Шуляков В.А.1968 г.рожд. Ранее не судим, окончил 8 классов, ПТУ, повторно женат, имеет двух детей. Служил в армии, в войсках МВД, охранял "заключных". После демобилизации работал в органах охраны. Используя форму работника милиции совершил тяжкие преступления - изнасилования и умышленные убийства на сексуальной почве.
Я ждал их на заднем сидении обшарпанного милицейского жигуленка. Через лобовое стекло было видно, как вышли из изолятора временного содержания (ИВС) и направились к машине. Тот, что в центре, был невысокого роста и семенил так неуклюже, как если бы на нем были кроме наручников и кандалы. И без того неказистый он, сейчас плотно с двух сторон стиснутый плечами детективов, выглядел худосочным робким призывником-дезертиром. Никому бы в голову не пришло бы, тем более редким в этот ранний час прохожим, что он до этого много лет сотни раз сам защелкивал наручники на трезвых и пьяных запястьях бомжей , хулиганов... и запуганных девочек.
Сейчас он скорее был озадачен, чем смущен. Для него было противоестественным самому оказаться в наручниках. Да еще на улице под нахально любопытными взглядами редких прохожих.
События последних недель еще продолжали ему казаться затянувшимся кошмарным сном. Хотя и не совсем. Особенно в последний год, часто засиживаясь в туалете, - его любимое место для мысленных и плотских мастурбаций - все чаще про себя и шепотом повторял: "Ну вот все .... докатился. Расстреляют ведь". От частых повторений это правильное и естественное умозаключение превратилось в защитное заклинание, отодвигавшее дурные предчувствия. Так постепенно в нем утвердились сначала надежда, а затем и уверенность, что накатывающиеся видения ареста, "камеры "Крестов", следствия и суда - напрасные страхи. Поэтому стал воспринимать их как волнующую, временами даже приятно щекочущую нервы, игру воображения, картинки которого не могут воплотиться в реальность также, как и несбыточная детская мечта о случайном счастье. Вроде кошелька, набитого аккуратно сложенными купюрами, кем-то потерянного на его пыльной дороге.
По всему было видно, что он только-только стал вникать в реальный смысл происшедшего и грядущих крутых перемен в своей жизни. Его походка - неожиданно для него самого - стала нелепо пританцовывающей на обычной городской улице. Руки, ноги и движения телом словно пытались отшутиться:"Мы тут все свои". Продемонстрировать, что детективы при нем и наручники на нем - это всего лишь милицейские "приколы". Более сложную политику вели его руки. Десять пальцев, собранных наручниками в кучку, стыдливо копошились под животом. Одни держали брюки, покаянно сползавшие к коленям. Другие, изображая вывернутый наизнанку ветром судьбы фиговый листочек, прикрывали браслеты наручников, матово поблескивающие на запястьях.
Этот стоп-кадр невольно навел на мысль, что собаки прячут хвост между задними лапами скорее не из-за страха, а от смущения, когда не могут пустить в ход свои зубы.
За месяц перед арестом, после того как он впервые "засветился" в убийстве девочки, мне показали его фотографию.На его незрелом лице никак не отразились три десятка уже прожитой жизни. Из них половина была семейной в двух браках, осложненных по одному ребенку от каждого. Рассматривая это фото, сделанное для удостоверения, неискушенный наблюдатель сказал бы, что ничего примечательного в нем нет - лицо как лицо. Действительно так и есть, если бы не малозаметные для непрофессионального взгляда аномальные складки и линии. В их ассиметриях еще в детстве отпечатались роковые незавершенности характера. Поступки и жизненный путь этих субъектов в целом непредсказуемы из-за "соломенной" - светит, но не греет - возгораемости чувств и мыслей.Сейчас под его мальчишеским носом топорщились длинными стрелами рыжевато-бесцветные усы. Буйно разросшиеся в неволе, они с испугом таращились на свободу и, как щупальца-антенны, исследовали незнакомую для них улицу. На всякий случай угрожающе, явно не доверяя глазам и ушам хозяина, отвыкшим от божьего света.