Чваков Димыч. Авторизованный сон Макара Трубецкого

ПЕРВЫЙ АВТОРИЗОВАННЫЙ СОН МАКАРА ТРУБЕЦКОГО

"Страшный и опасный вид не у того, кто обладает суровым, а у того,

кто обладает умным взором, ведь, несомненно, человеческий мозг

более страшное оружие, чем когти льва"

Артур Шопенгауэр

Этой ночью Макар спал неважно. Его то и дело будили совершенно заурядные бытовые шумы. То машина во дворе тормозами скрипнет, то кот заорёт дурным мявом, то часы затикают с угрожающим тревожным звуком, то Сюзанна беспокойно на груди завозится. Из головы всё не шли слова Гортензия Вергилиева:

"Писать нужно не по правилам. Правила загоняют автора в угол, в узкие рамки уже пройденных кем-то до тебя маршрутов. И на этих тропинках узких столько встречается уверенных в себе молодых наглецов и признанных мастеров слова..."

Неужели верно всё это? Неужели, правда? Только под утро удалось с собой совладать. Успокоился и уныло в потолок взор свой устремил. Усталость не замедлила навалиться и тяжестью свинцовой ваты смежить веки Макара.

И приснилась ему Золотая Рыбка в образе Окуня Обыкновенного, Perca fluviatilis, если быть точным...

- Ну, чё, чувак, плаваешь? Икру литературную мечешь? - не то прошипел, не то протелепал прямо в мозг окунь с безумным взглядом пророка, вспученного внутренними знаниями.

- Вам кофе со сливками, как обычно, Макар Прохорович? - это уже невесть откуда взявшийся, официант в белых перчатках и с тростью в виде микрофонной стойки к Трубецкому обратился. Странное дело, официант удивительным образом походил на звукооператора Непрнокопытова, только этот весь в лохматости бакенбардов имени графа Бенкендорфа с эполетами.

- Кака бычья? Да, что вы, Господь с вами, Гаврила! Мне бы чаю простого... - здесь тоже не ясно, кто слова эти произнёс. Голос был Трубецкого, но рта он сам не открывал.

Сразу вспомнился случай в магазине канцелярских принадлежностей. Кстати, совсем не к месту... Тоже из какого-то предыдущего сна...

- У вас есть синька?

- Да, есть.

- А какого цвета?

- Белого, твою мать-то!

И тут Золотая Рыбка (она же Бешеный Окунь) разорвала транзакционные связи с перекрёстными ссылками канунешних видений:

- Я заявляю вам это, месье Трубецкой, в рамках абсолютно нормативной психики! Желаете иметь три исполнения? Тогда необходим вамится экстерний беспроволок на станий вызук однократно. Ну, если быть проще, свистни, когда готов будешь...

Макар тихенько (именно - тихенько, если кто-то из читателей засомневался) свистнул, обмусолив боцманскую дудку, которую обнаружил на тарелке, украшенной морской капустой и морскими же гребешками. Странно, причём здесь дары океана, когда окунь-то типичный, пресноводный? Загадка, да и только!

Тем временем, официант принёс чай в игрушечной чашке размером с напёрсток. Макар хотел было возмутиться, чего, мол, так взялись его не уважать. Но тут гневные мысли Трубецкого перебил весёлый Окунь-Золотая Рыбка:

- Ну, ты чего, уже созрел? Выкладывай свои желанные исполнения. Только путёвые, чур. А то с непутёвых у меня жор обыкновенно начинается, а тут недалеко и до крючка. Просто вешалка обезвоженная. Слушаю внимательно. Излагай!

- Во-первых, хочу научиться считать до десяти гуголов туда и обратно без передыху, - сказал Макар и сам удивился собственному желанию.

- В уме или вслух?

- Разумеется в уме. Вслух язык сломать можно.

- Уже делается. Во! Сработано! Проверяй.

Макар проверил. Точно, сумел. Все, как есть, цифири одну за другой, в бесконечность устремлённые, построить успел по ранжиру. И наизнанку их вывернул без особого напряжения. Не обманул Окунишка заветный. Удовлетворился Трубецкой достигнутым и над вторым исполнением призадумался.

- Эй, парень, не тяни волыну! У меня скоро обед перерыверный, гляди, не успеешь. У нас, у ИСПОЛНЯЮЩИХ обязанности, график строгий, служебный. Никакие уговоры потом не помогут. Давай уже, какое тебе второе исполнение запузырить?

Окунь деликатно повёл плавниками, будто примериваясь, как станет запузыривать Макаровское пожелание посредством своего плавательного атрибута. Трубецкой заспешил:

- Извинитеуважаемыйокуньбатюшко! Я мигом! Только сперва на вопрос извольте ответить. У Золотых, стало быть, Рыбок тоже исполняющие обязанности бывают? Что-то я про такое и не слыхивал...

- А ты как думал? Естественным образом, очевидно, что бывают. Мы тоже имеем право на отдых по Конституции. Ничто демократическое нам не чуждо, братец. Эволюция, понимаешь ли. Рыбка сейчас как раз в отпуск отъехамши. Небось, в Эгегейском море жабры от радикулита лечит. Ну, так будешь второе исполнение заказывать?

И Окунь принялся прилаживать правый передний плавник для того, чтобы загнуть его, присовокупив к уже свёрнутому в изящный бантик хвостовому. Ничего удивительного в том действии усмотреть было нельзя, ведь Perca fluviatilis-ам не свойственно умение считать до гугола, даже в одну сторону, вот и приходится подручными средствами для памяти пользоваться. Макар выставил вперёд левую ножку, словно стихи приготовился декламировать, и произвёл заказ:

- Желаю знать, где сидит фазан. Прощу исполнить по существу вопроса, поскольку, хоть и не охотник, но, страсть, как ОХОТО знать!

- Слушаюсь!

Окунь чем-то сверкнул, наподобие праздничной шутихи, и хлопнул незавязанными плавниками себя по изумрудной чешуе. "Ишь, ты, - подумал Трубецкой, - а у нашего и.о. такой замечательный прикид. Совсем, как в Изумрудном городе, а, может даже, как в стране ОЗ, чтоб ей малахитилось с никелированным позументом в своём Затехасье!".

Окунь реализовал второе исполнение абсолютно точно. Теперь Макар знал ровнёхонько всё про фазанов. И не про одного, а про всю пернатую братию в целом. Кто, где сидит, и даже временно обитает. От этого знания Трубецкого понесло, и он тут же сочинил современную басню. Без морали, впрочем, а только лишь с неким поучительным посылом. Он не хотел её исполнять принародно, но пришлось. Догадливый Окунь завопил: "Просим, просим!", и Макар не устоял.

Лирико-эпическая басня из серии "Рашн крэк" под

названием "Братья Килобайтовы",

сочинённая М.П.Трубецким во время сна

(цензурированию не подлежит, поскольку

неправда)

Оставил в наследство сыночкам

Папаня кривой ноутбук...

Мобильник с неважной разлочкой,

Просроченный серверный Plug.

Оставил покойник братишкам

Модем, что для слота ISA,

Пузатую Genius-мышку,

Ей шариком только б плясать

В обнимку с неверным курсором,

Который чего-то двоит,

От LAN-ки извитые шпоры

С коаксиалом в связИ.

Оставил в наследство сыночкам

Папаня немного софта.

Его же грудастая дочка

Грустит всё в замужних летах.

Ни цента он ей не оставил,

Откуда же вдруг женихи?

Себя где-то тоже ославил,

Родитель наш, средней руки.

Ему, впрочем, что за несчастье,

Коль он безнадёжно усоп?

А дочке наследство - как "здрасьте",

Ах, нет - как берёзовый сок,

Который другие собрали,

Не ведая разных забот.

Но нашей накрашенной крале

Сейчас, несомненно, везёт.

Ей хакер премилый попался,

Мозгами богат, и умыт...

А к братьям инспектор подкрался,

Который в засаде сидит.

Налоговой тёмною ночкой

Со штрафом в козырной руке.

Раз есть на мобиле разлочка,

То денежки есть в кошельке.

Не стало у братьев ни LAN-ки,

Что с коаксиалом в связи.

И после большой перебранки,

И после мышиной возни,

И софт конфискован искуссно,

Ведь он без лицензии был.

И ноутбук от ASUS-а

Инспектор отнюдь не забыл.

Сидят под разбитым модемом,

И кашу едят на воде.

Такая вот, братцы, проблема

В компьютерной дружной среде.

Какую мораль присобачить

Под темою мрачного дня?..

Коль вам не способно "левачить",

Дружите под DOS-ом, друзья!

И вдруг Макар обратил внимание, что стоит при свете софитов на сцене и стоит на ней не один. Тот второй, которого было отчего-то неважно видно, тоже что-то декламировал, как и сам Трубецкой.

Налоговой тёмной порою

Он вышел из леса в "онлайн",

И щёлкал зубами, не скрою

На скромный, как жабры, дизайн...

А дальше Макар увидел прямо перед собой некий транспарант в виде фрагмента пьесы:

НЕЗНАКОМЕЦ *очищенный и блестящий (в отдельных местах), со слезою в голосе*: Я таю... или таю... О, Боже мой, снова потерял мешочек с ударениями... *сконфуженный скрывается в кулисах*

Трубецкой решил продолжить импровизацию, но не вышло...

Поэтическую стезю Макара оборвал всё тот же, одичавший без долгого человеческого общения Окунь. У него же тайм - "из деньги", не важно, в какой валютке упакованные, сами понимаете, чай. Нет, впрочем, не чай, а кофе. До чайных церемоний с антимониями дело покуда не досквозило. Об том наперёд ничего не скажу, чтоб глазливым не показаться.

И тут наш Золотой Рыб принялся выпытывать третье исполнение из Макара, свет, Прохоровича. А у того от собственного, личного, можно сказать, величия пар из ушей повалил, с землёю сравнявшись. Ему славы возжелалось. И, не то, чтобы неожиданно, а так - за ради словца красного, которым и долг и кое-что иное красно, аки солнышко чудотворное. Стоит себе и губками всё пытается по-рыбьи так свою басню прочесть сызнова. Но с волшебным океанариумом, хоть и пресноводным, разве ж сие возможно? Да - никогда!

Закричал Окушок-Золотой Рыбешок, как резаный:

- Осталась у тебя, Макарка, ровно одна минута по Гринвечеву параметру, чтобы третье исполнение претворить я мог! Не кручинься, не тужи, а всю душу изложи!

Паскудно Трубецкому. Ему подумать хочется, чтобы не, эвон, вдруг, а самое сакраментальное из всех возможных исходов предусмотреть. А рыбец подлый торопит, средоточить изгиб мозговых извилин не даёт! Чепухенция полная! Мысли парятся, мысли вертятся, а остановить чехарду собственную не в силах. Заупрямился Макар, слово начал держать. Слово гневное, слово верное:

- А почто ты, свет, душа, Золотой Окушок, мне спокою не даёшь? Подумать надобно на предмет третьего волеизъявления, чтоб не вышло чего дурного. Расписание ваше обеденное мне и вовсе не с руки, стало быть. Задержись, совесть поимей, проникнись. Утихомирься, добром прошу.

- Да, и ладно. Думай ещё фреймов триста, мне, что ли, больше всех надобно? Но без прикорма меня оставишь - все твои предыдущие желания станут недействительны, да ещё неустойку заплатишь, в размере трёх МРОТ за каждую.

И пришла тут Макару в голову одна идея завиральная. Самый сок, как говорится. Держи, заскорузлый и.о., мою субстанциональное исполнение под нумбером три!

- Исполните мне вот что, любезный Окунь - хочу стать Алисой.

- Это, в каком, интересно, смысле? Если по перемене пола, то это лучше к хирургу, а я в анатомии млекопитающих, честно говоря, не силён. Что-нибудь спутать могу...

- Нет, это я фигурально говорю. Мне бы в сказку, какую-никакую, попасть. Ну, чтобы там были всякие существа забавные... Что-то вроде Страны Чудес...

- Ага, понятно. А существа обязательно забавные или мерзопакостные тоже пойдут? Понимаешь, Макар, нынче с забавами очень проблемно, зато каждое из существ так и норовит какую-нить пакость учинить. Ну, так как?

- Да, уж, ладно. Давай, что есть. Всё равно до обеда две секунды подать, а мыслей и того меньше...

- А с которой стороны Зеркала пожелаешь? Где, как говориться, Establish mirror тебе застолбить? С прямой, либо с инверсной?

- Да, мне всё едино, лишь бы чаю напиться, а то этот хлыщеватый гарсон вместо нормальной кружки припёр какую-то клизму для тараканов...

- Тогда получайте Страну Чудес!

Окунь весело взмахнул хвостом в стиле андерсоновской Русалочки, и что-то натужно крякнуло в колесе объективного обозрения. Сублимация половых перверсий повернула к весне, щепок полез на щепку, противно взвыли самцы из семейства кошачьих, и наступила Страна Чудес.

И что в той стране происходило потом? Так, не станете поспешничать насмешливо, я вам всё и расскажу. Происходило, скажем, так, не только потом, но и ошеломляющим оптом. Впрочем, изменения совершались, скорее, непримечательно, чем феерически. Как-то незаметно образовался длиннобрюхий П-образный стол, густо засеянный чайными приборами и вазами, полными лакомств. Ещё на нём в изобилии водились торты на серебряных блюдоподобных тарелках с пи квадратом в центре, там, куда должны были выгружать кулинарные изыски форменного вида и сказочного вкуса. Стол был застелен чем-то свадебным с виду, но на ощупь вполне непромокаемым.

А теперь давайте обратимся к лицам, которые сидели за этим праздничным П-образным монстром, кто с предвкушением, а кто и просто с удовольствием. С левой стороны примостились персонажи известного мюзикла "Приключения Дуратино", Обдуримар и сам главный герой бродвейской заквасочной выдержки. Да-да, тот самый антропоморфный дентромутант - Дуратино по-научному. Вот как, вы, оказывается, ничегошеньки не слышали об этом существе? Тогда поясню, ненадолго обратившись к либретто знаменитого мюзикла, переключившись на тариф "вседозволенный". Там, в частности, такая история. Папа ХАмло вместе со своим другом Джузеппе - Большая Шарманка решили состругать себе мальчика, поскольку с клонированием что-то всё не получалось. Ну, и, разумеется, состругали. Назвали простенько и со вкусом - Буратино. Сначала Полено Абрамович Обдуримар взялся за воспитание деревянного мальчишки, или же, там, Платон Абрамович, какой.

И вырос маленький Буратино в большую сволочь по имени Дуратино Хамлович Берёзовый. Вот, в сущности, и вся история, если опустить сюжетные линии с перестрелками, наездами, налётами, набегами и танцами цветов. А кто такой сам Обдуримар? Так это Дуратинин крёстный, содержатель притона с игривыми собаками, системы "пудель", девиц с голубыми волосами и мозахистски настроенных молодых людей в костюмах Пьеро. Да, был ещё в мюзикле один самый главный злодей по имени Тарас Карабасович Барбаросса. Но он к чаю не вышел по причине внезапно разразившейся подагры, поэтому не станем уделять ему сколь-нибудь достойного внимания.

Итак, парочка Бродвейских героев сидела с краю. Следом за ними, через три стула, разместились братья Масел и Сусел, два однородных субъекта без особых примет и особого интеллекта. На "крышке" буквы "П" уютно разместилась какая-то странная женщина. Я, конечно же, сразу догадался, что это Соломея Вольфовна Гарбузяк, а Трубецкому пока невдомёк. Он глазеет по сторонам, привыкая к Стране Чудес. А мы с вами, тем временем, изучим дальше списочный состав участников застолья.

Под рекламным плакатом "Вениамин Каверин; Два капитана; Бестселлер века" и в самом деле располагалась парочка господ в буклях, треуголках, камзолах, при шпагах, с виду - чистые головорезы, судя по татуированным якорями рукам - морские волки.

Если один из них с повязкой на глазу вальяжно возлежал на трёх сдвинутых вместе стульях, будто главный герой картины "Писатель на привале рассказывает притчу о топоре и ножницах своей супруге во время проведения очередного трудового отпуска в лесах Нечерноземья", то второй сидел, образуя прямой угол с горизонтом позвоночным столбом своего напряжённого естества.

Имена, вам хотелось узнать имена? Минуточку, сейчас морские волки заговорят...

Первым открыл рот, сияющий на солнце коронками из гинеи времён короля Якова I, капитан Джек-Трясогуз, обращаясь к капитану же Плинтусу, сокращённо - капитану Плинту:

- Досточтимый сэр, мне кажется, мы уже очень славно порезвились на палубе моего вельбота! Вы произвели точный выстрел и пару выпадов саблей. Я тоже не остался в долгу, подпоив ваш экипаж некондиционным ромом из гаража в Мытищах. Не пора ли положить конец нашим раздорам, три юферса в шверц, и каймана к запястью?!

- Верно-верно - на кой нам нужны эти неконструктивные проблемы! Предлагаю, покуда лекарь делает промывание желудков нижним чинам выпить в знак дружбы чая мате. Вот вам кулебаса, сэр! У бомбильи наконечник из чистого серебра, тысяча чертей и ахтерпик мне в глотку жвакогалсом* наизнанку! А это значит, сэр, что никакие гаитянские зомби нам не страшны!

- Вот вам моя рука! А путь к сердцу вы нашли ещё раньше! Искренне ваш, капитан Джек-Трясогуз, некоторым образом, безлошадный эсквайр

По левую руку от Соломеи Вольфовны расположился совершенно слепой крот в очках от Паниковского, с бабочкой "кис-кис" и засаленными манжетами на мозолистых, после каждодневного пользования большой совковой лопаты, конечностях. Лопата казалась боевой на каждый из ста нелинейных процентов и напоминала присутствующим о когда-то всемогущем органе глубокого вскапывания имени самой страшной тайны комиссара Катаньи, la piovra его раздери, как заметил бы один из двух капитанов.

Напротив артистической парочки с Бродвея, рядом с Макаром уютно дремали Михрютин Пётр Каземирович с газетой "Абсолютная правда" под мышкой и его пёс неизвестного происхождения. Откуда этот видимый боец невидимого фронта появился во сне Трубецкого, никто не знает. Видимо, занесло восточным ветром революционных перемен. Но ведь взялся откуда-то, значит так нужно. Михрютин спал тревожно, как и полагается непримиримому борцу за социальную справедливость, а его кобелёк по имени Пескоструй вообще практически не спал, выкатив один глаз на перископную дальность. Пса тревожило положение не только в Гондурасе и Того, но и в вольной республике Неимении.

Прямо перед Макаром лежала странная брошюрка "Месяц по имени Марь" с авангардным рассказом о нечисти "Не доводи до третьих петухов!" начинающего автора Х.М. Вия. Немного странно, конечно, что название издательства "Тщедушная валькирия" было напечатано крупнее, нежели название самого произведения, но наш герой виду не подал. Он просто вежливо пролистал книжицу с деланным интересом и отложил на край стола - туда, где располагались капитаны.

Между тем, с днём нерождения почему-то никого не поздравляли, и от этого Трубецкому сделалось как-то не по себе. "А ещё Страна Чудес называется", - думал он с прискорбием. Но вскоре всё переменилось. Михрютин пробудился и в связи с этим изрёк:

- Итак, господа и дама, пожалуй, откроем вечер волшебных посиделок. Только сначала позвольте представиться. Меня величают Петром Каземировичем. Пенсионер тайной службы. И теперь... далее по списку... Вижу нас осчастливили своим прибытием Масел с Суселом, Макарушка Трубецкой, одна известная мне особа женского содержания наружного облика, крот Самураец, два капитана. Мой барбос Пескоструй также здесь наличествует. А вот там, с краю, кто такие? Мне про них не докладывали.

- Позвольте, позвольте, безутешно оскорблённые собственной никчёмностью, возлюбленные чада мои, - удивился раздосадованный Обдуримар, - то есть, как это не докладывали. Вот у нас и пригласительные кредитные карты на руках. Мы представители древнейшего из мюзиклов. Дуратино со своим референтом, со мной, то бишь.

- Ну, положим, пригласительные действительно у вас имеются. А расскажите мне, любезный, кто есть ваш сосед, так сказать, по тарелке? Что за Дуратино такое?

При этих словах Дуратино почесал натруженный об рашпиль подбородок и сказал что-то не в меру обидное и ругательное, что было немедленно стыдливо "запикано" невидимым Макару звукорежиссёром.

- Да, я ж данного субъекта вот с этаких знаю (Обдуримар показал что-то небольшого размера под столом, но габариты этого ЧТО-ТО оказались недоступны большинству слушателей, мешая им стать наблюдателями). Рубаха-парень, хотя местами и деревянный. Такие стихи слагает - заслушаешься, такие песни спивает - соседи вмиг сбегаются. Я же с этим бузотёром, со встроенным в переменчивую структуру браузером, не один пуд изюма скушал, пока его на коленях при помощи ременной передачи воспитывал. А предки его! Это же герои народные. Деревян Сусанин, слышали про этого народного героя? Да, тот самый, который под топором дровосека полёг на лесозаготовках... А вот, кстати, вспомнил строчку из поэмы уважаемого Дуратино "Что ты иржёшь?" Послушайте. "И зачем тебе подковы, конь ретивый несомненно?" Ну, как, впечатляет? Дальше, к сожалению, не припомню. В общем, там о коневодстве и о скачках что-то этакое. Как завинтит аллюром голуба, только грива заворачивается.

Михрютин успокоился, сделал вид, что интерес к служителям деревянной эстрады у него пропал, сложил себе из газеты треуголку и предложил:

- А, давайте, братцы, втетярим! Чай попьём, хрен помнём...

И чтобы не выглядеть необязательным, достал Пётр Каземирович из заплечного мешка заросший земляными комочками корешок хреновый и, ну, давай, его мять. Официант приключился как раз вовремя, когда у всех уже потекли слёзы. А наш хитрец Михрютин, предусмотрительно накинул на себя противогаз, поэтому ловко управился с мятым в кашицу хреном. Уложил разрозовевшийся до соплей гарсон полученный продукт в вакуумную кастрюльку от "Цептера" и унёс в другую залу во исполнение причудливого заказа. Там как раз кошмарные сны кому-то нервному передавали - по фамилии Зигмундов, по имени Федя.

Чай официант принёс несколько позже, и уже не в напёрстке, как давеча, а во вполне приличных девятилитровых бадейках. Только Макара снова обделил. Поставил перед ним обычную кружку, литра на полтора. Но Трубецкой кобениться не стал. Ему и этого было достаточно. Напиток оказался удивительно хорошим - с труффальдиновым бергамотом с побегами ромового мохито по закраям. Чаепитие пошло знатное. Гости шумели и дружно чавкали медовыми сотами, изредка засовывая деревянные ложки в вазочки со сгущенным молоком, вареньем из плодов воинственного в своей грамматике фейхоа и примечательного домашним румянцем кизила.

Торты подавались стремительно, но ещё более стремительно уничтожались компанией милых водохлёбов. Главным заводилой неожиданно сделался Обдуримар. Он слова не давал никому вставить, не забывая между развязной речью колоть кусковой сахар на микроскопические кристаллы, которыми без меры наполнял чайные ёмкости соседей. Скоро бадья, стоящая рядом с Макаром, изменила своё содержимое. Классики от марксизма не обманули. Количество переросло в качество - чай превратился в сироп. Трубецкого это возмутило донельзя. Он встал и, перекрикивая, неумолкающего Обдуримара, возопил:

- Доколе это возможно, уважаемые сотрапезники, сыпать мне сахар в чай?! Это же вам не соль на раны, право слово... Меру знать нужно, чтоб у вас всё слиплось!

Обдуримар, нимало не смущаясь, отвечал ему так:

- А есть у моего любезного оппонента девятилерон? У вас нет девятилерона? Тогда кто вы такой, вообще?.. И как смеете указывать мне размеры границ? Ей-богу, сейчас не стерплю и начну словом обижать... А то и делом! Эй. Дуратино, брат мой, мы уходим! Нас здесь не любят!

Застолье дружно засвистело, свидетельствуя в поддержку Макара, принялось брызгаться недопитым чаем, бросаться тортами и корчить рожи. Продолжалась эта вакханалия ровно до той поры, покуда и след пары из мюзикла не простыл, и не начал чихать где-то в предбаннике.

Но перед своим исчезновением коварный Обдуримар сделал собравшимся некое подобие "козы", а после обматерил пространство, свинячья морда, глухонемым методом с лёгким американским акцентом на средний палец. Проклял, стало быть, не по православному.

Когда страсти понемногу улеглись, Михрютин подсел к даме, которую мы условились называть Соломеей Вольфовной Гарбузяк, и начал её обхаживать, как заправский дон Гуан. Он был уже далеко не юн и знал, как нужно удовлетворять женщин нежного классического возраста, который моя рука не повернётся обозначить бальзаковским.

- И что, дЕвица-душа, дозволишь ли отроку несмелому надышаться твоим ароматом волшебным, который месье Ив Роша соизволил изобресть ещё в пору своей пылкой зрелости? - щебетал он ей прямо в кокетливое ушко.

Дама не возражала, радостно прихлёбывая ароматный чай и закусывая его тортом "Прага", ни чуточки не смущаясь, что от помады на её аппетитных губах и оттиска малого уже не наблюдалось. Не встречая сопротивления, Пётр Каземирович поцеловал литературную барышню от души в строго партийном значении этого довольно вульгарного слова.

Крот по прозвищу Самураец тоже пытался присоединиться к развязному поведению Михрютина, но потерял ориентировку, свалился со стула и запричитал что-то невразумительное. Макар расслышал только концовку этих страданий, которая звучала примерно так: "О, дайте съесть кусок упрёка!" Михрютин отреагировал мгновенно. Он вернул крота на его законное место, подложил в безразмерную пиалу два литра варенья из "райских яблочек", облобызал в слипшиеся от неразумного употребления сладкого усы и обратился к нему патетически:

- Самураец, ты помнишь ли этот запах бенгальских огней, окунутых в болотную жижу? Так пахла шмурдяковка с улицы Патриотов, 14... Такие бывали у нас завороты в судьбе, просто высший пилотаж!

Самураец только крякал вместо ответа, давясь деревянной ложкой, которая никак не хотела попадать в ёмкость с вареньем. Но позднее, однако ж, ложка немного одумалась, и закачала в распашонку млекопитающего едала всё, ранее утраченное, сполна. А Михрютин уже не обращал на крота никакого внимания. Им овладела жажда деятельности. Пётр Каземирович схватил со стола свечу, прикурил её от солнечного блика и побежал по лужайке (или же по паркету в стиле лужайки?) к какой-то ракете, стоящей на обочине чаепития. "Сейчас возгорится!" - кричал Михрютин и что-то ещё нечленораздельное, напоминающее брачный посвист птеродактиля. И точно! Возгорелось.

Ракета оказалась не ракетой вовсе, а чем-то до ужаса пиротехническим. Фейерверк украсил праздничный стол в полном объёме. Масел с Суселом орали "Уррра!", крот кричал "Банзай!", капитаны, слабо владеющие языком, перепутали рамсы и оттягивались полукриминальным "сарынь на кичу!", Пескоструй лениво погавкивал с французским прононсом, а единственная присутствующая дама давилась тортом "Прага" практически беззвучно. Зато она фигурно выедала на кремовом поле иллюзий нежный крик души. Получившиеся бороздки от переднего прикуса образовывали надпись "L'Amour". О чём думала в эту минуту Соломея Вольфовна, я предположить не возьмусь, чтобы не поколебать вашу веру в прекрасное. Как, впрочем, не стал предполагать этого и Макар. Он, вообще, был занят извлечением медовой квинтэссенции из небольшого, но увесистого туеска. Хотя, возможно, и сусека.

Под шипенье отгорающей пиротехники слово взял Сусел. Он пригладил растрёпанную чёлку, которую хотел напомадить гуталином, да, видать забыл. Вскочил, встрепенулся всем телом и произнёс:

- Стихотворение. Автор неизвестен. Эльвира похотью дышала и ядрам пролетать мешала...

Сусел сел и начал неистово себе аплодировать. Масел подхватил. В четыре руки выходило славно. Но идиллическую картинку нарушил Трубецкой:

- Почему неизвестен? Кому неизвестен? Враньё. Это строка из моих новых виршей. Я ещё и опубликовать-то не успел. Кто-то черновики, видимо, умыкнул из моего компьютера. Вам только дай - всю книгу на цитаты растащите! И, вообще, друзья, когда я говорю с вами, то сразу начинаю себя чувствовать идиотом, в хорошем смысле этого Достоевского слова.

Макар был нездорово взвинчен и творчески зол. В своё оправдание Сусел ответил следующее:

- Если раньше приличные люди писали в стол, то теперь в Интернет. Видишь, сколько бумаги сэкономили. А в "паутине" разве ж разберёшь, где чьё... Вот!

Макар решил бросить вызов. И он бросил вызов... бросил прямиком под ноги мятежным братьям:

- Вот я на вас, господа нигилисты, пасквиль-то напишу! Будете потом знать, чтоб сейчас никогда неповадно!

- Никогда сейчас? - полюбопытствовал капитан Трясогуз.

- Неповадно сейчас никогда, капитан э-э-э...! - уточнил Макар.

- Разрешите представиться - Джек! Блэк Джэк! Капитан Блэк Джэк!

- Макар Трубецкой. Писатель Трубецкой.

Макар решил продемонстрировать, что никогда не грозит попусту. Он достал из-за пазухи специальную доску с восковым покрытием и, с места в карьер, вывел на ней деревянной зубочисткой, которую услужливо предложил всё ещё активный Михрютин:

"Из света в тень перелетая,

Летит кибитка удалая...

Комар сидит на облучке,

Сжимая доллары в пучке..."

Нет, что-то уж слишком энтомологическое... Отставить! Будем всё сызнова начинать. Макар почесал за ухом, стёр написанное с доски и тут же выдал экспромт, который назвал "Сказка-притча про Масела и Сусела". Попробую пересказать вам этот опус, если без очков разгляжу.

В своём творении Трубецкой умело применил не только обычную синекдоху, но и гиперболическую, а также другие виды метонимии и аллегорических тропов, как бы смешно это ни выглядело во сне. Конечно, с точки зрения современных воззрений на литературу данные попытки можно назвать, пожалуй, что жалкой графоманией. Но не станем спешить с выводами, ибо в Стране Чудес, даже серая мышь становиться оптической и, к тому же, с двумя колёсиками по бортам, не уровне ватерлинии.

Ага, вспомнил... Мыши. Не слышали сказку о хане Тохтамыше, его тахте и мыши по имени Тохтамышка? Нет? Я так и знал. Хорошо, расскажу... как-нибудь в следующий раз. А пока дадим слово Макару. Пусть позажигает, пока бесплатно.

Присказка

Сидит себе Масел, никого не трогает... думу репродуктивную думает:" А что, если - эх, ма!?. Да ещё с прицепом... Нет... не годится такое на людях-то... Тогда, может быть, еттить его через коромысло... Не-а, нельзя. Просто не поймут, да ещё по шее накостыляют... Остаётся только.. ан... пст... не очень-то и... да... ну его в Кологрив!"

Подумал так Масел, да в дупле и уснул... Подождём, покуда дятел его оттель выкуривать учнёт-ыт... Суселу отрада, как никак.

"Сказка-притча про Масела и Сусела"

Взялись Масел с Суселом переводить на ЛЮБОЙ европейский язык свой талант языковедческий. Поначалу решили не спешить, чтоб себя не смешить и встречу не по одёжке организовать, а сразу, дабы видно было - всё по уму. По уму, как говорится, и шапка - картуз. А картуз, как известно, и на расхитителях не горит. Так вот, не спеша, перевели они на пару вдвох одну статейку садоводческую про посадку разных овощей с томатами. На какой уж язык переводили, достоверно не известно. Но для нас не останется загадкой такой обыкновенный факт: была в той статье фраза одна "Обильно полейте землю". И вот готов перевод, пора победу праздновать. Но братья-то наши, существа обязательные, не станут всякий полуфабрикат заказчикам отдавать.

Страна же, хоть и чудесами полна, но много ещё здесь всяких несоответствий приключается. То Змея Волыныча не тем суррогатом заправят, да, так, что он вместо пламени начинает всякие бредни изрыгать. То бочку с князем Гвидоном проконопатят бестолково и не тщательно, а он, возьми, да, и к Царю Морскому на поклон заместо Садко попадает. А на Буяне-островУ люди с ума сходят в ожидании. И ещё бывает такое, что Спящую Царевну повадится злобный Гасан со своими сорока разбойниками целовать, это, впрочем, ещё до их встречи с Али-Бабой приключилось. Никакого сна девице, и, опять же, не ясно, за кого ей замуж идти следует. Оно, конечно, понятно, что за Гасана во всех житейских отношениях лучше, но королевичу Елисею тогда что достанется? Таким вот образом решили Масел с Суселом терпение заказчиков не испытывать, а проверить свой перевод обратным ходом. Как это, спросите? Очень просто. Нужно взять готовый перевод и перетолмачить его вновь на язык оригинала.

Сказано, сделано. Читают братья статью, и удивлению их предела нет. Последняя фраза в огородной статье теперь так звучит: "Обильно посадите воду". Конфуз, причём полный. Так сказать, впору на штрафные санкции нарваться. Закручинились братья, запереживали, усиленно потея. Как, скажите на милость, теперь добропорядочный сказочный садовод европейский поймёт, что ему, болезному, делать статья рекомендует? Обильно посадите воду во благо местному народу? Ерунда какая-то.

Пошли братья за тридевять земель, за тридесять серверов, в Интернет заколдыренный, от злого глаза заговорённый, торрентами обхипованный, на сайте Кощеевом регенный-перерегенный, с безразмерным и неубиенным хостингом. Отправились они, чтоб совета у мудрых хакеров испросить. Но и там беда приключилась. Оказался сайт тот не простой, а запароленный. Бились-бились они над паролем, пока не разбились. Лежат бездыханные, и нет им удачи. Как говорится, в одной сказке, не долго трепыхался Сусел...

А Масел по небу летал, налетался и упал. И ударился он оземь, вернее, об безударный слог, свалился со шкафа и сознание потерял.

А всё почему? Не за своим груздем в сани не садись!

_ _ _

Очень Макар произведённым эффектом остался доволен, когда историю свою вслух изложил. Пётр Каземирович даже что-то про "браво" сказать попытался, но ему попала клубничина из варенья как раз "не в то горло", и он затейливо затаился в конвульсиях. Пёс Пескоструй сначала подгавкивал Трубецкому в унисон, а потом увлёкся другим, не менее полезным занятием: колошматить Михрютина по спине лапой. В лечебных целях, но без рецепта. Крот Самураец хлопал мозоленными лапами, капитаны ударили склянками в якорь, торчащий из глотки разорванного Самсоном льва, а братья субтильные только вздыхали тяжко. И тут из-за стола привстала дама, которая, как вы помните, на перекладинке у буквы "П" устроилась. Окинула она аудиторию редакторским строгим взором, и сделалась тишина.

Соломея Вольфовна Гарбузяк. Откуда он знал это имя? Ах, да, так звали ответственного редактора в издательстве "Винный пух", где собирались печатать новые произведения Трубецкого. Так и что нам эта дама? Ничего особенного, в принципе, если не считать, что она внезапно изобразила своё недовольное лицо на суперкристаллическом кристалле системы стилистической безопасности родной речи, исполненном на базе жуткокристаллического монитора "Bolt Star" и принялась ворчать, будто ей щедро посолили её редакторский йогурт и густо намазали горчицей сладкую коврижку:

- И не стыдно вам, Макар Прохорович!? Такую, можно сказать, залепуху залепили всему благородному издательскому семейству. Непрохонже вашей побасёнке! Так этого мало! И что это вы, извините за выражение, изволили написать в своей пиеске о Медведевых?

- ???

- А вот в частности что. Слушайте, что у вас милое создание, Машенька говорит: "НЕКТО, так ты, оказывается, из ТЕХ, с кем СОВЕТ держат? Не забывай и про этих... у кого, когда одно безумство на аркане... в кармане плачет вошь верхом на таракане..." Где здесь радость жизни юного существа, где воспитательный момент? Нет и в помине. И причём, так некстати, в этой фразе насекомые? В общем, слушайте меня сюда, мой махонький друг, заменила я кое-что. Выбирайте удобный для вас вариант, из предложенных мною в полном соответствии с законом сохранения правооснов родного языка. "Сколь зашло - стока же и вышло" - так он гласит по-литературоведчески.

С этими волшебными гуманитарными словами Соломея Вольфовна вскочила на швабру и унеслась куда-то в сторону Садового кольца. Макар даже охнуть не успел. Вместо напомаженного лица Гарбузяк перед ним вновь улыбчиво вилял красивым хвостом и.о.Золотой Рыбки. Он завернул тему спора в нужное для себя русло. Научились заворачивать эти волшебные Окуни, наловчились черти!

- Вот вспомни, Макарка, свою фразу из "Трёх Медведевых". Вспомнил? А теперь посмотрим, что стало с твоей темой после того, как по ней современная цензура чугунным катком проехалась. После редакторской обработки получим результат:

"НЕКТО, так (этак, всецело) ты (я, мы, она, он, Иван Петрович Воробьёв), оказывается (возникает, не возникает, молчит в тряпочку, сопит в две дырочки), из (в, на, за, да пошли вы!) ТЕХ (ЭТИХ, НЕОПРЕДЕЛЁННОЛЕТНИХ), с кем СОВЕТ (в Филях, на "нифелях", совет да любовь) держат (вцепились, не отпускают, несут гордо)? Не (на, ну, ни, ну, ни, на) забывай (вспоминай, ностальгируй, нишкни) и (AND, &) про (об, about) этих (всяких разных)... у (рука устала...) кого (чего), когда (никогда, скорее всего, в среду) одно (два, три, "Поехали!"...) безумство (свободомыслие, волеизъявление во время плебисцита) на (в, из, унутрь) аркане (петле, капкане, канкане, игле, с нашим удовольствием)... в кармане (под сердцем, в ячейке N12 "Шмурдянск-Банка", под плитой у тёти Дуси) плачет (рыдает, заходится, кричит, то как зверь она...) вошь (брошь, Жюльетт Бинош, Аркадий Укупник) верхом (пешком, стоя, сидя, в метро, на кочерге) на таракане (хитиновом насекомом, пруссаке, турецкой поп-звезде)..."

Видишь, как всё запущено и закручено. А ты ещё смеешь рассуждать о современной литературе! Забудь! Нет её, литературы этой. В бозЪ почила, дыхание испустив.

Трубецкой вновь призадумался, а, призадумавшись, пригорюнился. И как теперь Ляпсусу о такой несправедливости рассказать, как утешить Сюзанну, положившую столько сил в борьбе с клавиатурой? Но делать нечего, выбирать не приходится. Исполнений-то больше не осталось. Откорректировал Макар фразу следующим нейтральным образом: "НЕКТО, всецело она сопит в две дырочки в ЭТИХ Филях и несёт гордо? Ну, нишкни & about всяких разных... рука устала. Чего никогда?.. "Поехали!" во время плебисцита унутрь, с нашим удовольствием... под сердцем заходится Жюльетт Бинош на кочерге и на турецкой поп-звезде..." Смысл был еле уловим, но при некотором приложении медицинских знаний, почерпнутых в журнале "На здоровье", этот посыл вполне мог характеризоваться в качестве устойчивого бреда. Что ж, нравится попирать писательский труд неподъёмной пятой социального абсурдизма, так - НАТЕ ВАМ!

Окунь уже успел пообедать червячком, любезно предоставленным фирмой "Рыбалка с Интернет шинелью", и в связи с этими внезапными обстоятельствами был вальяжен и упруг боками. Он напевал песенку подгулявшего системного программиста:

"Как-то раз ко мне на Хаус

Прибежал пузатый Маус..."

Потом Окунь системы "Золотая Рыбка" впал в мечтательность, хлебнул две столовых ложки рыбьего жира, изрядно заправленного валериановыми каплями, и сделался неудержимым в собственных рассуждениях. Теперь он чем-то неуловимо напоминал Гортензия Вергилиева, только что пьяный... в отличие от Мастера пера и слова.

- Хочу тебе, парень, рассказку рассказать про одного живого классика, похожего лицом на плохо прожаренный блин. Фамилию не помню, а если бы помнил, то всё равно бы не сказал, поскольку подписку дал. О неразглашении, разумеется. Так вот, этот классик наваял 10 томов приторной, как патока, выспренной стихотворной лажи с хромоногими монохромными рифмами. И если бы не довольно часто встречающиеся непристойности, завуалированные куртуазным камуфляжем, то и говорить-то вообще было бы не о чем. Так себе - комикс зарифмованный. Кич на потребу низменных инстинктов недообразованной толпы.

Кстати сказать, автор этот замшелым стал не сразу. Сначала он создал новое поэтическое течение посреализм или непосрамизм, как его называли в узких кругах знатоков. Да, фамилию я точно не вспомню, а вот с другими элементами графы "ФИО" несколько проще. Полиэтилен Макарович, если тебя интересует. Друзья называли его Полик. Подписывался он так: "ПолМак". Иногда нашего современного классика путали с Полом Маккартни, а иногда с Андреем Макаревичем, однако готовил он крайне отвратительно в отличие от своих именитых тёзок, а пел - так и вовсе никак.

Хотя, иногда кажется, может быть и с "машинистом" та же история. Причудливо рассекать по телевизионной кухне можно и без кулинарного умения. Знай себе, подсказки консультанта озвучивай. Ну, что вы, что вы, Андрей Вадимович, это просто фантазия такая у автора образовалась.

(Какого, к чёрту, автора! Я ни сном, ни духом! И, вообще, устал я от этого Окуня-правдореза. Может, пора уже Макару проснуться? Нет, Ляпсус меня останавливает. Тогда продолжим, пожалуй).

Ничего личного, а, тем более, безналичного, а, тем более, в свободно конвертируемой валюте. Продолжу о блиноподобном. После публикации своих 10-ти томов "священной" поэзии эпической эротики классик решил почивать на лаврах, питаясь исключительно на фуршетах, где украшал своим нетрезвым видом элитные тусовки. Но такой образ жизни, нетрудно себе представить, приводит к излишней мнительности и циррозу печени. Вот и у нашего Полика появился бзик: стало казаться автору, что его изысканные рифмы слабо куртуазного содержания крадут у него его же собратья по перу. Он на каждом перекрёстке кричал: "Произведём баллистическую экспертизу каждого слова в отдельности, чтобы авторство установить!" Но никто и слушать не хотел лавроносца. На подходе образовались новые борзописцы, без принципов и ртами полными жутких клыков.

И что только классик ни делал, куда только ни жалился - всё бесполезно. Попытался что-то новенькое сварганить, а уже не в силах. И руки не те, и голова с желудком местами поменялась. Так и сгорел во цвете лет, запыхавшись от собственного величия. Ну, что тут ещё можно добавить? А ничего, собственно! Погиб, так сказать, невольник лести. Пал... Или секам? Не помнишь, как дальше? Впрочем, и не важно. Пал наш Пол. Да, и хрен с ём! Я тебе эту притчу вот для чего рассказал - чтоб ты себе и думать не смел о почивании на лаврах, на лесть не вёлся, как глупая сорога на мормышку. Знай себе, пиши и пиши. Я же помню, брат, что ты в детстве хорошенько употреблял питательную смесь из материнского молока, дедушкино тетешканья на колене и бабушкиных нежных рук с шершавой корочкой мозолей, как у начинающего засыхать сдобного пирога. А что ещё нужно для правильного понимания мира? А когда всё верно для себя постигаешь, то и для других можешь правильно сформулировать, чтоб мне червячков больше не видеть! Время всё расставит по местам, не будь я Золотой Рыбкой в первом приближении!

Окунь немного пожевал плотоядными губами и завершил сеанс исполнений немного странной для рыб этой породы фразой:

- А теперь я ухожу жевать бананы, степенно отстраняя неуклюжих тёток с признаками рано появившегося отита на беременных тяжёлыми бриллиантами ушах...

Возможно, он цитировал кого-либо из классиков, как знать... Макар остался один, ему взгрустнулось, но ненадолго, поскольку ладный чайный стол продолжал существовать, подманивая его своим роскошеством. А что может быть главнее, чем насладиться сладостью ладного стола, усладою своей по лезвию рассудка растекаясь, по следу вслед за ним напитки разливая?

И В ЭТОМ САМОМ МЕСТЕ МАКАР ПРОСНУЛСЯ ОТ ПОПИСКИВАНИЯ СЮЗАННЫ, КОТОРОЙ ХОТЕЛОСЬ УПОТРЕБИТЬ ЧЕГО-НИБУДЬ КИСЛОМОЛОЧНОГО НА ЗАВТРАК...

И привидится же всякая всякость! И как после этого мысли в порядок приводить?

Комментарии: 5, последний от 03/08/2012. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 24/04/2012, изменен: 24/04/2012. 46k. Статистика. Глава: Фантастика, Юмор, Байки Повесть-блеф
Аннотация: Отрывок из второй части романа "Ляпсус Трубецкого", сон с намёком...

Чваков Димыч : другие произведения.

Авторизованный сон Макара Трубецкого