Голый по пояс, в синих наколках, Поэт сидел за столом и с жадным рычанием рвал мясо зубами с кости. Также жадно и торопливо глотал он из гранённого стакана дешёвый, кислый портвейн, морщился и недовольно поглядывал на полупустую бутылку. Обглодав кость и высосав из неё мозги, вытер краем скатерти лоснящиеся рот и руки, затем выхватил из кастрюли горячую картошку в мундире и стал дуть на неё, гримасничая.
На Поэта презрительно взглянул Философ, сидевший в кресле у голландской печи, дверца которой - серединка - малиново светилась, и раздавался сухой треск жарко пылающих поленьев. На стене уютно тикали ходики. Время - полдень, но окна были плотно зашторены и на потолке горела люстра. С улицы доносился вой и свист осеннего заунывного ветра. Философ тянул к печи озябшие старческие руки с набухшими синими венами. От приятного жара его разморило, клонило ко сну, и глаза невольно слипались.
Наевшись до пуза, Поэт ковырял в зубах длинным грязным ногтём мизинца и, разглядывая невзрачные обои на стенах, лениво говорил:
-Обойки финдиперстовые, бондюр, квантирка ништяк.
В комнате появился Интеллигент, молодой, пронырливый как мышь. Он улыбнулся прокуренными, жёлтыми зубами и подмигнул Поэту. В ответ Поэт тоже подмигнул и оскалился железными коронками. На его верхней челюсти, вместо двух передних зубов, выбитых в драке, зияла чернота, - что всегда смешило Интеллигента. Поэт ещё раз подмигнул и усмехнулся одной щекой. Завидовал он успешному Интеллигенту.
Интеллигент тронул за плечо всхрапывающего Философа, тот сразу же открыл глаза.
-Литератор с Критиком вернулись, - тихо сказал Интеллигент.
-Ну, принесли? - прорычал Философ.
Интеллигент кивнул.
В тусклых глазах Философа вспыхнули алчные огоньки, и на фиолетовых тонких губах зазмеилась улыбка.
-Они в баньке сейчас парятся, - хихикнул Интеллигент. - За версту от них дерьмом прёт, как от свинарника. В канализационном люке сутки от погони прятались. Говорят, чуть копыта не кинули. Оба злые, как дьяволы. - Сказал и пошёл.
Философ вслед:
-Поторопи их.
-Лады, - ответил Интеллигент в двери.
-В натуре, скукотень... - зевнул Поэт. - У меня вдруг проявилась душевная потребность дунуть косячок, ты не желаешь? Ась?
-Я вот этой тростью дуну тебе по черепушке. Завязывай бухать и дуру гнать. Впереди - серьёзная работа.
-Ты смеёшься! Это разве бухалово? Нет, это не бухалово. И конечно, не портвейн, а прокисшие слёзы старого мерина, его плач о молодой кобыле.
-Не базарь.
-Чаво?
-Заткни хайло, иначе сам тебе заткну.
-Ништяк, отлично, - сказал Поэт и уважительно замолчал, потому что перед ним был не кто-нибудь, а сам Философ, авторитет.
Поэт взял гитару, пробежал пальцами по звякнувшим струнам и резко, всею пятернёю, ударил по ним: гитара жалобно взрыдала. Он с бесшабашной удалью загорланил слёзную "Таганку". Любил он "Таганку", особенно пьяный или курнув травки, орать навзрыд под гитару:
Таганка, все ночи полные огня,
Таганка, зачем сгубила ты меня?
Таганка, я твой бессмертный арестант,
Погибли юность и талант в твоих стенах.
-"Гоп-стоп"! - неожиданно сменил Поэт песню.
Гоп-стоп, мы подошли из-за угла,
Гоп-стоп, ты много на себя взяла...
Выглянул из двери улыбающийся Интеллигент.
Поэт тряс патлами и горланил:
Посмотри на звёзды,
Посмотри на небо
Взглядом, бля, тверёзым...
Заметив Интеллигента, Поэт крикнул ему:
-Заходи!
-Сбацай мне "Мурку", - входя, попросил Интеллигент. Песня "Мурка" была для него самой душевной, самой прекрасной на свете!
-Сбацаю.
Здравствуй, моя Мурка, здравствуй дорогая,
Здравствуй, моя Мурка и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину
И за это пулю получай.
Растроганный, Интеллигент вытер со щеки печальную слезу и посторонился. Величавою походкою в комнату вплыла знаменитая Пианистка Жужу, содержательница притона и скупщица краденного. В тёмном длинном платье с кружевными оборками, отяжелённом блистающими украшениями из бриллиантов и золота, она выглядела как герцогиня. Её чёрные очи страстно горели, а хищная улыбка слепила красным рыжьём зубов. Сняв с пальца перстень, переливающийся бриллиантами, Пианистка Жужу протянула его Поэту:
-Носи и помни меня. Порадовал ты песнями душеньку мою. Ах, какой ты всё же, чёрная собака, голосистый и патлатый!
Она крепко поцеловала голосистого и патлатого в красные губы, потом, со странной улыбкой, больше похожей на оскал, собрала со стола посуду на поднос и с ним величаво, покачивая бёдрами, выплыла в дверь.
Плюнув на пол и растерев плевок носком ботинка, Поэт надел перстень на мизинец и выставил его перед собою, любуясь.
-Жужу, центровая, "болт" путёвый подогнала мне, по кайфу.
Он опять загорланил "Гоп-стоп".
Философ оборвал его:
-Ща!
-Ты чаво?
-Расчавокался... Ща, говорю, защёлкни пасть на замок.
Поэт с недовольной физиономией принялся энергично, до звонкого хруста, чесаться. У Философа на скулах заходили желваки, он ругнулся под нос и тихо заворчал:
-Век воли не видать... тундра непроходимая. Что у тебя за шкура и когти, скребёшься как стадо кабанов.
Точно на пожар влетел со свёртком газет уважаемый Политик, хорошо известный в аристократических кругах как расчётливый, коварный мафиози с далеко идущими планами международного масштаба. Всегда с невозмутимым лицом, даже в критических ситуациях, и гордящийся своими бесстрашием и железной выдержкой, теперь же он был оторопелый, с бегающим взглядом, более похожий на испуганного обывателя, чем на отчаянного мафиози.
Поэт от удивления открыл рот и вытаращился. Философ невольно приподнялся на кресле, спрашивая:
-Что случилось?
Сунув Философу свёрток газет, ещё пахнувший свежей типографской краской, Политик, не в силах стоять на месте, закружил по комнате.
-Спрятались как мыши в норы,- произнёс он нервно. - Мобилы вырубили, связи нет. Я на измене сижу, что вас накрыли.
-Ты не кипишись, - оборвал Философ, - связь намеренно отключили: неладное чую. Сегодня с утра в поле две "вертушки" кружили. Уж не облаживают ли нас конкуренты, а?
-Философ, открой газеты.
-Зачем мне нужна эта макулатура с баснями, когда ты здесь. - Философ небрежно отбросил газеты. - Говори по-существу. Только бесов не гони, а то видок у тебя.
-Крах, амба, понимаешь? Конец пришёл всему!
-Что ты жути гонишь!
-Я не гоню. Это - апокалипсис!
-Апокалипсис... - задумчиво повторил Философ и успокоился. - А я-то грешным делом подумал: мы в парламент не прошли.
Политик махнул рукой и опять закружил по комнате.
Взглянув на Поэта, Философ показал ему глазами на Политика, который с себя лихорадочно скинул пиджак, расстегнул рубашку и стал разглядывать тело. Затем задрал рукава и выставил перед собою руки.
-У меня нету! - заорал он.
К нему подошёл Поэт с небрежной ухмылочкой и волосатым кулачищем аккурат влепил Политику в ухо, и тот, с гулким звоном в голове, растянулся на полу.
Ввалился в облаке винного перегара амбал Профессор с бабочкой на шее и лиловым синяком под глазом. Профессор с нехорошей улыбкой и поблескивая золотой фиксой поглядел на потиравшего кулак Поэта и на стонавшего Политика.
-Здорово, братва, - сказал громко Профессор и, проходя мимо Поэта, резко обернулся и взял его на калган. Охнув, Поэт опрокинулся на хрустнувший стул.
Раздался угрожающий голос Философа:
-Эй, ты что, оборзел, при мне чинить разборы.
-А чего он, мерин. Под глаз мне вчерась бланш засветил. Теперь я с него получил.
-Ох, гляди, Профессор. Не бери много на себя. Не теряй моё расположение. Кто теряет - земля у того начинает гореть под ногами, как в аду.
-Благодарю за совет.
Шмыгая носом, подымался на ноги Поэт. Следом вставал Политик и ковырял пальцем в оглохшем ухе. Поэт потрогал распухший нос и произнёс:
-Ну, Профессор, курва ты. Ответишь мне сполна.
-Фильтруй базар... - Профессор не успел досказать.
К нему метнулся Поэт, раздался глухой удар лоб в лоб: у Профессора в голове чугунно загудело и вспыхнул огненный шар, он как подкошенный рухнул на пол. Поэт, нагнувшись, тщательно стряхивал с своих брюк невидимые пылинки. Политик не замедлил кулаком припечатать ему в ухо. В той же согнутой позе, словно в раздумье, Поэт медленно упал набок.
Вошла Пианистка Жужу, в эффектном чёрном кожаном костюме и с плетью за поясом. А за нею - трое обкуренных бандуристов с мутными глазами и с битами в руках. Выхватив из-за пояса плеть, Пианистка указала ею на Политика:
-Мочи его, шпана!
Обкуренные бандуристы подняли биты и, махая ими, радостно спросили:
-Что, не ждали? Попались субчики! Ну, сейчас мы ещё травки курнём и вас угробим!
Пианистка Жужу с визгом налетела на Политика и стала его стегать плетью:
-Это тебе за Поэта!
Набыченный Профессор вскочил с пола, схватил стул и погнался за Пианисткой Жужу и бандуристами, которые из комнаты побежали вон. Философ выстрелил несколько раз из пистолета в потолок. Драка остановилась.
-Ща, в натуре, - изрёк презрительно Философ. - Ещё раз кто рыпнется, и пулю от меня словит. Что, Политик, пришёл в себя? Тогда говори, что случилось?
-Расклад такой, - мрачно сказал Политик, - эпидемия, значит, идёт по миру, - страшнее спида и чумы! Спасения - нет! Короче, вирус озверения. На глазах моих было, клянусь, трое придурков обросли шерстью и кинулись друг друга когтями рвать.
Философ сомнительно глядел на Политика.
-Говоришь, вирус озверения? С чего бы это? Провокация какая-то... Ну да ладно, что бы не случилось, а завтра сходняк. Все уважаемые люди соберутся, и будем решать, как дальше рулить человечеством. Все вопросы решим и про вирус уладим. Кому надо - деньгами пасть заткнём.
Политик схватился за голову и забегал панически по комнате, восклицая:
-Что ты городишь, Философ? Вирус взяток не берёт. И тот, кто рулит Вселенной, тоже взяток не берёт. Кого подкупать будем?
Стукнула дверь, и раздались шаги. Кодла оглянулась. Свои стоят, двое уркаганов, и на первый взгляд похожие между собою, как братья родные: глаза кровью налиты, лица надменны, дерзки. Который чуть впереди, с дипломатом в руке - Литератор. За ним - Критик. Они, после баньки, в махровых халатах, напаренные, намытые, красные, с мокрыми прилизанными головами и жидкими бородёнками. У Критика за пояском топор, остро отточенный, с которым он никогда не расстаётся.
-Ну, здорово, лихая братва,- надменно сказал Литератор и выдвинул нижнюю челюсть вперёд. В комнату вошла Жужу, Литератор ей сладко улыбнулся и огладил бородёнку. - Сёстрам будет особое приветствие, без свидетелей.
-Мир этому дому, - юродиво проблеял Критик и провизжал Литератору на ухо:- Блудень, окстись.
-Ирод, - ответил Литератор, - душегуб.
Прихрамывая и опираясь на трость, Философ подошёл к ним. Литератор достал из дипломата папку с золотистыми буквами и протянул её. Философ взял папку задрожавшей старческой рукою, ядовито улыбнулся своим честолюбивым планам и заковылял к креслу.
Его остановил голос Литератора:
-Философ, ты меня хоть режь на куски, но я с Критиком работать завязал.
Философ медленно обернулся и спросил:
-Что так?
-У него при виде крови башню сносит: сразу за топор и мочит всех подряд. Кипишь такой поднял. Лягавые нагрянули, мы едва ускреблись. Не по понятиям Критик живёт.
-Ты по понятиям живёшь? - взвился Критик, вытаращив полоумные глаза.
Философ долго глядел на Критика и потом язвительно сказал, растягивая слова:
-Ты зачем всех мочишь подряд? Почему беспределишь?
-Лихоимцы одни кругом. Я мир от нечисти спасаю. А Литератор, думаешь, по понятиям живёт? Как же, нашёл дурака!
Литератор вмешался зловещим тоном:
-Не езди братве по ушам.
-За базар ответишь, ввек тебя не прощу! - завопил Критик, брызгая слюнями. - Блудень чёртов! Ни одну бабу мимо себя не пропустит, пока не залезет под юбку ей.
-Идиот, твоё место в дурдоме, - заорал взбешённый Литератор. - Даю слово жигана - не долго тебе осталось топтать землю. Задавлю тебя, когда уснёшь, голыми руками.
Критик оскалился, присогнулся, выставил перед собою руки, в одной с топориком.
-Когда я тебя боялся? Подходи! Ну, ну, подходи...- щерился Критик в кровожадном восторге. - Тебе, так и быть, деревянный бушлат закажу на свои деньги.
Литератор тоже присогнулся и вперёд, бочком, на Критика, устрашающе шевеля пальцами.
Держа впереди топорик, Критик двинулся навстречу. Тогда Литератор стал отступать, скалясь и говоря:
-У тебя, как всегда, козыря сильные: десять да туз - двадцать одно. Тебе дьявольски фартит. Но сегодня фарт мой: у меня два туза - золотой! - Литератор выхватил из халата воронёный ствол и расхохотался. - Ты заказал себе макинтош? Я заказывать тебе на свои деньги не буду.
Интеллигент уже наготове с револьвером; наставив на Литератора, со злой весёлостью сказал:
-Прячь шпалер. Смотри, дёрнешься, я тебе жбан разнесу.
Критик, заблестев слезами на глазах, растроганно закричал:
-Кент ты, жиган честный. Шмаляй Литератора.
У спины Интеллигента вырос Профессор с пистолетом в руке и, тыча ему дулом в ухо, приказал:
-Грабли вверх. Стоять смирно. А то...
-Чую, братва,- завопил Критик, - зараза среди нас притаилась, предатель. Хоть и знаю кто, но пока доказать не могу. Чую, братва, коршуны скоро налетят. Менять фатеру надо: собирать майданы и линять в тёплые края.
-Говори, кто? - заорал Литератор. - Или тебя порву, как газету!
-Ща! Цыц, демоны, урою всех! - Философ, разъярённый, по-звериному рыкнул и поднялся с кресла...
Кодла в ужасе перекосилась мордами и отпрянула от Философа. Он за несколько секунд покрылся густой шерстью, морда его вытянулась подобие волчьей, руки и ноги превратились в лапы с когтями, а из груди вырвалось дикое длинное рычание. Уголовники сыпанули от зверя в стороны и прилипли к стенам. Стукнув по полу крепким, упругим, как у крысы, хвостом, он отбросил трость, когтями разорвал на себе одежду и, в глазах с лютой злобой, заковылял на улицу.
Политик безумно смотрел, как его тело обрастало шерстью...
Звери разлеглись по комнате и равнодушно наблюдали, как их двое сородичей, в злобном рычании оскалив клыки, встали друг против друга, готовые каждое мгновение вцепиться сопернику в глотку. В это время с улицы донеслись вместе с воющим ветром слабые звуки грызни. И вдруг там раздался предсмертный дикий рёв, разлетевшийся далеко по округе. Чуя скорую поживу, облизываясь, звери покинули дом и устремились на запах крови.
В поле молодой зверь передними лапами прижимал к земле поверженного старого и грыз ему горло. Голодная стая набросилась на мёртвого и разорвала.
Череп и обглоданные вылизанные кости тускло поблёскивали в пожухлой траве, - слабым, больным не место среди сильных хищников.
Льдинкой блестело солнце сквозь тонкую рябь белесых облаков. Дул ледяной северный ветер по тёмным лесам и серым полям, по мёртвым городам и сёлам. С улиц подхваченный сор взлетал в поднебесье, и тучи бумажных денег кружились, порхали в воздухе, как безумные птицы.
...Уходя от погони, хищная стая неслась по полю к спасительному лесу. Её настигала другая стая, более многочисленная. Вожак поворотом морды подал знак, и многочисленная стая разделилась в строгом порядке на три группы, охватывая чужаков. До леса ещё далеко, чужакам не уйти от погони. И земля, пресыщенная трупами, обагрится снова живою кровью.