История эта случилась летом 2002 года и оставила неизгладимый отпечаток в моей душе. А начиналась она тихим июньским вечером, когда шум вертолётов уже затих, и воздушное пространство над аэропортом тревожили лишь комары да глупые обленившиеся чайки, которым было не с крыла заниматься своими прямыми обязанностями по отлову рыбы в реке - прожорливым птицам представлялось более простым совершать рейды по мусорным контейнерам. Урбанизация не обошла стороной и пернатых.
В тот день я закончил смену и садился в автобус, чтобы проехать по делам. Обычно я хожу домой пешком, но сегодня туда не спешил. Это и позволило мне встретиться с человеком, который по непонятным причинам растревожил заскорузлую инженерную душу с 20-летним стажем.
Сажусь я в автобус, ни о чём необычном не думаю. Вдруг кто-то меня, этак, нежно в плечо толкает. Оборачиваюсь. Напротив стоит парень в синих ГАФовских брюках и в линялой гражданской рубахе с накладными карманами. Лицо его сияет дружественной улыбкой, а рука тянется для пожатия. Приглядываюсь - незнаком мне этот "кирилл" (так обычно называет всяческих подозрительных типов мой друг Славка Салеев). Вот похож он явно на кого-то. Но на кого же? Вспомнил сразу. Да и любой, кто фильм "Особенности национальной охоты" видел, сразу бы обратил внимание на потрясающее сходство с героем Рогожкина. Помните, в фильме был такой Серёжа, которого в сарае зажало надувной лодкой со стаканом водки в руке? Так мой попутчик был уж очень похож. А более никакого движения памяти по идентификации анонима я не ощутил.
Парень буквально заорал с радостным придыханием:
- Эх, мать моя - женщина! Это ты!? Какая удача. Сколько ж мы не виделись!..
Я ответил весьма сдержанно:
- Извините, не припомню...
Парня аж подбросило до потолка от переполнявшего душу эмоционального непонимания, отчего вдруг так несправедливо игнорируются его братские чувства:
- Да что ты говоришь! Забыл, как у меня на коленях сидел, когда мы с твоим батей 1-го Мая собирались?
Я начал судорожно рыться в памяти, но такого эпизода, чтоб юный Димыч сидел на коленях у ПЬЮЩЕГО С МОИМ ОТЦОМ ПОДРОСТКА (он выглядел явно моложе меня) так и не припомнил.
Чтобы раз и навсегда прекратить необоснованные притязания, мне пришлось сделать заявление:
- Не знаю я вас, уважаемый. И на коленях ваших сидеть не мог по причине вашего достаточно юного возраста. К примеру сказать, сколько вам лет?
Парень, ни минуты не раздумывая, провозгласил торжествующе:
- Да скоро уже 39 будет!
При этом он был совершенно уверен, что теперь-то уж мне, в конце концов, придётся признать в незнакомце старинного друга семьи.
Я вынужден был разочаровать внезапного собеседника, поведав о своём возрасте. Но того не смутили разрушительные для его первомайской версии подробности, он не унимался:
- Брось дурить, Саня! Тебе ж, наверное, только тридцатник стукнул! Забыл Серёгу Суворова - первого флайт-инженера Усинска?!
Тут уж я решил съязвить:
- Интересно, какие могут быть в Усинске флайт-инженеры? В лучшем случае - бортмеханики...
На что Суворов парировал:
- Так ведь я диплом инженера в прошлом году получил. Выходит - самый, что ни на есть, флайт-инженер.
Мне было лень его переубеждать, объяснять, что на вертолётах никогда не бывало должности бортинженера. Я просто снова вернул течение беседы в первоначальное русло и ещё раз подчеркнул свой возраст, который явно указывал на то, что, скорее Серёга Суворов мог сидеть на МОИХ коленях в ТОТ незабываемый праздничный день 1-го Мая, если бы был не очень трезв. На свежую голову разве потянет гетеросексуального мужчину к другому мужчине? Это вопрос риторический, смею вас уверить... если ты не один... без ансамбля... как Элтон Джон... Что, не слышали этого анекдота? Хорошо, как-нибудь в следующий раз...
Серёга заблажил на весь автобус, призывая в свидетели лётный состав, следующий домой после напряжённого трудового дня:
- Это меня-то он не знает? Это он-то, тот, который у меня на коленях сидел?! Да меня вся республика знает! Я же первый флайт-инженер Усинска! Я Серёга Суворов!
- И дался ему этот флайт-инженер? - подумалось мне, и я приготовился выходить на следующей остановке. Когда же покинул автобус, то из салона ещё относительно долго доносились вопли незадачливого однофамильца великого русского полководца, требующего восстановить попранную на его взгляд справедливость.
Но на этом всё не закончилось. На следующий день я подходил к зданию аэровокзала довольно рано. Ещё семи не было. На крыльце томился Серёга с разбитым носом и глазом, заплывшим от какого-то физического воздействия не то твёрдым предметом, не то просто пролетающим без оформленного надлежащим образом флайт-плана, кулаком. Увидев меня, он оживился и хотел было вступить в беседу, но я его опередил:
- Ну, вот, а вчера говорил, что не знаешь меня. Ты, Саня, мозгокрут, оказывается!
- Конечно, знаю, - сказал я, - вчера ведь ты на весь автобус представлялся. Но вот зовут меня вовсе не Саня, а Дима...
- Опять ты разыгрываешь? - огорчился Суворов.
- Нет, не разыгрываю. Вот пропуск глянь, если не веришь.
Глаза рубахи-парня Серёги (а, вернее, - один пока ещё целый глаз) внимательно изучили пропуск. Думал он недолго. А вот то, что потом высказал, было совсем неожиданно:
- А зачем ты по чужому пропуску ходишь?
- Да мой это документ, мой! - Закричал я, удивляясь затейливости его ума. - Вот и борода на месте... и должность.
- Нафига ж ты имя сменил? - Вновь поинтересовался Суворов. - Ты ж не ФСБ-шник?...
Последние слова прозвучали с явной надеждой на лучший исход. Я махнул рукой и направился в здание вокзала, вспоминая популярную в своё время фразу из "Бриллиантовой руки", фразу о дурике Володьке, который сбрил усы.
Тогда Суворов с мольбой в голосе произнёс:
- Ну, раз уж ты меня признал (???, удивление автора), одолжи червонец... А то я тут в командировке. Не помню, где ночевал... Там и кошелёк оставил, и все вещи...И хватит тебе, Саня, дурковать. Ну, напрягись, вспомни, как ты ещё к нам с батей подходил... Мы тогда за праздничным столом ...
- На 1-е Мая, часом? - спросил я.
- Конечно! Вспомнил?
- Нет, не вспомнил. И не получится вспомнить, поскольку не могло такого быть. Это всего только плод твоего больного воображения. А червонец возьми на похмелку и иди свои вещи искать... флайт-инженер северных равнин...
Суворов не обиделся, деньги с охотой взял и ненадолго исчез из моего поля зрения.
Рабочий день пролетал незаметно, поскольку пришлось заниматься текущим ремонтом и прочими мелкими хлопотами на объекте. Пора и на обед. На выходе из здания опять маячила фигура Серёги. Только теперь он настойчиво стучал в окно стартового медпункта (вероятно, в дверь его уже не пускали) и кричал:
- Девчонки, я вам тут букет принёс, открывайте!
Покоритель пятого океана и сердец медицинских работников от авиации не обманывал. Действительно, в руке Суворова был красивый букет из полевых цветов, которые он надрал где-то поблизости. Кроме того, под мышкой Серёги еле умещалась огромная коробка конфет, невесть откуда взявшаяся, если вспомнить о крайне стеснённых финансовых обстоятельствах, в которые угодил флайт-инженер всея Усинска. Подбитый глаз на его челе уже приобретал фиолетовый оттенок.
Я прошмыгнул мимо и пошёл на обед. Примерно через час, когда уже возвращался с перерыва, вновь обнаружил слегка колыхающегося на ветру, подобно колосу зерновых культур небогатого на урожаи Нечерноземья, Суворова возле входа в аэровокзал. Конфеты и букет отсутствовали. Видно, ему всё же удалось обменять этот набор на тот лечебный медицинский продукт, к которому он так рвался ранее. Девчонки (в основном предпенсионного возраста) сдались на милость заезжего воздушного героя. Об этом свидетельствовал и эйфорический вид Серёги, и его расстёгнутая на груди рубаха, и блаженно зажмуренный целый глаз.
- А, это ты, Саня... Дай червончик! - обратился он ко мне.
- Сегодня тебе не повезло,- ответил я.
- Почему это? - удивлению не было предела.
- Потому, что больше не дам, - ответил Димыч слегка утомлённый большим количеством назойливой протоплазмы на кубический сантиметр пространства.
- Так, ведь, я же... эт... того... верну... Ты ж помнишь, как пацаном у меня на коленях...
Но я уже поднимался на второй этаж.
Тем же вечером мы договорились с сыном посетить магазин с CD-дисками. Встретиться в условленном месте и исполнить задуманное труда не составило. При возвращении домой наша славная парочка проходила мимо магазина "Воркута", возле которого всегда гнездятся бабульки, торгующие нехитрой зеленью со своих дачных участков. В этот вечер всё было как обычно. За исключением одной красочной детали, авиационного порядка.
Уточняю...
В одном ряду с торговками сидел Серёга Суворов на деревянном ящике. Рядом с ним лежали пучки укропа и петрушки. Вид его слегка изменился. На рубашке исчезли пуговицы, подбитый глаз сделался совершенно синим, чего не скажешь о втором. Вероятно, ему (глазу) стало неудобно отличаться от своего боевого собрата, и он тоже начал набираться цветового колорита, повстречав на своём пути твёрдую преграду.
Я не выдержал и улыбнулся при виде этого забавника. Илья спросил:
- Пап, а ты его знаешь? Кто это?
- Сейчас он сам всё расскажет, - предположил я не без оснований. Так и случилось. Суворов встрепенулся и с открытой улыбкой (с почти закрытыми глазами) заорал (наверное, тихо разговаривать он просто не умел):
- Санька, опять ты... Ты смотри, какой у тебя сын вымахал! Я же его помню вот таким махоньким! Он ещё у меня на коленях...