Демократия осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию.
Как же людям при ней живётся? И каков - этот государственный строй? Ведь ясно, что он отразится и на человеке, который тоже приобретёт демократические черты.
Это будут люди свободные: в государстве появится полная свобода и откровенность и возможность делать, что хочешь. А где это разрешается, там каждый устроит себе жизнь по своему вкусу. При таком государственном строе люди будут различны.
Казалось бы это - самый лучший государственный строй. Словно ткань, испещрённая всеми цветами, так и этот строй, испещрённый разнообразными нравами, может показаться всего прекраснее. Многие решат, что он - лучше всех.
При нём удобно избрать государственное устройство. Вследствие возможности делать, что хочешь, он заключает в себе все роды государственных устройств.
В демократическом государстве нет надобности, принимать участие в управлении, даже если ты к этому и способен, не обязательно и подчиняться, если ты не желаешь, или воевать, когда другие воюют, или соблюдать, подобно другим, условия мира, если ты мира не жаждешь. И опять-таки, если какой-нибудь закон запрещает тебе управлять либо судить, ты всё же можешь управлять и судить, если это тебе придёт в голову. Разве не чудесна на первый взгляд и не соблазнительна подобная жизнь? Разве не великолепно там милосердие в отношении некоторых осужденных? При таком государственном строе люди, приговорённые к смерти или к изгнанию, тем не менее остаются и продолжают вращаться в обществе, словно никому до него нет дела и никто его не замечает, разгуливает такой человек как полубог. Эта снисходительность не мелкая подробность демократического строя, напротив, в этом сказывается презрение ко всему тому, что мы считали важным, когда основывали государство.
Демократический строй не озабочен тем, кто от каких занятий переходит к государственной деятельности. Человеку оказывается почёт, лишь бы он обнаружил своё расположение к толпе.
Эти и подобные им свойства присущи демократии, строю, не имеющему должного управления, но приятному и разнообразному. При нём существует своеобразное равенство, уравнивающее равных и неравных.
Тирания
Благо, выдвинутое как конечная цель, в результате чего и установилась олигархия, было богатство. А стремление к богатству и пренебрежение всем, кроме наживы, погубили олигархию.
Так вот, и то, что определяет как благо демократия и к чему она стремится, это её и разрушает.
В демократическом государстве только и слышишь, как свобода - прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто - свободен по своей природе. Такое стремление к одному и пренебрежение к остальному искажает этот строй и подготовляет нужду в тирании.
Когда во главе государства, где демократический строй и жажда свободы, доведётся встать дурным виночерпиям, государство это сверх должного опьяняется свободой в неразбавленном виде, а своих должностных лиц карает, если те недостаточно снисходительны и не предоставляют всем полной свободы, и обвиняет их в олигархическом уклоне. Граждан, послушных властям, там смешивают с грязью, как ничего не стоящих рабов, зато правителей, похожих на подвластных, и подвластных, похожих на правителей, там восхваляют и почитают. В таком государстве свобода распространится на всё. Она проникнет и в частные дома, и в конце концов неповиновение привьётся даже животным. При таком порядке вещей учитель боится школьников и заискивает перед ними, а школьники ни во что не ставят своих учителей и наставников. Молодые начинают подражать взрослым и состязаться с ними в рассуждениях и в делах, а старшие, приспособляясь к молодым и подражая им, то и дело острят и балагурят, чтобы не казаться неприятными и властными. Равноправие и свобода существуют там у женщин по отношению к мужчинам и у мужчин по отношению к женщинам. Лошади и ослы привыкли здесь выступать важно и с полной свободой, напирая на встречных, если те не уступают им дорогу. Так и всё остальное преисполняется свободой. Душа граждан делается чувствительной, даже по мелочам: всё принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они тем, что перестанут считаться даже с законами - писаными или неписаными, - чтобы уже ни у кого и ни в чём не было над ними власти. Из этого правления, такого прекрасного и по-юношески дерзкого, и вырастает тирания.
Та же болезнь, что развилась в олигархии, и её погубила, ещё больше и сильнее развивается здесь из-за своеволия и порабощает демократию. Всё чрезмерное обычно вызывает резкое изменение в противоположную сторону, будь то состояние погоды, растений или тела. Не меньше наблюдается это и в государственных устройствах. Ведь чрезмерная свобода, и для отдельного человека, и для государства оборачивается чрезвычайным рабством.
Так вот, тирания возникает из демократии, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство.
Болезнь, встречающаяся в олигархии, так же подтачивает демократию и порабощает её. Этой болезнью я считаю появление особого рода людей, праздных и расточительных, под предводительством отчаянных смельчаков, за которыми тянутся и не столь смелые, часть которых имеет жало, а часть его - лишена.
Оба этих разряда, чуть появятся, вносят расстройство в любой государственный строй, как воспаление и желчь - в тело. И хорошему врачу, и государственному законодателю надо заранее принимать против них меры, не менее, чем опытному пчеловоду, чтобы не допустить зарождения трутней, но если уж они появятся, надо вырезать вместе с ними и соты.
Разделим демократическое государство на три части. Одну часть составят трутни: они возникают здесь хоть и вследствие своеволия, но не меньше, чем при олигархическом строе. Но здесь они много ядовитее, чем - там. Там они - не в почёте, их отстраняют от занимаемых должностей, и потому им не на чем набить себе руку и набрать силу. А при демократии они, за редкими исключениями, чуть ли не стоят во главе: самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе. При таком государственном строе всем, за исключением немногого, распоряжаются подобные люди.
Из состава толпы выделяется и другая часть... Из дельцов самыми богатыми большей частью становятся и наиболее собранные по своей природе. С них-то трутням всего удобнее собрать побольше мёда. Таких богачей называют сотами трутней.
Третий разряд составляет народ, те, что трудятся своими руками, чужды делячества, да и имущества у них немного. Они - всего многочисленнее и при демократическом строе всего влиятельнее, особенно когда соберутся вместе. Они - всегда в доле, поскольку власти имеют возможность отнять собственность у имущих и раздать её народу, оставив большую часть себе. Таким способом они всегда получат свою долю. А те, у кого отбирают имущество, бывают вынуждены защищаться, выступать в народном собрании и действовать насколько это возможно. И хотя бы они и не стремились к перевороту, кое-кто всё равно обвинит их в кознях против народа и в стремлении к олигархии. В конце концов, когда они видят, что народ, обманутый клеветниками, готов не со зла, а по неведению расправиться с ними, тогда они волей-неволей становятся уже приверженцами олигархии. Они тут - ни при чём, просто трутень ужалил их, и от этого в них зародилось такое зло. Начинаются обвинения, судебные разбирательства, тяжбы.
Народ привык особенно отличать кого-то одного, ухаживать за ним и возвеличивать его. Тиран вырастает из этого корня, как ставленник народа. Он станет привлекать их к суду по несправедливым обвинениям и осквернит себя, отнимая у людей жизнь, своими нечестивыми устами и языком он будет смаковать убийство родичей. Карая изгнанием и приговаривая к страшной казни, он между тем будет сулить отмену задолженности и передел земли. После всего этого такому человеку суждено одно из двух: либо погибнуть от руки своих врагов, либо стать тираном. Он - тот, кто подымает восстание против обладающих собственностью. Если он потерпел неудачу, подвергся изгнанию, а потом вернулся назло своим врагам, то возвращается он уже как законченный тиран. Если же те, кто его изгнал, не будут в состоянии его свалить снова и предать казни, очернив в глазах граждан, то они замышляют его тайное убийство.
Отсюда это общеизвестное требование со стороны тиранов: чуть только они достигнут такой власти, они требуют, чтобы народ назначил им телохранителей, чтобы народный заступник был невредим. И народ, даёт их ему, потому что дорожит его жизнью, за себя же пока - спокоен.
Народный ставленник, повергнув многих, стоит на колеснице своего государства, уже не как представитель народа, а как тиран. Первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а о себе утверждает, что он - не тиран. Он даёт много обещаний частным лицам и обществу. Он освобождает людей от долгов и раздаёт землю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем и кротким. Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, первой его задачей будет вовлекать граждан в войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе... Да и для того, чтобы из-за налогов люди обеднели и перебивались со дня на день, меньше злоумышляя против него. А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны. Но такие действия делают его всё более ненавистным для граждан.
Между тем и некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему своё недовольство всем происходящим, по крайней мере те, кто - посмелее.
Чтобы сохранить за собой власть, тирану придётся их всех уничтожить, так, что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился. Тирану надо зорко следить за тем, кто - мужествен, кто - великодушен, кто - разумен, кто - богат. Он поневоле - враждебен всем этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них государство. Для тирана это необходимо, если он хочет сохранить власть. Либо обитать вместе с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью. Чем более он становится ненавистен гражданам своими действиями, тем больше требуется ему верных телохранителей? Он отберёт у граждан рабов, освободит их и сделает своими копейщиками. Эти его сподвижники будут им восхищаться, его общество составят эти новые граждане, тогда как люди порядочные будут ненавидеть и избегать его.
Тиран будет содержать и себя, и своих сподвижников, и сподвижниц на отцовские средства.
Раз народ породил тирана, народу же кормить и его, и его сподвижников.
Народ тогда узнает, что за тварь он породил, да ещё и любовно вырастил.
Тиран - отцеубийца и плохой кормилец для престарелых, таково - свойство тиранической власти. По пословице, "избегая дыма, угодишь в огонь", так и народ из подчинения свободным людям попадает в услужение к деспотической власти и свою неумеренную свободу меняет на самое тяжкое и горькое рабство, рабство у рабов.
Демон Кратий
Рабы шли друг за другом, и каждый нёс отшлифованный камень. Четыре шеренги, длиной в полтора километра каждая, от камнетёсов до места, где началось строительство города-крепости, охраняли стражники. На десяток рабов полагался один воин-стражник. В стороне, на вершине тринадцатиметровой горы из отшлифованных камней, сидел Кратий, один из верховных жрецов. На протяжении четырёх месяцев он наблюдал за происходящим. Его никто не отвлекал, никто даже взглядом не смел прервать его размышления. Рабы и стража воспринимали гору с троном на вершине как часть ландшафта. И на человека, то сидящего на троне, то прохаживающегося по площадке на вершине горы, уже никто не обращал внимания. Кратий поставил перед собой задачу - переустроить государство, на тысячелетия укрепить власть жрецов, подчинив им всех людей Земли, сделать их всех, включая правителей государств, рабами жрецов.
Однажды Кратий спустился вниз, оставив на троне своего двойника. Жрец поменял одежду, снял парик и приказал начальнику стражи, чтобы его заковали в цепи и поставили в шеренгу, за рабом Нардом.
Вглядываясь в лица рабов, Кратий заметил, что у этого человека взгляд пытливый и оценивающий. Лицо Нарда было то сосредоточенно-задумчивым, то взволнованным.
"Значит, он вынашивает какой-то план", - понял жрец.
Два дня Кратий следил за Нардом, таская камни, сидел с ним рядом во время трапезы и спал рядом на нарах. На третью ночь, как только поступила команда "Спать", Кратий повернулся к рабу и произнёс: "Неужели так будет продолжаться всю жизнь?".
Жрец увидел, что раб вздрогнул и развернулся лицом к жрецу, его глаза блестели. Они сверкали даже при свете горелок барака.
- Так не будет долго продолжаться. Я додумываю план. И ты, старик, тоже можешь в нём принять участие, - прошептал раб.
- Какой план? - спросил жрец.
Нард стал объяснять:
- И ты, старик, и я, и все мы скоро будем свободными. Ты посчитай, старик: накаждый десяток рабов приходится по одному стражнику. И за пятнадцатью рабынями, которые готовят пищу, шьют одежду, наблюдает тоже один стражник. Если в обусловленный час все мы набросимся на стражу, то победим её. Пусть стражники вооружены, а мы закованы в цепи. Нас десять - на каждого, и цепи тоже можно использовать, как оружие, подставляя под удар меча. Мы разоружим стражников, свяжем их и завладеем оружием.
-Эх, юноша, - вздохнул Кратий и произнёс. - Твой план - недодуман. Стражников, которые наблюдают за нами, разоружить можно, но правитель пришлёт новых, может даже целую армию, и убьёт восставших рабов.
- Я и об этом подумал, старик. Надо выбрать такое время, когда не будет армии. И это время настаёт. Мы все видим, как армию готовят к походу. Заготавливают провиант на три месяца пути. Значит, через три месяца армия придёт в назначенное место и вступит в бой. В сражении она ослабеет, но победит и захватит много рабов. Для них уже строятся бараки. Мы должны начать разоружать стражу, как только армия нашего правителя вступит в сражение с другой армией. Гонцам потребуется месяц, чтобы доставить сообщение о необходимости возврата армии. Армия будет возвращаться нe менее трёх месяцев. За четыре месяца мы сумеем подготовиться к встрече. Нас будет не меньше, чем - солдат в армии. Захваченные рабы захотят быть с нами, когда увидят, что произошло. Я правильно всё предопределил, старик?
- Да, юноша, можно стражников разоружить и одержать победу над армией, - ответил жрец и добавил. - Но, что потом рабы станут делать и что произойдёт с правителями, стражниками и солдатами?
- Об этом я думал. И пока приходит в голову одно: все, кто были рабами, станут не рабами. Все, кто сегодня - не рабы, будут рабами, - ответил Нард.
- А жрецов? Скажи юноша, к рабам или не рабам жрецов причислишь, когда ты победишь?
- Жрецов? Об этом я не думал. Но сейчас предполагаю: пускай жрецы останутся, как есть. Их слушают рабы и правители. Хоть сложно их порой понять, но думаю,они - безвредны. Пускай рассказывают о богах, а свою жизнь мы знаем, как лучше проживать.
- Как лучше, это - хорошо, - ответил жрец и притворился, что хочет спать.
Но Кратий в эту ночь не спал. Он размышлял.
"Конечно, - думал Кратий, - проще всего о заговоре сообщить правителю, и юношу-раба схватят. Но это не решит проблему. Желание освобождения от рабства будет всегда у рабов. Появятся новые предводители, будут разрабатываться новые планы, а раз так, угроза для государства будет всегда присутствовать".
Перед Кратием стояла задача - разработать план порабощения мира. Он понимал, что достичь цели с помощью насилия не удастся. Необходимо воздействие на каждого человека, на народы. Нужно трансформировав мысль, внушить каждому, что рабство есть благо. Необходимо запустить программу, которая будет дезориентировать народы в пространстве, времени и понятиях. Но самое главное - в восприятии действительности. Мысль Кратия работала всё быстрее, он перестал чувствовать тело, кандалы на руках и ногах. И вдруг возникла программа. Кратий почувствовал себя правителем мира.
Жрец лежал на нарах, закованный в кандалы и восхищался собой: "Завтра утром, когда поведут всех на работу, я подам знак, и начальник охраны распорядится вывести меня из шеренги и снять кандалы. Я произнесу несколько слов и мир начнёт меняться. Невероятно! Всего несколько слов - и мир подчинится мне, моей мысли. Бог дал человеку силу, которой нет равной во Вселенной, эта сила - мысль. Она производит слова и меняет ход истории.
Необыкновенно удачная сложилась ситуация. Рабы подготовили план восстания. Он - рационален, этот план и может привести к положительному для них результату. Но я всего лишь несколькими фразами не только их, но и их потомков, да и правителей заставлю быть рабами".
Утром по знаку Кратия начальник охраны снял с него кандалы. И уже на следующий день на его площадку были приглашены остальные пять жрецов и фараон. Кратий начал свою речь перед собравшимися:
- To, что вы сейчас услышите, не должно быть никем записано или пересказано. Вокруг нас нет стен, и мои слова никто кроме вас не услышит. Я придумал способ превращения людей, живущих на Земле, в рабов нашего фараона. Сделать это даже с помощью войск и войн невозможно. Но я сделаю это несколькими фразами. Пройдёт всего два дня после их произнесения, и вы убедитесь, как начнёт меняться мир. Смотрите, внизу шеренги закованных в цепи рабов несут по одному камню. Их охраняет множество солдат. Чем - больше рабов, тем - лучше для государства - так мы считали. Но чем - больше рабов, тем более приходится опасаться их бунта. Мы усиливаем охрану. Мы вынуждены кормить своих рабов, иначе они не смогут выполнять работу. Но они всё равно - ленивы и склонны к бунтарству. Смотрите, как медленно они двигаются, а стража не погоняет их плетьми. Но они будут двигаться быстрее. Им не будет нужна стража. Стражники превратятся тоже в рабов. Пусть сегодня перед закатом глашатаи разнесут указ фараона, в котором будет сказано: "С рассветом всем рабам даруется свобода. 3а каждый камень, доставленный в город, человек будет получать одну монету. Монеты можно обменять на еду, одежду, жилище, дворец в городе игород. Отныне вы - свободные".
Когда жрецы осознали сказанное Кратием, один из них произнёс:
- Ты - демон, Кратий. Тобой задуманное демонизмом множество народов покроет.
- Пусть демон - я, и мной задуманное пусть люди демократией зовут.
Указ на закате был оглашён рабам, они пришли в изумление, и многие не спали всю ночь.
Утром жрецы и фараон поднялись на площадку. Картина, представшая их взорам, поражала воображение. Тысячи людей наперегонки тащили те же камни, что - и раньше. Обливаясь потом, многие несли по два камня. Другие, у которых было по одному, бежали, поднимая пыль. Некоторые охранники тоже тащили камни. Люди, посчитавшие себя свободными, ведь с них сняли кандалы, стремились получить как можно больше монет, чтобы построить свою счастливую жизнь.
Кратий ещё несколько месяцев провёл на своей площадке, наблюдая за происходящим внизу. А изменения были колоссальными. Часть рабов объединилась в группы, соорудили тележки и, нагрузив камнями, обливаясь потом, толкали эти тележки.
"Они ещё много приспособлений наизобретают, - думалКратий, - вот уже и услуги появились: разносчики воды и пищи. Часть рабов ели на ходу, не желая тратить времени на дорогу в барак для приёма пищи, и расплачивались с подносившими её полученными монетами. Надо же, и лекари появились у них: на ходу помощь пострадавшим оказывают, и тоже за монеты. И регулировщиков движения выбрали. Скоро выберут себе начальников, судей. Пусть выбирают: они ведь считают себя свободными, а суть не изменилась, они по-прежнему таскают камни...".
Так и бегут они сквозь тысячелетия, в пыли, обливаясь потом, таща камни. И сегодня потомки тех рабов продолжают свой бег...