Иванов Игорь Александрович : другие произведения.

Животные

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Записки из дневника

  СЛОВА v0.00
  
  Всё это здесь, в моём потрёпанном блокноте — сумбурные мысли, путающиеся слова, невнятность или неадекватность, но — попытка голос свой подать. Я так живу: сначала эмоции, потом — по ним ассоциации. Зачёркивания, замены, удаления... Это, правда, удобный дневник/блокнот. Телефон вместо разваливающейся бумажной тетрадочки в кармане. Да и дома к клавиатуре привык, отвык от ручки, у меня почерк испортился :(
  
  :( — Во, и эти смайлики. Забавно: даже если эта незамысловатая рожица вам изо рта член показывает, это, всё равно, называется smile — улыбка. Офигенная политкорректность! Мне нравится.
  
  Да, есть много других, в том числе и приватных сервисов. Записки, заметки, стикеры на память... Но человек, сука, животное общественное, ему не интересно ****еть в пустоту. Эксгибиционизм, в той или иной степени, присущ, наверное, каждому из нас. Всякий кулик со своего болота хочет быть услышанным, и не ибёт, что другим это на @%@ не надо. Патамучта.
  
  И это правильно. Иначе — будет скучно.
  
  Вот, слово на заборе, слово из трёх букв: ЖУЙ. Коробит небыдлоида, интеллигентскую жилку ущемляет, да ещё и дочка спрашивает: «Пап, а что это такое?» Это слишком напирает на тебя. Чтоб не задело, надо отойти подальше.
  
  ...А чтоб до тошноты начитаться моей ереси, сначала нужно в душу мою влезть зайти в мою уютненькую ЖЖешечку. То есть, произвести какие-то осмысленные действия, с какой-то целью, или, хоть, из тупого любопытства. «Тупое» здесь — синоним слова «простое» в самом лучшем смысле. Любопытство — двигатель прогресса. (Вы не заметили какой исподволь самопиар?))) Ага.
  
  Кому же хочется быть изгоем, аутсайдером? Наверное, никому, да и не надолго это, если случилось, потому, что и на той стороне изгоняемые сбиваются в стаи, кланы, бляттть, по восходящей — в Гражданское Общество. А хрен ли — психология
  
  Так вот, к словам вернёмся. Их бессмысленный поток иному не замочит даже ноги. «Многа букафф» — читать насильно не заставишь. А если автору самому от рукоблудия графоманства своего какое-либо неудобство — так вон, в аптеке: от поноса, недержания мочи и прочих внутренних излишеств есть таблетки. Это лечится, не больно и недолго. Вот, и я сейчас туда собрался.
  
  
  СВОБОДА
  
  Прекрасно то, что недолговечно, что нельзя повторить в точности, но и на что не поставишь «копирайт». Мимолётная снежинка — уникальна, идеальна. А капля молока, разбивающаяся о стол? Слово-воробей, которое не поймаешь и ловить не надо. Рисунок пальцем на запотевшем стекле. Оттого восхищаюсь ледяными и песочными скульптурами, что жизни им — отмеренный и недолгий срок. И счастье в том, чтобы успеть побыть, хоть созерцателем, в их короткой жизни.
  
  Жене своей, когда родился наш сын, я вытаптывал ногами поздравления на снегу (это был декабрь) под окнами роддома. Мне и в голову не пришло бы изгадить тротуар краской, как модно сейчас. Изгадить — потому, что жена из роддома скоро уйдёт, а другим твои поздравления (адресованные не им) не нужны и раздражают.
  
  Лучшие песни — спетые на кухне не под магнитофон, не на запись. О которых вспоминаешь, но прослушать вновь можешь только в своей голове, в своей памяти. Это — как книга, которая даёт простор фантазии и воображению, в отличие от снятого по ней кино. Где все лица, цвета, звуки придуманы за нас, и навязаны нам в том виде, которого хотел режиссёр. А твои отступления от «вылитых в граните» образов — не свобода, а ересь.
  
  Свобода — это разрушение догм. В постоянно изменяющейся Вселенной не должно быть ничего незыблемого. Раз и навсегда окаменевшего. Свобода — это дыхание. Дыхание — это горение. Свобода — это процесс, а не предмет. Свободу нельзя взять. Нельзя схватить и удержать — она перестанет быть свободой. Свобода — это вода, протекающая сквозь пальцы. Твои руки станут чище, но свобода не будет в твоих руках. Ручная свобода — это обычная вода.
  
  «Кормить надо лучше — тогда и не улетят» Свободу нельзя прикормить. Финансовая зависимость деспотичнее даже, чем физическая, потому что она же — и моральная. Ну и как поставить рядом Свободу и Зависимость? Свобода — это когда по собственному желанию идут к тебе, а не ты к себе кого-то тянешь. Свобода — это абсолютное отсутствие принуждения. Какого бы то ни было, даже любви. Чувства человеческие являются жестокими тюремщиками свободы. Но они же — и главная её движущая сила.
  
  Свобода — это парадокс.
  
  
  ЛИ ЛУ
  
  Поначалу Олег Явор всеми способами пытался убедить нас, что их с Лидочкой супружество ни в коей мере не является пресмыканием с его стороны. В первую нашу встречу, после подобного заявления, он даже демонстративно пресмыкнулся, мол, ничего общего сей поступок с их с Лидочкой совместной семейной жизнью не имеет и иметь не может. Все присутствующие согласно закивали, элегантно стряхивая сигарный пепел на пресловутый марокканский ковёр. Однако, уже тогда все прекрасно понимали, что предмет разговора не является ни Адом, ни Раем, в полном смысле понимания Дьяволом этих слов.
  
  Лидочка была дальневосточной кореянкой, а потому в общероссийском паспорте своём носила соответствующее происхождению имя — Ли Лу, что, впрочем, наивно и безуспешно пыталась скрывать от всех посторонних, в том числе, и своего гражданского мужа. Представляла себя, как ей казалось, более благозвучной фамилией Явор, но супруга, всё же, называла на свой манер — просто О.
  
  Все мы, наша компания Трёх Маргиналов и внешне безоблачно счастливые затянувшиеся молодожёны, сидели в их Лу-Яворской гостиной, пили неправдоподобно дешёвый «Хенесси» и «Брют» несуществующего ныне Абрау-Дюрсо, рассказывали по очереди всякую чушь.
  
  И хотя (по заверениям очевидцев) подобное с ним случалось исключительно редко, к концу того дня О Явор напился до бессовестного помутнения образов в глазах.
  
  
  ПОКЛОНКА. НЕБО БУДЕТ РОЗОВЫМ
  
  — Вся грязь Москвы от вас, собачников. Ходите везде, срёте под каждым деревом.
  — Нет, что Вы? У меня дома туалет нормальный...
  — Не юродствуй! Я не про те6я, а про зверюгу твою.
  — У нас во дворах вот такие стоят:
  
  
  
  А я в кармане всегда пару пакетиков ношу. Джеку за один раз больше не понадобится.
  
  — Ага, на Кутузовке только.
  — Да я и не хожу дальше. Что мне до Киевского вокзала с моим пекинесом чапать что ли?
  
  — Да там столько народу! Поводок, небось, дерьмовенький?
  — Обычный, рулетка в кармане. Я им и не пользуюсь почти. Джек так, в ошейнике бегает…
  — Только честно: намордник-то хоть не снимаешь?................... с него?
  — Намордник? Это же пекинес, на его морду ни один намордник не подойдёт, наверное.
  — Ну, ни фига себе цербер! Это ж какую пастищу иметь надо? А у меня дети маленькие.
  
  — У меня тоже дети. Дура! Пекинес! Открой Google, посмотри картинки. Какой намордник? Куда я его ему, на жопу натяну?
  — Да, не ори ты. У меня просто работа такая. Тормошить вас, толстозадых.
  — Это я толстозадый? Или Джек?
  — Ты меня не помнишь? Вон, в окошко выгляни: ДОСААФ. По Поклонке, когда она только строилась, по ямам да котлованам на армейских ЗИЛах рассекали, забыл? А заправка на Минке под горочку, где у тебя нога на педали тормоза дрожала постоянно — очередь длинная. Я тебе: лох, у нас что, ручник отменили что ли?
  
  — Света? Сколько же лет? А ты совсем не изменилась…
  — Ахахах… Иванов! Ты же меня не узнал даже.
  — Да, прости… Я здесь временно, бабушка приболела, а Джека с собой взять пришлось, у меня-то там покормить, погулять…
  — А жена?
  — Жена… Она по работе в Берлине. Несколько дней уже…
  — Или лет? Или навсегда?
  — Зачем ты так? Я не знаю.
  — Пойдём в наш любимый универсамчик «На углу», накупим пирожного (и этой милой мохнатой роже что-нибудь, где поменьше сахара).
  — Это мы всё возьмём, но кафетерия там больше нет.
  — Это и не важно, Иванов. Там напротив была палатка «МОРОЖЕНОЕ» она осталась?
  — Нет.
  — Ну и ладно, значит время покидает нас. Между прочим, эта улица называлась — Киевская.
  — Она и сейчас так называется. И, думаю, будет так называться всегда.
  — Света, а Новый год ты где будешь встречать? Дома с детьми, с мужем, у камина какого-нибудь…
  — Муж погиб. В Чечне. В 1999.
  — Прости. Ты одна?
  — Нет, не одна у меня мальчик и девочка.
  
  — Я тоже не один. У меня вот: друг, пекинес офигенный. Твои дети любят животных?
  — Очень любят, но я не люблю прошлого.
  
  — До Нового года не так уж много осталось. А в Новый год все мечты сбываются. Я хочу, чтобы они сбылись, твои мечты. О чём бы ты не думала — чтобы твоё небо было розовым.
  
  — Романтик, да? Ты не видишь, тебя Джек за брючину тормошит? Небо будет розовым, уходи.
  
  Небо будет розовым.
  
  С Новым наступающим…
  
  
  МОИ СОБАКИ
  
  Вот сейчас, когда гуляли, собачка моя на проходящего мимо бульдога бросилась.
  
  — Джек! Ты чего? Вроде и покушал, как обычно, вещества не употреблял никакие. Что за агрессия?
  
  Ты посмотри на себя (линеечку могу одолжить, рост измерить) и на этого цербера. Скажи спасибо хозяйке, что на поводке держит.
  
  Бульдожка, кстати, умная, внутренне, без показухи осознающая свою силу. К чему размениваться на всяких шавок. Обидишь, а потом сам же и жалеть её будешь.
  
  У меня первая собака была большая. Восточно-европейская овчарка. От немецких овчарок отличаются более длинными ногами и более широкой грудью. Крупнее заметно. Папа выбрал самого наглого и шустрого щенка. Чёрного, без единого пятнышка.
  
  Продавец-армянин:
  
  — Хороший выбор, сынок. Этот чёрный самый ловкий из них. Потомок индийского волка. Тебе руку лизать будет, а врагу... Вырастет, дракону голову откусит.
  
  — А все три?
  — Что три?
  — У дракона три головы.
  — Э-э-э... Это Змей-Горыныч. У дракона одна голова.
  
  А вот ещё, позже случай был.
  
  Гуляли мы с собакой в Филёвском парке. Ему же побегать надо, а там вечером я его спускал с поводка. Людей нет — резвись на здоровье. Бегу по дорожке, Кинг по тропинке параллельно. Слышу, блин, какая-то заминка. Подбегаю. Картина:
  
  Моя собака охуевшая сидит. Рядом мент валяется, шаря вокруг себя в поисках фуражки. Второй мент судорожно кобуру пытается расстегнуть.
  
  — Не стреляй! — я ему.
  — Твоя собака?
  — Да. Вы откуда взялись?
  — Где живешь? — он взял себя в руки, а на меня, наоборот, колотун нахлынул.
  — Там, — неопределенно махнул я за плечо. Не покусал?
  — Нет. Он врезался на скорости. Сам испугался, кажется.
  — Я пойду?
  — Иди.
  — Фуражка...
  — Иди, нормально всё.
  
  Они, разумеется, меня вычислили. Приходит ко мне домой дядька в погонах. Майор с сединой на висках. Без обиняков:
  
  — Продай собаку. Хорошая собака, нам такие нужны.
  — Нам тоже такие нужны. И друзья не продаются.
  — Другого ответа не ожидал от тебя. Давай к делу. Предлагаю работу: ты — кинолог, а этот твой волкодав — специалист.
  — Спасибо. Я подумаю.
  
  
  ВОСКРЕСЕНЬЕ, КАРЬЕР
  
  Воскресенье, 26 июля. День парашютиста. А что мы сегодня делали? Нет, с парашютом мы не прыгали. Боюсь высоты после аварии в армии. Или как правильно — авиакатастрофы? Падения? Да, чего там? Подбили наш вертолёт. Насмерть. Меня — не насмерть. Но с психологическими последствиями. Физические увечья зализывались недолго. В моём случае. Их почти и не было. Но, ****ь, когда приходится ехать в метро, даже там, на эскалаторе, голова кружится.
  
  Своей машины у меня теперь нет (так уж сложилось), взял у друга. Она в моём гараже стоит, он мне ключи оставляет: пользуйся, когда надо. Очень хороший друг, вообще в трудностях не бросает. Тем более, что у них на семью три тачки (это я по данному конкретному вопросу). Директор по продажам крупой российской сети автосалонов. Мой друг. Он просил меня в интернет-публикациях его не упоминать (ему и ТВ — уже слишком много), не буду вдаваться в подробности.
  
  Так вот. Обращаюсь я к Джеку, пекинесу своему:
  
  — А не поехать ли нам, брат, искупаться куда-нибудь недалеко? Погода, смотри, какая установилась после мокро-холодного, неожиданно серого июля-2015. Жена, вон, в загранках застряла. Не балдеет, конечно, работает. Хотя, лучше бы первое, жалко мне её, «бизнесвумен». Домой «санкции не пускают» — я рассчитываю, что меня читают люди с нормальным чувством юмора. А теперь какие-то православные бесы понесли её в Грецию.
  
  — Здесь всё не так плохо, как показывают вам по телевизору. И не в последнем транше дело. У сестры кафе как работали, так и работают благополучно. Какой бы катаклизм ни шлямбабахнулся, кушать-то, хотя бы раз в день, всё равно хочется.
  
  А я опять отвлёкся. Купаться, недалеко. Москва-река, хоть и грязная, мы ходили загорать-купаться-пить-шашлыки жарить-предаваться прочим всяким излишествам в Филёвский парк. Во времена моей бесшабашной юности, это даже не совсем городской парк был, а почти дикий лес. Как Лосиный остров, москвичи знают. С ноготворными тропками, а не асфальтовыми велодорожками, как сейчас. Большой кусок зелёной земли недалеко от центра Москвы, куда ещё не блеванула цивилизация. В том смысле, что лесники были, а про ментов никто не слышал.
  
  Парк Фили
  
  Я сам, своими глазами здесь настоящих диких зверей видел. Ну, ежи, бурундуки, зайцы — это мелочь, белки вообще давно живут с нами, как полноправные соседи. Один раз к нам на Новозаводскую улицу лось забрёл, здоровый, сохатый. Лес-то, он через Кунцево, Рублёвку, не прерываясь, в Подмосковье тянется. А там уж воля-волюшка, раздолье раздольное.
  
  А лось-то тот. Вокруг любопытный люд скапливаться начал. Лось с перепугу огромную витрину винного магазина вышиб, вусмерть напугал толстую продавщицу... Менты спасли обоих, инцидент завершился не трагически. Об этом и в советских газетах было, и сюжет по ТВ, можете поискать в архивах, проверить мои слова.
  
  А сейчас Филёвский парк «цивилизовали». Велодорожки, фонари вдоль каждой тропинки, кафе и аттракционы... Я не бурчу, всё правда очень удобно и красиво. И сделано без халтуры, сразу видно, что от души. Спасибо муниципальным властям и городским, спасибо простым рабочим, чьими руками всё это было воплощено. Парк стал конфеткой. Прокаты велосипедов, тандемов, каких-то веломобилей, немыслимых велодилижансов :) Концерты на нескольких площадках и много-много ещё чего. Но есть толика ностальгии. Мы теперь — как какая-нибудь ВДНХ. Нет первобытной дикости, безудержной ярой свободы. И да: подходы к Москва-реке зазаборили, а купаться — в нескольких платных бассейнах на берегу. И да: шашлыки жарить можно. В строго отведённых для этого местах, и мангалы напрокат. Да, нет, не плохо, но как-будто в зоопарке. Не знаю, почему пришло на ум это сравнение.
  
  Я предложил Джеку поехать в Люберцы. У меня там друзья, знакомые ещё по временам Горбушки. Не ТЦ «Горбушка», а ДК им. Горбунова. Первая названа в честь второй. Они в двух шагах друг от друга, но в духовном плане между ними — пропасть. ДК Горбунова, легендарная Горбушка — место рок-фестивалей, можно сказать Центр всего хоть как-то относящегося к рок-музыке и рок-культуре в слетевшей с катушек «перестроечной России». Там можно было, например, абсолютно любой родной винил приобрести. Но это второстепенно. Фесты! Концерты с 10 утра до 11 вечера. Без перерыва. Какие-то билеты даже в начале дня ещё продавались, но люди входили, выходили, опять возвращались, к обеду это был уже русский Вудсток. Чуть позже добавили быстро-собирающиеся сцены и вокруг здания самого ДК. Какие билеты?
  
  ДК им. Горбунова — это Новозаводская ул. 27. Я живу на Новозаводской, 25. Балконом на Горбушку. Прикольно, да? Сколько повидал я, сколько новых музыкантов, коллективов узнал. Я и не думал, что Россия настолько роковая страна.
  
  ДК им. Горбунова
  
  Но я же от Люберов плясать начал. Небось, подзабыли уже, как социальное явление? А кино «Меня зовут Арлекино» помните? Но кино это — поверхностно и пресно. В жизни всё было ярче и интересней. Намного ярче и интересней, как непосредственный участник того периода жизни и массы событий в нём, ручаюсь. И морду мне не раз били как панку-хиппарю (sic!) те самые ребята, с которыми теперь по-взрослому дружим. Ну, как все нормальные русские.
  
  Так, вот. Люберцы. Люберецкий район. Там обалденные песчаные карьеры, три больших рукотворных озера (это которые рядом, дальше есть и ещё) и хвойный-берёзовый лес вокруг поверху. Божья благодать.
  
  Ребят своих не застал дома. Поэтому отдыхали с Джеком вдвоём. И всё равно классно.
  
  Отступление. Вот, только что Джек погнался за белкой. Она шустро взметнулась на верхушку сосны, я фото не успел сделать.
  
  Не надо нам ваших турций с египтами. Мне русский край (а уж куда русей, чем Любера в московском регионе?) милее моему сердцу.
  
  — Привет, Вовчик!
  — А чего такой бухой в воскресенье вечером?
  — Вот именно, что в воскресенье. С Джеком на карьерах отдыхали.
  — А чего не позвонил?.. А, не отвечай, я же только что приехал.
  — Всё-то вы в заботах, в работах без выходных... Слушай, у меня там, на дороге тачка, перегони поближе.
  — Хорошо, где, какая?
  — У «Магнита» красно-чёрная БМВ-уха старая, спортивная, не помню модель.
  — Красно-чёрная? Спортивная? БМВ?
  — Старая, 90-х годов...
  — Ты в своём уме? Тебя на Горбушке били мало?
  — Знаешь, у меня-то выбор небольшой был. Автопарки не стоят у подъезда. Это не моя машина, взял у друга на время.
  — Номер даже спрашивать не буду. Такого «чуда» сразу два в Люберцах не бывает.
  
  Вот эти карьеры:
  
  Видео
  
  
  ЛЮБВИ К ЖИВОТНЫМ ПСТО
  
  Люблю животных, а не люблю не людей, а нелюдей, ведь люди — тоже животные?
  Вот, как-то так путано. Игорь Иванов.
  
  Сидим дома на полу на пару с Джеком, армянский лаваш жуём. Мне очень этот тонкий хлеб нравится. Душеотзывчивый пекинес ест, наверное, из сочувственной солидарности со мной. Почему сочувственной? Это у пекинесов глаза такие, взгляд, полный вселенской скорби. Конечно, добрые искренне. А собаки вообще в мимике своей — максималисты. Если грустят, то сам хоть плачь от вида такого жалобного. Если радуются, вывалив навстречу свой весёлый язык — и ты не можешь удержаться от улыбки. Братья наши меньшие, поучиться бы нам, людям, у вас чистоте, честности, простоте, наконец, естественности в проявлении своих чувств.
  
  Чего уж проще? И как было бы легче!
  
  Кошка Окрошка и мышка Отрыжка (фото нет)
  
  Все они жили у меня. Кошка Сибирской породы и мышка, в смысле, крыса домашняя. Ещё были: декоративный кролик по кличке Заяц и водная черепаха-красноушка (он или она — не знаю, но звался, не я придумал, Пётр Ильич.
  
  Не все вместе, по очереди, лишь иногда пересекаясь: мышка с кошкой, кошка с собакой, собака с кроликом. Пётр Ильич — всегда сам по себе.
  
  Вообще, сколько себя помню, всю жизнь был окружён какой-то живностью. Кошками или собаками, птичками или рыбками, мухами или тараканами… Я задаюсь теперь вопросом: а они ли жили у меня, или, правильнее, я у них? Кому «по чесноку» должна принадлежать эта планета? Ну да, Природа демократична — Планета принадлежит всем. И только Человек так не думает. Он думает, что он, сука, пишется с Большой буквы. И он — единственное из животных, которое может убивать ради удовольствия. И сам себе выдал на это «право», этакое волевое решение, с позиции тупой физической силы. Именно — тупой, и именно — физической. Интеллекту и морали тут не место. Как не место подлости и предательству в остальной биосфере Земли. Что, у зверушек хитрости и сообразительности не хватает? Я вас молю! Просто, помимо прочего, у них с «эволюцией» не атрофировались такие изначально заложенные в каждую дышащую тварь качества, как Честь и Достоинство. У зверей, не у людей, не у всех людей, по крайней мере. Читайте Киплинга о Законе перемирия, например, и проч.
  
  А нам нужно сделать всё, чтобы
  
  Мы же — люди!
  
  We are the people
  
  Звучало не стыдно
  
  
  ДыКи КАРБУНОВА
  
  Автобусная остановка у станции метро Фили. Автобус № 653, народ, посадка, всю переднюю площадку перегородил собой очень внушительных размеров гость из средней Азии, суёт водителю три червонца за билет, спрашивает:
  
  — ДыКи Карбунова?
  
  Водитель:
  
  — Не, не едет.
  
  Азиороссиянин:
  
  — ДыКи Карбунова хачу!
  
  Я (с нижней ступеньки передних дверей):
  
  — Уважаемый, ты в такси, что ли? Не идёт туда автобус, тебе говорят.
  
  Водитель:
  
  — Понял?
  
  Азиороссиянин:
  
  — Понял... Я ДыКи Карбунова надо. Ехать давай?
  
  Водитель:
  
  — Ты что, не русский, да? Другой сторона еду, мамой клянусь!
  
  Кто-то за моей спиной из потенциальных пассажиров:
  
  — Слышь, му... жик, дай пройти, не загораживай фарватер.
  
  Азиороссиянин (обернувшись виновато):
  
  — ДыКи...
  
  Я (понимающе, но теряя терпение):
  
  — Карбунова надо. Не дают здесь таких, в другой автобус иди.
  
  Азиороссиянин:
  
  — Автобус не надо. ДыКи Карбунова надо.
  
  Водитель (раздражённо):
  
  — Понаехал тут всякий! Карта купи, чурка.
  
  Азиороссиянин (чуть не плача):
  
  — Не надо карта. ДыКи Карбунова...
  
  Водитель (сжалившись):
  
  — Дарагой, вечером приходи, бесплатно отвезу. Не магу сичас, народ, видишь, сколько?
  
  Я уж сошёл со ступеньки, освобождая проход, но упрямый сын востока отступать не намерен.
  
  — Вон, вон автобус его подошёл! — радостный женский голос.
  
  Но этому детине с бараньим ДНК автобус не нужен, ему нужен... он не раз сказал уже, что ему нужно.
  
  — Панимаешь, Карбунов — прямо, я — сбоку поеду, а там забор, а калёсы у меня ма-аленькие — никак не получаеца, — водитель вежлив и убедителен.
  
  Азиороссиянин — в его глазах вся скорбь, растерянность и безнадёга невинной жертвы многовековой восточной тирании.
  
  ДыКи... ДыКи... Да, как бы это?
  
  ................................................
  
  Водитель сдался (может, лишь наполовину?):
  
  — Иди, садись. Здесь не пролезешь, в другую дверь. Другую!
  
  Открыл, впустил, а с этой стороны народ в салон всочился наконец-то, расселись по местам, расставились в проходах. Уставший транспорт ухнул, скрипнул, закрылись двери. Динамик хрюкнул и голосом водителя, дипломатично преодолевшего барьер непонимания (будь языковым он или интеллектуальным — не важно):
  
  — Автобус идёт старый маршрут. Но следующий остановка временно ВРЕМЕННО называется «ДыКи Карбунова».
  
  
  ДВУХЭТАЖНАЯ КРОВАТЬ
  
  В детстве я мечтал о двухэтажной кровати. Да нет, спать-то мне было где, и даже очень комфортно. Нас у мамы с папой трое сыновей было. Жили в четырёхкомнатной квартире в Ясенево. Каждому по комнате. Огромную (по меркам тех времён) квартиру как многодетной семье дали от нашего любимого Космического завода, которому Ивановы и Лобановы (это родовые ветви по отцу и матери) вот уж несколько поколений, с самого его основания, верой и правдой служат. До сих пор. Переехали из тесного Центра. Я возвращался туда, в Центр, неоднократно. Там длинные пустые коридоры кошками пахли. Но возвращался не за запахами, там ещё были мои друзья. Сейчас уж на Арбате ничего жилого не осталось. Всё скупили. Кто не хотел продавать — незаметно убили.
  
  Ах, я же о кровати... Так вот, ещё до Ясенево были у нас чудесные соседи: Нина и Володя Фомины. Две дочки у них. Одна чуть помладше меня, Ольга, другая, Таня — ещё чуть младше. Мы очень дружили. Семьями. Вместе летом в деревню к нам ездили, на дачу к ним — отдыхать. Деревня наша Петровские выселки под Лебедянью, Липецкий район — шесть домов сейчас и погост на пару сотен могил, на крестах лишь две фамилии, родовое кладбище. Места эти, скажу я вам, завораживающие. Ну, как маленькая Кубань, недалеко от Тулы. Одно плохо — от Москвы далеко. На машине по Новой Каширке пять часов пилить. А я всегда ещё небольшой крюк делал, чтоб через Куликово поле проехать.
  
  Остановиться, встать на берегу Непрядвы и подышать головокружительным воздухом Древней Руси. У нас в Выселках Красивая Меча течёт — это с чего Дон начинается. В Лебедяни он на вид — типа московской Яузы. Дохленький и мутный.
  
  Ну да, я же о кровати... Володя Фомин служил пожарным. Настоящим, не современным МЧС-ником. Имел награды. Не как Шойгу — за нерусскую фамилию или родственные с ВВПутом связи, а за реальное спасение людей. А жилплощадь на четверых, ****ь — маловата. Вот он и притащил для дочек из части армейскую пружинную двухэтажную кровать.
  
  Я, как увидел (пацаном ещё был) — обзавидовался. Сразу к Таньке: давай меняться — я тебе руку и сердце, а ты мне место на верхней полке. Всё перепуталось в голове подростка. А с Ольгой у нас детская любовь была. Та, которая до гробовой доски, сопливых слёз и "сам дурак"... но, как сказать?.. Чуть позже. Мексиканский сериал.
  
  Я потом и в армии на "срочке" два года наверху проспал. Сослуживцы мне: "ты же "дед" уже. Какого хрена наверх лазаешь? Положи туда вместо себя "молодого", а то неуставщину нашу позоришь." Идите вы в жопу! Не понимаете вы, что такое детские мечты.
  
  Ольга. Она приезжала в гости к нам уже в Ясенево. Красивая, длинноногая фотомодель (кстати, реально фотомоделью работала). А я был женат уже. Первый раз. Мы стояли на балконе, смотрели на неверное отражение луны в пруду. Я ностальгически курил, она снисходительно вздыхала.
  
  Сейчас. Я купил такую кровать. Они теперь деревянные, красивые и удобные. Купил для своих детей. Не потому, что в квартире места мало, а потому...
  
  Вы знаете... Редко, но бывает. Когда мои разъедутся отдыхать, по делам ли — не важно, а я остаюсь в квартире один... Я сплю не на своей "тахте", я залезаю на верхнюю полку.
  
  
  ЛИВИЙСКИЕ СОЛДАТИКИ
  
  Маленькие такие, по столу пинцетом передвигать надо. Фашисты, РККА, американцы...
  
  — А почему ливийские-то?
  — В Ливии делают. Красиво, да?
  
  Не знали мы тогда, что Ливии скоро не будет. Той благословенной странны, африканского оазиса, где реку повернули вспять, напоив Природу, где дороги лучше, чем в Америке и бензин по четыре цента за литр... а солдатики — на столе, взрослые игрушки.
  
  Не знали, что останется от неё лишь хаос, кровь и смерть. И солдатики. Уже не на столе.
  
  Алексей показывал мне свою коллекцию.
  
  — Мы уезжаем. Знаешь, что будет с этим домом?
  — Снесут, наверное?
  — Да. Здесь будет шикарное аляповатое, кричащее во все стороны здание, с колоннами в сортирах и львами у подъезда. Банк Москвы, например. Забирай солдатиков, оставь мне только того фашиста с биноклем.
  — Спасибо...
  — Знаешь, почему я люблю пластилин? Он недолговечен. Вот, на столе целый город: дома, деревья, люди. А я прихлопну рукой — и ничего не будет, лишь разноцветная смешная масса. А завтра выстрою новый. Город. И заселю его людьми. Это же как Бог получается. Мы все подсознательно стремимся быть Демиургами... И разрушать, конечно же! Без разрушения старого невозможно созидание нового.
  — Но можно выстроить рядом, не разрушая старого?
  — Нельзя. Стол ограничен и пространство не бесконечно. Врут нам в школе про Вселенную.
  
  
  ЧУЖАЯ ЛЮБОВЬ
  
  Всю дорогу Колька шутил и дурачился, обращаясь ко мне. Но я понимал, что всё это он делает для неё. Она шла рядом, опустив глаза, и слегка улыбалась. Такая вся эфемерная, как призрак, тихая, незаметная. Я иногда искоса поглядывал на неё и тоже незаметно улыбался. Колька, как никогда воодушевлённый, всё веселил, развлекал меня (её)… Напрямую он стеснялся обратиться…
  
  А мы с ней, до того незнакомые, дружно незлобно потешались над его робостью.
  
  Что узнал я о ней за эти тридцать минут? Только её имя. Что мне в ней вообще? Лишь попутная дорога, одна на троих. А с Колькой мы прошли и огонь, и воду. Самый настоящий боевой огонь. И самую неприветливую холодную воду.
  
  Но Колька сегодня в чувствах своих смешон. Она же в безответности своей — Богиня. И я между ними (вот так мы и шли) то ли потенциальный посредник, то ли просто лишний элемент. Но дорога в ту ночь — не Дорога Жизни. Не надо драматизировать.
  
  Вы спросите, с чего это я взял, что Колька влюбился за тридцать минут? Может, оно просто от скуки, от нечего делать, чтобы скоротать путь, в конце концов…
  
  Да он сам мне признался, когда я пришёл к нему в больницу.
  
  — Девочку помнишь той ночью?
  
  Я помнил, я знал, о чём он говорит.
  
  — Да.
  — Я полюбил. Вот прям с первого взгляда. Я дурак?
  — Да. Но такое бывает со всеми.
  — Найди её, Игорь.
  — Найду.
  — Скажи ей, что Коля Соколов очень любит её. Скажешь?
  — Да, обязательно.
  
  Коля умер.
  
  А та, что шла рядом по ночной дороге… Жена моего давнего знакомого, Володи.
  Мы с Колей тогда не знали об этом.
  
  
  СИГАРЕТНЫЙ БЛЮЗ
  
  Когда-то в районе Таганки.
  
  Ездил я в банк. Формальности с кредиткой. Пустяки, в общем. Закончил дела, возвращаюсь домой. Стою на троллейбусной остановке в самом начале Верхней Радищевской улицы, общественный транспорт поджидаю. Время 18:15. Влажные сумерки. Стою один, курю.
  
  Останавливается белый Фольксваген, опускается стекло с пассажирской стороны. Водитель мне через пустое сиденье:
  
  — Мужчина!
  
  Ну, как обычно, дорогу, наверное, хочет спросить, адрес какой...
  Подхожу к машине, наклоняюсь к окошку, жду вопроса. А мужик так просто, как знакомому, говорит мне:
  
  — Садись. До метро подвезу.
  
  Я, от неожиданности, должно быть (в Москве, как правило, бесплатно не подвозят), молча открыл дверцу, сел в автомобиль. Когда поехали, обратился к водителю:
  
  — Вы хотели что-то спросить?
  — Да, нет. Просто устал стоять на одном месте. Жду-жду, а они всё никак не выходят.
  Я не стал уточнять, кто «они», просто понимающе кивнул.
  
  — Сигареткой не угостишь?
  — Да, конечно, — ответил я, протягивая раскрытую пачку.
  
  Он закурил. Соскучился по никотину, видать, пока ждал своих пассажиров.
  
  — Возьми ещё.
  — Не надо. Сейчас куплю. Их ведь, вроде, ещё не запретили?
  — Попроще, чем с алкоголем ночью.
  — А как называются-то твои?
  
  Я забыл (постоянно курю разные), вгляделся в полутьме в золотую коробочку:
  
  — Business Class. Сам только сегодня познакомился. 25 рублей всего (26.10.2012), а на вкус, мне показались — нормальными.
  — Нормально.
  — Табак ведь каждую неделю дорожает бессовестно, иногда покупаем не пойми, чего.
  — Я тоже.
  — Но, когда «Прима» без фильтра будет стоить за сотку, я вырежу себе лёгкое и вынуждено брошу курить.
  — А я бы вырезал лёгкие всем депутатам. Воздух они сильно портят своими оральными испражнениями.
  
  Мы остановились на светофоре. Впереди мокрыми огнями сияла Таганская площадь.
  
  — Здесь можно выйти?
  — Можно.
  
  Мы пожали друг другу руки, забыв познакомиться.
  
  — Спасибо.
  — Будь здоров!
  
  P.S. Сигаретный блюз — это «Сигаретный блюз» No песня моего армейского друга Руслана Стариковского. Поищу у себя на плёнках, может, найду, оцифрую и поставлю сюда.
  
  P.P.S. На остановке — фото моей жены. Сам пририсовал, конечно.
  
  
  КОМНАТА ЗАКАТОВ
  
  — Ты знаешь, — говорю я Мариане, это моя племянница, совершеннолетняя (на фоне всё новых и новых законов — уточнение о возрасте совсем нелишнее), — Пока Валерка не разломал мою квартиру, здесь был дом восходов и закатов. Я про Солнце...
  
  — Я шёл на Восток и, заложив руки за голову, смотрел, как Солнце карабкается из московского смога на крыши небоскрёбов Москва-сити.
  
  А вечером из окна другой комнаты или на кухне я видел, как этот огромный яичный желток тонет в Москва-реке. Я видел рождение и смерть Дня. Смерть — это как сон, до утра.
  
  Летом на Востоке всё заливалось тёплым ярчайшим светом, в нём маленькие эльфы кружились, как стрекозы быстро-быстро вибрируя прозрачными крыльями.
  
  Вечером мы садились с женой на пол, зажигали свечи, пили вино... А Солнце иногда задерживалось над кромкой Филёвского парка, чтоб посмотреть на нас, а потом бултыхалось, сонное, в Москва-реку.
  
  Оно, я точно знаю, тонет на ночь именно в этой реке. Ну, по крайней мере, для нас с Ли. А мне большего и не надо. Да, и кому больше нужно, чем завтра утром Солнце взойдёт?
  
  И Вы знаете, закаты дарят больше надежд, чем рассветы. Они оставляют время на ночь, полную волшебных снов, любви и мечтаний, а дни наступают стремительно. Успеть бы.
  
  Успеть бы прожить всё это. Сколько их было у меня, закатов и рассветов? Я не знаю, не глупец последний — не считал. Ли тоже не считала — зачем нам нужно? Сколько их ещё будет? — и знать не хочу цифру. Много. Надеюсь, верю.
  
  Теперь нам осталась Комната Закатов, комната надежд. А ведь Надежда умирает последней, переживая своих сестёр — Любовь и Веру. Да, нет, не может она этого пережить. Ну какая надежда без веры? Ну какая вера без любви?
  
  
  О ПОРОКАХ
  
  На Болотной площади в Москве есть архитектурное сооружение (памятник?) человеческим порокам. Почему здесь и почему так — не знаю. Не Дьявольская ли это ухмылка? Всем друзьям, кто не видел: приезжайте, посмотрите на памятник порокам, когда эти пороки ходить вокруг нас перестанут. Или, как раз для того, чтобы они ходить перестали.
  
  А напротив — Мост Влюблённых, где молодожёны вешают на ритуальное дерево замки в знак нерушимости своего брачного союза. А чуть правее, рядом, на другом берегу — золотые купала Храма Христа Спасителя. Ещё немного правее — Кремль — сердце Руси и Православия. Напротив Болотной, в сорока метрах через дорогу — кинотеатр «Ударник», ранее — главный экран Страны. Кинотеатр премьер, не показов для премьер-министров, а премьер-показов для всех.
  
  Посмотрите на эти тринадцать пороков, и на этих детей которых они окружают. Мы, общество — не в образе ли этих фигур? И кто есть кто? Я почему-то расстроен. Мне кажется, что сегодняшняя «акция» — никакая не победа, как кричали с подмостков. Может, и не проигрыш, но ухмылки этих бронзовых фигур, которые стояли рядом... Сейчас образно: эти ухмылки я липкими слюнями обнаружил дома в своих карманах. Я чувствую, что нам, скотам, кинули весь полугодовой запас силоса — нате, жрите, успокойтесь, хотите мы вам сердюкова, фурсенко или онищенко скормим? Вы же, ведь всё сожрёте? Вам не один фиг?
  
  А не один. И жрать мы, ладно я, за себя отвечаю, никого не хотим! Потому, что, бляттть! — We are the people! Каюсь, курочку ем и хрюшку и прочее живое, но не каннибал же? И к подачкам, и с руки есть не приучен.
  
  
  СУББОТА
  
  А вечерами пятниц я не пью. После работы хочется борща, контрастный душ, жену, опять борща, поговорить с женой, романтики чуть-чуть, на звёзды посмотреть с балкона вместе (а вдруг на небе если спрятались за тучами те звёзды — так, вон они, на башнях древнего Кремля). Потом: Евангелие, зевая, или Маркса перед сном. И спать, и видеть Чудный Фантастический Мир (такого спьяну не увидишь). Летать и созидать, как Брахма в неге и нирване, распластавшийся в невесомой вселенной меж молодых планет, нечаянно рождённых из его ноздрей.
  
  Я, правда, в жизни чёрно-белых снов не видел. А, говорят, они бывают. И мне хотелось бы немножко винтажа. Ведь фотки старые в альбомах из семейного архива так притягательны не только лицами, знакомыми из детства (здесь не совсем по-русски я построил фразу). Но свет и цвет в них — будто бы с другой планеты. С планеты, на которую всем хочется вернуться. Не врите же себе! Всем хочется вернуться. Было бы куда... И возвращаемся мы, и кто-то даже остаётся там...
  
  Субботы утро я встречаю бодрым, сильным и здоровым. Готов к Бревну. К тому, что вкруг Кремля таскали на субботнике с Вождём. Ильич — ни сном, ни духом, а на фотках с ним уж человек сто тридцать. Вот так мифологическим дерьмом залепливают биографии и судьбы. А пусть их! Мамонт блох не замечает. Да и живут они до первой же помывки, блохи. Аминь, служу Советскому Союзу!
  
  Короче, я не офисный планктон. И пятниццо! — читаю как фамилию какого-нибудь радостного итальянца. Рад за него. А то что Саббат, блеать, не соблюдаю, и позволяю себе что-то там не по Талмуду. Так не приходится мне прятать под трусами какой-нибудь ущерб на гениталиях. И крестик надобности нет снимать — на сердце заменил его значок КПСС, давно, лишь осознал себя я гражданином (не опечатался я, именно — КПСС). Душа, дрожа, бредёт в потёмках смутною дорогой к Богу. А разум видит впереди Свободы, Равенства и Справедливости маяк. Их объединить бы — вот тебе и Счастье.
  
  Сегодня пью за Вас, друзья, кто хочет быть свободным. За Вас, кто по-другому жить не может. Я счастлив, что Вы есть. А значит, есть и шанс у подкосившегося мира.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"