе у девушки. Что произошло? Король требует ее к себе? Что Лавир пообещал ему? Он кого-то казнил? Вопросы теснились в ее голове, но слова, чтобы хоть что-то сказать, не находились.
А оборотень продолжал:
- Ирья, моя Ирья... Я влюбился в тебя. Прости мне это, пожалуйста. Прости меня, Хозяйка.
После этого его руки разжались, он повернулся и выбежал в сад. Медленно Ирья пошла за ним. Она так привыкла к обожанию и преданности Лавира-волка, что не увидела любви Лавира-человека. Он же всегда смотрел на нее благоговейно, на свою хозяйку...
А теперь он посмотрел на нее глазами взрослого мужчины. И она должна была ответить на этот взгляд.
Он сидел на "их" скамейке, прижав ладони к лицу. Ирья коснулась его плеча и присела перед ним на корточки. Он не отстранился, но все еще не смотрел на нее. И тогда Ирья отвела его руки от лица и посмотрела в его глаза. Сейчас они были не серыми, а расплавленным серебром. Он винил себя за то, что осмелился любить ее, винил за то, что он - волк, за то, что привез ее в чуждый им обоим город, за то, что не мог спокойно спать, зная, что она рядом.
Ирья положила руки на его плечи и коснулась поцелуем его губ. И ощутила, как он медленно, не веря происходящему, обнимает ее. От него пахло лесом.
Во тьме спальни Лавира они лежали, тесно обнявшись, как два волчонка, которые ищут тепла. Ирья осторожно вела пальцами по его коже, пока не ощутила старый шрам. Травница зажгла свечу, и в ее свете глаза оборотня на миг зажглись фосфоресцирующим блеском. На его груди, напротив сердца было клеймо. В ромбе застыла королевская корона, навсегда отметив оборотня собственностью короля. Лавир проследил за взглядом девушки и невольно коснулся клейма.
- Часть договора, Ирья.
- Тебе было больно?
- Это было не самое болезненное ощущение из всех...
Он потянул ее за руку, и она легла рядом, слушая его дыхание. Лавир засмеялся:
- Теперь я могу касаться тебя тогда, когда захочу, правда, Хозяйка?
Она рассмеялась в ответ:
- Я все еще твоя Хозяйка и всегда ей буду. И я еще помню, как ты разорвал мою любимую ночную рубашку...нечисть.
Удивительно спокойно и хорошо ощущала себя Ирья рядом с ним. Как будто никогда не была она еще такой... Целой. Как будто какая-то часть ее навсегда вернулась к ней. Как будто так и должно было быть. И иначе было бы неправильно.
- У тебя были здесь женщины? - Ирья не хотела знать ответ, но вопрос вырвался сам собой. И теперь она жалела об этом.
- Понимаешь... Я... Когда я надел ошейник, первым из приказов моего короля было отправиться в бордель. "Ты еще не мужчина", - сказал он. "Только тогда, когда ты им станешь, ты будешь служить мне". Это казалось ему невероятно забавным. К тому же он хотел знать, как это у меня получится. И отправил со мной своего духовника, которому очень хотел насолить.
- И... Ты пошел туда?
- Да. И духовник доложил королю, что я стал мужчиной. Король долго выспрашивал у меня подробности, но своим первым обещанием короля я выбрал право не рассказывать ему этого.
- Не рассказывай дальше. - Ирья положила ладонь на его губы, словно боялась услышать больше, чем уже услышала.
Теперь их дни стали другими. Они открыто сидели в обнимку перед магом, который только кряхтел, глядя на такой союз. Тавиус Тейн приходил все чаще: обстановка в столице накалялась. Война вызывала открытое недовольство дворянства, а тут еще и начались перебои с поставками продовольствия, над городом маячил призрак голода. И посередине всего этого как гром прогремело известие: в дар Лейнвуду правитель нейтрального государства, прослышав о развлечениях "нашего брата по королевской крови", шлет оборотня.
Лейнвуд был счастлив. Два оборотня! В два раза интересней!
Когда Ирье доложили, что пришел посетитель, она была в саду. Решив, что это маг, травница поспешила ему навстречу. Но в холле стоял, заложив руки за спину, совершенно незнакомый человек. И непринужденно разглядывал картины на стенах. Когда он повернулся к ней и поприветствовал Ирью насмешливой улыбкой, травница поняла, что это не человек. Если у Лавира глаза были как расплавленное серебро, то у этого - иней. Ледяные узоры на окнах. Черные волосы, высокий - почти на голову выше Лавира. И смуглая южная кожа.
- Госпожа Ирья? Я могу увидеть вашу ручную зверушку?
Ирья вздернула подбородок. Кто бы он ни был, этот нелюдь не имеет права так говорить о ее...Волке? Возлюбленном? Муже?
- У меня нет ручных зверей. Есть один дикий, и он разорвет вашу глотку, если вы посмеете еще раз обратиться ко мне в таком тоне. Извольте представиться, вы пришли в мой дом, не назвавшись, и начинаете оскорблять хозяев прямо с порога.
Он изящно склонился в поклоне:
- Кармаар, к вашим услугам. Новый королевский оборотень.
- Еще один королевский оборотень. - Парировала Ирья.
Кармаар громко расхохотался.
- Поистине, только женщина с душой волчицы может быть хозяйкой нашего рыцаря в белой шкуре. Давайте же забудем наши разногласия. Я прошу прощения за мою непочтительность. И повторяю свой вопрос, где же Лавир?
- Он в замке, там, где и должен находиться по долгу службы.
- Что ж, позвольте откланяться. Отправлюсь туда незамедлительно. И, осмелюсь заметить, в ваших северных лесах, порой вырастают самые причудливые цветы. Примите это как восхищение вашей красотой.
Когда за велеречивым оборотнем захлопнулась дверь, Ирья подумала, что он приходил вовсе не искать Лавира, а посмотреть на нее. Потому что все в городе знают, что днем оборотень несет службу подле короля. И это любопытство еще принесет им всем неприятности. (Продолжение следует)