Аннотация: Сначала я избавилась от пианино. Потом раздарила и распродала домашнюю библиотеку. Потом я написала этот рассказ. 12-е место на конкурсе "Блэк Джек"-9. Оптимистическая версия.
С порога было видно, что хозяева квартиры №138 нуждаются в наших услугах. Холл загромождён мебелью, на антресолях тюки и коробки. Лизавета окинула обстановку недобрым взглядом из-под козырька форменной кепки и презрительно изогнула губы. Тимур потоптался на половичке, скинул кроссовки, поочерёдно наступая на задники, поискал тапочки 47-го размера и не нашёл. Снял оранжево-зелёную куртку и попытался пристроить на вешалку, где в несколько слоёв висела одежда. Володя аккуратно вытер ноги, сгрузил с плеча сумку с надписью "Вывоз-сервис" (как обычно, мы изображали работников фирмы, оказывающей услуги по переезду), прислонил к шкафу кипу сложенных картонных коробок и рулон упаковочной плёнки. Достал из сумки тапочки и переобулся.
Первая комната, куда мы заглянули, служила гостиной и кабинетом. Мягкий диван, многоканальная звуковая система, одна стена целиком оклеена видеообоями. В углу компьютерный стол с 3D-монитором.
- Михал Андреевич, можно я этой комнатой займусь? - спросил Тимур.
Тимур учится в техническом ВУЗе и хорошо разбирается в компьютерах. Считает себя даже хакером и по этой причине работает в командной строке. По-моему, это ему неудобно.
Следующая комната оказалась спальней. Широченная кровать под меховым покрывалом, трюмо и шестидверный шкаф-купе. Лизавета прошлась в ботинках по ковру, развернулась, процедила:
- Гнёздышко!
Рабочая одежда на ней сморится странно. Не то чтобы не идёт, Лиза в любом наряде хороша. Просто... такие женщины не работают.
Последняя комната - детская. Шторы с зайчиками и разбросанные игрушки. Тут необходима чуткость. Пока в ребёнке не воспитали потребителя, какой-нибудь медвежонок с оторванной лапой для него ценнее, чем дорогая новая игрушка. Детскую поручаю Володе. Щупленький, с маленьким личиком, изрезанным мелкими морщинками, он сам похож на школьника, которого до старости оставляли на второй год.
А я занялся холлом. Подняв облако пыли, снял с антресолей лыжи, дюжины две обувных коробок, связку обойных рулонов и сложенную детскую коляску. Не думаю я, что они заведут второго ребёнка. А если всё же решатся, то купят новую коляску, потому что эта выцвела и ободралась. Значит, от этой мы их избавим.
Смотрим дальше: старый системный блок, снова обувь, фен и электромясорубка. Деньги и документы. Полуавтоматическая зеркалка и несколько фотоальбомов.
Снимки были старые. Самым поздним - около пятнадцати лет, потом хозяева купили цифровую камеру. Последние плёнки лежат непроявленные. Словно оборвалась история двух человеческих жизней... Да нет, просто теперь она пишется на другой носитель, но мне всё равно стало грустно. Вдруг накатило мучительное ощущение, будто я пришёл в гости к старым знакомым. Обман чувств. Все семейные истории в картинках одинаковы: отдохнули на море, пожарили шашлык, отпраздновали свадьбу и день рождения...
Одетые по-походному юноша и девушка сидят на лесной поляне, на пенке, рядышком. Она, утомлённая переходом, привалилась к его боку. Он тоже устал, но держит спину прямо, точно раму от рюкзака проглотил, и его неуверенная рука, почти не касаясь, обнимает её плечи. А чуть поодаль на траве стоят, прижавшись друг к другу, их рюкзаки: его большой, станковый, и её маленький и мягкий.
Я видел эту фотографию. Но где и когда? Хотелось взять альбом и пойти к Лизе. Знаю, идея хуже некуда. Назовёт сентиментальным дураком и посмеётся.
Оранжево-зелёная рабочая одежда валялась на меховом покрывале. Лиза, прогнув узкую спину и высоко заведя руку, застёгивала молнию на вечернем платье. Её распущенные волосы, светло-русые с золотым отливом, были скручены и переброшены на грудь, чтобы не попали в замок. Обнажилась тонкая шея с ямочкой на затылке, где лежали мягкие светлые завитушки - как подшёрсток у зверька, как волосы у ребёнка. Захотелось дотронуться и погладить. И наверняка получить в ответ насмешливый взгляд и злую улыбку. Я протянул руку - Лиза напряжённо замерла, шёрстка на затылке стала дыбом. Стараясь не касаться кожи, я отогнул воротник платья и взглянул на ярлычок.
- От кутюр, - сказал я. - Не бери его. Хозяйка наверняка потребует возврата.
- Вот и нет. На корову не налезает. Смотри, какую попу отъела! - Лиза стянула с вешалки джинсы и приложила для сравнения к себе. - Ей оно как вечный упрёк. Ну представь: открывает корова шкаф, видит платье, огорчается, садится на диету, сбрасывает два килограмма. Потом неделю празднует, набирает пять килограммов и огорчается пуще прежнего.
Лизавета откинула назад волосы, села перед трюмо, открыла шкатулку и стала примерять кольца.
- Бери только бижутерию, - напомнил я.
- Да знаю.
Тимур раскидывал вещи по двум большим коробкам. На одной маркером написано "Мусор", на другой - "На оцифровку". Туда я бросил фотоальбом - к нескольким флэшкам и лазерным дискам. На базе снимки отсканируют, информацию со старых носителей перепишут, архив выложат в сеть и пошлют владельцу пароль. И, по статистике, тридцать процентов туда заглянет.
- Тимур! Это что такое?
Я извлёк из "мусорной" коробки кейк-бокс с лазерными дисками.
- Да всякая ерунда, - сказал Тимур с преувеличенным безразличием.
- А по-моему, это диски с пиратскими фильмами.
- Ну и что? - с вызовом спросил Тимур. - Они их почти не смотрели! Просто скачали с интернета, чтобы было.
А если хотели посмотреть, то скачивали снова, потому что лень искать нужный диск и старое качество уже не устраивало. Потом информацию стали хранить на "булках", и жильцы купили новый компьютер - с гнездом bulk memory и без лазерного дисковода.
- Ну Михал же Андреевич! - взмолился Тимур. - Не надо никуда докладывать.
- Не буду, - пообещал я, - только выкидывай сам. И очень осмотрительно.
Володя сидел на полу в детской, в окружении коробок и игрушек, и пытался починить сломанный самосвал. В глазах блестели слёзы. Надо бы его отвлечь.
- Перерыв на обед, - объявил я.
Володя безропотно встал и пошёл на кухню.
Я бросил на сковородку котлеты и засыпал макароны в кастрюлю. Володя нашёл в холодильнике заветренный кусочек сыра, твёрдый и блестящий, как пластмасса, и положил на чёрствую горбушку.
- Обед? - радостно спросил Тимур и тоже сделал себе бутерброд: два толстых куска хлеба и между ними полкило колбасы.
- Володя, правила не касаются еды, - в который раз повторил я. - Брось эту гадость и поешь нормально.
- Надо спасать, - виновато сказал Володя.
Он пришёл в наш бизнес, чтобы спасать вещи. Ненужные, бестолковые, поломанные вещи, затерянные в глубоких ящиках и позабытые хозяевами. Он подбирал их, как брошенных щенков, и относил к себе домой, пока его квартира не превращалась в сиротский склад, а потом, в один прекрасный день, запихивал всё в большие мешки и, обливаясь слезами, относил на помойку.
- Питаетесь, - недовольно сказала Лиза.
Тимур смутился и вытащил зубы из бутерброда.
- Лиза, а вы что-нибудь будете?
- Бутерброд с чёрной икрой.
- Э... нет икры.
- Тогда зачем спрашивать? Миша, налей мне зелёного чаю.
Первый раз Тимур пошёл на дело из любопытства. Ему не понравилось, но он остался в игре из-за Лизы. А каковы мотивы Лизы? Клептомания?
В ушах у неё блестели новые серьги. По-моему, серебро.
Моя карьера домушника началась с того, что я не мог продать пианино. Я размещал объявления в интернете: сначала "продам недорого", потом "отдам в хорошие руки". Мне звонили профессиональные грузчики и предлагали вынести пианино за небольшую плату. Неужели детей перестали учить музыке? Нет. Просто дети теперь играли на синтезаторах. Музыка сменила носитель, как душа тело, оставив нам лакированные гробы с белыми костяшками.
Потом изобрели электронную бумагу. Душа литературы покинула книжные полки, и они превратились в колумбарии, полные пыльных останков. Люди, в растерянности или по привычке, продолжали почитать дорогие тела, страдая от соседства с неживым, но избавиться от книг им казалось святотатством. К тому же, это суеверное уважение к усопшим искусственно поддерживалось и беспринципно эксплуатировалось. Коммерческие писатели вкусно описывали, как приятно шелестят страницы, как волнующе пахнет свежий переплёт и как радуются пальцы рельефу букв на обложке. Так, наверно, вавилонские писцы уверяли в своё время, что страница обязана быть тяжела, хрупка и шершава, иначе от чтения никакого удовольствия.
А что можно было сделать? Собрать все книги и - ну, не сжечь, а переработать во что-то хорошее, скажем, в картонные дома для неимущих. Так обвинят же в фашизме и мракобесии. Можно собрать книги и отправить в дремучую сибирскую деревню, где туземцы и тому будут рады. Странно, но многим идея не казалась оскорбительной.
Помню, глядя на ряды книжных корешков, я в отчаянии подумал: хоть бы кто их украл!
В тот год возникла и стремительно набрала популярность активная игра "Кража", что-то вроде "Зарницы" или геокэшинга. Команда проникала в квартиру одного из участников и выносила ненужные вещи. Краденое следовало хранить две недели, потом выбросить или взять себе. В течение этого срока владелец вправе потребовать возврата похищенных вещей, предоставив список с подробным описанием. А если описать некоторую вещь затруднительно, то, стало быть, она не так уж нужна. Выигрывает команда, которая больше награбила и меньше вернула.
Игра оставалась игрой, пока однажды хакеры не взломали сервер "Кражи" и не подменили базы данных. Несколько тысяч посторонних оказались обчищены игроками. И почти никто не возмутился.
В те времена маятник политической моды вновь качнулся от консерватизма к либерализму. Всё чаще звучало отовсюду, в разных вариациях, что законы и обычаи необоснованно стесняют свободу человека. При современном уровне благосостояния многие ограничения теряют смысл. Например, если в скудной древности воровство считалось грехом и преступлением, то в обществе изобилия оно не более опасно и аморально, чем дурная шутка.
Казалось бы, сказанное противоречит догматам экономического либерализма. Либерал-ревизионисты нашли остроумный выход: они провозгласили, что частная собственность священна не всегда, а лишь пока участвует в экономических отношениях. Придя к власти, они легализировали воровство. В самом деле, при таком подходе воровство не мешает играть в экономику, наоборот, действует на неё благотворно, повышая спрос. Потребители тоже счастливы: регулярно избавляемые от плодов страсти к приобретательству, они могут чаще удовлетворять свои потребности.
Ходят слухи, что "Кражу" финансирует крупный капитал.
В гостиной стало пусто и светло. Вещи упакованы в коробки, снесены вниз, и Володя с Тимуром грузят их в фургон.
Лиза стояла, прижавшись к стене, обняв её широко раскинутыми руками. Медленно и нежно, чтобы не повредить матрицу, водила ладонями по видеообоям. Вдруг сказала:
- Расстегни мне молнию.
- Что?
- Я нравлюсь тебе? Нет? - она резко обернулась. Глаза обороняющегося хищника. - А так? - Лиза выдернула серёжку из уха, сорвала и бросила кольцо. - Я знаю, ты любишь без всего.
Диван был обречён: потёртая обивка, продавленные пружины. Скоро Тимур и Володя понесут его в последний путь. Мы с Лизой обняли друг друга и опустились на подушки, словно исполняя последнее желание приговорённого.
Мы с Лизой стояли перед дверью квартиры №27. Железная, с двумя замками - электронным и механическим.
- Миша, можно я открою?
Она достала из сумочки фонарик и связку отмычек. Опустилась на колени, посветила фонариком в замочную скважину. Подняла удивлённое лицо:
- Не заперто? Почему?
- А потому что у меня ничего нет!
Я подхватил Лизу на руки, распахнул дверь и перешагнул через порог. От неожиданности она вскрикнула и толкнула меня в грудь ладонью.
- Ты что делаешь? - спросила сердито и озадаченно. И вдруг уткнулась в меня носом, щекотно и тепло задышала в шею.
Я бережно поставил её на пол и отошёл, открывая обзор.
- Вот это да, - протянула Лиза с уважением.
У меня в квартире не осталось почти ничего.
Сначала я разломал и вынес пианино. Потом избавился от книг. Раздарил, продал за бесценок и выбросил мебель. Чем меньше у меня оставалось, тем свободнее я себя чувствовал. Однажды вещи кончились, но я не мог остановиться. И я стал помогать другим.
Лиза бродила по квартире, открывая двери и одобрительно хмыкая.
- Ничего. И тут ничего. Миша, а зачем тебе такая большая пустая квартира?
- Проблема, - согласился я. - Поменял бы её на меньшую, но что потратить доплату?
Лизавета засмеялась.
- Лиза, - сказал я, - оставайся у меня, а?
- Кровать у тебя хотя бы есть?
- Надувной матрас. Но мы при случае украдём двуспальный.