Аннотация: Полная история Хью Хеффнера, человека-магазина, легенды и охотника на "зайцев"...
"Хью Хеффнер - импотент"
- Рекомендованное к ежедневному изучению богато иллюстрированное сетевое издание "Playgay" пришло на смену морально устаревшему замшелому журналу "Playboy", покупать который считается ныне несомненным моветоном. Да и к чему покупать-то, если подглядывать за процессом куда как приятней. Ну да, за тем самым, который...
Рассуждая таким манером, Тимофей Кивалкин спустился с насеста на завтрак и поклевал немного возбуждающих плодов "бесбес", упоминаемых в древних египетских папирусах времён Среднего царства как семена фенхеля.
Тимофей служил зазывалой на ярмарке тщеславия, приуроченной к карнавальным торжествам раскрепощённого сообщества. Здесь Кивалкин и повстречал однажды в четверг после дождя самого мистера Теккерея - того, что держит гавайский паб на пересечении графиков первой и второй производных некой нелинейной функции третьего порядка.
- Доброе утро! - обратился Кивалкин к дражайшей дрожащей половине своего взбудораженного эго. - А мне сегодня ночью настолько чудные фантазии снили - просто с ума сойти, как изысканно.
- А храпел-то отчего так тревожно? - Не поверила супруга и спустилась в подпол на еловой субмарине за кедровыми орехами - пора было кормить белочку не solo, но хлебавши! Именно ту белочку, которую некто Баян учил игре на гуслях в стиле гангста-былинный рэп и привык называть мысью.
Завтрак не затянулся в отличие от цветастого галстука-стрекозы на кадыке мусьё Кивалкина. Супруги разлетелись по своим делам, будто игристые брызги цимлянского двоюродного братца первоисточника из провинции Шампань.
На ярмарке сегодня ожидалось шествие гномов-переростков в ортопедическом карнавальном шоу "На своих двоих". Планировалось также прибытие самого Руматы Касторского с его trans-свист&Т квартетом балалаешников "Paganini light". Но это позже.
Первым делом Кивалкин зашёл в кандейку, чтоб переодеться. А там ночной сторож Рессоров - домой собирается. Спросил Тимофей с непередаваемой иронией в фальцетной составляющей голоса-маски Арлекина:
- Где лучше спится - дома или на работе, Ромуальдыч?
Сторож хохотнул и вывалил ответ, будто стиранное исподнее на завалинку:
- Спиваться не стоит совсем.
"Такого на "ку-ку" не разведёшь. За что его и начальство ценит", - подумал Кивалкин и заковылял на зады карнавальных игрищ на дрожащих лапах недоразвитых окорочков.
Ветер в тот день, помнится, был до пяти-десяти негров в секунду, что создавало определённые трудности при установке растяжек опор коротковолновой антенны-шапито карнавального городка Санта-Амбуланте*. Вихревые порывы срывали маски, покровы, фрески, погоны с аксельбантами, даже ухитрились сорвать банк, да не один раз, ой вэй!
Но сорвать открытие карнавального шествия ветру не удалось. И карнавал открылся. Открылся выступлением ансамбля плесени и плаксы "Tocry от края и до края". Потом уже и Касторский подоспел; и Турецкий с хором, и Болгарский с хоро по южному потоку припожаловали.
Но Тимофею не до развлечений сегодня, он работает. Он заманивает публику. Истово работает, как самый настоящий заправский ударник, а не какой-нибудь там избалованный облизыватель флигель-горна, эх-хе-хе!
И вот - последний вокальный номер окончен, дальше веселье пошло по произвольному сценарию, сути которого никто из организаторов не мог себе даже представить. Гномы встали на ходули и затмили заходящее светило своими роскошными одеждами пошехонских мумбаев. Музыканты лабали - кто во что горазд, белочка, наряженная в костюм Орфея, читала что-то "за пятьдесят центов", танцуя при этом тропаря. Турецкий с Болгарским слились в едином общечеловеческом экстазе, то и дело поминая неких никому неизвестных господ, проживающих под сенью струй Писающего Мальчика. Веселье накаляло атмосферу и создавало иллюзию вседозволенности. Но Тимофея так спроста не заставить забыть обо всём на свете. Нет уж, не дождётесь! Ведь пока карнавал не сошёл на нет, ему отвечать за всё и даже более чем! И кстати! До начала салюта, можно вздремнуть чутка.
И пришли к Кивалкину его ночные фантазии. Лепо бяшете, панове, как сказал бы один Гоголь, по совместительству Моголь. А сон-то таков: будто идёт экзамен, а Тимофей висит незримым укором и "сечёт поляну", как сказал бы старик Рессоров, кабы не сменился ещё с утра.
Профессор: Дайте определение лошадиной силе...
Студент: Это сила... сила, с которой... с которой лошадь весом один килограмм и ростом один метр поднимает... поднимает... Нет, вернее вот так: лошадиная сила - это сила, с которой лошадь ростом один метр поднимает один килограмм... Хотя, может быть, всё-таки весом в один килограмм...
Профессор: И где же вы видели такую лошадь, юноша?
Студент: В том-то и дело, профессор, что её нельзя увидеть. Она живёт в Палате Мер и Весов в Париже.
- Нет, уж, увольте! Пусть лучше я буду лежать, а великие дела придут ко мне.
- А снимите-ка маску, сударь. Я вижу, вы себя не цените.
- Я и так без маски, - озадачился Тимофей.
- Хах, да вы же на Хью Хеффнера похожи в этой... без маски. Может быть, наденете домино?
- За каким, спрашивается, нужны ваши танцы с бубном, сэр?
- Вы просто не в курсе, любезный: Хью Хеффнер - импотент!
И тут свалился вечер. Поздний.
"Хью Хеффнер - импотент, - крутилась в голове Кивалкина назойливая сентенция от коварного божества Камы, за коего легко можно было принять мистера Теккерея со сна. - А что мне это даёт, каким образом влияет на будущее моих птенцов? Ведь у меня ещё будут птенцы... если не увлекаться фенхелем. Хью Хеффнер... А кто это - Хью Хеффнер? Эх, лучше бы я уродился репой. Сидел бы себе по уши в земле и ни о чём таком не думал. И никакого тебе тщеславия. Эх, слышал бы меня сейчас мистер Теккерей... то-то бы удавился"
Нижняя жёрдочка насеста по обыкновению оказалась загаженной, но лезть вверх в темноте в поисках чистой - всё одно, что выгребать против течения.
"Хью Хеффнер - импотент... Какая пошлость, право!" Тимофей Кивалкин провалился в сон быстро, но спал беспокойно, как и положено домовому второго уровня, отвечающему за нежилые постройки частного подворья.
Хью Хеффнер же вовсе не мог заснуть, поскольку в Лос-Анджелесе возбуждённое солнце упиралось в зенит лысой головой и щедро изливало тепло неимущим афроамериканцам в их разгорячённые от неумеренного потребления отходов цивилизации лица. Старина Хью ласкал воспалёнными старческими глазами "своих курочек" и при том завидовал изо всех сил незнакомому spieler** T.J. Kivalkin jr. за его умение спать или не спать по собственному желанию. Причём - с кем и когда угодно.
Америка становилась не просто северной, но и крайне скверной в качестве образца для подражания...