На пороге стояли трое моих друзей - Макс, Егорка и Гришка. В интернете, соответственно, Максимус, Зига и Барбаросса. Потому что рыжий.
Тут на форуме с придурком бодался. Дебил... Ничего не понимает. Я ему говорю, вермахт не виноват ни в каких преступлениях. Это альгемайне-СС, а он мне вот ссылочка, вот документик... Будто я не знаю, что все это подделки?
Да ладно тебе... Коммуняка он что ли?
Не... Православнутый.
А этому-то что?
Своих защищает, чего тут не понятного? Жидо-христианин...
Забей, - сказал Зига. - Дураков все больше и больше. Рагнарёк близко. Кстати, а предки точно не придут?
Зига, ты тоже удод. Я же говорил, что они в европы свалили. Франция там, Италия, Германия... Заходите.
Вся компания, звеня пакетами с бутылками, прошла на кухню.
А где твоя Марфа-посадница?
На глядках. Где же еще-то. У нас договор. Весь месяц пьем тут по очереди. По нечетным я. По четным она.
Запалит ведь, - буркнул вечно хмурый Барба.
Запалит. И фиг с ней. Я ее тогда сам запалю.
Ну ты чего злой-то такой? - хлопнул меня по плечу Макс.
Да из-за удода того...
Присядь, да... - открыл четыре бутылки с пивасиком Зига. - Давай-ка за наших. За вермахт! Кстати, курить можно?
Можно... - сделал я большой глоток. - Я ж говорю, предки только к сентябрю вернутся.
Все дружно задымили.
Не парься, - сказал Зига, прищурив глаза. - Быдло оно и есть быдло. Эстетика вермахта есть лучшая военная эстетика всех времен и народов. А эстетика не может быть пагубной. - Зига самый продвинутый из нас. Дизайнер, все-таки. Понимает, не хухры-мухры, - Сравни. Немецкую каску и английскую. Совершенство форм, изящество и мощь одновременно. А форма? А оружие? И сравни с Красной Армией. Мешок на мешке. Деревенские гопники, которые даже 'Светками' работать не могли. Каска как горшок, ботинки уебищные, 'галипе с карманами'. Тьфу!
Между прочим, эти лохи вломили вермахту по самое не хочу...
Числом, Барба! Мясом - двадцать к одному!
Ну не двадцать...
Ну десять, ладно. За то мы, то есть они, шесть лет одни против всего мира! Вермахт и СС! Если бы не два еврея...
Каких еще еврея?
Черчилля с Рузвельтом.
Они вроде англосаксы?
Наглососы! Дядя Джо без них бы лапки к верху и... И мы бы тогда жили в цивилизации, а не в этом дерьме. И жрали бы немецкое пиво и закусывали немецкой колбасой!
Вань... Мы и так вроде 'Варштайнер' пьем и баварскими сосисками закусываем...
Я не Ваня! Я Ганс! Это мой настоящее ник. В смысле, настоящий имя. Вот. За реконструкцию и за ваффен-СС! Лучших воинов всех времен!
За СС!
Только за ваффен, не за альгемайне...
За тыловых крыс, своровавших у армии победу не пью!
Чокнулись бутылками.
Кстати, вояка... Чего у тебя с универом? - спросил меня Макс.
Отчисляют че...
И че?
- А фигня война, главное маневры. Папашка проплатит восстановление, куда они денутся. Первый раз что ли? У меня с первого курса уже восемнадцать хвостов. Бабло, Максик, побеждает зло.
Погоди... Тебя который раз отчисляют?
Третий... - допил я пивко. - Доставай следующую...
Погодь, тебя сейчас вроде военкомат должен припахать?
Схвачено все. Прозит! - стук бутылок. - У бати там знакомцы.
Мля... Да ты весь в шоколаде... Завидую, - приуныл Зига.
Да ладно, я с папашкой поговорю, если чего - отмажет и тебя. Смысла нет в этой быдлятской армии служить. Я в Чечню не хочу и тебе не советую.
Думаешь, мне очень хочется? Или Максу с Барбой?
Неее! - в один голос протянули мои друзья.
Была б идея. А то чучмеков гонять по горам... Западло!
Вот и мне западло! Прозит!
А у немцев была идея, да... Кстати... бухло кончилось. Что так мало принесли?
Сходим-же, чего ты... Воздухом подышим!
И мы пошли еще за пивом. Только взяли, почему-то, водки.
Пролог 2. Брест. 1 июля 1941год.
Жара-то какая...
Я снял фуражку и шагнул в темную прохладу. Берта меня простит. Я, все-таки, мужчина.
Нечто колыхающееся вынырнуло из глубины броделя. Вот это задница! Вот это бюст! Ужас... Можно гвозди из стены такой задницей доставать.
Герр офицер?
Мадам?
Туша заколыхалась грудным смехом:
Вы угадали, я мадам... Мадам Марго, к вашим услугам. Вы по талончику?
Наличные, - отрезал я. И раздраженно подумал: 'Недавно что ли мобилизована? Талончики только у унтеров с солдатами По пять на месяц. Офицер может пользоваться проститутками неограничено!'
Ах да... Я, простите, только второй день на государственной службе. И, вот еще, контингент не совсем арийский...
Она вопросительно посмотрела на меня.
Полячки?
Полячки, русские, две литовочки. Фольксдойче только одна. И она сейчас занята. Извините...
Понятно... Можно посмотреть весь товар? Лицом, так сказать...
Конечно, герр обер-лейтенант... А почему вы не заказали девушку на дом?
Я живу в казарме, мадам...
Понимаю тогда... Как вас зовут?
Ганс, мадам Марго, Ганс Бетрункен.
Мадам Марго кивнула мне:
Присаживайтесь. Можете пока бокал шампанского, в счет заведения конечно...
Я сел в драное кошками кресло. Налил сам себе веселящего напитка. Смотри-ка... Холодное! Удивительно... Штат еще толком не оформили, а шампанское уже холодное подают...
Эх, Берта, Берта... Жаль что-ты в Гамбурге...
А девочки-то ничего! Вон-та, тоненькая... Глазищи какие синие... Я ткнул пальцем на крайнюю справа.
Полячка, герр обер-лейтенант...
Я отмахнулся. Детей я делать буду с Бертой. А потом положил три рейхсмарки на стол и мы ушли в номер.
Дрянной номерок. Двуспалка. Зеркало на стене (для извращенцев, что ли?), горшок под кроватью, жестяное корыто с водой, таракан на дырявой шторе.
Как тебя зовут? - сказал я, снимая китель.
Марыська... - полушепнула она.
Первый раз?
Она отрицательно мотнула головой:
Отвернитесь, пожалуйста...
Зачем? Я тебя купил. Хочу посмотреть. Раздевайся.
Она закусила губу и спрятала взгляд. Руки у нее задрожали, когда начала развязывать тесемочки платья. Хороша, паненка... Яблочки какие...
Ложись. Нет. На живот.
Кровать заскрипела как товарный вагон при сцепке.
Хороша... Даже слюни побежали. Я стал снимать штаны, но в этот момент в дверь постучали:
Герр обер-лейтенант. Вы, меня простите, конечно, но тут до вас посыльный из штаба...
Я чертыхнулся. Посмотрел на обнаженную тонконогую паненку. Облизнул губы. Потом застегнул штаны и накинул китель:
Слушаю!
Герр обер-лейтенант... Вас герр оберст вызывает. В цитадели снова стрельба.
Доннер веттер... Чертовы русские. Позавчера же зачистили казематы. Опять! Фанатики...
Выхожу, - резко бросил я. И еще раз посмотрел на полячку. Хороша, стерва...
Через минуту мы мчались на мотоцикле в сторону казармы. А три рейхсмарки я оставил, надеясь вернуться вечером...
Глава 1. Рассказывает Иван Синявин.
Крутой сон!
Стоит перед тобой немецкий полковник и орет! Самое забавное - я понимаю, что именно он орет.
- Лейтенант! Вы доложили, что на вашем участке чисто. Так?
Оберст от гнева покраснел так, что я обеспокоился - апоплексический удар в его возрасте дело не хитрое!
Какой, какой удар??? Ты, блин, еще жабу грудную вспомни. Пусть немца задушит. Чего-то совсем мозги плывут... А тело автоматом вытянулось, когда оберст заорал опять:
- Обер-лейтенант!
О! Я оказывается обер-лейтенант! На нос неожиданно села большая зеленая муха. Я мотнул головой и, пользуясь моментом, покосился на плечи - точно! Обер-лейтенант... А в это время оберст рявкнул:
- Поднять по тревоге роту! Прочесать лес по квадратам! Только что совершено нападение на батарею тяжелых орудий!
Оппа! Интересный оборот! Насколько я помню, по Бресту лупили 'Адам ' с 'Евой'. Причем 'Ева' с первого выстрела заклинилась по капризной своей бабской сущности, а вот 'Адам' работал, да...
И тут бахнуло!
Ядрен батон! Слишком уж сон реальный! Полковника размазало кровавой кашей по стене дома, возле которого мы стояли. Уж не знаю почему, но мое тело упало, кажется на секунду раньше могучей ударной волны. Хорошее мне тело досталось...
Я приподнялся на локтях - солнце пропало в пыльном тумане и дыме, вокруг валялись стеклянные осколки окон, а с дома снесло крышу. Впрочем, у меня тоже снесло - от кровавого мешка, только что бывшего оберстом вермахта, меня должно, вроде как, рвать и метать на все четыре стороны. Ан нет. Смотрю спокойно, а глотка уже орет на чужом языке:
- Рота! Алярм! Тревога! За мной!
И я рванул вперед, к позициям первой батареи восемьсот тридцать третьего дивизиона тяжелой артиллерии, которую, похоже, захватили русские. И они долбают сейчас по району железнодорожного вокзала Бреста. Ну четыре с половиной километра мы за полчаса сделаем... Ну, сволочи...
Стоп! Это кто сволочи? Русские? Я же русский! Я же наш!
- Рота! Стоп! Смирно! Слушай мою команду!
Запыхавшиеся солдаты едва не попадали с ног, выравнивая линию в строю. Сцука, я же их знаю... Рядовой Боррхоф - Вена, винодел. Фельдфебель Штранке - Зальцбург, механик. Кстати, хороший механик, патефон тут мне починил... Какой еще, цум тойфель, патефон??? Унтер-офицер Штайнер - почтальон из Линца, родины моего фюрера...
Какой еще, в глубокую задницу, фюрер???? Русский я!!!
- Солдаты! Только что, и вы были этому свидетели, русские большевики предательски напали на батарею наших тяжелых орудий. В результате их выстрела погиб наш полковник. Горячо любимый полковник Герд Мюллер! Он вел вас от победы к победе, под его руководством мы прошли по Франции и взяли неприступную твердыню Бреста. Однако война такова, что мы его потеряли здесь и сейчас...
'Господи, что я несу? Меня же сейчас пристрелят...'
Однако солдаты в форме фельдграу внимательно слушали своего ротного. И только командир первого взвода, Курт Шмидт, тирольский австриец, искусно владеющий хитрым их пением, - 'мать твою, а откуда я это все знаю??!' - как-то странно поглядывал на меня. Спросить я его не успел.
В районе вокзала опять шваркнуло так, что мои доблестные 'зольдеры' организованно упали мордой в траву. Все девяносто восемь человек - рота понесла немаленькие потери под крепостью.
Я, кстати, тоже рухнул и, кажется, быстрее всех. Сказались, все-таки, годы подготовки...
Господи, да что происходит-то? Какие годы подготовки? Я, вообще невоеннообязанный! На станции что-то стало рваться с неистовой силою. Видимо, цепануло по эшелону с боеприпасами.
- Форвертс!
Интересно получается, думаю по-русски, а говорю по-немецки - а если я большевика допрашивать буду, то на каком языке?
Да что это такое?? Какого еще большевика? Я же за наших! Или? А какие у меня сейчас наши?
Это все из-за деда, наверняка. Дед у меня, стало быть, немец. Фашисткий, самый настоящий немец. В плен попал, бабушке моего папашу сделал и 'аллес капут!' - смылся! То ли в Германию, то ли под сибирскую землю, хрен его пойми. Бабушка до смерти самой не рассказывала. Боялась.
А я и домечтался - попал, епишкина кочерыжка, в историю. И в прямом, и в переносном смысле. Ну, дед... Найду тебя тут - по шее накостыляю. Знать бы еще как тебя звали, фриц недоделанный. А я то кто сейчас?
- Привал!
Взводный аж рты открыли. Ну и понятно, какой еще привал - только-только пару километров пробежали. Цыц, гансы! Сейчас обер-лейтенант вам все пояснит... Кстати, а как меня зовут?
- Эй! - крикнул я чернявенькому солдатику. - К ног... - 'Тьфу ты, ё-моё!' - Ко мне!
- Да, господин обер-лейтенант!
Я холодно и пристально, как должен смотреть настоящий арийский офицер, взглянул в его глаза:
- Как меня зовут?
- А? Не понимаю...
- Как! Меня! Зовут! ПОНЯЛ?
- Господин обер-лейтенант...
- Дальше!
- Ганс...
'Ну, ёшкин кот... Я еще и Ганс!'
- Бетрункен...
'Офигеть... Бетрункене, ежели на русский перевести - пьяный. Это типа я Иван Пьяных? Или Пьянков? А может, вообще, Бухарин? Надо завязывать с алкоголем...'
- Господин обер-лейтенант, вам плохо? - участливо сказал чернявенький. О! Он же фельдшер! Спиртику бы...
- Что? - взвился я. - Я тебе, чертова свинья, сейчас покажу - как мне плохо! Встать, смирно! Упор лежа принять!
Фельдшер вытаращил глаза. Похоже, он такую команду слышал первый раз в жизни.
- Упал и отжался! Понял?
- Фельдшер нагло пожал плечами и переспросил:
- А сколько раз?
Тут я рассвирепел не на шутку. Хваленая немецкая дисциплина оборачивалась каким-то русским разгильдяйством.
- Солдаты! - заорал я. - В то время, когда наш доблестный вермахт громит большевистские войска, мы лежим тут и невыполняем приказы своего командира. Русские недобитки напали на батарею наших тяжелых орудий и нам дан приказ стереть их с лица земли, обрушившись все мощью тевтонского оружия и силой национал-социалистического духа! А этот жидовский ублюдок не хочет выполнить мой приказ! Следовательно, что? По законам военного времени...
Фельдшер побледнел и все-таки стал отжиматься.
А взводный Шмидт подошел ко мне и тихонько шепнул на ухо:
- Да? Возможно... Но с этим разберемся после атаки. И не держите вы меня за локоть! Я вам не барышня с...
В этот момент захваченная русскими мортира снова дала выстрел. Шмидт сбил меня с ног и навалился сверху.
- Сукин сын! - рявкнул я на него. - Ты, конечно, молодец! Но, в следующий раз так не делай!
Шмидт виновато слез с меня.
На этот раз снаряд попал во что-то жутко горючее. Столб черного дыма щупальцами пополз по белому от жары небосклону. Немецкая четверть во мне разозлилась, а три русских - явно обрадовались.
- Рота! Слушай мою команду! За Родину! За... - 'Мать!' - За фюрера! Вперед!
И мы рванули по лесу, вдоль убитой тяжелыми самоходными мортирами дороги.
Как подобает настоящему офицеру вермахта, я бежал впереди, вытащив из кобуры верный - и где это он мне верный был? А, точно, во Франции! - 'Борхард-Люгер'. Бежал и думал - блин, как-то надо задержать моих верных бойцов. Иначе те русские камикадзе, которые бахают по Бресту, попадут как куры в ощип. Сзади послышался стук мотоциклетных моторов и характерное клацание. Я оглянулся - мотоциклисты, а за ними два танка Т-III.
Сердце упало в пятки, жалко мужиков. Накроем ведь их...
Оп-па! А я ведь определился!
- Рота! Стоп! Пропустить танки!
По лесу моим эхом прокатились голоса взводных:
- Первый взвод, стоять! Второй, третий... Курить, оправиться!
Интересно, это я так команды адаптирую или у фрицев такие же были?
Однако мои гансики все поняли правильно и кое-кто весело зажурчал, а кто-то задымил синим.
'Вот свиньи!' - ошашаренно смотрел я, как солдатик, метрах в пяти, стал мочиться почти в мою сторону. Захотелось отстрелить ему шланг, которым он прибивал июньскую придорожную пыль. Однако желание я свое сдержал. И как только танки пролязгали по грунтовке дал команду двигаться следом. Но не спеша. Потому что...
- Потому что! Не хрен задавать дурацкие вопросы, Шмидт! Командир тут я! - 'Пока я, да...' - мелькнула грустная мысль. Но я ей не дал развиться. - Мы и так треть роты потеряли в этом чертовом Бресте. Сколько там русских, вы знаете?
Курт пожал плечами. Нормальный парень, вроде как. Опыта, правда, нет. Брест его первое сражение. Ему еще повезло. Первый офицер погиб утром двадцать второго. Звали его... Да черт с ним с этим немцем! Гори он в аду!
- Мотоциклисты узнают доложат. Но я думаю не меньше роты. Перебить всю обслугу 'Адама' и 'Евы'...
Договорить мне не дал мощный взрыв со стороны батареи.
Над деревьями встал рваный султан черного дыма.
'Дострелялись пацаны!' - мрачно подумал я.
Однако все оказалось не совсем так. Вернее, совсем не так.
Мы как можно осторожнее помчались к расположению орудий. Я велел перебежками. Ибо война и злобные большевики сидят в засаде, словно кукушки. Взводным я объяснил, что это русская традиция - привязываться к деревьям и стрелять до последнего патрона. А еще они любят притворяться мертвыми и потом стрелять в спину. Кстати, не очень я и соврал. Память Ханса подсказывала, что так бывало во время штурма Бреста. А я читал Манштейна и Симонова. Который сейчас в районе Гродно, между прочим. Эх, сколько ж людей-то рядом известных! Вот бы с Симоновым попить! Хотя какой там... Мне, скорее, танец с Лени Рифеншталь светит. А еще вероятнее, пуля в лоб от наших.
Навстречу по дороге выскочил один мотоцикл, виляющий из стороны в сторону. На пробитых шинах скакал, бедняга...
Оказалось, что злобные русские окруженцы подорвали 'Адама' - или 'Еву', Гиммлер их разбери! - и утащили вторую пушку. Вернее укатили на ней. Своим гусеничным ходом. Толковые ребята. Наверняка не простые погранцы или пехтура. Взрыв произошел как раз в тот момент, когда на позиции батареи выскочили мотоциклисты и танки. Один танк перевернуло, у второго сорвало к фигам башню, причем эта самая башня безжалостно накрыла один мотоцикл. Второму повезло - он остановился у въезда на поляну и получил только взрывную волну и массу мелких осколков. Основную часть их принял пулеметчик в коляске, но водила тоже получил парочку. А железный конь, вернее пони, потерял подковы.
Чернявому фельдшеру, на которого я орал и которого заставлял отжиматься, было приказано перебинтовать мотоциклиста, положить потом в окровавленную коляску, а за руль сесть...
- Шмидт! Повезете раненого в госпиталь, потом передадите мое донесение.
- Я не умею на мотоцикле... - промямлил лейтенант.
Я наполнил грудь воздухом и орал минут десять в стиле:
- Германский офицер обязан уметь на аэроплане, даже если он первый раз сел в самолет!
Солдаты делали вид, что не слушали, хотя были заинтересованы так, что казалось шевелили ушами от любопытства.
Донесение я черкал минут еще десять. Не забыл вставить 'Хайль Гитлер!', 'Превосходящие силы противника', 'большие потери' и 'несгибаемый арийский дух и национал-социалисткую твердость'. Потом еще раз - 'Хайль Гитлер'. Подумал... Размашисто подписался и поставил дату.
Ну, а потом мы потрусили дальше.
На поляне было красиво...
Нет. Не так. Вот так - красииииивооо...
Гигантская вундерпушка разбросала свои конечности по всей округе.
Все дымилось, горело, воняло... И все это было в дерьме. В смысле в кишках.
'Отлично кто-то повоевал...' - мелькнула довольная мысль - 'Ай, молодцы, ребятки! Война нам улыбнулась. Так, а чего делать-то?'
- Прочесать лес! - заорал я.
Солдатики сноровисто побежали в разные стороны.
А я машинально подопнул ярко-красную пластиковую зажигалку.
Ипона мать!
Пластиковую!
Я нагнулся, схватил ее и засунул в карман брюк цвета фельдграу.
'Так, так, так... Значит, зажигалочка...' - мысли бились о черепную коробку. 'Наши! Наши тут! Стоп. Наши... Я вот, между прочим, в теле Бетрункена. Мобилу с собой не протащил. Значит, кто-то тут в своем теле? Интересный сюжетец...'
- Господин лейтенант, смотрите, что это?
Усатый фельдфебель протягивал мне...
НАЛАДОННИК!
Бллллин! Наши тут! С ноутбуками, зажигалками и танками типа КВ? Значит, наших тут много... Отлично! Закончим войну к сентябрю!'
- Это рация, - пояснил я фельдфебелю. - Это суперяпонская суперрация!
- Что? - не понял он.
- Ну, это такая штука... Доннерветтернохайнмаль! Мы работать, в смысле, воевать будем?
Фельдфебель нагло пожал плечами и смылся в кусты.
А капэкашку я тут же сунул в портфель. Вы не поверите, но у меня был портфель. Кожаный. Французский. Его очень любезно подал мне адъютант. И я закрыл его на шифровой замок.
Так то я дурак! Ну вот кто ставит на шифр день рождения своей невесты?
Тааак... У меня еще и невеста есть? Фройляйн Берта из Гамбурга? Отлично... Надеюсь, она не большая... Память Ганса услужливо подсказала, что, вроде нет, все в порядке. Размеры как размеры. Ничего особо выдающегося. Крепенькая девочка из 'Союза немецких девушек'. Как она ласково провожала Ганса на войну... Ганс не подкачал. Сделал человека из существа среднего рода.
А вы не знали? 'Медхен' - у немцев это ОНО! Только когда, 'Медхен' становится 'Фройляйн' - ее уже признают существом женского пола. А до этого - ни то, ни се. Ни рыба, ни мясо. Прагматичненько. Не правда ли?
- Никого. Русские сделали ноги. Каков приказ солдатам?
- Прибраться. - Буркнул я, оглядывая дымящиеся останки вундервафли. - Хотя нет. Место взрыва оцепить. Никого не подпускать. Пусть гестапо разбирается!
- Кто? - вытаращил глаза адъютант.
- Дед... Эээ... Ну кто-нибудь пусть разбирается. И пошлите связного в штаб. Или, что там от штаба осталось.
- У вас же рация, герр обер-лейтенант!
- У этой рации другие волны, между прочим. И оставьте меня в покое. У меня болит голова...
Голова у меня и впрямь, болела. Интересно, это мое похмелье или похмелье Бетрункена? Или контузия? Будем считать, что контузия...
Я отошел в кусты и прилег на травку. Вместе с портфелем. Набираем код... '90521'... Блин, эта Берта еще умудрилась девятого мая родиться...
Достаем КПК. Включаем. Зарядка почти полная... Отлично. Сети нет, это понятно... Где тут фоты лежат? Ага... О! Порнушка! Потом посмотрим... А это что за папочка? Открываем...
О-па-па...
Это мой наладонник. Это мои фото. Это вот я в поисковом лагере постройку землянки снимал, это минометочку достали, а вот ствол от немецкого раздолбанного T-III тащим... И подборочка музыки моя! 'Рамштайн', 'ДДТ', 'Алиса'...
Пребывая в легком шоке, естественно, закурил. И зажигалочка-то... Тоже моя. Колесико ходит, разболталось.
Непонятно... Ежели я в чужом теле немецкого обер-лейтенанта, благодаря своему генетическому дедушке, то эти девайсы-то откуда? Благодаря японской генетической памяти? Типа японский самурай поглумился с криком 'Банзай!' над бабушкой малазийского сборщика электроники и китайского штамповщика пластмассы?
Тогда уж давайте сюда и 'Автоваз' перекинем. А что? Хорошая идея! 'Фиат', вступивший в КПСС в семидесятых годах, волею судьбы заброшен в начало Великой Отечественной. Или лучше под Сталинград. Чтоб он там сдох и не пугал в будущем российское правительство миллиардными убытками.
Зажигалку я закопал под корнем дерева. Чтобы не светиться где не надо пластиковыми технологиями из китайского будущего.
А вот КПК выключил и спрятал в свой коричневый, цвета партии, портфель.
И вовремя. Из кустов высунулся мой рыжий адъютант.
- Герр обер-лейтенант! Вам плохо? Там приехали за вами...
- Кто? - напрягся я.
- Сейчас увидите...
Глава 2. Рассказывает Ганс Бетрункен.
Последнее, кого я помнил - орущего на меня полковника Кребса. Потом вдруг меня приподняло неведомой силой, понесло куда-то, ударило обо что-то... И я, вроде бы, умер.
Ан нет. Лежу на мягкой кровати. Болит голова. Во рту сухо. Очень хочется пить. Контузия...
Странно похожая на похмелье.
Было дело во Франции, близким разрывом оглушило. Но тогда обошлось. А вот сейчас...
Я должно быть в госпитале. Однако почему такая тишина? Глаза не открываются...
Понимаю, что встать надо, завтра выезжаем на "Вахту", еще собираться...