Избран освобожденным секретарём комсомола шахтоуправления.
Не отказался. Престижно. 4-й уголок.
Насилие парткома. К нам. К руководству. К коллективу. Парторг Воронов неграмотен, самоуверен, решителен, боевит.
Приехавший секретарь ЦК КПУ бросает лозунг: "То, что диктует парторг, не смеет не выполнить начальник шахты!"
С рёвом Воронов является на работу. От него прячутся.
Регулярно вызывает меня с докладом. "Помогает", руководит мной. Снимает с работы машинистку подъёма за неуплату комсомольских взносов. Переводит на отстающий участок десятника за неявку на беседу. Приказывает изнасиловать баптистку-откатчицу.
Под руководством партбюро работаем активно. Уничтожаем хулиганство и налёты. Преследуем баптистов. Повышенная добыча угля, субботники, смотры, агитация и т.д.
Всё кипит.
Знакомлюсь с шахтным художником Немцевым. Он учится в ЗНУИ. У него педагог Борис Йогансон. Чудо!
Подружился с Немцевым. Он обучает меня изобразительной грамоте. Весь отдался рисунку и живописи. Всё на алтарь ИЗО,
Поступаю тоже в ЗНУИ. Педагог Хазанова. Открывается новый мир! Мир искусства.
Погружаюсь с головой в рисунок. Везде с карандашом. Хазанова поощряет.
Начинаю видеть красоту в обычных предметах. Нет большего счастья, чем созерцать окружающее глазом художника.
Нет большего удовольствия, чем рисовать с натуры.
Комсомол задыхается под опёкой партии. Превращаемся в мальчиках на побегушках.
Проводим мероприятия, направленные против давления парторганизации.
Только шумовые эффекты.
Рождается неосознанная ненависть к партийным органам.
По шахтам прокатывается вал забастовок. Присутствую на разборе забастовки в нашем тресте. Потрясён тем, что райкому партии чужда справедливость.
Повышение цен на мясо и молоко. Партбюро приказывает нам очищать здания от листовок.
События в Ростове и Новочеркасске. Расстрел рабочих.
У нас также беспощадно пресекаются "антинародные" настроения, вызванные событиями в Ростове. Я включён в эту группу карательного значения. Произвол и беззаконие.
Наши "народные дружины" превращаются в карательные.
Покончив с хулиганством, дружинники превращаются в преступные формирования. Ведь нам всё дозволено. "Если отбил хулигану почку, извинись перед ним, что не отбил другую".
Дело доходит до того, что под душем в вытрезвителе оказался первый секретарь райкома партии г.Ровеньки.
Немилость властей повернулась против нас.
Всё противно. К работе отвращение. Зачем мне это надо? С работы в шахте сорван. Назад райком не отпустит. Проработал секретарём полгода, а так опротивело, что до выборов не дождаться.
Парторг забирает из моего кабинета портрет Ленина, а взамен из своего кабинета даёт портрет Хрущёва.
На кой хрен он мне нужен? У нас комсомол ленинский, а не хрущёвский.
Вдруг нас в ответ на решения Мартовского 1961 года Пленума ЦК КПСС призывают ехать на работу в село.
Вот то, что надо. Пора вернуться домой, в деревню.
В райкоме отказ. "Здесь тоже передовой фронт".
Меня заманивают ехать на учёбу в высшую школу милиции. Почти уговорили.
Отсоветовал секретарь райкома комсомола. "Задержишь нарушителя, а начальник отпустит. Он - хороший, а дураком ты останешься".
Веский аргумент. Я отказался.
Рисую и рисую.
В районе актив по случаю приезда секретаря ЦК ЛКСМУ. О чём говорили - не помню, но в конце секретарь райкома партии начал поносить нас, что мы не едем по зову партии в село на работу.
Я со злорадством оторвал лист от блокнота и написал в прикидку заявление с просьбой направить меня на работу в село.
Бумагу успел перехватить секретарь ЦК. Одобрил. Аплодисменты, овации. Секретарь РК ЛКСМУ бледная от злости. "Сейчас же получи путёвку!"
Путёвку я получил. "Обманул-таки!" - сказали мне. Радостный вернулся на шахту.
Но меня тут же схватили и приволокли в партбюро. Там был "треугольник". Парторг, начальник шахты и шахтком.
Воронов протянул мне бумагу. В ней было несколько десятков фамилий.
"Это трактористы, которые работают на шахте. Всех отправим в колхоз, но тебя посадим".
На меня обрушились потоки гнева, грязи, угроз.
Я стоял перед ними растерянный и униженный.
"Забудь об этом и добросовестно работай там, где требует Родина", - закончили разговор.
Вернуться домой надежда исчезла.
Я рисовал.
Вошли в моду микрокомсомольские стройки.
Со всех шахт мы каждое воскресенье съезжались в какой-нибудь колхоз и строили коровник.
Молодёжи съезжалось много. Мешали друг другу. То нет кирпича, то нет песка, то нет цемента.
Ездили каждое воскресенье. Однажды на этой стройке я оказался в центре внимания актива комсомола.
"Очковтиратель! Путёвку взял, а никуда не поехал!"
Я обо всём ребятам рассказал. Они возмутились и потребовали у первого секретаря райкома комсомола объяснений.
Тот обещал всё поставить на свои места.
Дело пошло на принцип.
Райком намерился выполнить своё решение. Патрбюро шахтоуправления - сдержать свое слово.
Меня вызвали на партбюро, чтобы покончить с моими "фокусами", и жёстко осудили мое "поведение", решили "пресечь" мои заблуждения.
На бюро присутствовал и наш представитель из РК ЛКСМУ, и ему попала шлея под хвост.
"Партбюро не может отменить решение райкома", - выложил он свой козырь.
Бюро задумалось и притихло. Коса нашла на камень.
Я рисовал и ждал передачи должности.
Однажды утром меня вызвали в райком партии.
Я стоял у порога в огромном кабинете. За столом сидели секретарь и начальник милиции.
После пары дурацких реплик секретарь мне заявил:
"Назвался груздем - полезай в кузов. Я разнарядку с Луганска получил. Пойдёшь в ваш подшефный колхоз, напишешь заявление, чтобы приняли в артель, и поедешь в Краснодон на курсы трактористов".
Потом он повернулся к начальнику милиции и сказал:
"А чтобы он не сбежал, сделайте так: сначала пропишите его в Краснодоне, а потом только выпишите из Ровенек".
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Вернулся домой, называется. На кой чёрт мне этот подшефный колхоз, в котором-то и пахотной земли нет. Одни породные выступы и чёрные от угля лягушки в балке Шихан.
Жители этого колхоза у нас на шахте работают, а я должен им поле пахать. Мало ли дома колхозов, где нет рабочих рук...
Секретарь не посчитался ни с моей судьбой, ни с интересами государства ради того лишь, чтобы выполнить разнарядку на одну единицу.
Почему же подчинился?
1.Не подчиниться мне было не свойственно.
2.Слишком бережно относился к автобиографии.
3.Какое бы не было решение, но это было решение (в моём понятии) Родины, и оно должно было быть выполнено любой ценой.
4.Мог ли явиться на Родину с "волчьим билетом"? Это высший позор!
Я прибыл в колхоз с заявлением - просьбой о принятии меня в его члены. Мне казалось, что я в сумасшедшем доме, а я - больной из дома.
Фактически это так и было. Вся страна - сумасшедший дом, а мы, активисты, - его обитатели.
Меня приняли в артель. Конечно, формально. Решение принял единственный находящийся в конторе человек - старичок-бухгалтер. Выдал направление. Очень добрый, заботливый старик. Мне его было почему-то жаль.
Выйдя на дорогу, я в каком-то остервенении дико захохотал, разорвал на клочья полученные бумаги. Пустил клочья по ветру и ...уехал в Краснодон.
Сижу в кабинете директора училища. О колхозе ни слова. Прошусь принять на учёбу.
Директор, узнав, что я увлекаюсь живописью, согласился меня принять и тут же предложил мне делать оформление училища за плату.
Учился и оформлял. Всё своё свободное время занимался рисованием. Рисование и живопись, рисование и живопись. Никакими другими развлечениями не занимался. Упорная и упорная работа.
Один из мастеров училища притаскивает целую простыню и просит на ней написать копию "Неизвестной". Копия даётся легко, но долго не могу добиться на лице чувства, которое так чудно написал Крамской.
Бесконечно переписываю лицо. Работаю каждую ночь. И вот, наконец, получилось. Копия готова. Пусть сохнет.
Однажды, придя домой, копии не увидел. Её пропил за два литра водки мой товарищ по комнате, бывший узник концлагеря.
Я его понимал.
Учёба подходит к концу. Как быть? Прибыть в этот дурацкий колхоз? Не могу. А куда?
Разваливается группа, которая готовилась для целины. Льготы получали, а ехать никто не хочет. Симулируют, кто что может. Из 30 человек осталось 6.
Я предложил себя. Директор жмёт руку.
Я в Казахстане. Нас семеро. Через месяц 6 сбежало. Я остался один.
Новогодние морозы донимают. Степь сурова. Теплой одежды нет. Быт - лучше не придумаешь.
Местные жители (первоцелинники) в привилегированном положении. Все дурные работы на нас, молодых из общежития.
Работаю в транспортной бригаде на ДТ-54. Ухожу на целый день в степь. Ежедневно на грани замерзания.
Заработок ничтожен, но питание, хотя и без выбора, качественное и почти бесплатное.
Но зато после работы рисую. Рисунок заменяет всё: друзей, родных, отдых, развлечения.
Военкоматом направлен на учебу в радиоклуб. Закончил. Взят на работу инструктором райкома комсомола.
Райцентр, созданный на новом месте, только развивался. Разношёрстные, разнонациональные жители представляли замечательное общество, свободное от заплесневелых обычаев и традиций, которыми так больны места с коренными жителями в любой части света.
Здесь же просто невозможно было соблюдать что-либо одной веры или обычаев одного какого-либо народа.
Каждый жил по-своему и никого не осуждал сам.
Прекрасные исходные данные. И мы решили на этом островке создать новое, чистое общество людей.
Почему же мы не смогли достичь цели? Мы не смогли победить трех врагов:
1.Текучесть людей и товарищей;
2.Жадность людей;
3.Карьеризм и властолюбие.
Рулевые (партработники) "беззубы" и бездеятельны. Каждый устроился в уютной норке, того и следит, чтобы из неё не выкурили. Всего и делов.
Предельный бюрократизм. Ничем не дают заниматься. Сводки и донесения бестолковые, глупые, никому не нужные. Например:
"Сколько доярок - комсомолок в районе? Из них - до 18 лет, до 20 лет, до 25 лет, свыше 25 лет; по образованию, по национальности, по стажу работы, по семейному положению".
Через час требуют такую же сводку на чабанов, трактористов и т.д.
Где их брать? Телефонов в совхозах почти нет.
Даём туфту, но всё равно не успеваем.
На уральских заводах не достает сырья. По Целинному краю объявляет крайком месячник по сбору металлолома.
Я назначен начальником районного штаба этого месячника.
За месяц в свободное от работы время, в каждый выходной ребятами без оплаты труда собрано, доставлено, загружено в вагоны и отправлено в Магнитогорск около 280 вагонов металлолома!
Подумайте, потомки, что заставляло нас так "пахать"? Дураки мы были?
Нет. Мы верили. Нет, в коммунизм мы не верили. И никто не верил. Сейчас судят только по кинокадрам. Но ведь это была только идеология, как и "Кубанские казаки"
Мы свято верили, что сможем сделать свою страну самой сильной, самой богатой, самой справедливой. Мы верили себе. А вы, разве не верите себе, стоя на морозе за прилавком с иностранным говном?! Вы же верите, что станете богатыми. И только в конце жизни дойдет до вас, что и вы дураки.
За металлолом перечислены огромные деньги на наш счёт. Планируем построить Дворец Пионеров.
Деньги забрал обком себе. Но в ответ на наши протесты на строительство Дома Пионеров выделил, "отпустил свои" деньги.
О нас никто не вспомнил на открытии Дома Пионеров. "Добрые дяди" "дарили" "счастливым" детям "из своих фондов" Дворец. Помните заботу партии!
Чуточку было обидно. Но разве можно было на всё набраться обид! На то и негативные явления, чтобы с ними бороться. Победим, вот тогда и будет всё справедливо. А сейчас это норма. Только не сдаваться!
Успокоение и отраду нахожу в рисунке. Уже точен глаз, послушна рука.
Женюсь. Зачем? Не знаю. Девушка предложила, а я не возражал, хотя причин для женитьбы, не было никаких. Наверное, устал от одиночества.
Новая волна отвращения к комсомольской работе. Недоверие к руководству района.
Призван в Армию. Наш эшелон пересёк белоснежные просторы, солончаки, полупустыни, жаркий Ташкент. Двигаемся вдоль гор.