Иулсез Алди Клифф : другие произведения.

Космический вахтер

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первый рассказ, опубликованный в сети в 2008 году. Вместо аннотации оставлю здесь фрагменты рецензии сетевого Автора - Игоря Денисова: "Не ординарно и смело... не ширпотреб. Поэтому читателей у этого рассказа будет не очень много, но это нисколько не принижает его".
  Космический вахтер - это Я. Вот уже почти пять лет Я ношу это имя, что дал мне Он. А точнее - четыре года, одиннадцать месяцев и двадцать три дня. Еще семь дней и Я...
  И Я не знаю, перестану ли Я быть тем, кем являюсь сейчас. И дело не в том, что может что-то случиться, а в том, что Я пока еще не решил - хочу ли Я вернуться домой. Стоит ли Мне покинуть одинокую станцию, состоящую всего из нескольких отсеков, стоит ли Мне забыть пульт управления, основная функция которого - посылать сигналы в мертвую бездну космоса.
  Лишь очень-очень редко кто отвечает на них. И тогда мои пальцы нашаривают запыленные кнопки с обозначениями трасс и нажимают одну из них. Чаще - трасса А или В, гораздо реже другие. Эти трассы носят номера, но для Меня они давно превратились просто в буквенные символы, позволяющие затерявшемуся звездолету свернуть на верный безопасный путь...
  Станция...
  Маленький мир, в котором Я долго был почти Богом.
  Одиноким и бегущим. Бегущим от прошлого и от страхов, от проблем и неловкостей, от собственной неопределенности и неуверенности.
  И почти убежавшим.
  И теперь Мне просто не хватает сил, чтобы справиться с двумя мечами, скрестившимися в моей душе - тоской по дому и неприятием дома. И то и другое режет и колет, рисуя на теле души замысловатый узор из бисеринок крови, но так и не прорезает пелену неопределенности. Мне здесь проще, мне здесь одиноко.
  Один, но не одинок или не один, но одинок...
  И не то, и не другое.
  Я был один, но под руку всегда в нужный момент попадал ноутбук, начиненный электронной литературой. Только вот Я уже давно перечитал все книги... перечитал много раз, столько, что мог бы пересказать их все одновременно, выстроив невероятный сюжет и столкнув лбами пленников воображения прошлого и будущего, сделав героев соперниками, а адептов зла - могущественными союзниками....
  Я был один, когда надевал скафандр и выплывал за пределы станции. Я плыл по волнам невесомости и смотрел сквозь прозрачный щиток на матерь всех ночей - глубину, распылившуюся тьмой, далекими звездами и галлюциногенными тайнами. Я покоился под и над огромным небом и не был одиноким...
  А потом Я перестал быть почти Богом в маленьком металлическом мире, состоящим из нескольких отсеков.
  Просто однажды Я услышал Его. У Него имена такие - Ты, Он, Его... других нет. Для Него моего имени тоже не существует. Он также Меня называет - Ты, Он... Иногда, правда, Космическим Вахтером. Он дал Мне такое название, и Я его просто принял.
  Ведь какая разница, кто Ты есть, когда Ты один.
  У Меня еще целые сутки. Я все еще могу послать запрос, и тогда на станцию пришлют сменщика. Возможно, такого же бегущего, как и Я, возможно, что такого же неудачника или неопределившегося, как и Я...
  А может, просто человека.
  ― И что ты решил? - Прошелестел Он.
  Он никогда не говорит, не кричит. Он всегда шепчет, напоминая тот осенний шорох, когда мелкий дождь сыплет на еще не опавшие листья, когда перемолотые жизнью курят на крыльце, когда притихают в своих домах те, кому еще много дорог впереди...
  Я даже не поднял головы. Просто пожал плечами и тихо ответил:
  ― Пока ничего. Не знаю, стоит ли мне лететь домой.
  Поначалу Я вздрагивал от голоса Его, особенно когда Тот заставал меня довольно-таки в неожиданных ситуациях - ел ли Я, брился, одевался.
  Но Я привык. Привык не вздрагивать, привык не считать это все бредом одичавшего разума, не слишком-то отличавшего раздумья от действительности. Просто Он - мой коллега, такой же вахтер, но работающий в другом измерении. Он называет это плоскостью, другой плоскостью, в которой существует его станция и его пульт управления. Его станция находится в моей, а моя - в его. Он сказал, что они не идентичны, я Ему поверил.
  Он много чего Мне сказал, после того, как Я научился слушать. Он открыл Мне плоскости, Он объяснил, что только голос может перейти из одной плоскости в другую...
  ― Я скучаю по дому. У Меня скоро срок истекает.
  Тот же шелест, привычный и незримый.
  Я вновь пожал плечами, хотя до сих пор не был до конца уверен - видит ли Он меня. Но если не видит, то как находит?
  ― Тебе есть к чему возвращаться.
  ― Тебе тоже.
  Я неуверенно обвел отсек взглядом и медленно произнес:
  ― Нет... уже нет...
  ― А как же Она?
  Она? Да, здесь она просто носила бы имя Она. Но Она не здесь, Она там... на другом конце пропасти в пять лет, наверняка уже забывшая меня или Меня.
  ― Ты можешь ошибаться, Космический Вахтер.
  Его манера речи не скоро стала казаться Мне естественной. Год, наверное, прошел, прежде чем Я смог также уверенно говорить:
  ― Ты, а почему ты так считаешь?
  Тишина станции, которую иной назвал бы мертвой, а тронувшийся умом поэт - музыкой Космоса. Он в своих отсеках, возможно похожих на мои, возможно, совершенно отличных. Что там, в его мире? Зеленые шевелящиеся стены без углов, испепеляющая жара без света?
  Он никогда не говорил, Я никогда не спрашивал.
  Тишина моей станции наполнена ровным гудением и редкими вздохами аппаратуры. Да, тишина моей станции мертва, но все-таки живее тишины космоса. Космоса, черт возьми!
  Возможно, что у Него наоборот.
  Но Он никогда...
  И Я... нет, Я спрашивал, но Он никогда...
  ― У Тебя еще есть время, есть возможность.
  Шелест этот даже на ветер не похож. Он всюду и нигде.
  Наверное, именно потому, что Я даже примерно не представлял, в каком месте находился мой собеседник, Я говорил свободно, будто сам себе. Я улыбался или хмурился тогда, когда нечто внутри побуждало Меня это делать. Я вел себя так, как мог бы вести себя человек наедине с собой.
  Так было легче жить, гораздо легче, чем там - дома.
  Может, именно поэтому не хотелось возвращаться?
  Хотя я и запутался, когда думать о себе с большой буквы, а когда просто... он, наверное, тоже...
  Не знаю...
  ― У Меня остались сутки. Наши сутки, равные двадцати четырем часам. И Я могу послать сигнал сотню раз, но только Ты, знаешь ли, Мне не...
  ― Боишься, Ты? Но если не сможешь решиться сейчас, то Тебе придется проторчать в твоей дыре еще два с половиной твоих года.
  Два с половиной... Два года и еще половинка - вроде бы немного, но кусок жизни, проведенный без иных звуков, кроме шелеста и дыхания аппаратуры, без иных ощущений, кроме свободного парения в пустоте и прикосновений к металлу, без иных картин, кроме далекой пыли звезд и тусклого света сигнальных ламп.
  Немного, но многое...
  Один, но не одинок...
  Не один...
  ― Она все еще может ждать...
  Возражать не хочется, но все же Я выдыхаю в тишину мерного гудения:
  ― Слишком много времени прошло. У нас столько не ждут. Пять лет - не пять минут.
  ― А вдруг? Подумай, Ты.
  Я думал. Много. С того самого момента, когда видел Ее последний раз. Я думал и колебался, когда поднимался на борт корабля, что доставил меня сюда, Я размышлял и терзался, пока летел, Я искал причины и ответы, когда впервые увидел свое обиталище.
  Но Я так и не решил, это ли причина, заставившая Меня отгородиться от всех стеной в расстояние и скорлупой станции.
  ― Почему Ты Меня гонишь?
  Прозвучало громко и уверенно. Так звучит, когда в душе неожиданной волной поднимается досада и раздражение. Эта волна как цунами - ей непременно нужно разбиться о берег, что бы поразить своей мощью.
  ― Не гоню. Просто пытаюсь понять.
  Что мне нравится в Нем, так это честность. Я уже давно научился узнавать Его эмоции и чувства по голосу. Сейчас Он ответил правдиво.
  Теперь Моя очередь.
  ― Мне нет смысла улетать. Ну, прилечу Я, ну, посмотрю на тех, от кого отвык, ну, вспомню свое настоящее имя - не Он, Ты, Его, а то, которое мне дали при рождении. А дальше-то что?
  Он задумался. Я представил, как Он, бродивший по своему отсеку, вдруг остановился, взглянул на потолок, силясь найти адекватное продолжение разговора. Глаза блуждают по зеленому, или фиолетовому, или белому, или хромированному, или прозрачному потолку, стараясь за что-нибудь зацепиться, за что-нибудь, что натолкнуло бы на ту самую мысль, что сейчас так нужна.
  ― Ну, Космический Вахтер, Ты мог бы пополнить свою машину новыми книгами...
  Я бы засмеялся, если бы были силы смеяться. Но Я ничего не делал. Молчал и думал. Даже не думал, а просто брел, заарканенный петлей случайных образов и мыслей, что пытались выстроиться в некую почти бессмысленную систему...
  В общем-то, если Я сейчас пошлю сигнал, то у Меня есть еще время следом отправить опровержение...
  
  
  Поначалу мне хотелось выть. Долго, протяжно и тоскливо, подобно одинокому раненому волку, в одночасье потерявшему волчицу и волчат. Бежал, плутал, рычал и кидался, да все же... Но луну заменял свет ламп, и это болезненное белое сияние отбивало у меня всякую охоту выплеснуть наружу хотя бы малейший звук.
  В тишине космоса, в его бездонной силе сложно чувствовать себя кем-то. Просто песчинка, просто одна из далеких звезд, но не обнадеживающая крохотным мерцанием, а погасшая много лет назад. Миллионы, миллиарды... Сдохшая в момент рождения, и теперь ставшая струпом на теле Великой...
  Быть космическим вахтером по недоразумению - и смешно, и глупо, и обидно одновременно.
  Но так сложились обстоятельства. Или так повелел его величество Случай. Или это жест высших сил.
  Так или иначе, но теперь мое существование замкнулось в некий круг, состоящий из нескольких частей: сон, пульт управления, утренний туалет и завтрак, пульт, мелкий ремонт, как бы моя жизнь, пульт, как бы моя жизнь, пульт, пульт, пульт... сон, пульт...
  Всего-то шесть отмирающих трасс. И хотя у них есть некие названия, для меня они давно стали просто числовыми символами: один, два, иногда три, реже четыре или пять, еще реже шестая.
  В основном, привычным набором действий отправляю сигналы в неслышимую музыку космоса, в туманные разводы, что лишь через много световых лет становятся звездами, системами, планетами, астероидами и кометами, что рады за гроши, за так отдаться первому встречному. Странницы дешевые, шлюхи однодневные...
  Далеко...
  Может, еще дальше, чем те, кто даже не знает, где я.
  Может, они считают меня пропавшим без вести, может, погибшим, может, сбежавшим.
  Но ничего из этого не является верным. Просто я космический вахтер, ставший таковым по собственной глупости и по недоразумению.
  Ах, если бы...
  Кабы, да кабы...
  И была б уже семья, работа, жизнь та, что должна быть.
  Но ее заменило вечное спокойствие невесомости, что поет сакральную колыбельную, когда я выхожу за пределы станции и плыву по течению местных рек - времени, пространства и чего-то еще
  Эти реки меня почти спасли.
  Я был одинок и был один, но не сошел с ума, хотя мне казалось, что я уже близок к этому. Я даже начал слышать голос и почти поверил, что это галлюцинации, бред отчаявшегося разума, поломка на станции, из-за которой произошла утечка какого-то вещества...
  Но оказалось, что я не прав.
  Он, он почему-то не принимал других имен, только Он, Ты и тому подобные словечки, вдруг стал разговаривать со мной. Хотя нет, он поначалу просто говорил - тихо, спокойно, отрешенно, будто сам с собой. Он наверняка не позировал для некой аудитории, нет, его голос свидетельствовал о том, что он просто размышляет вслух, борется с некой своей сущностью, стараясь ее убедить в одном и доказать несостоятельность другого.
  Он говорил, а я слушал.
  Чувствуя смятение, вину и стыд за то, что невольно являюсь свидетелем жизни - но не той, которую мы привыкли видеть на улице, не той, что слышна каждый день в стенах дома, нет.
  Это был голос, идущий из глубины. И этот голос лечил мое одиночество, и этот голос рождал во мне сомнения и надежду.
  Я посылал стандартные сигналы, а где-то в глубине себя берег ниточку не веры, не надежды, но почти, что это мое слово, что коснется тех, кого я люблю, к кому хочу прилететь, прибежать, приползти...
  Я долго слушал, прежде чем решился ответить. Я много уже услышал, и потому мне не нужно было задавать вопросов.
  По счастью, он тоже не задавал вопросы. Он просто рассказывал о многом. Он называл меня странными именами, которые не могут быть именами, а являются просто обозначениями, но я не противился. Мало того, я даже подстроился к его своеобразному стилю речи. И для меня уже стало привычным сказать что-то подобное такому:
  ― И что думаешь, Ты, по этому поводу?
  И он отвечал.
  И он объяснял, позволяя мне не замечать тягучей резины времени, его безвкусной вязкости неудачно приготовленного сиропа. Он шептал, а я узнавал, что его станция в моей, а моя - в его, что они не идентичны, но близки, хотя он, как и я, не имел понятия о строении и характеристиках. Что у него там - металл или биологическая субстанция, новый материал или некая энергия?
  Для нас это было не суть значимо.
  У нас была связь - речь. И хотя мы не знали друг друга под истинными именами, не пересекались взглядами, мы стали почти близки, проводя зачастую целые часы, разговаривая со стенами. Мы порой спорили, порой соглашались, но наполняли свои маленькие мирки жизнью.
  И мне стало легче дожидаться того момента, когда я смогу наконец-то вернуться домой.
  Но мне было непонятно его желание остаться.
  Пять лет...
  И мои два года...
  И если бы не слова, я мог бы уже не дождаться того судьбоносного момента, когда на моих радарах возникнет звездолет, летящий за мной и везущий сменщика. Возможно, такого же, как я, по глупости или случайности зашедшего на борт корабля. Возможно, еще не понявшего до конца, на что он согласился.
  Но надо дожить.
  ― Ты не прав. Ты должен верить хоть во что-то. Верь хотя бы, что Она тебя ждет. Ты слушаешь, Ты?
  В ответ - все тот же отрешенный шепот. Почти безликий, но живой, живее многих криков, среди которых я жил до полета на станцию.
  ― Слушаю... но, Ты, Тебе не понять...
  ― Нет, я могу понять. И хочу, чтобы Ты понял сам себя. Ты бежишь, но отчего?
  ― А отчего Ты, Космический Вахтер?
  Иногда он меня так называет. Дает некое реальное обозначение, заменившее мое имя.
  Но это не важно.
  Важно то, что я не бегу, а не могу убежать.
  Пока.
  Отсюда.
  И я мог бы все это выплеснуть, разразиться криком, отчаянием и надеждой.
  Но вместо этого тихо произношу:
  ― Мой срок скоро истекает.
  В ответ - тишина. Я представляю, как он поднимается со своей койки, задумчиво бродит по отсеку, рассеяно касаясь рукой стен - желтых или фиолетовых, блестящих или матовых, колючих или скользких. Он обводит вокруг себя взглядом, пытаясь решить, что для него значит эта фраза. Вызывает радость? Грусть? Умиротворение?
  ― У меня остались сутки. Я еще могу успеть послать сигнал. Только не знаю, нужно ли мне это. Нужно ли мне возвращаться в прошлое?
  Хочется резонно возразить, что в прошлое невозможно вернуться, но я не нахожу в себе сил, чтобы проронить хотя бы звук. Кто он - называющий другое пространство плоскостью? Мудрый и усталый от прожитых лет или трусливо убегающий от реальности?
  Но голос, правдивый в своей отрешенности, почему-то наводит меня на размышления, что он идет по своей тропе, правый в своей истине. И это заставляет иной раз меня прикусить язык, задуматься о том, в чем я иногда так категоричен.
  Но все-таки сейчас я не удержался оттого, что бы бросить в безликий мертвенный свет ламп:
  ― Ну, Космический Вахтер, ты мог бы пополнить свою машину новыми книгами...
  Я иногда его тоже так называю - Космический Вахтер...
  
  
  Далекий отблеск звезд...
  Они кого-то греют...
  Они многих греют, но, увы, не меня - пленника станции, лежащей на перекрестье мертвых путей. Они все еще носят названия, хотя и погрязли под слоем пыли забвения. Они даже носят мои названия, хотя о них знаю только я - это мои собственные буквенные и числовые обозначения.
  Но не это главное.
  Я плыву или лечу - в невесомости все едино - и слушаю Его. Я смотрю на бездну над головой, чувствую бездну вокруг себя, и лишь только речь и станция тонкой ниточкой держат меня от бесконечности смерти или...
  Я слушаю. Слушаю боль Его, слушаю страхи Его и перевожу их Ему - тому другому, что долго не решался ответить.
  Я мог бы играть с Ними, но я уже этого не хочу. Я пресытился играми и искусственностью еще там, дома, и поплатился за это.
  Теперь я вне закона, вне общества, вне жизни.
  Хотя последний пункт уже неверен.
  Я был вне жизни, пока не решился стать передатчиком.
  Пока не решился выслушать исповедь Одного и переслать ее Другому. Пока не рискнул передать робкий и запоздалый ответ Другого.
  Правда, все же и здесь я не удержался от игры.
  Я убрал имена и окраску голосов, оставив просто отстраненную спокойную речь, дававшую этим космическим вахтерам с обозначениями Он, Его, Ты, некий оттенок мудрости и усталости.
  Но тона и имена к ним скоро вернутся, если вернутся. Если они вспомнят, как делается улыбка при тоске, как звучит мягкость при гневе.
  Я научил их жить в ритме Вселенной, в незаметном, едва уловимом движении. Они уже давно передают друг другу все так, как хотел я - без имен, спокойно, тихо...
  Не одни, но одинокие ли?
  Я не стал придумывать за них фраз, ибо мне хочется слышать хотя бы отголоски той жизни, что когда-то была. Слишком больно слышать реальную жизнь - бурную, непредсказуемую, прячущуюся за масками, навязанными обществом. Они вернутся, а я нет. Мои сигналы не дойдут до тех, кого я продолжаю любить, и потому я их давно не посылаю.
  Я почти все время дышу в унисон со Вселенной, покоясь на слабом свете ее далеких звезд, ища среди них ту, что была моей.
  Я перевожу. Я передатчик, работающий космическим вахтером, хотя эта вахта никому не нужна.
  Или?
  Или именно она позволяет не сойти с ума тем, кто живет в одной из трех совмещенных станций, находящихся в разных плоскостях, но связанных речью и законами Вселенной?
  Хотелось бы верить...
  Я лежу в бездне и тихо говорю. Говорю сначала Одному слова Другого, затем Другому слова Одного.
  Это не сложно, это даже нравится.
  Нравится слышать и говорить, пусть чужими словами, но о жизни.
  Их много, жизней таких...
  И случайных, и бегущих, и прячущихся, и неожиданных, и тоскливых, и полных надеждой...
  Я мог бы даже писать о них и своей роли. Но вот только пишут те, кто хочет найти читателей.
  А у меня их не будет.
  И потому я продолжаю дежурить на своей вахте рядом со станцией и в станциях.
  Продолжаю говорить, продолжаю переводить слова тех, кто скоро вернутся, тех, кто ждет своих сменщиков с новыми судьбами и жизнями. Новыми чувствами и мыслями, словами и реакциями.
  И я, конечно же, продолжу свое дело.
  Не один и не одинокий...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"