Когда все это изрядно поизносилось и досталось могильщикам,
На кладбище осталась счастливая девочка,
Вот она перескакивает с одного могильного холмика на другой;
В руке ее легкий сачок,
Она ловит бабочек, лето, смерть.
Вениамин Блаженный
А затем наступило утро в комнату влетел мотылек и примостившись на увядающем фикусе запел противным голосом что то из Вагнера (как выяснилось позже песенка принадлежала Эдит Пиаф, но сути дела это не меняет).
Повернувшись лицом к стене, я предпринял робкую попытку сконцентрировать сознание, посредством счета, дойдя до двух с половиной тысяч, прислушался, гнусавый голос неторопливо бормотал о каких то герольдах безвозвратно ушедших в поля без причины.
Мама дорогая
Мне вдруг стало ужасно холодно.
Решительно не припоминаю, чем могло быть вызвано подобного рода посещение.
Стремные мысли о напрасно прожитой жизни, и унылые картины печального быта психиатрических лечебниц закружились в голове как осенние листья. Концерт продолжался.
Телефонный звонок.
-Да.
-Позвони, пожалуйста, позже.
-Пока.
Положив трубку, я предпринял довольно глупую попытку договориться с галлюцинацией.
Безрезультатно.
Суровое утро - произнес вышедший из зеркала старик
Что можно ответить на такое приветствие?
Молча лежал я, на твердом паркете сожалея о чем-то, мне самому не достаточно ясном.
Старик ловко схватил назойливого певца за трепещущие крылышки и сунул в карман.
-Так я Вас себе и представлял, - хитро прищурившись, старичок обратился к содержимому собственного кармана.
В ответ мотылек всхлипнул и запел что-то, напоминающее Земляничные поляны в исполнении Тома Уэйтса. Подозрительный дед, раскачиваясь, в такт прихотливой мелодии, грациозно расшаркался и превратился в сияющий хромированный якорь, медленно растворившийся в потоке солнечного света хлынувшего то ли из окна, то ли откуда-то еще.
Право я был совсем не в том настроении, чтобы изучать источники света.
Снова звонок.
-Совсем немного нужно для того, чтобы забыть все связанное с этим глупым миром, в котором мы болтаемся столько лет - голос в телефонной трубке дрожал.
- Да, может быть, перезвони, пожалуйста, позже.
- Нет, я не буду звонить.
- Пока.
Положив трубку, я побрел в ванну. Какая то часть сознания удивленно отмечала мое спокойствие. Наблюдатель сделал вид, что его нет.
Я тем временем брился.
Рассматривал в зеркале свою физиономию.
Сочинял Хайку.
Сокрушался по поводу того, что был груб с барышней (надо признаться довольно милой).
Пытался привести в порядок свое сознание и прочесть подходящую молитву.
И в конечном итоге разбил банку, с какой то пахучей дрянью.
Собирая осколки, порезал палец.
Довольно, это утро мне уже надоело.
Впрочем, это не так уж и важно, достаточно много вещей надоедают мне уже долгое время.
Утешая себя подобными размышлениями, двинулся в сторону кухни.
За кухонным столом, мило улыбаясь, сидел Сева.
Судя по сервировке, он все еще ужинал.
-Good morning my passing friend, надеюсь, ты видел во сне рекламу стирального порошка.
-Ты почти угадал, мне снился пьяный махаон и Лев Толстой обутый в оранжевые валенки, и это утро напоминает мне суп из соловьиных языков.
-Суп я не пробовал ... - Сева погрузился в раздумья.
Мне расхотелось его слушать.
Я вернулся в спальню.
Я включил магнитофон.
"Stereolab" моя любимая группа вот уже две недели.
На этом утро заканчивается.
Наступает день.
Днем мы очень долго пьем чай, слушаем музыку, беседуем о женской прозе, моей любимой собаке, Розанове, Мураками, зороастризме, особенностях ирландской кухни, культе Иштар, любимой девушке Себастьяна Иоганна Баха, наших любимых девушках, эльфах и процессорах. После чего выходим гулять где продолжаем беседовать о апокрифах, солнцезащитных очках, иранском кинематографе, Ф. Заппе, психических заболеваниях, эстонской литературе, цейлонской музыке и деревянной скульптуре эвенков. Встречаем милую девушку Лену говорим ей комплименты, напрашиваемся в гости. В гостях смотрим странное кино какого-то печального скандинава. Пьем кофе. По очереди признаемся в любви хозяйке, одалживаем немного денег и ломаем зонтик.
День движется к вечеру.
Вечером Сева отправляется спать.
Мне скучно, телефон не звонит.
Маюсь ровно десять минут, одеваюсь, выхожу на улицу, покупаю пиво и, встречаю пьяного барабанщика, играющего в панк группе со все время меняющимся названием. Довольно содержательно беседуем на тему мир дерьмо и все бабы, легкомысленные создания. Удачно теряю собеседника, увлеченного перспективой выпить с какими-то хмурыми, длинноволосыми юношами. Захожу в клуб, читаю почту. Любимая естественно не пишет. Зато полно писем от посторонних людей или программ, кто их разберет. Очень милое письмо от старой знакомой, стихи и забавный рассказ о летних происшествиях. Отвечу в следующий раз. На улице темнеет. Возвращаюсь домой. Перед подъездом сидит Лена. Выслушиваю горячий монолог. Оказывается Севка, что-то напутал с компутером и теперь гостеприимная девушка вынуждена наблюдать на экране исключительно больные фантазии талантливого шведа. Обещаю все исправить, но спящего Севу не выдаю. Провожаю даму домой. Дабы смягчить ситуацию начинаю всячески льстить, в том числе восхищаюсь ее хозяйственными способностями.
-Кофе- говорю - мадмуазель , вы готовите превосходно.
Дама понимает меня несколько превратно, и приглашает отведать столь полюбившийся мне напиток.
Ссылаясь на поздний час, ретируюсь.
Однако до дома добраться мне не удается. Еще одна дама преграждает мне путь, это моя гениальная собака, только что вернувшаяся из Трансильвании. Судя по взъерошенной шерсти и пламенности, обрушившихся на меня лобызаний, поездкой она осталась довольна.
Отдышавшись, она принимается читать свои новые стихи.
И столько грусти и несбывшихся снов было в этих стихах, что я сел на ступеньки и горько заплакал.